Демокрит

(ок.460- ок.370 до н.э.)

Родоначальник атомистической теории. Родился в городе Абдерах, был учеником Левкиппа. Написал около 70 работ. Но они почти не сохранились. Об учении Демокрита мы можем судить только по работам более поздних античных авторов.

Атомистика

Аристотель: Демокрит же и Левкипп говорят, что [все] прочее состоит из не­делимых тел, последние же бесконечны числом и бесконечно разнообразны по формам; вещи же отли­чаются друг от друга [неделимыми], из которых они состоят, их положением и порядком...

Гален: Атомы суть все­возможные маленькие тела, не имеющие качеств, пу­стота же — некоторое место, в котором все эти тела, в течение всей вечности носясь вверх и вниз, или сплетаются каким-нибудь образом между собой, или наталкиваются друг на друга и отскакивают, расхо­дятся и сходятся снова между собой в такие соедине­ния, и, таким образом, они производят и все прочие сложные [тела], и наши тела, и их состояния и ощу­щения. Они считают первотела не испытывающими воздействия [извне]... Первотела не могут ни в каком отношении изменяться, они не могут подвергаться из­менениям, в существование которых верят все люди на основании чувственного опыта; так, например, ни один из атомов не нагревается, не охлаждается, рав­ным образом не делается ни сухим, ни влажным и тем более не становится ни белым, ни черным и вообще не принимает никакого иного качества вследствие [пол­ного] отсутствия изменения [в атоме].

Два вида познания мира человеком

Гален: «[Лишь] в общем мнении существует цвет, в мнении — сладкое, в мне­нии — горькое, в действительности же [существуют только] атомы и пустота». Так говорит Демокрит, по­лагая, что все ощущаемые качества возникают из со­единения атомов [существуя лишь] для нас, восприни­мающих их, по природе же нет ничего ни белого, ни черного, ни желтого, ни красного, ни горького, ни сладкого.

Секст: …он гово­рит, что есть два вида познания, из коих познание посредством логического рассуждения он называет за­конным и приписывает ему достоверность в суждении об истине, познание же посредством ощущений он на­зывает темным и отрицает пригодность его для распо­знания истины.

Гиппократ: Над всем тем, что ускользает от взора очей, господствует умственный взор.

 

О душе

Аэций: [душа] — огнеподобное сложное [соединение] умопостигаемых [телец], име­ющих сферические формы и огненное свойство; она есть тело.

Макробий: Демокрит: [ду­ша] — воздух, примешанный к атомам, [обладающий] такой легкостью движения, что для него всякое тело проницаемо.

Аристотель: Некоторые утвер­ждают, что душа приводит в движение тело, в котором она находится, вследствие того, что она сама движется. Таково было мнение Демокрита…

Аэций: Демокрит и Эпикур [говорят]: душа со­стоит из двух частей; она имеет разумную [часть], по­мещающуюся в груди, и неразумную [часть], рассеян­ную по всему телу… А именно Гиппократ, Демокрит и Платон помещают главенству­ющую часть [души] в мозгу.

Аэций: Демокрит и Эпикур [говорят]: душа смерт­на, она уничтожается вместе с телом. Парменид, Эмпедокл и Демо­крит [говорят]: душа и ум — одно и то же. По их мнению, не может быть ни одного животного, которое было бы совершенно неразумным.

 

Об ощущениях

Теофраст: Видение, по его мнению, возникает от отражения. О последнем он учит ориги­нально. А именно, [по его учению], отражение не прямо возникает в зрачке, но воздух, лежащий между глазом и видимым [предметом], получает отпечаток, сдавливаясь видимым и видящим. Дело в том, что от всего всегда происходит некоторое истечение. Затем воздух, став плотным и приняв иной цвет, отражается во влажной [части] глаз. Плотное не принимает [отраже­ния], влажное же пропускает [его]. Поэтому влажные глаза для зрения лучше сухих.

[…] Слух же он объясняет почти так же, как и прочие [философы]. А именно, попадая в пустоту, воз­дух совершает движение; помимо того что он одинако­во входит во все тело, он особенно и наиболее [прони­кает] в уши, так как [здесь] он проходит через наиболь­шую пустоту и менее всего задерживается. Поэтому звук не ощущается в остальном теле, но только здесь, [в ушах]. Когда же [звук] возникает внутри, то [он тотчас] рассеивается вследствие быстроты [своего дви­жения]. Ибо звук бывает, когда воздух сгущается и с силою входит [в уши]. И так, как он объясняет воз­никновение внешнего ощущения осязания, точно так же [он объясняет и возникновение] внутреннего (ощу­щения слуха).

