ГЛАВА 30 Зеленые луга, пятнистые коровы
Той ночью, когда все в доме заснули, я достала альбом в котором хранила фотографии всех детей, которых воспитывала. Я называла его галереей озорников. Я пересмотрела снимки. Некоторые были постановочными, другие сделаны, когда детей заставали врасплох, на пикнике у реки или просто бегающими в саду. Дети всех возрастов и национальностей, от крошки Джейсона, который прибыл к нам двух дней от роду, до Марты, непокорной и обозленной семнадцатилетней девушки, которая теперь стала врачом. С некоторыми из них я больше никогда не общалась, но многие по-прежнему звонили мне и писали. Четверо оставались со мной больше года, и все четверо до сих пор время от времени навещают меня – они стали частью нашей немаленькой семьи. Листая страницы, я вспоминала их нравы и проблемы – все такие разные. И никого из детей я не подвела. До настоящего момента. Здесь все еще не было фотографий Джоди, но я уже знаю: когда у меня дойдут руки вклеить их в альбом, они станут последними. Каких бы способностей или талантов к этому делу я ни имела прежде, можно считать, что их больше нет. Моя уверенность пошатнулась. Я решила впредь не заниматься патронатом. Прошло три дня, пока мне наконец сообщили о дальнейшем ходе развития событий, и все это время Джоди казалась замкнутой и по-прежнему безразличной ко всему. Я даже не заговаривала о том, чтобы пойти в школу. Какой смысл? Теперь она существовала в собственном мире. Как-то мы пережили эти дни. Я читала вслух, разговаривала с ней, заставляла хоть немного поесть. Эдриан. Люси и Пола тоже пытались растормошить ее. Вскоре после моего возвращения с того самого совещания я собрала всех за столом и сообщила, что Джоди покидает нас. Дети не выразили открыто своих чувств, и их молчание подсказывало, что они и сами понимают, в каком серьезном положении находится Джоди. Всегда грустно, когда очередной ребенок уходит, но раньше это сопровождалось осознанием: он уходит в лучшее будущее (к своей семье или к приемным родителям), он уходит другим, лучше, чем был, когда попал ко мне. С Джоди такого утешения не было. Несмотря на все наши усилия, нам не удалось помочь ей, и никого это не оставило равнодушным. – Не вините себя, – сказала я, вспоминая слова Джилл. – Мы сделали все, что могли, остальное не в наших силах. Но это были лишь слова, и я знала, что мои дети, как и я, чувствуют свое поражение. Четыре дня спустя пришло известие от Рона Грэма. В конверте я нашла письмо для меня и еще один конверт – для Джоди. В письме ко мне Рон представился и сообщил, что вскоре позвонит, чтобы договориться о встрече. Что же касалось второго – стоило ли мне отдать его Джоди нераспечатанным? Я отдала его ей после обеда. Она взяла конверт подозрительно, потом прочитала на нем свое имя. Внезапно ее глаза загорелись. – Мне? От кого? – Открой его, и все сама узнаешь. Похоже, это что-то важное. Я убрала ее тарелку, и она быстро разорвала конверт и развернула сложенный лист желтоватой бумаги. Текст был напечатан жирным красным шрифтом, а в одном уголке была нарисована улыбающаяся мордашка. Это вызывало симпатию. – Мне? – повторила она. – Да. Прочитать тебе? Она отдала его мне с опаской, и я прочитала, водя для нее пальцем по строчкам.
Дорогая Джоди! Меня зовут Рон, а мою жену – Бетти. С нами живет много детей в большом доме за городом. Мы помогаем им решать их проблемы, и нам бы хотелось приехать к тебе и рассказать о себе. Ждем встречи с тобой, До свидания, Рон и Бетти.
