Глава 17. Джейк всегда считал себя беспредельно терпеливым

 

Джейк всегда считал себя беспредельно терпеливым. Только до этого ему никогда не приходилось в отчаянии мерить шагами больничный коридор в ожидании вердикта хирурга: имеет ли смысл его дальнейшая жизнь или нет?

Марни нуждалась в срочной операции. И, казалось, минули десятилетия с тех пор, как... пять с половиной часов назад ее вкатили в операционную.

Покинув гору, они сразу же полетели в Грэй Фэзер. И этот пятнадцатиминутный перелет был самым долгим и самым ужасающим путешествием в жизни Джейка. Да от одного воспоминания, как бесчувственное тело Марни поднимали в зависший над поляной вертолет, он с ног до головы покрывался ледяным потом.

Плохая погода не позволила вертолету приземлиться. Слава богу, это был оборудованный лебедкой военный транспорт, зафрахтованный Майклом Райтом — не последним человеком в подразделении «морских котиков». И, слава богу, Джейк не помнил тот подъем во всех деталях, а к моменту, когда настала его очередь быть опутанным спасательными стропами, и вовсе отключился. Но как только его затащили на борт, некое шестое чувство настолько пробудило Джейка, что он смог держать Марни в объятиях, пока они не приземлились, и ее не увезли от него на каталке. Это было шесть часов назад.

Комната ожидания небольшой больницы в горах, казалось, трещала по швам от бушующего в ней тестостерона: Джейк стоял в одном ее углу, отец Марни и три ее брата — в другом. Никто из них так и не сел на оранжевые пластиковые стулья, а поскольку пространства комнаты едва хватало, чтобы сделать шаг, мужчины метались по ней мысленно, накаляя атмосферу своими темпераментами и характерами.

Джейк оказался в заведомо невыгодном положении — мало того, что он едва не погубил их дочь и сестру, так еще и одет был в куцый больничный халат и хлопковые штаны на завязках. К счастью, услужливая медсестра вышла и купила ему кое-что из одежды. И хотя джинсы были по-новому тугими, а фланелевая рубашка слишком тесной, в них он чувствовал себя немного уверенней.

— Почему, черт возьми, они так долго? — требовательно спросил Джейк и, почувствовав, что вот-вот упадет, осторожно опустился на один из неудобных стульев.

— Она до сих пор в операционной. Я только что оттуда — ей уже накладывают последние швы, — тихо сообщил Кайл, входя в комнату. — Все прошло успешно, и теперь Марни вне опасности. Она не погибла от кровопотери благодаря тому, что несколько дней не принимала варфарин. Да и пуля не нанесла серьезного вреда — пробив легкое, она застряла в плечевой кости. Так что еще две-три упаковки крови да гипс на руку, и Марни в скором времени будет как новенькая. — И, взглянув на Джейка, добавил: — Уверен, врач не одобрит твою беготню по больнице.

— Да плевал я на его одобрение. У меня всего-то пара швов. Какого дьявола так долго? — Осознав, что ведет себя как капризный ребенок, Джейк нахмурился и провел рукой по волосам. И тотчас почувствовал, как натянулись швы на боку — там, где пуля, пройдя навылет, оставила после себя зияющую рану. — Спасибо за информацию. Пойду пройдусь, — буркнул он и поднялся.

— Не доставай там снова медсестер, слышишь? — предупредил Кайл.

Джейк кивнул, и, выйдя из тесной комнаты, побрел по коридору к палате Марни. Ее отец и братья вели себя чертовски достойно. Проклятье, если бы она была его сестрой...

Он покачал головой, недоумевая, почему эти чужие ему люди приняли его объяснение за чистую монету. Конечно, Майкл Райт знал о существовании Т-КСАП. В конце концов, они занимались одним делом. И тем не менее Джейка поражало, что Райты поверили ему на слово и уладили все проблемы с властями и прессой. И то, какими на удивление спокойными они казались на фоне его сумасшедшего поведения после того, как персонал больницы забрал Марни. Кстати, о его буйном помешательстве...

«По-видимому, я сильно ударился головой при падении», — решил Джейк, вышагивая из конца в конец по палате Марни. Стерильной. Белой. Пустой.

Он должен увидеть ее. Прикоснуться к ней. Поддержать.

Лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь полуподнятые жалюзи, привлекли его внимание, и за четыре шага он оказался у окна. Со второго этажа больницы открывался вид на горы и лежащую у их подножия долину.

