ГЛАВА 5. "Ухожу к добрым братьям", - эти странные слова были единственным

 

"Ухожу к добрым братьям", - эти странные слова были единственным

указанием, где искать Яавдай.

Шооран ринулся на восток. Земли Моэртала он обошел по мокрому, а

дальше двигался прямиком, и никто не остановил идущего цэрэга. Лишь у

самой границы, когда понесло с мертвых земель кислой гарью, Шоорана

окликнули:

- Эгей, куда разогнался?

В первое мгновение Шоорана словно ударила волна испуга - попался,

бездарно вляпался в поставленный у границы секрет. Но увидав

благодушные ничего не подозревающие лица Шооран понял, что его

принимают за гонца, принесшего какое-то распоряжение. В самом деле,

ведь не станут же из-за одного бежавшего цэрэга поднимать шум по всей

стране...

- От благородного одонта... Ууртака, - в последнюю секунду Шооран

успел назвать имя другого наместника. Совершенно незачем Моэрталу

знать, где бродит его дезертир.

- Слушаю посланца блистающего одонта, - произнес дюженник уставную

фразу.

- Я ищу женщину, - сказал Шооран. - Молодая, хорошо одета. Ждет

ребенка.

- Такие тут не гуляют, - хохотнул один из солдат. - Граница.

Дюженник, бывший, видимо, педантичным служакой бросил на цэрэга

недовольный взгляд и ответил:

- У меня никто не может пройти. Понимать надо: а вдруг илбэч уйдет

- что тогда?

- Спокойней будет, - заученно сказал Шооран. - Устали за ним

гоняться по всем оройхонам.

Дюженник хотел осадить молокососа, вздумавшего иметь свое мнение,

но вспомнил, что тот ему не подчинен и вообще неясно из-за чего послан

через всю страну, и не стал командирски повышать голос, лишь повторил:

- Здесь никто не пройдет.

- Это здесь, - уточнил Шооран. - А если ближе к аварам?

- Да там мертвая земля! - снова встрял молодой цэрэг. Очевидно он

занимал особое положение, был чьим-то сынком или любимчиком и мог не

обращать внимания на грозные взгляды мелкого начальства. - Кто же

станет лишний оройхон по мертвому тащиться? Там только эта дура

обиженная шастать может...

- Ка-акая дура!? - зарычал дюженник.

Должно быть и особое положение было не безграничным, потому что

юнец струхнул:

- Ну, эта... - забормотал он. - Вы же знаете... Сумасшедшая. Та,

что болтает, будто на западе землю нашла. Она чуть не каждый день на

Торговый оройхон бегает. Землю ищет...

- Кре-етин!.. - взвыл дюженник. - Бовэр тупоголовый! Было же

сказано: ни-ко-го! А ты пропускал!? Да я тебя своими руками в шавар

затолкаю, не посмотрю кто ты там есть. Взялся служить - служи! Кто

тебе позволил пропускать!?

- Она сама! Ей кричишь: стой! - а она хохочет, язык высовывает - и

не останавливается. Ее только копьем можно остановить, а безумных

нельзя убивать, она же к проол-Гую бежит...

- Это ты к проол-Гую бежишь! - прервал дюженник. - Бабьи бредни -

нельзя безумных трогать. Илбэч тоже безумный, что же его не ловить?

Ой-й!.. - дюженник схватился за щеку, скривившись от догадки словно от

зубной боли, - ну, если ты ее упустил... Эгей! - заорал он остальным

цэрэгам, стоящим у поребрика. - Жугчил - за резервом, остальные - марш

на Торговый! Перехватить сумасшедшую бабу и привести.

- Я с ними, - быстро сказал Шооран.

- Ну, нет, - охранник поднял копье. - Хватит уже, напропускались.

Будешь ждать здесь. А ты - дюженник кивнул молодому цэрэгу - пойдешь.

Окажется там эта беременная - доставишь. И чтоб говорил с ней

почтительно. Ясно? - дюженник замолк, потом проворчал, обращаясь не то

к самому себе не то к Шоорану: - Знаю я этих беременных красавиц.

Сперва велят за ней гоняться, словно за туккой а потом она снова в

чести а ты как в нойте выкупан... Бабам губки дайте, чтобы не

задохнулись! - заорал он вслед уходящим.

Подошла резервная полудюжина. Командир велел занять позицию, особо

сказал про Яавдай. Сам остался возле Шоорана, откровенно следя за

странным гонцом. Шооран был уже не рад что затеял это дело. Ясно, что

Яавдай ему не отдадут, дюженник отправит ее к Ууртаку или, что вернее,

к своему одонту. Значит придется отбивать Яавдай по пути.

Время не двигалось. Шооран нервно ходил взад-вперед, чувствуя, как

поворачивается вслед за ним копье дюженника. Желтые утренние облака

сменились серебряными, дневными. К цэрэгам подошла смена. Посланные не

возвращались.