Просто, но очень умно обставленное представление, и она была так рада, что кто-то прислал письмо лично ей! Она попросила перечитать его еще раз, а потом – еще. – Когда они приедут? – спросила она с интересом, которого я не слышала у нее уже с месяц. – Пока не знаю. Они позвонят. – Хорошо бы поскорее. Они хорошие, да, Кэти? – Да, они хорошие, милая. Она засунула письмо обратно в конверт и весь день таскала его с собой. Когда вернулись Эдриан, Люси и Пола, она попросила их прочитать письмо вслух, и ее энтузиазм удивил их не меньше моего. Никто ничего не сказал, но все почувствовали облегчение. Как одно письмо от постороннего человека смогло сделать то, чего не смогли сделать месяцы любви и заботы? Когда Джоди уже легла спать, позвонил Рон. Я рассказала ему о положительной реакции. – Дети вроде нее редко привязываются к кому-то, – сказал он, моментально подмечая мои невыраженные чувства. – Это не ваша вина, Кэти. Он расспросил меня о нашей семье, о том, как Джоди общается со всеми ее членами. Он описал процедуру знакомства: письмо – это ее начало, а их с женой совместный визит к нам на следующей неделе станет продолжением. – Никогда не нужно торопить события. Джоди вам доверяет, и нужно какую-то часть этого доверия перенести на нас. Он говорил, а я удивлялась: сколько он знает о Джоди! Он, должно быть, изучил ее дело от корки до корки – мы говорили больше часа. Было приятно общаться с человеком, который знает, что делает. Он совсем не походил на всех остальных. Джилл, конечно, делала все, что в ее силах, но она была лишь винтиком в огромной машине, и изменить что-либо было не в ее власти. Она могла только предполагать и задавать вопросы. Эйлин должна была проявить заинтересованность как социальный работник, но демонстрировала свою профнепригодность, некомпетентность и, если уж совсем честно, халатность по отношению к делу. Год спустя она все еще почти ничего не знала о деле Джоди, она не потрудилась даже познакомиться с ней поближе или хотя бы формально выполнять свои обязанности. Только разговаривая с Роном, я почувствовала, что часть той ноши, которую я так долго несла в одиночку, переложили на чужие плечи. Я даже не понимала до сих пор, насколько одинокой была. Все это время только мы вдвоем, я и Джоди, сражались за нее, в то время как неповоротливая система социальной помощи топталась на месте. Теперь я наконец верила в то, что Джоди небезразлична еще кому-то. На вопрос, что мне сказать Джоди об их визите, он попросил не говорить многого, но записать все ее вопросы и сказать, что Рон и Бетти на них ответят, когда приедут. Я отправилась спать счастливее, чем обычно. Джоди обрадовалась, и Рон казался разумным и ответственным человеком. Может, они были нравы, может, все к лучшему…
На следующее утро, когда все ушли в школу, я рассказала Джоди, что звонил Рон. – Чего ему надо? – фыркнула она, отталкивая тарелку с овсянкой, которую только что сама просила. Может, она не поняла, что Рон – это тот человек, который прислал ей письмо? – Спрашивал про тебя. Он прислал тебе то чудесное письмо, помнишь? Они приедут к тебе на следующей неделе. – Не хочу. Замолчи. Уйди. – Джоди… – начала было я, но решила не давить на нее. Сделаю, как советовал Рон, и не буду говорить много. На следующий день она не вспоминала ни о Роне, ни о Бетти, ни о письме, а снова погрузилась в себя и все больше молчала. Укладывая ее в постель, я увидела, что она разорвала письмо на кусочки и бросила на пол. Не обратить на это внимания было бы странно, ведь я достаточно хорошо знала Джоди: именно так она выражает свою злобу. Я подобрала обрывки и присела на край кровати. – Я знаю, что это все непросто, солнышко. Всем нам непросто. Расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь. О чем думаешь? Я могу тебе помочь? Она вся сморщилась и бросилась мне в объятия. Я крепко обняла ее, прижимая ее голову к груди, а она жалостно плакала. – Что такое, Джоди? Расскажи мне, пожалуйста. Я правда хочу помочь. Она немного подумала и выпалила: – Они сделают то же, что и остальные. Не хочу. Это больно. Ты сказала, что больше этого не будет. – Что ты, милая, нет! Они очень хорошие, очень добрые люди. Они никогда не сделают тебе ничего плохого. Но Джоди не могла мыслить так же, как и я. В ее мире незнакомый взрослый человек – это тот, кто причиняет боль и страдания. Сколько раз такое с ней уже случалось. Сама мысль о чужом взрослом человеке рядом с ней пугала Джоди. Плюнув на совет Рона говорить поменьше, я попыталась все объяснить. – Рон и Бетти – они как я. Они помогают детям, которых обижали, только они умеют это делать лучше меня. Они знают, что нужно сказать. Они помогли сотням детей, и тебе они тоже помогут. Они хотят только поговорить. Я все время буду вместе с тобой. А они расскажут нам о месте, где они живут, и о других детях, которые живут с ними. Она шмыгнула носом: – Они не пойдут в мою комнату? И я не хочу садиться в их машину. – Нет, конечно нет! – Я повернула к себе ее лицо. – Джоди, с тех пор, как ты со мной, ты встречала много-много взрослых, и никто не обижал тебя. Я не позволила бы им прийти, если бы не была уверена, что все будет хорошо. Ты ведь мне всегда верила, да? Она кивнула. – Тогда, пожалуйста, поверь мне и сейчас. Она позволила вытереть ей слезы, но я не была уверена, что полностью успокоила ее. Все же со мной она живет не так долго, если сравнивать с восемью годами в родительском доме. С точки зрения Джоди, этот мой мир был исключением, а ее – нормой. Я прочитала ей сказку и уложила спать. Выходя из комнаты, я услышала, как Эми сказала Джоди: – Кэти можно верить. Честно-честно.
