ГЛАВА 10. Но помимо прочих моих многочисленных бойскаутских достоинств я последователен и терпелив
К УТРУ ПОНЕДЕЛЬНИКА Я ВСЕ ЕЩЕ НЕ МОГ СВЯЗАТЬСЯ с Деборой. Я неоднократно звонил, и хотя настолько изучил звук набора, что мог бы напеть его, Дебора не отвечала. Это расстраивало меня все сильнее; я нашел способ вырваться из удавки, которую Доакс затянул на моей шее, но выбраться мог только при помощи телефона. Ужасно зависеть от кого - то другого. Но помимо прочих моих многочисленных бойскаутских достоинств я последователен и терпелив. Я оставил множество веселых и умных сообщений, и похоже что позитивное отношение достигло цели, потому что я наконец-то получил ответ. Я только что обосновался в рабочем кресле, чтобы закончить отчет о двойном убийстве; ничего волнующего. Единственное оружие, вероятно мачете, и несколько мгновений дикой агрессии. Начальные раны обеих жертв получены в постели, где они очевидно были пойманы на месте преступления. Мужчине удалось поднять одну руку, но слишком поздно чтобы спасти свою шкуру. Женщина была на полпути к двери когда удар по верхней части позвоночника плеснул кровью на стену около дверного косяка. Обычный случай из тех, что составляет большую часть моей работы, и чрезвычайно неприятный. В двух человеческих существах довольно много крови, и когда кто - нибудь решает высвободить её всю сразу, получается ужасный бардак, который я нахожу весьма оскорбительным. Его организация и анализ заставляют меня чувствовать себя намного лучше, и тогда моя работа приносит мне чувство глубокого удовлетворения. Но здесь был реальный беспорядок. Я нашел брызги на потолочном вентиляторе, вероятнее всего от лезвия мачете, когда убийца поднял руку между ударами. И пока шло веселье, лопасти разбросали кровь по дальним углам комнаты. Это был занятой день для Декстера. Я как раз подбирал слова в отчете, чтобы указать, что произошедшее было, так называемым “преступлением в порыве страсти”, когда мой телефон зазвонил. “Эй, Декс,” сказал настолько мягкий, даже сонный голос, что я не сразу опознал Дебору. “Отлично,” сказал я. “Слухи о твоей смерти слегка преувеличены.” Она засмеялась, и ее смех был женственным, в отличие от обычного короткого хихиканья. "Да", сказала она. “Я жива. Но Кайл держал меня довольно занятой.” “Напомни ему о трудовом кодексе, сестрица. Даже сержанты нуждаются в отдыхе.” “Мм, ну не знаю,” сказала она. “Я и без отдыха отлично себя чувствую.” И она выдала хриплый короткий смешок, так не похоже на обычную Деб, как если бы она попросила меня показать ей лучший способ разрубить кость живому человеку. Я попытался вспомнить, когда я слышал, чтобы Дебора говорила что отлично себя чувствует таким тоном. И не смог. “Ты на себя не похожа, Дебора,” сказал я. “Что в тебя вселилось?” На сей раз её смех длился немного дольше, но был таким же счастливым. “Да ничего,” сказала она. И затем засмеялась снова. “В чем дело?” “Да ничего,” произнес я, с благоухающей из моих уст невинностью. “Моя единственная сестра исчезает на несколько суток не сказав ни слова, а затем возвращается каким-то Степфордским сержантом. Мне просто любопытно понять, что чёрт побери, происходит, вот и все.” “Хорошо, блин. Я тронута. Почти похоже на настоящего брата.” “Давай надеяться, что это не зайдет дальше чем почти.” “Как насчет пообедать вместе?” спросила она. “Я уже хочу есть,” сказал я. “Релампаго?” “Мм, нет,” сказала она. “Может, Азул?” Я предположил, что в её выборе ресторана не больше смысла, чем во всём остальном в это утро, потому что это он вообще не имел никакого смысла. Дебора обедала в заведениях для "синих воротничков", а Азул был рестораном в который заходил перекусить его Саудовское величество будучи в городе. Очевидно, ее превращение в пришельца полностью завершилось. “Конечно, Деб, Азул. Я только продам свой автомобиль, чтобы заплатить за обед и встречу тебя там.” “Через час,” отрезала она. “И не волнуйся о деньгах. Кайл угощает.” Она