Впившись пальцами в подоконник, Джейк блуждал невидящим взглядом над кронами деревьев, негодуя: как смеет проклятое солнце светить сейчас? Как смеет оно выходить из-за туч, как будто ничего не случилось? Где же дождь? Град? Обещанная метель?

Нахождение здесь, в этой пустой комнате, пропитанной запахами хлорки, спирта и лекарств, вызывало тошноту. Какого черта они так долго? Сколько можно ее зашивать?

Джейк направился к выходу, но, дойдя до открытой двери, развернулся и зашагал обратно к кровати, где опустился на стул, который поставил возле нее несколько часов назад.

Он был здесь около двадцати раз за последние два с половиной часа. Это помогло, немного.

В ожидании Марни простыни и одеяла были аккуратно заправлены. И он тоже принялся ждать, опершись о колени локтями и приложив ладони к горящим глазам.

Но не прошло и пяти минут, как он вскочил и, подойдя к окну, закрыл жалюзи… открыл… снова закрыл, и в который раз начал мерить шагами комнату.

Еще никогда не было столько волнений в маленькой клинике. Лицо Джейка покраснело от огорчения и смущения. Боже, что за дьявольское невезение. К тому моменту, как его заштопали и привели в пустую белую палату, Марни уже увезли на операцию.

Ожидание, когда ее привезут обратно, казалось бесконечным. Он схватил телефон — ему же есть чем заняться, чтобы убить время.

Сделав пару звонков, Джейк пересел на кровать и, поморщившись от боли, откинулся на подушку, положив ноги поверх жесткого одеяла. Он не решался закрыть глаза, боясь, что перед ним сразу возникнет картина, которую он не забудет ни в этой жизни, ни за ее пределами. То, как Марни бежит к нему с искаженным ужасом лицом, чтобы своим небольшим весом отбросить назад, убирая с линии огня. Она заслонила его своим здоровым молодым телом, принимая на себя предназначенные ему пули.

Страх страхом, но обезболивающие и бессонные ночи все же сморили Джейка, и его отяжелевшие веки опустились на налитые кровью глаза.

Его разбудил скрип колес, и через долю секунды он уже был на ногах. Дверь ударилась о стену, и Марни вкатили в комнату — мертвенно-неподвижную под голубой хирургической простыней, и с убранными под бумажную шапочку волосами.

— Что вы делаете в палате моей пациентки, приятель? — хрипло спросил врач, глядя на изможденного, небритого, с дикими глазами Джейка.

Тот одарил милого доктора выразительным взглядом и подошел к каталке. Лицо Марни было пергаментно-бледным. На левой руке слепяще-белая гипсовая повязка. Джейк проследил кончиками пальцев голубые венки на ее закрытых веках и мягко отодвинул бумажную шапочку. Повязка на голове казалась просто крохотной по сравнению со страданием, которое причиняла рана.

— Как она?

— Будет жить, — заверил доктор и, жестом приказав санитарам переложить Марни на кровать, продолжил: — Очнулась на несколько минут в послеоперационной, спрашивала о вас, поприветствовала свою семью, а затем решила еще немного вздремнуть и попросила всех оставить ее в покое.

Врач прошелся взглядом по комнате и улыбнулся бессчетным корзинам роз, облакам воздушных шаров, и джунглям из комнатных растений. Джейк выкупил единственный цветочный магазин в городе. Один телефонный звонок, и все содержимое магазина доставили в палату Марни. И ее братьям ничего не оставалось, как отправиться за подарками в местный продуктовый супермаркет.

Джейк хотел чтобы ее окружала только красота. Если бы он мог, то навсегда бы стер ее воспоминания последних дней. И не беда, что тогда Марни забудет и его. Он был готов потратить жизнь на то, чтобы снова добиться ее любви, начав отношения с чистого листа.

— Вы не теряли времени даром, — между тем хмыкнул врач. — И, вижу, вам удалось раздобыть одежду.

— Не обижайтесь, док, — начал Джейк, не спуская глаз с санитаров, перекладывающих Марни на постель. — Эй, там, осторожнее! В больничном наряде немного поддувало. И, честно говоря, мне хотелось как-то загладить впечатление, которое я произвел на всех сегодня утром.

— Все понимают ваше беспокойство. И это было лучшее представление, увиденное нами за последнее время, — усмехнулся доктор.