По мере приближения назначенного дня состояние Джоди становилось все более нестабильным. Она то и дело отдавалась во власть Рега и Эми, и в промежутках между приступами тоже было мало хорошего. Когда мне удавалось поймать настоящую Джоди, я пыталась хоть как-то задержать ее, но она сразу пряталась в свою раковину, и я снова натыкалась на ничего не видящий, рассеянный взгляд. О школе не шло уже и речи, и, если не считать необходимых походов в магазин, мы вообще не выбирались из дома. Утром в день визита все было без изменений, и я переживала, как бы она не разошлась еще сильнее от встречи с чужими людьми. Бетти позвонила из машины сказать, что они подъезжают через пятнадцать минут, и я сообщила ей о своем беспокойстве. – Самое главное, вы все делали правильно, – успокаивала она меня так же проникновенно, как и ее муж. – Как только мы придем и познакомимся с ней, сразу станет легче. Меня это не убедило. Я вернулась в гостиную, где начала складывать пазл в надежде, что Джоди заинтересуется. – Это были Рон и Бетти, – весело сказала я. – Они скоро приедут. Хочешь поскладывать пазл? К моему удивлению, она слезла с дивана, подобрала фрагмент мозаики и передала мне. Я положила его на нужное место, и на рисунке можно было различить кошачью мордочку. – А где кот? – спросила она неожиданно. – Спит в корзине у батареи. – А у них есть кот? – Не знаю. Но спросим. Она передала мне еще фрагмент, и я прикрепила его тоже. Когда позвонили в дверь, Джоди осталась сидеть на полу и выглядела как совершенно нормальный ребенок, который занят игрой. Я проводила Рона и Бетти в гостиную. Они были примерной парой под пятьдесят, хорошо одетые, их лица были открытыми и добрыми. – Здравствуй, Джоди, – весело поздоровалась Бетти. – Очень рада с тобой познакомиться. – Она присела и изучила рисунок. – Очень хорошо. Тебе нравится собирать пазлы? Джоди кивнула. – А это мой муж Рон. Джоди подняла голову и улыбнулась Рону, который незаметно уселся в кресло около нее. – Джоди интересовалась, есть ли у вас кот, – сказала я. – Кота нет, – ответила Бетти, – но за домом есть поле, и там пасется много коров. – Коров? – внезапно заинтересовалась Джоди. – Да. По утрам слышно, как они мычат, а потом приходит фермер и уводит их доить. Детям всегда нравится наблюдать за ними. Иногда коровы подходят так близко к забору, что их можно даже погладить. – Правда? – Она была довольна. Я удалилась в кухню и сварила кофе. Тоша, заслышав новые голоса, лениво выползла из своей корзинки и пошла оценить обстановку. Джоди представила ее: – Это Тоша, но она меньше коровы. – Верно, – согласилась Бетти. – Намного меньше. Наверное, Джоди что-то увидела в Роне и Бетти, потому что она вела себя так, что была не похожа на ту девочку, которую я им описывала, и мои слова могли быть подвергнуты сомнению, если никто их не подтвердит. Я принесла поднос. Бетти как раз помогала Джоди закончить картинку. Я села и похвалила их. Джоди схватила пирожное и села на диван рядом с Бетти. – А какие еще игры ты любишь? – спросил Рон, ненавязчиво включаясь в разговор. Он говорил мягко и уж точно не мог напугать ее. – Рисовать люблю. В парке гулять. – Очень хорошо. – Он улыбнулся ей, и Джоди улыбнулась в ответ. Мы немного поговорили про парк, после чего Рон постепенно перевел разговор на Хай Оукс, рассказывая о том, чем занимаются там. Он достал из кармана проспект – детская версия того, что раздавали нам, – и все мы собрались вокруг Джоди, пока она изучала его. Она переворачивала страницу за страницей, а Рон тем временем рассказал, как они там живут, упомянул про других детей. Джоди спросила, есть ли у них телевизор и во сколько они ложатся спать. Рон и Бетти провели у нас еще два часа, разговаривали и играли с Джоди и даже показали нам небольшой видеофильм про Хай Оукс, где мы увидели и комнаты, и дворик. Почувствовав, что Джоди готова, они предложили нам приехать как-нибудь к ним в Хай Оукс на следующей неделе. – Хочу сейчас, – воскликнула Джоди, подпрыгивая на месте. – Ну нет, – улыбнулась Бетти. – Мы хотим сначала подготовить твою комнату. Впервые была упомянута «ее комната», то есть возможность, что она останется там жить. Я наблюдала за реакцией Джоди. – А можно Кэти поедет? – В гости? Конечно, – ответил Рон. – Она привезет тебя на машине, вы вместе посмотрите твою комнату и познакомитесь с другими ребятами. А когда приедешь в следующий раз, можешь остаться на ночь, а Кэти приедет и заберет тебя на следующий день. – А мне можно будет погладить корову? – спросила она. – Ну ты наверняка сможешь на нее посмотреть, а погладишь или нет – зависит от того, как близко она подойдет к забору. Я внутренне улыбнулась. Коровы явно заменили котов в списке интересов Джоди, точно так же, как Рон и Бетти заменили меня. Мы проводили их, попрощались, и весь день Джоди не теряла бодрости и воодушевления. Какое-то время она порисовала, и, когда я пришла посмотреть на ее творение, она с гордой улыбкой продемонстрировала мне рисунок, на котором были нарисованы большой красный дом, стоящий посреди поля, и три пятнистые коровы.
|