повесила трубку. И я даже не сказал: АГА! Но свет забрезжил. Кайл угощает? Да еще в Азуле? Ну, ну. Если блистательный тики-так Саут Бич - часть Майами, созданная для ищущих острых ощущений знаменитостей, то Азул для людей, которые находят очарование забавным. Небольшие кафе, переполняющие Саут Бич привлекают внимание пронзительным шумом яркой и дешевой безвкусицы. Азул по сравнению с ними настолько незаметен, что поневоле задаёшься вопросом, видели ли они хоть один эпизод Майами Вайс. Я передал автомобиль парковщику на стоянке, выложенной округлыми булыжниками. Я люблю свою машину, но признаю что с Феррари и Роллс-ройсом она не сравнится. Даже несмотря на это дежурный не отказался припарковать ее для меня, хотя и должен был догадаться, что это не принесет ему тех чаевых к которым он привык. Полагаю, рубашка для боулинга, и штаны цвета хаки были безошибочной подсказкой, что у меня отродясь не водилось хотя бы завалящей облигации или крюгерранда для него. Сам ресторан был сумрачным, прохладным и таким тихим, что можно было услышать падение черной кредитки Американ Экспресс. Дальняя стена была из слегка тонированного стекла с дверью, ведущей на террасу. Дебора сидела за маленьким угловым столиком снаружи и смотрела на воду. Напротив нее, лицом к двери в ресторан, сидел Кайл Чацкий, который обещал оплатить счет. Он носил очень дорогие темные очки, так что возможно, действительно оплатит. Я приблизился к столу и официант тут же материализовался, чтобы выдвинуть стул, без сомнения слишком тяжелый для любого, кто мог позволить себе поесть здесь. Официант не поклонился, но могу поклясться, сдержался с трудом. “Эй, приятель,” сказал Кайл, когда я сел. Он протянул руку через стол. Так как он, казалось, полагал, что я стану его новым лучшим другом, я наклонился и обменялся с ним рукопожатием. “Как дела с брызгами?” “Как всегда много работы,” сказал я. “И как таинственный посетитель из Вашингтона?” “Лучше не бывает,” заявил он. Он задержал мою руку в своей на мгновение дольше, чем следовало. Я опустил взгляд; его суставы были увеличены, как будто он провел слишком много времени в спарринге с бетонной стеной. Он хлопнул левой рукой по столу, и я заметил блеск кольца на его мизинце. Оно было поразительно женоподобно, почти как обручальное кольцо. Когда он наконец отпустил мою руку, он улыбнулся и повернулся к Деборе, хотя за темными очками невозможно точно сказать, смотрел ли он на неё или только повернул шею. Дебора вернула ему улыбку. “Декстер волновался за меня.” “Эй,” сказал Чацкий, “для чего ещё нужны братья?” Она взглянула на меня. “Иногда я теряюсь в догадках.” “Почему Дебора, ты же знаешь, что я просто прикрываю тебе спину,” возразил я. Кайл захихикал. “Отлично. Я все понял,” сказал он, и они оба засмеялись. Она потянулась через стол и взяла его за руку. “Все эти гормоны счастья укладывают мои зубы на полку,” заявил я. “Скажите, кто-нибудь на самом деле пытается поймать того жестокого монстра, или мы собираемся сидеть здесь без дела и заниматься трагической игрой слов?” Кайл повернул голову назад ко мне и поднял бровь. “Каков твой интерес в этом, приятель?” “Декстер испытывает нежность к жестоким монстрам,” объяснила Дебора. “Хобби такое.” “Хобби,” повторил Кайл, уставившись на мое лицо своими темными очками. Кажется, это должно было запугать меня, но из всего, что я знал, его глаза могли быть и закрыты. Так или иначе, мне удалось не дрожать. “Он хорош для непрофессионального профайлера,” добавила Дебора. Кайл замер на минуту, и я задался вопросом, не заснул ли он за своими темными очками. "Ха", наконец сказал он, и откинулся назад на стуле. “Хорошо, что ты думаешь об этом парне, Декстер?” “О, пока я не очень продвинулся,” сказал я. “Кто-то с большим опытом в области медицины и в операциях под прикрытием, тот, кто приехал расстроенный и желает сделать заявление, связанное с Центральной Америкой. Он, вероятно повторит это, рассчитав всё для максимального