Подойдя к кровати, Джейк погладил Марни по щеке — теплая, мягкая, живая — и поднял затуманенный взгляд на врача.

— Отличная работа. Спасибо.

— Эй, приятель, я же говорил, что я — профи. Помните?

— Да, правильно, до того как подсунули мне успокоительное, — холодно согласился Джейк. — Я перед вами в большом долгу, док.

 

* * * * *

Замерев на стуле, Джейк прислушивался к тихому ровному дыханию женщины рядом с ним. Монитор размеренно пикал с другой стороны кровати. Трубки и провода подключали ее к различным частям оборудования.

Он был не в силах удержаться от прикосновения к ней в миллионный раз за последние два дня. Ее рука в его ладони казалась такой слабой и хрупкой. Но Марни не была слабой, эта маленькая белокурая красотка лежала в этой стерильной больничной палате, потому что приняла на себя пули, предназначенные для него.

В ней не было ничего хрупкого или слабого.

И он все бы отдал, чтобы поменяться с ней местами.

Гладя большим пальцем тыльную сторону ладони Марни, Джейк вздрогнул, вспомнив как она, абсолютно не думая о собственной безопасности, схватила его за куртку, чтобы он не упал со ступеньки лестницы, висевшей в двадцати метрах над бушующей рекой.

Она грамотно обработала и перевязала его пулевую рану, и только потом потеряла сознание, потому что терпеть не могла вида крови.

Обстоятельства, в которых неожиданно оказалась Марни, кардинально отличались от всего ее прежнего жизненного опыта. И каждый новый вызов она встречала с безграничной храбростью и причудливым чувством юмора.

Сейчас Джейк недоумевал, как, черт возьми, он мог сопоставлять ее с Соледад, даже в самом начале. Совпадений — ноль. Они были разными, как день и ночь.

Он прикоснулся к ее прохладной щеке. Лихорадки не было. Как и положено, она спала глубоким, естественным, целебным сном.

Ее отец и братья уехали, взяв с медсестры слово, что им сообщат, как только Марни в очередной раз проснется.

Они столько раз приходили и уходили, прощались и возвращались за последние сорок восемь часов, что он сбился со счета. Совали ему еду, притащили одежду и несли с ним бдение у постели. Спасибо, конечно, но Джейк предпочитал страдать в одиночку. И в конце концов они отчалили.

Для него это стало облегчением. Он не нуждался в их проклятиях. Не хотел говорить с ними, видеть осуждение в их глазах, и слышать, что он, сукин сын, поставил под угрозу жизнь их дочери и сестры. Он и так это знал.

Марни несколько раз выплывала из забытья, слабая и дезориентированная, звала его по имени, а затем снова проваливалась в сон. Джейк не отходил от нее более чем на десять минут в течение последних двух дней, хотя и сомневался, что она будет помнить любую из кратких бесед с ним или своей семьей. Анестезия и потеря крови исказили ее восприятие действительности. Последняя ночь прошла спокойно, и Джейк, просто из желания дышать с Марни одним воздухом, скрутился, сидя на стуле, и положил голову на ее подушку.

«Черт. Я дурак что ли?»

— Хорошо, что ты еще здесь.

Джейк вскинул голову и посмотрел на вошедшего Майкла Райта.

— Я думал вы, парни, вернулись в отель.

— Остальные так и сделали. Я же хотел поговорить с тобой наедине. Снаружи.

Это была не просьба.

Джейк поднялся с неудобного стула и последовал за Майклом. Он был готов к неизбежному выяснению отношений. В каком-то смысле даже ждал этого — услышать в лоб и без обиняков все, что говорил себе сам в течение двух дней.

Высокий, смуглый и угрюмый Майкл был самым старшим и наименее очаровательным из братьев. Выправка и короткая стрижка выдавали военного. Он смотрел на мир такими же, как у сестры, голубыми глазами, но ничего мягкого, женоподобного не было в человеке, шагающем через боковую дверь в небольшой внутренний дворик.

— Если ты намерен выбить из меня дерьмо, лучше сделать это за территорией больницы, — мягко посоветовал Джейк.

Куртки на нем не было, и морозный воздух покусывал кожу сквозь фланелевую рубашку. Его глаза горели от недосыпа, боль в боку стала просто адской, и он даже не думал защищаться от нападок брата Марни ни словом, ни делом.

