Едва появившись на Руси, церковь превратилась в крупнейшего собственника. Достояние церкви не делилось между наследниками, кроме случая разделения епархий. А монастырские владения не только не разделялись, но последовательно и преемственно управлялись, быстро превращаясь в образцовые и на зависть богатые хозяйства. Купец, давший деньги в рост, мог помереть, ростовщика могли случаем убить, от бессмертного многоглавого хозяина-монастыря должнику спасения не было.
В то же время крестьянам и работникам богатого монастыря, как правило, жилось лучше соседей, пахавших на небогатого боярина или дворянина— княжьего воина, получившего под условием службы клок земли с крепостными. Обычно монастыри придерживались золотой середины между святостью аскетов, живших только своим трудом, и безумием стяжания, подвигавшего их в голодный год спекулировать хлебом, заставляя вымирать целые районы и навлекая на себя гнев народа.
Едва ли не каждый монастырь начинался с попытки глубоко верующих людей уйти от соблазнов окружающего мира в пустыню — безлюдное место, где можно было свободно предаваться самоистязанию — умерщвлению плоти — и ничем не смущенным духом сосредоточиться на молитве. Любопытно, однако, что очень долго эти аскеты не удалялись на заметное расстояние от крупных городов, зато очень скоро на пригородные монастыри хлынул поток пожертвований от верующих, неспособных покинуть мир, но желающих спастись молитвами подвижников.
Немаловажно, что вступление в монастырь новых людей было обусловлено вкладом, в зависимости от размеров коего братья занимали почетные места или становились простыми работниками. Главами монастырей — архимандритами и игуменами — становились, как правило, богатые люди боярского и купеческого рода, нередко связанные с придворными кругами. Земельные и денежные пожертвования возрастали, управление хозяйством, торговля, ростовщичество и политика занимали внимание братии. Убежденные аскеты, даже судя по написанным в монастырях житиям святых, нередко испытывали насмешки и издевательство.
История знает немало случаев, когда в поисках святой жизни сами основатели монастырей вновь и вновь бежали в леса из монастырей-вертепов, гонимые облепившими обитель алчными «братьями». Монашеские пустыни продвигались на переднем крае Руси вместе с крестьянами-переселенцами и вольными «ватагами» удалых молодцов, искавших новых земель, богатств и приключений. Ужасная для аскетов неотвратимость превращения пустыни в мощный хозяйственный организм монастыря оказалась важным средством расширения Русской земли.
Монастыри становились форпостами колонизации: экономической, духовной, а коли придется — и военной опорой христиан-первопоселенцев в дальних и неведомых краях. Их стены давали укрытие от врага, их запасы позволяли выдержать войну и неурожай. Конечно, поселенцы становились монастырскими крестьянами и работниками. Но самые неугомонные из них могли бежать дальше...
Монахи-подвижники годами сидели в тесных кельях, сочиняя, переводя и переписывая книги. Чтением, письмом и переводом книг увлекались во всех слоях русского общества, но в церквях и особенно в монастырях книжники могли уделять любимому занятию гораздо больше времени, не волнуясь о добывании хлеба насущного. Важно, что в монастырях книги гораздо лучше сохранялись и время от времени обновлялись переписчиками.
Правда, монахи больше интересовались духовной литературой, а светские сочинения дошли до нас просто чудом. Даже знаменитейшие из них— «Слово о полку Игореве» и «Поучение Владимира Мономаха» сохранились в единственных манускриптах. Зная по берестяным грамотам, по надписям на стенах и предметах о высоком уровне грамотности древних россиян, следует заключить, что светская книжная культура была гораздо выше, чем видно по сохранившимся — во многом благодаря монастырям-памятникам.