- Пошли на сухое, все равно ее туда приведут, - предложил

дюженник.

Шооран отрицательно покачал головой.

Но вот в клубах дыма показались движущиеся фигуры. Шооран напряг

зрение, пересчитал идущих. Пятеро. Четверо - посланные цэрэги, а

пятый?.. Группа скрылась за костяным валом и через минуту появилась

совсем рядом. Яавдай среди идущих не было. Цэрэги вели безумную

Нарвай.

Раз в жизни, много лет назад Шооран видел пляшущую маску этого

лица и все же узнал ее сразу, хотя женщина-старуха когда-то так

напугавшая его, превратилась с тех пор в настоящую развалину. А ведь

ей немногим больше трех дюжин лет...

Руки сумасшедшей были связаны за спиной, но губку с лица она

сумела сбросить и словно не замечала что вдыхает ядовитый дым.

- Ха! Сколько вас тут! - закричала она издали. - Я знаю, кто вас

послал. Скажите ему, что я не пойду за него замуж. Я давно вышла за

другого. Мой муженек - он такой красавчик, у него так много рук... Ха!

Вы никогда не догадаетесь, кто он такой. А своему вану передайте, что

я плюю на него!

- Что ты там делала? - потребовал ответа дюженник.

- Ходила к своему муженьку, моему дорогому муженьку, жаловаться на

злого вана...

- Чавгу она рыла, - сказал один из цэрэгов.

- Там женщина молодая была? - спросил из-за спин Шооран.

- Была! Молодая, раскрасавица, лапушка-умница, моя милочка Нарвай

там была!.. Ха! Вы зачем меня сюда притащили? Я скажу своему мужу, он

сильный, он вас накажет.

- Нет там никого, - повернулся к Шоорану молодой цэрэг. - Мы все

обшарили. Следов полно, но все нойтом заплыли, не поймешь - чьи. Если

и была какая-то баба, то дальше ушла. А дальше ее уже не взять, там

старейшины.

- Красотулечка была! Пампушка сладенькая!

- Хватит! - сказал дюженник. - Будет тебе пампушка. Скажи, это

правда, что землю на западе ты нашла?

- Чего мне врать-то? Я мимо аваров побежала и нашла. Ха! Я всегда

мимо аваров быстро бегаю. Поэтому и нашла. И еще найду.

- Ты там никого не видела? - допытывался дюженник. - Ну, кто эту

землю сделал...

- Как - кто? - удивилась Нарвай. - Я сделала. Быстро-быстро

побежала - и сделала.

- Вот как?.. - побледневший дюженник обвел собравшихся страшными

глазами. - Всем молчать! Убью, кто проболтается. Ты не врешь? -

повернулся он к безумной.

- Не-е!.. - вдохновенно тянула Нарвай. - Я столько земли сделала!

Многорукий мне говорит: не делай, - а я его обману - и сделаю. Жены

всегда мужей обманывают.

- Все сходится, - прошептал стоящий рядом с Шоораном цэрэг.

- А сейчас можешь? - спросил дюженник, указывая на исходящий паром

далайн. - Прямо здесь оройхон построить? А?..

- Могу! - описав широкий жест рукой Нарвай шагнула вперед и вдруг

уселась в нойт. - Это что же выходит? - жалобно сказала она. - Значит

- я илбэч? Значит, я сейчас умру?

- Ну?.. - поторопил дюженник.

- Умру, - утверждающе произнесла сумасшедшая. - Уже умерла. Все.

Лицо ее резко осунулось, глаза закатились. Нарвай повалилась

набок, дюженник подхватил ее, не дав упасть.

- Воды!

Кто-то протянул флягу, подкрашенная вином вода, размывая грязь,

потекла по подбородку.

- Никак действительно померла, - растерянно сказал дюженник.

- Вот оно, проклятие проол-Гуя, - произнес кто-то. - Конец илбэчу.

Зря ловили.

Шооран повернулся, пошел к тропе.

- Эгей! - окликнул его дюженник. Шооран остановился, но дюженник

махнул рукой, - Ладно, теперь уже все равно.

Пройдя несколько оройхонов, Шооран устроил привал. Не обращая

внимания на испуганный и ненавидящий взгляд владельца земли, уселся

под деревом, сорвал созревший плод. Достал и расстелил на коленях

карту. Вот она - земля добрых братьев, о которой столько рассказывают,

но которой никто не видал. До нее совсем близко, если прямиком через

далайн. А так, впереди два перехода по мертвым землям, и государство

старейшин о котором тоже много болтают. Но он-то знает, что возле

креста Тэнгэра жизнь не украшена цветами. Вряд ли со времен Энжина

страна сильно изменилась, а это значит, что скорее всего Яавдай не

сможет пересечь ее.