Текст печатается с сокращениями по: Антология мировой философии: В 4-х т. – Т.1. Философия древности и средневековья. – Ч.1. / Редактор-составитель В.В. Соколов. – М.: Мысль, 1969. – С.322-346.

 

Эпикур

(ок.342-270 до н.э.)

Великий древнегрече­ский материалист, последователь Демокрита и продолжатель его атомистического учения. Родился на острове Самос, большую часть жизни провел в Афинах, где в 307 г. до н. э. основал одну из наиболее влиятельных школ античности, известную в истории под названием «Сад Эпикура». Его главный труд — «О природе» — содержал 37 книг. Известны названия и ряда других его работ, но ни одна из них до нас не дошла. Сохранилось лишь три письма Эпикура, излагающие основные положения его учения. Кроме этих писем сохранилось еще небольшое сочинение Эпикура, написанное в виде афоризмов (всего их 40) и извест­ное под названием «Главные мысли». Ниже приводятся отрывки из двух писем Эпикура – «Письма к Геродоту» и «Письма к Менекею».

О мироздании

Далее, Вселенная состоит из тел и пространства… Кроме того, неделимые и полные тела, из которых образуются соединения и в которые они разрешаются, имеют необъятное число форм, ибо невозможно, чтобы такое множество различий в сложных предметах могло образоваться из одних и тех же ограниченных по числу форм. И в каждой форме подобные атомы безграничны по числу, а различие форм в них не совсем безгранич­но, но только необъятно. Атомы движутся непрерывно в течение вечности... Далее, миры безграничны [по числу], как похожие на этот [наш мир], так и не похожие. Ибо атомы, число которых безгранично, как только что было доказано, несутся даже очень далеко.

О восприятии предметов

Далее, существуют очертания (отпечатки, оттиски), подобные по виду плотным телам, но по тонкости дале­ко отстоящие от предметов, доступных чувственному восприятию. Ибо возможно, что такие истечения мо­гут возникать в воздухе, что могут возникать условия, благоприятные для образования углублений и тонко­стей, и что могут возникать истечения, сохраняющие соответствующее положение и порядок, которые они имели и в плотных телах. Эти очертания мы называем образами.

Затем... образы имеют непревосходимую тонкость... непревосходимую быстроту, ибо всякий путь для них— подходящий, не говоря уже о том, что истечению их ничто не препятствует или немногое препятствует, тогда как большому или безграничному числу [атомов в плотных телах] тотчас же что-нибудь препятствует. Кроме того... возникновение образов происходит с бы­стротою мысли, ибо течение [атомов] с поверхности тел непрерывно, но его нельзя заметить посредством [на­блюдения] уменьшения [предметов] вследствие противо­положного восполнения [телами того, что потеряно].

Должно полагать также, что тогда только, когда не­что привходит к нам от внешних предметов, мы видим их формы и мыслим о них... И всякое представление, которое мы получаем, схватывая умом или органами чувств, – представление о форме ли или о существен­ных свойствах – это [представление] есть форма [или свойства] плотного предмета, возникающие вследствие последовательного повторения образа или впечатления, оставленного образом. А ложь и ошибка всегда лежат в прибавлениях, делаемых мыслью [к чувственному вос­приятию] относительно того, [что ожидает] подтвержде­ния или неопровержения, но что потом не подтвержда­ется [или опровергается].

Далее, слышание происходит оттого, что некое те­чение несется от предмета, говорящего, или звучащего, или шумящего, или каким бы то ни было образом даю­щего чувство слуха...

И относительно запаха надо думать, как и относительно слуха, что он никогда не мог бы произвести ни­какого эффекта, если бы не существовали некоторые частицы, уносящиеся от предмета, устроенные соответ­ственным образом для того, чтобы возбуждать этот ор­ган чувства: одни из этих частиц находятся в беспоряд­ке и чужеродны по отношению к нему, другие - в по­рядке и родственны ему.