И если хороший мордобой был бы для него сейчас подарком, ничто из того, что мог сказать ему Майкл, не стало бы для него откровением. Не осталось ни единого проклятия, ни единого слова осуждения, которыми бы он не костерил себя уже бессчетное количество раз.

— Семья обсудила: стоит ли наказывать тебя за случившееся. И решила, что не стоит. Пока не стоит. — Майкл сунул руки в карманы куртки и, съежившись от пронизывающего холода, уставился прищуренными глазами на горы, возвышающиеся за ухоженным больничным парком.

— Знаешь, я слышал о тебе и раньше, в T-КСАП служит немало бывших «морских котиков». — Он перевел взгляд на Джейка. — Так вот, ни один из них не считал, что кротом был ты.

И в ответ на недоверчивое фырканье Джейка отрезал:

— У тебя солидная репутация, Железный Дровосек. Вполне заслуженная репутация. Справедливый. Честный. Благородный. Настоящий бойскаут. Нелюдим. Когда разойдешься — сущий дьявол, неустанно преследующий плохих парней.

Майкл оперся бедром о низкую стену, отделявшую внутренний дворик больницы от пожухлого газона позднеосеннего парка.

— Вообще-то, ты из тех парней, кому бы я доверил свою спину в темном переулке. Мы могли бы стать друзьями, если бы не одно обстоятельство.

— Какое же?

— Пусть ты и сражаешься за правое дело, Железный Дровосек, но тем не менее ты — воин. Тот, кого мы не хотим даже близко подпускать к нашей сестре. Марни не нужен вояка. Capisce (понимаешь — итал.)?

«О, разумеется. Даже слишком хорошо».

— Я навел кое-какие справки. Тебя высоко ценят в T-КСАП, — продолжил Майкл неохотно. — Ты — герой, ликвидировавший Танцора, а вместе с ним и СПА.

Джейк уже связывался с боссом, и они все прояснили, обсудили и согласовали. В «шпионском» мире теперь у него полный порядок. Вот только его личный мир на всех парах летел в тартарары.

Он посмотрел на Майкла Райта и, вскинув бровь, спросил:

— Приятно слышать. Ну, а сам-то как считаешь?

— Я считаю, что Марни нужен кто-то, способный позаботиться о ней. А ты, по всей видимости, не в состоянии это сделать, — мрачно произнес Майкл, как тигр на крепкой цепи, меряя шагами узкий заасфальтированный внутренний дворик.

Вот оно. В открытую. Коротко и ясно. Упаковано и завязано бантом.

Джейк бы предпочел хороший удар под дых.

— Не любишь ходить вокруг да около? — хрипло спросил он и поднял руку, когда Майкл ринулся на него с налитыми кровью глазами. — Не трать силы. Мы оба знаем, что ты прав. — Джейк на секунду запнулся, разрываясь между чувством и долгом. — Но прежде чем я уйду, ты должен дать мне обещание.

— Я тебе не должен давать никаких проклятых обещаний, приятель, — прорычал Майкл, сверкая глазами. — Там моя младшая сестренка. Девушка с больным сердцем, которую ты чуть не угробил, благодаря своей чертовой грязной работе. Ребенок, из которого только что вытащили пулю — вытащили без твоего участия, парень. Ребенок, который мог бы умереть, и семья никогда не увидела бы его снова. Тебе нужно обещание? Хорошо! Как тебе такое — я обещаю не убивать тебя, если ты уберешься из нашей жизни на счет пять? Ну, что скажешь?

Джейк не собирался включаться в семантический спор: оправдано ли называть Марни ребенком. Она могла им быть для своих братьев, но он был чертовски уверен, что видит в ней женщину.

— Два обещания. Первое. Ты найдешь Герцогиню и заберешь ее к себе. Второе. — Джейк прочистил горло и повторил: — Второе. Вы останетесь с Марни, пока она не будет в состоянии вернуться домой. Не давайте ей просыпаться в больнице в одиночестве. — Он посмотрел на Майкла. — Пожалуйста.

После небольшой паузы тот кивнул.

Джейк облегченно выдохнул и сунул пальцы в передние карманы новых джинсов.

— Пойду попрощаюсь.

— Она спит.

— Тогда, думаю, ты тем более не будешь возражать и подождешь снаружи, пока я не уйду.

И, не дожидаясь ответа Майкла, пошел внутрь, молясь, чтобы Марни действительно спала. Он не был уверен, что, прощаясь, сможет смотреть ей в глаза.