Шооран ухватил себя двумя руками за волосы и со злобой дернул,

отгоняя выплывшую мысль, что красивая девушка с Торгового оройхона

могла быть таким же бредом покойной Нарвай как и ее муж, и дар илбэча.

Нет этого не может быть. Яавдай никогда не говорила просто так. Раз

она сказала, что пойдет к добрым братьям значит туда она и пойдет

через чужие страны и мертвые земли. Значит, там ее и надо искать. Он

пойдет за ней туда не кружным, а самым прямым хотя и самым опасным

путем.

Шооран криво усмехнулся. Завтра вся страна узнает о смерти илбэча.

Это сообщение будет почти правдой. Илбэч действительно исчезнет.

Надолго, а может быть и навсегда.

 

X x x

 

Днем раскаленные туши аваров кажутся черными, а ночью, когда

гаснет небесный туман, они начинают светиться изнутри ничего не

освещающим обманным светом. Можно влететь в раскаленный камень лицом,

думая, что до него еще дюжина шагов. Особенно тяжело на мертвой земле,

где черные клубы дыма прячут, заставляют дрожать и делают схожими

багровые пятна аваров и лиловое свечение далайна. Горы отбросов тоже

излучают гнилостное сияние. Намеки, пятна, мазки света повсюду, но при

этом ничего не видно, и уже не знаешь - движешься ты куда-то или

словно подбитая тукка кружишь на одном месте, бессмысленно размешивая

горячий нойт. И дым, дым, бесконечный дым... Режущий глаза,

раздирающий горло. Но нельзя ни закашляться, ни обрушить случайно кучу

истлевшей кости, ни ступить слишком громко, потому что, может быть в

двух шагах этот кошмар кончается, и там тебя ждут враги.

Шооран присел на корточки, прикрыл глаза. Вокруг ничего не

изменилось, даже пятна призрачного на грани видимости света продолжали

качаться перед ним. Воздух с трудом проходил через влажную губку, но

сама губка пахла уже не соком похищенного туйвана, а горелым нойтом. С

минуту Шооран убеждал себя, что отдыхает, потом выпрямился и открыл

глаза. И открывать их, и закрывать было одинаково больно. Жгло

невыносимо, и стоило немалых усилий не начать тереть воспаленные веки

перемазанными нойтом руками.

Минутной передышки оказалось достаточно, чтобы полностью потерять

направление, но к этому Шооран был готов. Он наклонился, нащупал

лежащую пику, определил, куда она указывает, и осторожно сделал

несколько шагов. Под ногами захрустело, на колени хлынул поток

какой-то мерзости. Опираясь на пику и высоко поднимая ноги, Шооран

шагнул еще раз. Ему казалось, что одно из пятен светится определенней

других. Скорее всего, это обман, но может быть, там кончается огненное

болото, стоят посты, и тлеет в запальном костре высушенный возле

аваров хохиур. Гадостный дым тлеющего хохиура не много прибавляет к

запахам мертвых болот, зато под рукой всегда огонь и в любую минуту

можно зажечь факел или фитиль ухэра.

Черная масса когда-то построенного им оройхона ощутимо нависала

справа. Конец огненного болота был совсем близко. Проверяя дорогу,

Шооран ткнул пикой перед собой. Там немедленно что-то повалилось. В

ночной тишине шум показался оглушительным и слышным за много

оройхонов.

- Да что там бесперечь гремит? - раздался голос. - Ну-ка, запали

факел...

Шооран, не раздумывая, упал в лужу. Неподалеку вспыхнул огонь.

Фигура с факелом в руках поднялась на поребрик, всматриваясь в ночной

ад горящего болота.

- Ничего тут нет. Срань всякая осыпается, плохо накидали.

"Так, значит, остановивший его завал насыпан специально, чтобы

никто не мог подойти незамеченным!"

Шооран лежал, вжавшись в грязь, и молился, чтобы панцирь и кожаные

штаны выдержали и не пропустили к телу нойт.

К фигуре на поребрике присоединилась вторая.

- Да точно, нет ничего. Тут и днем-то не пройти... - говоривший

закашлялся. - Вот гнусь, а? Сами себя загнали в дыру и сами себя

караулим. И чего прежде не жилось?.. Понеслись, словно взбесившаяся

тукка. Новые земли! Вот и карауль теперь.

- Говорят, Мунаг на совете предупреждал что так будет. За это его

ван в шавар и отправил.

- Это Хооргон-то ван? Дурак он вымокший, а не ван. Всех обошел,

тварь шаварная. Надо, пока не поздно, с настоящим ваном мириться.

Принесем повинную, Хооргона головой выдадим и будем жить как на

алдан-тэсэге...

- Самого тебя головой выдадут, - перебил второй стражник.

Он повернулся и спрыгнул с поребрика в темноту. Первый последовал

за ним. Голоса сразу стали глуше, почти ничего нельзя было разобрать:

-...совсем не может... подумай - на двух оройхонах и ван, и

одонт... Затравят, как жирха в норке - не отвоняется...

