Вор в законе

Реальность, мiр, в котором живут организованные преступники, безусловно, греховный и преступный. Бог этот мiр не творил, и заповедал не заниматься преступным бизнесом (не убий, не укради, не прелюбы сотвори и пр.). У воров свой закон – понятия, свой язык – феня, свои знаки отличия – наколки, распальцовка. Это как бы отдельный народ с собственным самоназванием (братки). Поэтому естественно и присвоение жителям этого «народа» новых имен (кличек), а отнюдь не только из соображений конспирации.

Писатель

Речь пойдет о художественной литературе. До Эпохи Возрожде-ния ее просто не существовало. Были книги Священного Писания и Священного Предания, святоотеческая, житийная литература, летописание… Во всяком случае, такого, чтобы романист или драматург видел действия вымышленных героев и записывал увиденное, зачастую не будучи в состоянии изменить что-либо в их поступках или словах, – такое тогда и представить никто не мог. (Между тем, мы сейчас хорошо знаем, что бесы – великие мастера по части внутренних (в душе) и внешних спектаклей, концертов и видеофильмов).

Ренессанс явился мощной волной масонских (а точнее, сатанинских) антихристианских революций, которые начиналась «культурной революцией», а завершались свержением монархий. На знаменах этой революционной волны было тогда написано: «Поставим человека на место Бога», и немногие тогда догадывались, что речь идет не об абстрактном общечеловеке, а о том, кто намеревается прийти «во имя свое»[44]. Символом ее вместо Распятого на Древе Крестном Господа Иисуса Христа стал человек, вписанный в пентаграмму (пятиконечную звезду), опять-таки, тот же антитип Христа, т.е. лжемессия. Духовное делание (молитва, трезвение, тесный путь) сменилось душевным: вначале высоконравственным, а затем откровенно низкопробным и безнравственным. Так, на смену храма и литургии пришли театр и спектакль, на смену иконе – картина (вначале из жизни Спасителя, а затем откровенная эротика), на смену высочайшей поэзии тропарей и ирмосов – чувственная рифмованная поэзия о безответном чувстве, которое нельзя назвать ни любовью к Богу, ни любовью во Христе к ближнему. Христианскую добродетель смирения сменили гордость и тщеславие; самоуглубленнную молитву – умение производить впечатление. Сейчас и подавно: высшими добродетелями в обществе объявлены сексуальность вместо телесной чистоты, экуменизм, т.е. духовное прелюбодеяние – вместо верности Христу и чистоты духовной, толерантность – вместо ревности о Бозе.

Художественная литература стала мастерством вымысла. В литературоведении появились идиомы, составленные из антонимов, т.е. из несовместимых слов, имеющих прямо противоположный смысл: такие, например, как «правда вымысла». Это верный признак того, что происходит переворачивание с ног на голову, и левое становится правым. Иными словами, сюжеты романов – это едва ли не первый в истории человечества виртуальный мiр.

Мы знаем, что Господь предостерегал Своих учеников от лжи и чуждой закваски, т.е. чужого духа, не Божиего, не Святого; святые отцы предостерегают нас от мечтательности – это кратчайший путь к прелести. Таким образом, художественная литература – езда не только «в незнаемое», но и в мiр бесовских грез, далеко в сторону от Крестного пути Христова. Едва ли не единственной попыткой перехватить инициативу стало творчество Ф.М.Достоевского и значительная часть русской литературы XVIII – XIX в.в. (я не рассматриваю здесь духовную литературу).

Поэтому и литературные псевдонимы, как соответствующие псевдореальности – имена ложные. Не случайно, одним из первых псевдонимов «масонской культурной революции» стал «Вильям Шекспир», в переводе означающий «потрясающий Копьем», по всей видимости, Копьем Лонгина, которым был прободен Искупитель человечества, погрязшего во грехах. Под этим псевдонимом скрывался один из основателей и столпов масонства лорд Фрэнсис Бэкон.

 

Актер

Если драматург выдает за правду некую ложь, вымысел, то актер должен не только поверить в эту “правду”, но и заставить поверить в нее других (слова учения К.С.Станиславского об актерской сверхзадаче). Для этого он должен «войти в образ» предлагаемого персонажа, т.е., оставив собственную личность, войти в личность другого человека, иногда реального, а чаще всего вымышленного, прожить его жизнь. Сценический герой по сравнению с драматургическим – ложь не только более выпуклая, усиленная, но и приправленная сильными страстями и эмоциями. Артист не мыслим без тщеславия, как невозможен театр без зрителей. Тщеславие – основная (и к тому же очень мощная) движущая сила в творчестве актера. Хотя есть еще одна сила, без которой не возможен талантливый актер – сила, которую обычно называют любовью к театру, к сценическому творчеству. (Не будем сейчас выяснять природу ее).

Если драматург – лжепророк, то актер – лжемессия, уводящий паству в сторону от правды Божией. Не случайно упомянутый выше псевдоним Ф.Бэкона почти совпал (с переменой в английском написании одной буквы) с именем другого Вильяма Шекспира – малограмотного актера театра «Глобус» (а глобус – один из значимых масонских атрибутов).

Настоящий, талантливый актер мысленно «примеряет» на себя чужую душу, особенно, если речь идет о реальном историческом лице. Через имя исторической личности он входит в личность другого человека. В какой-то мере актера можно назвать охотником за чужими душами (если не похитителем их). Если же персонаж вымышленный, он силою своих наблюдательности, опыта и воображения «конструирует» его личность, беря на себя роль Творца.

Как нетрудно понять, «новые» имена актера – имена персонажей сыгранных им ролей.

Безусловно, по сравнению с ними псевдоним писателя – невинная шутка.