 

О душе человека

Обращаясь к чувствам внешним и внутренним – ибо таким путем получится самое надежное основание достоверности, следует постигнуть, что душа есть со­стоящее из тонких частиц тело, рассеянное по всему организму, очень похожее на ветер с какой-то при­месью теплоты, и в одних отношениях похожее на пер­вое, [т. е. на ветер], в других — на второе, [т. е. на теп­лоту]. Есть еще часть [души], которая по тонкости ча­стиц имеет большое отличие даже от этих самих и по этой причине более способна чувствовать согласно с остальным организмом. Обо всем этом свидетельствуют силы души, чувства, способность к возбуждению, про­цессы мышления и все то, лишаясь чего, мы умираем. Далее, следует держаться убеждения, что душе при­надлежит главная причина чувства; однако она не по­лучила бы его, если бы не была прикрыта остальным организмом... Пока душа пребывает в теле, она никогда не лишится чувства, хотя потеряна какая-нибудь дру­гая часть тела… А ос­тальной организм, хотя и продолжает существовать весь ли или в какой-нибудь части, — не имеет чувства, когда удалилось то количество атомов, как бы ни было оно мало, которое составляет природу души. Затем, когда разлагается весь организм, душа рассеивается и уже не имеет тех же сил и не совершает движений, так что не обладает и чувством.... Поэтому говорящие, что душа бестелесна, говорят вздор. Ибо она не могла бы ничего делать или испы­тывать действие, если бы была таковою...

Далее, надо полагать, что сами обстоятельства (предметы) научили и принудили [человеческую] при­роду делать много разного рода вещей и что разум впо­следствии совершенствовал то, что было вручено при­родой, и делал дальнейшие изобретения…

 

О возникновении речи

Впоследствии у каждого народа с общего согласия были даны вещам свои особые на­звания, для того чтобы сделать друг другу [словесные] обозначения менее двусмысленными и выраженными более кратко. Кроме того, вводя некоторые предметы, ранее невиданные, люди, знакомые с ними, вводили и некоторые звуки для них; в некоторых случаях они вынуждены были произвести их, а в некоторых выбра­ли их по рассудку согласно обычному способу образо­вания слов и таким образом сделали их значение ясным

О благоразумии и удовольствии

Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удоволь­ствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольст­вия, когда приходит для нас большее удовольствие, пос­ле того как мы вытерпим страдания в течение долго­го времени…. Хлеб и вода доставляют величайшее удовольствие, когда человек подносит их к устам, чув­ствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее располо­жение духа, когда мы после долгого промежутка полу­чаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неуст­рашимыми пред случайностью.

Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть ко­нечная цель, то мы разумеем не удовольствия распут­ников и не удовольствия, заключающиеся в чувствен­ном наслаждении, как думают некоторые, не знающие, или не соглашающиеся, или неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог… Начало всего этого и величайшее благо есть благо­разумие. Поэтому благоразумие дороже даже филосо­фии. От благоразумия произошли все остальные добро­детели; оно учит, что нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нель­зя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. Ведь добродетели по природе соединены с жи­знью приятной, и приятная жизнь от них неотделима. В самом деле, кто, по твоему мнению, выше человека, благочестиво мыслящего о богах, свободного от страха перед смертью, путем размышления постигшего конеч­ную цель природы, понимающего, что высшее благо легко исполнимо и достижимо, а высшее зло связано с кратковременным страданием; смеющегося над судь­бой, которую некоторые вводят как владычицу всего?..

Текст печатается с сокращениями по: Антология мировой философии: В 4-х т. – Т.1. Философия древности и средневековья. – Ч.1. / Редактор-составитель В.В. Соколов. – М.: Мысль, 1969. – С.346-358.

 

Платон

(ок. 428 – ок.347 до н. э.)

Родился в очень знатной, аристократической семье, по-видимому, в Афинах. Примерно в возрасте 20 лет познакомился с Сократом и стал его восторженным учеником. Смерть Сократа Платон пережил очень тяжело. Большую часть своей жизни Платон провел в Афинах, где вокруг него собралась значительная группа учеников, образовавших школу, получившую наименова­ние Академии. Здесь философ написал свои труды, которым он придал высокохудожественную форму диалогов (главное дей­ствующее лицо в них — Сократ, обычно выражающий мысли самого автора). Всего их более 20 (не считая более 10 диало­гов, принадлежность которых Платону сомнительна); ему при­надлежит также более десятка писем. Учение Платона об идеях и их материализации в земном бытии заложило основы объективного идеализма и идеалистического понимания психики в европей­ской философии. Ниже приведены отрывки из диалогов «Государство», «Федр», «Менон».