Едва дождавшись, чтобы голоса стихли Шооран приподнялся и пополз

вдоль насыпи, прочь от далайна. Направление он теперь знал. Запах гари

усилился, в лицо пахнуло жаром. Через минуту ладони даже сквозь

толстые рукавицы почувствовали огонь аваров. Не останавливаясь, Шооран

пополз в самое пекло. Затрещал хитин панциря, смрадно закурилась кожа

рукавиц и башмаков. Горелая окалина шелушилась на раскаленной

поверхности, дважды Шооран не мог удержаться и съезжал вниз, оставляя

на аварах клочья тлеющей одежды. Но зато здесь явно никого не могло

быть, и Шооран рвался вперед, почти не скрываясь, уверенный, что никто

не различит его силуэт на фоне огненных камней. Выдать его мог только

шум, но вокруг все было сглажено огнем, и нечему было падать.

Скатившись с аваров по ту сторону преградившей путь баррикады

Шооран скинул рукавицы, с трудом сдерживая крик, сорвал раскаленный и

во многих местах треснувший панцирь. Нестерпимо жгло ноги, жар

пробрался сквозь многослойную подметку и теперь, когда граница была

уже позади, казалось, будто он стоит на аваре босыми ногами. О том,

чтобы снять башмаки и идти босиком, не могло быть и речи - перед ним

лежал бесконечно длинный мокрый оройхон.

Приплясывая от боли, Шооран двинулся в путь. Испорченные рукавицы

он зашвырнул на авары, а обломки панциря тащил с собой. Оставлять их

на виду значило во всеуслышание объявить о своем приходе. Панцирь надо

закинуть в шавар - мелкозубые жирхи быстро сгрызут подарок.

Рассвет застал Шоорана довольно далеко от границы. На сухое Шооран

выходить не стал: давно минуло то время, когда он мог гулять в этих

местах, зная, что никого не встретит. Теперь оба оройхона - и

стариков, и его - заселены почти так же густо, как и благословенные

земли вана.

Шооран обогнул сухие оройхоны так, чтобы оказаться ближе к своему

бывшему дому, где оставался скрытый в "дороге тукки" тайник.

Отправляться дальше в чем был Шоорану очень не хотелось. После

путешествия через кипящие болота и бега по аварам от экипировки и

щеголеватой внешности юного цэрэга не осталось ничего. Пику Шооран

потерял в завале, рукавицы сжег. Ароматическая губка пропиталась

вонью, и Шооран ее выкинул. Боевые башмаки, в которых можно

безбоязненно ходить по шавару, в один день прогорели чуть не до дыр.

Нарядный, тонкой кожи жанч лохмотьями сползал с плеч, а то что прежде

называлось панцирем, теперь надо выбрасывать. Если добавить к этому

ошпаренные и перемазанные лицо и руки, воспаленные глаза, спутанные в

колтун волосы, то ясно, что Шооран вполне мог соперничать по части

внешнего вида с покойницей Нарвай. Но все же, он сумел незаметно

ускользнуть из владений вана сюда, где никто не ожидает илбэча и не

собирается его ловить.

Оглядев себя, Шооран направился к шавару. От подозрительных

остатков брони надо было избавляться. Возле шавара он увидел дверь.

Костяная плита, склеенная из панцирей множества рыб висела на

волосяных петлях закрывая вход. Шооран не сразу понял, что это и

зачем. Потянул плиту на себя. Она послушно повернулась, открыв тьму

шавара.

Место казни! Интересно, сколько людей успел за свое короткое

правление отправить сюда толстощекий повелитель?

Шооран захлопнул дверь, потом снова приоткрыл ее и бросил доспех.

В темноте плеснуло.

День Шооран провел, забившись в заросли хохиура и надеясь, что

никто не обратит внимания на незнакомого сборщика харваха. Вообще, с

приходом дня на мокром появилось довольно много людей: хохиур был

изрядно потоптан, чавга выбрана. Видать не сытно жилось народу под

крепкой рукой Хооргона.

С наступлением темноты Шооран прокрался на сухое. Здесь тоже все

изменилось. Дикие прежде поля приведены в порядок, хлеб выкошен,

повсюду тянутся ограды из колючей кости. Шооран с тревогой подумал,

что его тайник могли и найти. Хотя, не так много времени прошло, вряд

ли новые хозяева начали всерьез перестраивать алдан-шавар, а без этого

отыскать замаскированные ходы можно только случайно.

Шооран обогнул несколько заборчиков и, оказавшись на склоне

суурь-тэсэга возле небольшого, но вовсю плодоносящего туйвана начал

ползать по земле, отыскивая заложенный камнями потайной ход. Наконец,

один из валунов уступил нажиму, но расчистить дорогу Шооран не успел.