воздействия, а не потому что чувствует потребность. Так что на самом деле он не стандартный тип серийного убийцы… Что?” Спросил я. Кайл потерял свою непринужденную улыбку и сел прямо, сжав кулаки. “Что ты имеешь в виду под Центральной Америкой?” Я был уверен, что мы оба точно знали, что я подразумевал под Центральной Америкой, но полагаю, слово "Сальвадор", было бы лишним и могло нарушить мою "это – всего лишь хобби" личину. Моя истинная цель состояла в том, чтобы узнать о Доаксе, и когда я увидел что собеседник открыт, ну, в общем, я признаю, это было немного очевидно, но это сработало. "Ох", сказал я. “Это не так?” Годы практики в подражании человеческим выражениям окупились для меня сейчас, когда я надел свое лучшее невинно любопытное лицо. Кайл определенно не мог решить, как среагировать. Он поработал челюстными мышцами и разжал кулаки. “Я тебя предупреждала,” сказала Дебора. “Он хорош.” Чацкий сделал глубокий вдох и покачал головой. "Да", сказал он. С видимым усилием он откинулся назад и включил свою улыбку. “Весьма хорош, приятель. Как ты до этого додумался?” “О, не знаю,” скромно молвил я. “Это казалось очевидным. Самое трудное - выяснить, как в это вовлечен сержант Доакс.” “Иисус Христос,” выдохнул он, и снова сжал кулаки. Дебора смотрела на меня и смеялась, не точно таким же видом смеха, как с Кайлом, но тем не менее, и это хорошо чувствовалось, время от времени она вспоминала, что мы в одной команде. “Я же говорила, что он хорош,” повторила она. “Иисус Христос,” повторил Кайл. Он бессознательно согнул указательный палец, как будто сжимая невидимый спусковой крючок, затем повернул свои темные очки в направлении Деб. “Ты была права,” заявил он, и вернулся ко мне. Мгновение он смотрел на меня тяжелым взглядом, возможно гадая, не начну ли я говорить на арабском или понесусь к двери, затем кивнул. “Причем здесь сержант Доакс?” “Ты ведь не пытаешься утопить Доакса в дерьме, не так ли?” спросила меня Дебора. “В зале заседаний Капитана Мэтьюза,” сказал я, “когда Кайл впервые встретился с Доаксом, был момент, когда я подумал, что они узнали друг друга.” “Я не заметила,” хмурясь, сказала Дебора. “Ты была занята заливаясь краской,” парировал я. Она снова покраснела, на мой взгляд, немного черезчур. “Кроме того, Доакс знал, кому звонить, когда увидел место преступления.” “Доакс знает кое что,” признал Чацкий. “Со времён службы в армии.” “Что именно?” спросил я. Чацкий долгое время пялился на меня, или скорее пялились его темные очки. Солнечный свет отражался от большого алмаза в центре его глупого кольца на мизинце. Когда он наконец начал говорить, температура за нашим столиком упала на десять градусов. “Приятель,” сказал он, “я не хочу служить причиной твоих неприятностей, но ты должен оставить это. Отступись. Найди другое хобби. Или иначе ты оказался в мире дерьма — и тебя смоет.” Официант материализовался у локтя Кайла прежде, чем я смог придумать остроумный ответ. Чацкий долгий миг продержал темные очки обращенными ко мне. Затем он вручил меню официанту. “Попурри здесь действительно хорош,” сказал он.
Дебора исчезла до конца недели, что сильно ударило по моему чувству собственного достоинства, потому что как ни ужасно признавать это, без её помощи я застрял. Я не смог придумать ни одного альтернативного плана угробить Доакса. Он все еще был рядом, стоял под деревом через дорогу у моей квартиры, провожал меня к дому Риты, и я не мог найти решение. Мой некогда гордый мозг гонялся за собственным хвостом и ловил один воздух. Я чувствовал как Темный Пассажир мутит и хнычет, желая подняться и сесть за руль, но Доакс, внезапно надвигающийся через ветровое стекло, вынуждал меня сидеть тихо и пить очередное пиво. Я слишком долго и тяжко трудился при создании своей прекрасной маленькой жизни, и не собирался разрушать всё теперь. Мы с Пассажиром могли подождать. Гарри обучил меня дисциплине, и она позволит мне переждать до более счастливых дней.