Об идеях

Но каждый из видов [видимых предметов]… не есть ли мысль? А мысли негде больше быть, как в душах.— Так не вид ли будет это мыслимое одно, всегда тожде­ственное во всем? […] Эти виды стоят в природе как бы образцы, а прочие вещи подходят к ним и становятся подобиями; так что самая причаст­ность их видам есть не иное что, как уподобление им (Парменид, 130 В - 132 D).

Когда занимаются видимыми формами и рассуж­дают о них, тогда мыслят не об этих, а о тех, которым эти уподобляются: тут дело идет о четвероугольнике и его диагонали самих в себе, а не о тех, которые напи­саны; таким же образом и прочее. То же самое делается,, когда ваяют или рисуют: все это — тени и образы в воде; пользуясь ими как образами, люди стараются усмотреть те, которые можно видеть не иначе, как мыслию.

О земном бытии и ограниченности человеческого познания

После этого-то, сказал я, нашу природу, со стороны образования и необразованности, уподобь вот какому состоянию. Вообрази людей как бы в подземном пещер­ном жилище, которое имеет открытый сверху и длин­ный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в ней с детства, скованные по ногам и по шее так, чтобы, пребывая здесь, могли видеть только то, что на­ходится пред ними, а поворачивать голову вокруг от уз не могли. Пусть свет доходит до них от огня, горя­щего далеко вверху и позади их, а между огнем и узни­ками на высоте пусть идет дорога, против которой вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие ставят фокусники пред зрителями, когда из-за них показывают свои фокусы. — Воображаю, сказал он. — Смотри же: мимо этой стены люди несут выставляю­щиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то человеческие, то животные, то каменные, то деревян­ные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из проносящих издают звуки, а другие молчат. — Странный начертываешь ты образ и странных узников, сказал он. — Похожих на нас, примолвил я. Разве ты думаешь, что эти узники на первый раз как в себе, так и один в другом видели что-нибудь иное, а не тени, падавшие от огня на находящуюся пред ними пе­щеру? — Как же иначе, сказал он, если они принуж­дены во всю жизнь оставаться с неподвижными-то головами? — А предметы проносимые — не то же ли самое? — Что же иное? — Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли, что им будет представляться, будто, называя видимое ими, они называют проносимое? — Необходимо. […] — Да и истиною-то, примолвил я, эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как тени (Государство, 514 А —517 D).

 

О душе человека и истинном познании

Мысль бога питается разумом и чистым знанием, как и мысль всякой души, которая стремится воспри­нять то, что ей подобает; поэтому она, когда видит сущее хотя бы время от времени, любуется им, пи­тается созерцанием истины и блаженствует, пока небесный свод, описав круг, не перенесет ее опять на то же место. В своем круговом движении она созерцает самое справедливость, созерцает рассудительность, со­зерцает знание, не то знание, которому свойственно возникновение, и не то, которое меняется в зависимо­сти от изменений того, что мы теперь называем бы­тием, но то настоящее знание, что заключается в под­линном бытии… (Федр, 247 D — E).

Раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она спо­собна вспомнить то, что прежде ей было известно (Менон, 81 С —D).

Душа же человека состоит из трех частей, а именно: вожделеющей, пылкой и разумной. Только души людей обладают разумом, поскольку сотворены из того же состава, что и мировая душа. Они же могут познавать идеи и стремиться к добродетели, если очистятся от вожделения и чувств… (Тимей, 34 D).

Человек должен постигать общие понятия, склады­вающиеся из многих чувственных восприятий, но сво­димые разумом воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутство­вала богу, свысока смотрела на то, что мы теперь назы­ваем бытием, и, поднявшись, заглядывала в подлинное бытие. […] Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совер­шенные таинства, становится подлинно совершенным (Федр, 249 C-D).

 

Два вида познания

Все, что мы там случайно наговорили, относится к двум разновидностям, и вот суметь искусно применить сильные свойства каждой из них — это была бы благо­дарная задача…Это способность, охватив все общим взглядом, возводить к единой идее разрозненные явле­ния, чтобы, определив каждое из них, сделать ясным предмет нашего поучения. [Другая способность]…это, наоборот, умение разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни один член, словно дурные повара; так в наших недавних речах мы отнесли все не осо­знанное мышлением к одному виду (Федр, 265 D — Е).

Текст печатается с сокращениями по: Антология мировой философии: В 4-х т. – Т.1. Философия древности и средневековья. – Ч.1. / Редактор-составитель В.В. Соколов. – М.: Мысль, 1969. – С.374-407.