Глава II. «Слово о законе и Благодати» митрополита Илариона как духовное начало русской литературы

Русская литература одна из древнейших в Европе. Она возникла раньше английской, немецкой, французской литератур. Этот факт уже сам по себе дает основания усомниться в верности безаппеляционного суждения об исторической и культурной отсталости России от «цивилизационного» Запада, задуматься о специфике (своеобразии) путей становления и развития русской духовности.

Хронологически точно определить начало русской литературы, назвать дату создания самого первого ее памятника, по-видимому, уже невозможно. Драматично, даже трагично складывалась более чем тысячелетняя история Руси – России: княжеские усобицы и татаро-монгольское иго, шведско-польская интервенция, наполеоновское нашествие, братоубийственная гражданская война.… Горели, разрушались, приходили в запустение очаги русской культуры – монастыри, храмы, дворянские усадьбы. Было утрачено огромное количество рукописей и старых печатных книг. Вспомним хотя бы сгоревшую в огне московского пожара 1812 года рукопись с текстом величайшего памятника литературы Древней Руси «Слова о полку Игореве».

Однако есть памятник, который можно назвать краеугольным камнем здания русской литературы. Это – «Слово о законе и Благодати», ределившее христианско-патриотический, православный вектор развития русской духовности и культуры. Его написал и, по одной из версий, произнес в храме Святой Софии в Киеве («Слово» относится к одному из жанров церковного красноречия – проповеди) между 1039–1050 гг. священник придворной церкви князя Ярослава Мудрого – Иларион. В 1051 году он стал первым русичем, избранным русским духовенством Митрополитом Киевским.

Как иерарх Восточной церкви он утверждал на Руси основы христианской веры, как русич – был патриотом Русской земли. Тем самым Иларион Киевский положил в основу русской литературы и русской духовности два начала – всемирное, христианское и национальное, патриотическое. Позже, в годину тяжелых испытаний, эти начала сольются в идеальном образе Святой Руси.

По Илариону, иудаизм – Ветхий Завет, «закон, Моисеем данный», христианство – Новый Завет, «Благодать и Истина, явленная Иисусом Христом».

Противостояние закона и Благодати рассматривается Иларионом диалектически, философски и художественно. Здесь следует особо сказать, что русская литература, начиная с первых лет своего существования, развивалась и сохранилась до сих пор как литература с ярко выраженной философской основой. Наша классическая литература по праву может называться «кладезем самобытной русской философии». Об этом мы можем судить хотя бы по известному вам факту: самыми яркими представителями философской мысли XIX века в России были два писателя, создатели религиозно-нравственных учений – Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой.

Закон, считает Иларион, должен уйти, миновать, а Благодать и Истина – «наполнить всю землю». Неизбежность ухода закона и прихода Благодати предопределяется, по мнению Илариона, двумя важными моментами.

Момент первый. «Оправдание иудейское <…> убого было и не простиралось на другие народы, но совершалось лишь в Иудее. Христианское спасение же благодатно и изобильно, простираясь во все края земные». Этим Иларион хочет сказать, что иудейская вера – вера народа, считающего себя избранным, христианская же вера – вера для всех народов земли, равных перед Богом, независимо от времени обращения к Нему. Поэтому Иларион назовёт закон «росой на руне», то есть живительной влагой на ограниченном (локальном) пространстве, а Благодать - «росой по всей земле». Таким образом, Иларион выделит неприятие национального и религиозного индивидуализма (эгоцентризма, эгоизма) как специфическую черту, своего рода «лакмусовую бумажку» русской национальной литературы и русской духовности.

Момент второй. «Иудеи услаждались земным, христиане же – небесным». Иудейская вера, по Илариону, утверждает избранный народ «в сем мире», то есть в «царствии земном». Христиане же своим Богом спасаются, «услаждаются небесным», стремясь к «царствию Небесному». Поэтому иудейская вера – вера духовной несвободы, христианская вера – вера духовной свободы.

Неизбежность ухода закона заявлена автором «Слова» уже в названии: «<…> и как закон миновал, а Благодать и Истина наполнила всю землю». По отношениию к язычеству, «злу идольскому», когда «пребывала по всей земле сушь», «роса» закона «на руне» есть несомненный шаг в продвижении человечества к Богу, равно как и мерцание «свечи закона» во тьме «лжи идольской». Однако по сравнению с Благодатью закон «предтечей был и служителем Благодати и истины». Истина же и Благодать – «служитель будущего века, жизни нетленной». «Прежде, – пишет Иларион, – закон, затем же – Благодать, прежде – тень, затем же – истина»: «Ведь исчезает свет луны, лишь только воссияет солнце; и холод ночной проходит, как солнечное тепло согревает землю. <…> и не теснится уже человечество в <ярме > закона, но свободно шествует под <кровом> Благодати».