Кто-то навалился на него сзади, принялся выкручивать руки, шипя:

- Попался, ворюга!

Шооран рванулся, но противник был явно сильнее.

- Я те покажу - воровать! - мощный удар обрушился на затылок.

От боли в глазах полыхнули цветные огни, но все же Шооран

почувствовал, как прижавший его к земле человек замахивается снова, и

успел отдернуть голову. Второй удар тяжелого кулака пришелся в камень.

Враг взвыл и ослабил хватку. Шооран, не пытаясь освободить зажатую

руку вывернулся и ударил назад каблуком. Очевидно, в пятке еще

оставались иглы, потому что вой сменился чем-то напоминающим хриплый

визг. Шоорану пришлось ударом ладони по горлу лишить противника

голоса, иначе он переполошил бы весь оройхон. Теперь уже Шооран, почти

не встречая сопротивления, заломил нападавшему руки и связал их

веревкой, которую тот предусмотрительно приготовил для Шоорана.

Пленник хрипел.

- Не умеешь драться - нечего кулаками махать, - нравоучительно

сказал Шооран.

Он оттащил связанного под навес, из-под которого сторож выскочил

минуту назад, опустил полог, отыскал плошку с вонючим салом жирха и

зажег огонь. При дрожащем свете коптилки рассмотрел противника. Перед

ним лежал Боройгал. Тот самый Боройгал, о силе которого ходили по

Свободному оройхону легенды.

- А драться не умеешь - с удовольствием повторил Шооран и,

предугадав намерение пленника, предупредил: - Только пикни! Убью.

Боройгал хлюпнул носом и затих.

- Рассказывай, - предложил Шооран.

- О чем? - с готовностью отозвался бывший осведомитель.

Шоорана он не узнавал, да и странно было бы узнать мальчишку,

которого видел почти девять лет назад.

- Обо всем что у вас творится. А для начала - что произошло у

Хооргона с рыжим Мунагом...

 

X x x

 

Тайник оказался цел. Шооран переоделся во все новое, выбрал

гарпун, приготовил губку и прозрачную маску, чтобы защитить глаза от

дыма. Погрыз сушеного наыса и туйвана; немного взял с собой. Можно

было уходить, но Шооран не торопился. Рассказ Боройгала наполнил его

холодной спокойной яростью. Прежде надо наказать Хооргона.

Шооран пробрался "ходом Тукки" разобрал сооруженную им самим

стенку и спрыгнул в коридор алдан-шавара. Спустился в освещенный

слизнями нижний ярус. По ночам здесь никого не бывало, разве что в

первую неделю после мягмара продолжали работать переборщицы. Хооргон

жил в пещерах соседнего суурь-тэсэга, но это не смущало Шоорана,

излазавшего и помнившего здесь каждый закоулок. "Беглый камень",

освобожденный от подпорок, мягко качнулся, открывая проход. Шооран со

светящимся слизнем в руке шагнул туда. Вокруг было темно, и это

казалось непонятным - в нижнем ярусе не должно быть темноты. Но потом

он увидел ряды костяных сундуков, и все понял. Он, не приложив почти

никаких усилий, попал прямиком в сокровищницу новоявленного вана.

Здесь были перламутровые ларчики с жемчужинами, резные украшения

из белой черной и желтой кости, тонкие веточки хрустальной губки, что

очень редко находят на берегу. На отдельных столиках разложены

кремниевые ножи отполированные до зеркального блеска и такие острые,

что ими можно бриться. На самом видном месте, на покрытой тонким

полотном стене висел убранный жемчугом доспех из кости черного уулгуя.

Радужные диски искрились даже от тусклого свечения слизня, доспех

невольно притягивал взгляд. Шооран подошел, провел кончиками пальцев

по полированным кругам. В сокровищнице было жарко, но волнистая, с

мелкими насечками резьбы кость оставалась прохладной и казалась живой.

Рядом на стене висел праздничный талх расшитый дисками бледного

уулгуя, а вокруг - полный набор женских украшений. Казалось, перед

Шоораном стоят в полумраке одонт в парадном облачении и его любимая

жена.

Шооран вздохнул. Нет, он не возьмет себе это чудо, он ничего не

возьмет здесь. Он пришел за другим.

Полого поднимающийся проход, по которому прежде Шооран попадал

сюда оказался заложен каменными плитами, зато рядом наверх круто

поднималась лестница. Здесь дорогу преграждала дверь, небольшая но,

должно быть, очень тяжелая. Шооран осмотрел замок. Снаружи дверь можно

было открыть только специальным хитро выточенным ключом, но изнутри

оказалось достаточным отжать защелку и отодвинуть засов. Шооран,

пригнувшись, шагнул в дверь.