 

* * * * *

Три дня спустя ее неохотно отпустили из небольшой больницы в горах. Оттуда Марни, выбрав путь наименьшего сопротивления, перебралась к отцу, а не в собственный коттедж в нескольких километрах от родительского дома, и позволила экономке Райтов уложить себя в постель в бывшей детской, где и провалялась двое суток, глядя в потолок, прежде чем нашла силы побороть апатию.

И в понедельник утром, приняв душ и одевшись, Марни спустилась к завтраку и нашла всю свою семью за кухонным столом. При ее появлении комната наполнилась скрежетом отодвигаемых стульев — и через мгновение она оказалась в кольце родных людей.

Отец, крупный, надежный, и по-прежнему красивый, с темными, тронутыми серебром, волосами, подошел, чтобы сжать ее в нежных медвежьих объятиях. Он был одет в деловой костюм-тройку от Армани и галстук, который она ему подарила на последний день рождения. Марни обняла отца в ответ. От него исходило ощущение силы, безопасности и чего-то бесконечно дорогого.

— Доброе утро, папа. Привет, мушкетеры.

Отец отпустил ее и проницательно оглядел, подмечая больше, чем ей хотелось бы.

— Приятно видеть тебя на ногах, — произнес он спокойно. — Сядь и позавтракай с нами.

— Как ты, шмакодявка? — Кайл по-братски приобнял ее за плечи и повел к стулу.

— Просто прекрасно, спасибо.

Брат-доктор последние пару дней без конца тыкал и щупал ее, уж кто-кто, а он-то должен это знать.

— Как в старые добрые времена, — Марни заняла свое место за столом и положила на колени салфетку. — Вы все уже оправились от моего ранения? — кротко спросила она, оглядывая через стол отца и своих четырех мушкетеров.

Марни подумала, как они ей дороги, с их беспокойством в глазах и мрачными лицами. Они все так сильно ее любили. Она не могла представить свою жизнь без них. Родные всегда просто были с ней, проходили через все ее взлеты и падения, операции, ужасных бойфрендов. Они были ее стеной любви. Защищали её. Дорожили ей.

Мысли Марни обратились к Джейку.

Джейку, о котором никто и никогда не заботился. Джейку, который потерял друзей, а в случае с Ларчем — даже дважды. Джейку, которого предала первая любовь. Джейку, одиночке. Изгое.

На глаза навернулись слезы. Черт возьми. Она все еще слаба и сентиментальна. Она скучала по нему так сильно, что от этого страдала даже больше, чем от ран.

— К пулевому ранению нельзя относиться легкомысленно, милая. Особенно в твоем случае, — заметил отец и поманил экономку, Эстер, давая понять, что пора бы ей накормить Марни завтраком. Конечно, в этом напоминании не было необходимости. Экономка, работавшая у них почти двадцать лет, имела уши-локаторы и уже подавала на стол еду.

— Папа, мне двадцать семь. Во-первых, я уже давно не ребенок. Во-вторых, мое состояние в норме. Я здорова как лошадь. Да, папа, это так, — она подтолкнула сидящего рядом Кайла. — Док, скажи всем, включая себя, что я здорова.

— Она в порядке, — согласился Кайл.

Марни оглядела пятерку огромных мужчин, занимающих львиную долю места за столом. Они могут её услышать. Могут даже согласиться с Кайлом. Но это не означает, что станут обращаться с ней иначе, чем делали это всю жизнь. Она вздохнула.

— Разве тебе не надо клеймить телят? — спросила она Дерека, который, развалившись на стуле, вертел в длинных пальцах чашку крепкого кофе. Никто, встретив ее брата вне его ранчо, не догадался бы, что тот скотовод. Он носил кашемировые свитера и костюмы за две тысячи долларов. Темная шевелюра всегда уложена волосок к волоску. И тем не менее Марни своими глазами видела, как он, мокрый от пота, в завязанной вокруг головы бандане, кастрировал быков, стоя по колено в коровьем дерьме.

— Все под контролем, — усмехнулся тот. — Не переживай.

— А что насчет тебя? — потребовала она отчета от его близнеца, Кейна, всемирно известного фотографа. Может, внешне они и были точной копией друг друга, но по характеру — полные противоположности. В то время как Дерек олицетворял обаяние, тихий замкнутый Кейн на его фоне казался почти асоциальным. — Неужели не надо щелкать фотозатвором, или чем ты там еще щелкаешь?