Закономерность появления и неизбежность ухода закона и прихода Благодати Иларион иллюстрирует известной библейской историей об Аврааме, его жене Сарре и ее рабыне Агари. Агарь и Сарра, по Илариону, есть соответственно закон и Благодать: «Рабыня Агарь и свободная Сарра: прежде – рабыня, а потом – свободная, – да разумеет читающий!» Точно так же сын Агари Измаил и сын Сарры Исаак являются соответственно законом и Благодатью. Сперва родился сын рабыни – сам раб, а затем – сын свободной женщины – сам свободный. Сперва – закон, потом – Благодать. Когда же изгоняется рабыня Агарь с ее сыном Измаилом, а наследником Авраама становится сын Сарры Исаак, тогда, говорит Иларион, «изгнаны были иудеи и рассеяны среди язычников, а чада Благодати, христиане, стали наследниками Богу и Отцу».

Говоря о торжестве Благодати, Иларион особо говорит о судьбе своего народа: «Вера благодатная распростерлась по всей земле и достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших».

Как христианин Иларион должен бы отрицательно относиться к русским князьям-язычникам. Однако он восхваляет их, называя Игоря Святославича «древним», а его отца Святослава – «славным». По мнению Илариона, их заслуга перед Богом и Русской землей заключается в том, что они собрали, сохранили и подготовили Русскую землю к приятию Благодати: «Во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».

Поскольку, по Илариону, именно рабская сущность закона лишает его исторической перспективы, будущий русский митрополит особо подчеркивает, что русичи миновали стадию закона, стадию духовного рабства, обратились от язычества сразу к христианству: «Начал мрак идольский от нас отступать, и зори Благоверия явились». Эти слова Илариона можно рассматривать как достойный, освященный веками, ответ на домыслы современных заморских и доморощенных «борцов за права и свободы личности» о «парадигме духовной несвободы русского человека».

Когда Иларион говорит о противостоянии закона и Благодати, он использует принцип контраста, основным средством художественной выразительности становится антитеза (художественное противопоставление). Когда же он говорит о Благодати и Истине, явленной Иисусом Христом, он использует принцип синтеза, отвечающий синтетической (объединяющей) сути христианства.

Образ Христа в «Слове о законе и Благодати» как самом древнем из дошедших до нас памятников литературы Древней Руси является первым идеальным образом в русской национальной литературе. Иларион создаёт образ Христа на основе значимых моментов Его земной жизни, выделенных Евангелием. В нём органично воплощено единство земного и небесного начал, человеческого и Божественного: «Один из <Святой> Троицы, он в двух естествах: Божестве и человечестве, совершенный, а не призрачный человек – по вочеловечению, но и совершенный Бог – по Божеству».

«Явивший на земле свойственное Божеству и свойственное человечеству,

как человек, он, возрастая, ширил материнское лоно, – но, как Бог, исшел <из него>, не повредив девства; <…>

как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, – но, как Бог, воскресил его из мертвых; <…>

как человека, запечатали <его> во гробе, – но, как Бог, он исшел, целыми печати сохранив <…>».

Формула «Как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, – но, как Бог, воскресил его из мертвых» образно может рассматриваться как абрис духовно-нравственных устремлений русской национальной литературы как таковой, как её высшая цель и задача: наша классика всемерно скорбит о страданиях и смертях человеческих, особо о превращении личности в «мёртвую душу» и активно ищет пути духовного воскресения героев.

Также сформулировал Иларион основу проблематики русской литературы и постановки конфликтов, одновременно определив единственно возможный путь их разрешения:

И всем быть христианами:

малым и великим,

рабам и свободным,

юным и старцам,

боярам и простым людям,

богатым и убогим.

Действительно, в этой формуле заключены все основные конфликты нашей классики: отцов и детей; «века нынешнего и века минувшего»; «тварей дрожащих и право имеющих», «лишних» и «маленьких» людей и их окружения, крестьян и дворян и т.д.

Эта формула Илариона звучит для русской литературы как напутствие, призыв художественным словом приблизить читателя к постижению сути Православия, должного утишить, а в перспективе – свести на нет кричащие, даже, казалось бы, непримиримые противоречия в жизни личности, нации, человечества в целом.

Поэтому восемьсот лет спустя после Илариона другой русский гений Ф.М. Достоевский имел уже все основания утверждать как непреложное в полемике с либеральным профессором Санкт-Петербургского университета А.Д. Градовским: и Коробочка может стать родной матерью своим крестьянам, если она станет христианкой.