Прежде старик хранил тут припасы, потому что эта комната не только

была сухой, но и хорошо проветривалась. Теперь все вокруг разительно

переменилось. Стены обиты замшей и задрапированы тонкими тканями. В

вычурном светильнике, полном благовонной смолы, плавает горящий

фитиль. Отверстия под потолком забраны решетками, а проход, прежде

завешенный шкурой, теперь обработан каменотесами, врезавшими овальную

костяную дверь. Ровно посредине помещения стояла широчайшая кровать, и

на ней в волнах тонкой материи спал его недруг - толстощекий Хооргон.

Шооран потянул из-за пояса нож, но внезапно остановился. Дерзкая

мысль пришла ему в голову. Вместо ножа Шооран достал липкий бинт,

каким приматывал к лицу губку и быстрым движением заклеил Хооргону

рот. Хооргон попытался всхрапнуть, заперхал сквозь нос и сел на

постели.

- Тихо!.. - прошипел Шооран, заламывая Хооргону руки и связывая их

обрывком простыни.

Юный государь даже не пытался вырваться, лишь мычал сквозь

повязку. Шооран несильно ударил, мычание прекратилось.

- Идем! - Шооран тряхнул толстощекого за шиворот, заставив, словно

в детстве, подняться.

Хооргон очумело вертел головой и ничего не понимал. Шоорану

пришлось вытащить нож и поднести его к лицу пленника. Хооргон вновь

замычал разбитым носом, но покорно встал. Нелепое - широкое и страшно

длинное одеяние свисало с его фигуры. Казалось, государь переодет

женщиной.

Хооргон привычным и потому особо неуместным движением сунул ноги в

мягкую обувку и зашлепал вперед, подталкиваемый Шоораном. Они

спустились в сокровищницу - наложив засов, Шооран сразу почувствовал

себя спокойнее - прошли сквозь стену у "беглого камня". Хооргон не

сопротивлялся и вообще вряд ли сознавал, что происходит. Лишь у

"дороги тукки", когда Шооран остановился, чтобы уложить на место

вынутый камень, Хооргон вдруг быстро пополз вперед, а схваченный за

ногу слабо попытался лягаться.

Они выползли из-под земли возле туйвана, и Шооран завалил ход

обломком плиты. Где-то неподалеку лежал запеленутый в навес Боройгал.

Утром, если он не задохнется, его найдет одна из жен, и Боройгал,

сорвав злобу на беззащитной женщине, будет остаток жизни молчать об

этой истории. Кому охота рассказывать о своем позоре, а может быть, и

отвечать за то, что упустил вражеского лазутчика?

"Пусть бы задохнулся. - подумал Шооран. - Ведь это он выгнал нас

со Свободного оройхона..."

Подгоняя Хооргона, он двинулся по тропе к границе. Колючие заборы

по сторонам были нашпигованы всякой бренчащей дрянью, чтобы вор,

полезший на чужое поле, немедленно обнаружил себя, но Хооргон или не

знал об этом, либо побоялся воспользоваться удобным случаем поднять

тревогу. Ведь для этого ему пришлось бы прыгать в костяной заслон, а

там случались и отравленные колючки. К тому же, Шооран был настороже.

Через несколько минут они достигли поребрика. Здесь Хооргон было

заупрямился и не хотел идти дальше. Шооран пихнул пленника коленом, но

тут же поддержал не дав прежде времени упасть в грязь. Хооргон, сразу

сдавшись, зачавкал туфлями по болоту.

Небо начинало желтеть, серыми тенями обозначились тэсэги, стало

можно идти без света. Шооран бросил истощенного слизня, подтолкнул

Хооргона:

- Давай живей!

К свету они добрались до шавара. Шооран остановил Хооргона,

взглянул на его зеленое лицо и не испытал ничего, кроме отвращения.

Шооран освободил Хооргону руки, содрал с лица бинт. Потом предложил:

- Если хочешь, можешь кричать. Все равно никто не услышит.

Хооргон не отвечал, лишь трясся крупной дрожью.

- Знаешь, почему ты здесь? - спросил Шооран. - Из-за давней

мальчишеской глупости. Ты тогда нажаловался своему папаше-одонту, и

это стоило жизни моей матери. Кроме того, ты видишь этот нож? Может

быть, ты даже помнишь его? Однажды я уже щекотал им твое горло. Так

вот, этот нож подарил мне Мунаг, тот самый, которого ты отправил в

шавар. Не так много было людей, которые относились ко мне по-доброму,

поэтому ты ответишь и за Мунага. Я ведь предупреждал, чтобы ты не

попадался на моем пути. Теперь придется выполнять детские обещания.

Вот вход в шавар. Ты сам приказал поставить здесь дверь. Ты войдешь, и

я запру ее. Выход с другого конца - свободен. Ты любил говорить, что

даешь осужденным шанс, так воспользуйся им сам.

- Не надо!.. - просипел Хооргон. - Я никогда больше... никогда!..