Марни подняла глаза и улыбнулась экономке, поставившей перед ней тарелку с яйцами и беконом.

— Спасибо, Эсси, — поблагодарила она и снова посмотрела на Кейна: — Ну, что?

— Прямо сейчас у меня перерыв.

— У тебя тоже? — спросила она Майкла, который сидел рядом с отцом с задумчивым видом и всматривался в её лицо, надеясь уловить бог знает что.

— Ага, — хмыкнул тот, протягивая руку к кофейнику, чтобы наполнить ее чашку. Затем положил в напиток две ложки сахара, добавил молоко и снова взялся за ложку. — Перерыв.

— Ты сам-то заметил, что делаешь, Майкл Доминик Райт? — окликнула Марни, наблюдая, как тот размешивает ее кофе.

— Что?

— Ты приготовил мне кофе, будто я двухлетний инвалид.

— Ты ранена.

— Да, Майкл. Меня подстрелили. В тебя тоже, бывало, попадали. Выжить — лучший из вариантов, не так ли? Тем не менее я вполне способна добавить молоко и сахар в свой кофе. — Марни вздохнула, оглядывая сидевших за столом. — Ребята, послушайте, я ценю, что вы поехали туда, чтобы нам помочь. Я благодарна вам за беспокойство обо мне. Но теперь я в порядке. В самом деле. И мы не отменим случившегося, если просто не будем о нем говорить.

Отец наклонился и взял ее за руку.

— Мы пытались отговорить тебя ехать туда одной, дорогая. Мы не виним тебя, но ты же видишь, чем все закончилось...

— Папа, парни, я не хочу шокировать вас, но я бы ни за какие коврижки не пропустила поездку туда и жизненный опыт, который получила. Эпизод, в котором Марни схватывает пулю, может, и не слишком удачен, — криво усмехнулась она, добавляя больше молока в чашку, — но все остальное того стоило.

— Избавь меня от подробностей, — прорычал Майкл, вставая и направляясь к тостеру. Через полсекунды после того как он поднес к нему руку, тост выскочил. Марни понятия не имела, как брату удавалось всегда заранее знать, что должно произойти, вплоть до такого пустяка как выпрыгивание тоста. Майкл тем временем бросил горячий тост на тарелку и прошествовал обратно к столу.

— Поверьте, я не собираюсь вдаваться в подробности. Слушайте, я поехала в бабушкин коттедж, чтобы основательно обдумать некоторые вещи. И несмотря на все драматические события и беготню кое с чем я успела разобраться. — Она обвела взглядом лица присутствующих.

За плечом Кейна экономка ободряюще ей улыбнулась и показала большие пальцы.

— Папа, я очень люблю тебя, но я увольняюсь. Я не хочу быть программистом. Не хочу работать в офисе за компьютером весь день.

— Конечно, дорогая. Что, если я переведу тебя в...

— Нет, папа. Я действительно увольняюсь.

— Ты почувствуешь себя лучше после того, как вернешься к обычному распорядку дня и...

— Нет, не почувствую. Я собираюсь попробовать себя в качестве иллюстратора — на постоянной основе и с полной занятостью. После завтрака я возвращаюсь домой. Сначала переделаю вторую спальню в студию. Затем соберу портфолио своих работ и сделаю несколько звонков, а там видно будет.

— Отличная идея, детка, — сказал Кейн. — Я всегда говорил, что у тебя потрясающий талант. Почему бы мне не отвезти тебя и посмотреть, что мы можем сделать для создания студии?

— Я поеду с тобой, спасибо. Но о студии позабочусь сама.

Братья протестующе загомонили.

Марни подняла руку.

— Стоп. Вы, парни, должны позволить мне попробовать сделать все самой, на свой страх и риск. Я знаю, вы все меня любите, но вы... вы душите меня своей любовью. И по большому счету я сама в этом виновата. Всю жизнь оправдывала себя и выбирала путь наименьшего сопротивления. Во-первых, потому что люблю вас всех, и не хочу обидеть ничьих чувств. И, во-вторых, потому что плыть по течению намного проще. Но с этим пора заканчивать. Я уже большая девочка и должна сама принимать решения. Пожалуйста, помогите мне, не сильно вмешиваясь в мои дела. Хорошо?

И, не дожидаясь ответа — в конце концов, он ничего бы не изменил, — Марни быстро добавила:

— А теперь, кто из вас избавился от человека, которого я люблю? Человека, который вполне может быть отцом моего ребенка?