3 марта 1889 года. Шишкин и Ван Гог";
(Оригиналы дневников Его Императорского Величества Николая II Александровича Рюрика-Романова для ознакомления можно испросить в Личной Канцелярии Ее Императорского Величества Елизаветы II, Божьей милостью Соединенного Королевства Британских Островов и иных своих царств Королевы, Королевы Содружества Наций, защитницы веры, народов и государства. Добросовестные копии тех же дневников можно испросить в Канцеляриях монархической династий Королевства Бельгия, Королевства Дания, Королевства Испания, Королевства Нидерланды, Королевства Норвегия, Королевства Шведов, Готов и Венедов, Прекрасной Империи Ниппон, а также в Канцелярии Президента Соединенных Штатов Америки и Библиотеке Конгресса Соединенных Штатов Америки)
Сего дня, 3 марта 1889 года, посетил по наставлению батюшки Художественную галерею Павла Михайловича Третьякова, где традиционно на Прощеное Воскресение Масляной недели устраиваются художественные акции по представлению новых картин русских художников. Безусловными фаворитами нынешней масленицы, определенно, были Иван Иванович Шишкин с картиной "Утро в Сосновом бору", любимец Павла Михайловича Виктор Михайлович Васнецов с произведением на сказочную тему "Иван-царевич на сером волке" и Александр Иванович Куинджи с крымским пейзажем.
У входа в дом в Лаврушинском переулке встречали гостей служащие галереи, одетые в национальные русские костюмы, да баловали гостей медовухой и блинами с семгой. На первом этаже, в Зале пейзажной живописи представлялась картина Александра Ивановича Куинджи "Дали" и работа Оганеса Константиновича Айвазовского "Гибель Помпеи. Взгляд с вод". "Дали" показались мне приближающимися в цветовой гамме к фавориту художественного взгляда брата моего Вильгельма Винсенту Ван Гогу, о чем я и не преминул сообщить Александру Ивановичу Куинджи. "Гибель Помпеи. Взгляд с вод" по словам Оганеса Константиновича была написана для утихомирения общественного вкуса, создавшегося в русском обществе о гибели города Помпей после представления работы Карла Брюллова. Оганес Константинович был несколько разочарован тем, что работа его выставлялась в Зале пейзажной живописи и сетовал на величественно расположившуюся в одиночестве в соседствовавшем рядом Зале русской истории картину Виктора Михайловича Васнецова "Иван-царевич на сером волке". В фойе же выставлялся "Демон" господина Врубеля. По словам автора работа была еще не дописана, хотя поражала буйством красок и цельностью творения.
На втором этаже в зале, посвященном работам Ивана Ивановича Шишкина, я смог обнаружить и Ивана Ивановича, стоявшего вместе со своим учеником Константином Алексеевичем Савицким, и Павла Михайловича Третьякова, и Савву Ивановича Мамонтова. Иван Иванович подслеповато щурился на выставленную работу Константина Алексеевича, ибо, как оказалось "Утро в Сосновом бору" почти полностью принадлежало перу Константина Алексеевича, и всячески критиковал его за близость пейзажной линии к Коламболю. Я обрадовано ляпнул, что и сам по представленной в рекламном проспекте репрографии предположил близость новой работы Ивана Ивановича к Коламболю, чем был немало удивлен.
- Совершенно верно, друг мой, - улыбнулся Иван Иванович: - я за нонешний год написал только две совершенно небольшие работы. На фоне данной картины их и разглядеть сложно, впрочем Павел Михайлович меня уже похвалил. Не соизволите ли сами глянуть? Обе картины, по правде сказать, пейзажные, но Павел Михайлович не пожелал выставлять меня в пейзажном зале. Только рядом с Сосновым бором.
Работы Ивана Ивановича и впрямь вновь меня поразили. Небольшой пейзаж, поименованный Иван Ивановичем "Поляна в лесу", обладал потрясающе глубокой народной простотой и выразительностью света, что в моем сознании сразу сравнялся с любимой "Рожью". Более получаса я любовался и не мог отойти от прекрасной картины. Сколь разными представлялись написанные деревья! Сколько сходства в них было с русским характером и русской самобытностью! Сколько отличий от красок заимствованных у модных европейских художников. Увлеченный сей мыслью я не преминул спросить Ивана Ивановича о его отношении к юному голландскому художнику Ван Гогу, на что получил ответ удивительный. Иван Иванович, как ни поразительно звучит, но именно в прошедшем году, по просьбе восхитительного друга своего педагога Фернана Кормона отыскал прекрасного безумца в Арле и с внимательнейшим и глубочайшим интересом ознакомился с его работами. В отличии от многих, Иван Иванович оказался поражен не столько новыми красками, используемыми Ван Гогом в работе, сколько совершенством его мазка, как никакого другого передающего ленность и эстетическую завершенность парижских пригородов, затопленных жарким солнцем и вином.
- Я даже попробовал нарисовать одну из работ, подражая его искусству. Однако же, скатился в собственное совершенство и принялся выверять каждую черту. И, как мне показалось, снова вышел русский пейзаж. Да впрочем вот он, можете полюбоваться.
И Иван Иванович подвел меня к пейзажу "По берегу моря", написанному в Арле в соревновании с юным Винсентом Ван Гогом.
- Видимо, я - русский художник и никуда от того не дется, - продолжил Иван Иванович: - но Ван Гог ваш - дарование отменное, так что Вильгельма Вильгельмовича всячески благодарите от моего имени за сохранение работ парижанина. Заметил я, что он несколько неряшлив в хранении и теряет картины иногда просто посреди жаркой улицы либо оставляет на столиках в ресторанах, когда забывает кошель с деньгами. А работы сии все великие и в данном случае небрежность кисти только пользе служит. Хотя и небрежностью ее назвать сложно. Немалое количество черт он при мне стирал каучуком потому, что располагались они не так неестественно, как бы ему самому хотелось. Поразил меня сей юноша, скажу Вам правдиво. Правда вот, Павел Михайлович покупать его работы почему-то отказывается.
Пейзаж "По берегу моря" вдохновил меня менее, чем "Поляна в лесу", но понимание стиля Ван Гога, как показалось мне, возможно, что показалось лишь под влиянием авторитета Ивана Ивановича, в ней было значительно больше, чем во влиянии сходных красок у иных художников. Я даже задумался над тем не приобрести ли картину в дар Вильгельму, дабы и вкус его улучшить, и пощекотать его самолюбие столь редким историческим творением. Впрочем, финансовый вопрос с возможной покупкой картины с Иваном Ивановичем я обсуждать не стал, но решил непременно обсудить возможность подобного дара Вильгельму с матушкой и батюшкой.