Шооран ударил его и, втолкнув в темноту, захлопнул дверь. От

толчка Хооргон сделал неловкий шаг и разом провалился по колени в

липкую жижу. Голые ноги обожгло незнакомой болью.

- Пу-устите-е!.. - заблеял Хооргон, толкаясь в запертую дверь.

Кто-то впился в лодыжку начал кусать торопливо и жадно, а из тьмы

протянулось тонкое и упругое, принялось по-хозяйски ощупывать его,

поворачивая. Хооргон дернулся и закричал. Кричал он не долго.

 

X x x

 

Ночь мести кончилась. С минуты на минуту в алдан-шаваре могли

хватиться Хооргона, и неизвестно, что тогда будет. Пора уходить.

Шооран вновь был полностью экипирован, из старого снаряжения уцелел

лишь нож и надетая под жанч кольчуга. Тонкая и шелковистая, она была

не тяжелее цамца. Теперь, хотя Шооран вновь шел в мертвые земли, ему

не надо было ползти на брюхе, поскольку тот край никем не охранялся.

Значит, там будет легче или, по крайней мере, одежда изорвется не так

быстро.

Шооран шел на север, куда четыре года назад ушел старик. "Возможно

когда-нибудь ты поймешь, почему я пошел именно туда, - сказал он перед

уходом, - хотя лучше, чтобы ты этого так и не понял." Милый славный

Энжин, не так трудно угадать твою мысль. Ты начал строить эту дорогу,

чтобы когда-нибудь новый илбэч, если ему станет невмоготу жить, мог

уйти по ней от людей, построить себе безопасный приют и прозябать там

одному, вдалеке ото всех, как прозябал ты сам. Спасибо тебе, старик,

только новый илбэч пойдет по твоей дороге не от людей, а к людям,

вернее, к единственному человеку, который ему нужен.

От Боройгала Шооран знал, что вдоль стены тянется два мертвых

оройхона. Значит, старик успел тогда выстроить еще один. На эти

оройхоны люди не совались, когда страна только заселялась туда были

посланы разведчики, но с тех пор там никто не бывал. Страна еще не

слишком перенаселена, пройдет не меньше дюжины лет, прежде чем первые

неудачники будут оттеснены туда на верную смерть. Значит, там можно

безопасно строить. Не в этом ли объяснение тому, что илбэчи былых

времен тоже двигались в основном вдоль стены Тэнгэра?

Бессонная ночь и два кряду перехода через мертвые земли, казалось,

лишь вдохнули в Шоорана новые силы. Он сразу понял, что ничего не

забыл и ничему не разучился. Теперь уже не старику, а ему навстречу

рванулось чистое пламя новорожденных аваров, и Шооран, не слишком даже

понимая, с ним это происходит или с кем-то из легендарных героев,

освобожденно засмеялся и пошел дальше по чистому, незагаженному еще

оройхону. И вновь увидел изъеденную волнами стену Тэнгэра, и снова

авары второго за день оройхона не пустили его к ней. Лишь тогда

энергия покинула Шоорана, и он, надрывая в кашле обожженную грудь,

потащился назад.

Ночевать надо было на сухом, разбуженный проол-Гуй мог явиться и

среди ночи, но на сухом сейчас, должно быть, изрядный переполох, если,

конечно, приближенные Хооргона сочли нужным во всеуслышание объявлять

об исчезновении царя. Шооран пробрался по сухой полосе, уже изрядно

заселенной, на угловой оройхон. На пятачке свободной земли, зажатой с

двух сторон аварами, находились владения сушильщиков. Но сами мастера,

как и обещал покойный Пуиртал, жили в алдан-шаваре, так что в большой

палатке, где хранился их инструмент, никого не было. Шооран завернулся

в жанч и улегся на землю, неподалеку от навеса. Он чувствовал себя в

полной безопасности и даже думал не о трудных делах последних дней, а

о каких-то совершенно отвлеченных вещах: Здесь земля всегда горячая,

потому что рядом авары, на мокром всегда холодная потому что рядом

далайн. Но почему она всегда теплая на сухом? Даже там, где далеко и

от границы, и от далайна. Если тепло есть свойство земли, то почему

она остывает в горсти? Разрешить загадку Шооран не успел, провалившись

в сон.

Проснулся от того, что кто-то осторожно толкнул его. Рядом с

Шоораном стоял высокий худой человек. По воспаленным глазам,

отрешенному выражению ошпаренного красного лица и особенно по

вкрадчивым, словно нечеловеческим движениям в нем сразу можно было

узнать сушильщика.

- Что ты здесь делаешь? - спросил сушильщик.

- Сплю, - ответил Шооран. - Но я сейчас уйду.

Шооран не испугался незнакомца и даже ничуть не был встревожен.

Это Хооргон, наученный горьким опытом отца, мог изменить отношение к

презираемой профессии, сами сушильщики измениться не могли. Они

слишком близко ходили около смерти, чтобы доносить на кого-нибудь или

кого-нибудь бояться.

- Пойдешь туда? - спросил сушильщик, указывая пальцем.

- Да, - ответил Шооран.

- Встретишь проол-Гуя, передай, что сушильщик Койцог всегда помнит

о нем.

- Хорошо.

Шооран поднял пустую корзину из-под харваха и, пряча лицо, пошел

через просыпающуюся сухую полосу.

До края мертвой земли Шооран добрался довольно просто. Нойт уже

вовсю горел на аварах, но далайн еще не успел накидать сколько-нибудь

мощного вала падали, и идти было не слишком трудно. Изгрызенная

временем стена крошилась перед ним, но Шооран не стал тянуть дорогу

вдоль нее. Сначала надо создать опорный пункт, место, где можно

переждать беду и переночевать. Ведь немыслимо каждый день проходить

все более страшный путь, да и сколько еще надеяться на везение, ночуя

среди людей? Юбилейный, двенадцатый оройхон уже не был пограничным, он

шел к середине далайна. Шооран начал создавать новую страну, которой

пока еще не было названия. Эта задержка рушила все планы, ведь Шооран

сгоряча хотел, строя по два оройхона в день, добраться в страну добрых

братьев к началу мягмара. Но ничего, зато теперь им с Яавдай будет где

жить.

Тем не менее, он твердо намеревался ставить по два оройхона в

день. Теперь дар илбэча был для него не чудом, а инструментом,

создание земли - не подвигом, а работой. Бесконечно трудной, далеко за

пределами человеческих возможностей, но все же работой. И закончив

этот оройхон, так похожий на Торговый, что в припадке безумия сотворил

его предшественник, Шооран упорно двинулся дальше. Следующий остров

должен был стать пограничным и еще на двойную дюжину шагов приблизить

его к цели.

Стена Тэнгэра в этом месте была поражена особенно глубоко, и на

мгновение Шоорану показалось, что она рухнет прямо сейчас прежде, чем

он закончит работу. Он спешно поднял руки, ловя в душе ноту страсти и

труда. Оройхон рождался мучительно, словно далайн именно сейчас решил

дать противнику бой и сопротивлялся каждой каплей. И все же, Шооран

вытягивал остров из небытия. Поднимались суурь-тэсэги, затвердевала

почва, казалось, еще миг, и он сможет расслабиться, выдохнуть

воздух... но тут страшный удар настиг все чувства. Оройхон, почти уже

законченный, качнулся, словно брошенный в ручей лепесток. С грохотом

рушились холмы, трескалась твердь, и сквозь камень, землю и кипящую

пену рванулся на свет вовремя успевший к расправе проол-Гуй.

Кажется, Шооран кричал. Крика не было слышно за шумом жидкости и

треском разрушения. Бежать Шооран не пытался, он лишь отползал, лежа

на спине и не сводя глаз с проол-Гуя, который так легко уничтожал его

труд. Бежать было поздно, да и некуда. Оставалось играть со смертью в

пятнашки, надеясь человеческими силами переиграть чудовищного бога.

Несколько мгновений, минут или лет - Шооран не мог сказать точно -

проол-Гуй раздумывал, качая вздетыми под облака руками, а затем

ринулся на пограничный, огненный оройхон.

То, о чем рассказывал когда-то старик ныне творилось перед его

глазами. Туча дыма поднялась, достигнув небесного свода. Визжал пар,

бухали, лопаясь, авары, клокотала лава и ледяная кровь чудовища. И

лишь сам проол-Гуй молчал, целеустремленно и бессмысленно швыряя себя

в огонь. Шооран кинулся было в дальний конец оройхона, где не так

сильно душил дым, но вовремя остановился, сообразив, что там проол-Гуй

легко достанет его, если вдруг сползет обратно в далайн. И

действительно, Многорукий нырнул шумно, словно разом выпалила дюжина

дюжин ухэров, и тут же принялся штурмовать соседний оройхон. Шооран,

спотыкаясь, перебежал на огненную сторону, где все кипело и трещало,

сгорая. проол-Гуй рванулся следом, остановился лишь у самого поребрика

и, гипнотизируя, выкатил разом полдюжины глаз. Один из глаз был меньше

других и, кажется, слеп.

- Ты мало получил в прошлый раз?! - неслышно крикнул Шооран. -

Могу добавить еще!

Он швырнул гарпун. Острое орудие бесследно кануло в

прозрачно-зеленоватом теле.

Оскальзываясь в лужах крови и нойта, Шооран побежал вдоль

поребрика. Он знал, что не сможет убежать, что Многорукий легко

перехватит его там, но все же бежал. проол-Гуй перелился через

оройхон, вздыбив далайн, рухнул вниз и снова, на этот раз с другой

стороны пополз на ав