“Терпение,” молвил Гарри. Он сделал паузу, чтобы покашлять в Клинекс. “Терпение важнее чем ум, Декс. Ты достаточно умен.” "Спасибо," сказал я. И я действительно это имел в виду, не из вежливости, потому что мне нисколько не удобно было сидеть в больничной палате Гарри. Запахи лекарств, дезинфекции и мочи, разлитое в воздухе сдержанное страдание и клинические смерти, заставляли меня жалеть, что я не нахожусь где-то еще. Конечно, как юный монстр, я не задавался вопросом, чувствовал ли Гарри то же самое. “В твоем случае ты должен быть более терпеливым, потому что ты будешь думать, что достаточно умен, чтобы избежать неприятностей,” сказал он. “Это не так. Никто не бывает достаточно умен.” Он прервался на приступ кашля, на сей раз это заняло больше времени и, казалось, пошло глубже. Видеть Гарри таким — неуязвимого суперкопа, приемного отеца Гарри - трясущимся, покрасневшим, со слезящимися от напряжения глазами было почти невыносимо. Я отвел взгляд. Когда я оглянулся назад мгновение спустя, Гарри наблюдал за мной. “Я знаю тебя, Декстер. Лучше чем ты знаешь себя.” В это было легко поверить, пока он не добавил, “Ты в основном хороший парень.” “Вовсе нет,” сказал я, думая о замечательных вещах, которые мне еще не разрешали; даже желание сделать их в значительной степени исключало любую ассоциацию с добром. Не исключая также тот факт, что большая часть моих ровесников, этих прыщавых жертв гормонального взрыва, которых считали хорошими парнями, была похожа на меня не больше орангутанга. Но Гарри не стал слушать. “Да, ты,” повторил он. “И ты должен в это поверить. Твое сердце по большей части находится в правильном месте, Декс,” сказал он, и сотрясся в действительно эпическом приступе кашля. Это продлилось несколько минут, затем он откинулся на подушку. На мгновение он прикрыл глаза, но когда он открыл их снова, вороненая сталь Гарри сверкнула на бледно зеленом фоне его умирающего лица. "Терпение", повторил он. И он заставил это звучать сильно, несмотря на ужасную боль и слабость, которую он должно быть, чувствовал. “Тебе еще столькому нужно научиться, а у меня так мало времени, Декстер.” “Да, я знаю,” сказал я. Он закрыл глаза. “Это я и имею в виду,” сказал он. “Ты должен был сказать нет, не волнуйся, у тебя еще полно времени.” “Но у тебя его нет,” сказал я, не уверенный, что понимаю, к чему он клонит. “Да, у меня его нет,” сказал он. “Но люди притворяются. Чтобы заставить меня чувствовать себя лучше.” “Ты почувствовал бы себя лучше?” "Нет," сказал он, и снова открыл глаза. “Но ты не должен использовать логику на человеческом поведении. Ты должен быть терпеливым, наблюдать и учиться. Иначе ты попадешься. Будешь пойман и... Половина моего наследия.” Он снова закрыл глаза, и я услышал напряжение в его голосе. “Твоя сестра будет хорошим полицейским. Ты,” он медленно улыбнулся, немного сожаленно. “Ты будешь чем-то еще. Реальным правосудием. Но только если будешь терпеливым. Если шансы не в твою пользу, Декс, жди.” Восемнадцатилетнему ученику-чудовищу все это казалось ошеломляющим. Все, чего я хотел, было просто пройтись, танцуя в лунном свете с сияющим лезвием, свободно скользя — столь легко, столь естественно и сладко — чтобы прорубиться сквозь эту чепуху прямо к сердцу вещей. Но я не мог. Гарри все усложнил. “Я не знаю что со мной будет, когда ты умрешь,” сказал я. “Все будет прекрасно,” сказал он. “Так много нужно запомнить.” Гарри поднял руку и нажал на кнопку, висевшую на шнуре около кровати. “Ты будешь помнить это,” сказал он. Он уронил шнур, и его рука шлепнулась на кровать, словно это движение вытянуло из него последние силы. “Ты будешь помнить.” Он закрыл глаза, и на мгновение я остался совершенно один. Затем медсестра засуетилась со шприцем, и Гарри приоткрыл один глаз. “Мы можем не всегда делать то, что, как нам кажется, мы должны сделать. Так что, когда ты не можешь сделать ничего иного, ты ждешь,” он сказал, и протянул руку для укола. “Неважно, какое... давление... ты будешь чувствовать.” Я наблюдал как он лежит, даже не вздрогнув от иглы, зная, что даже облегчение, которое она принесла, было преходяще, что его конец приближается, и он не может остановить его — и знал, также, что он не боится, и что он все сделает правильно, как и все остальное в своей жизни. И я знал: Гарри понял меня. Никто никогда не понимал, и никто никогда не поймет, за все время мира. Только Гарри. Единственная причина, по которой я когда-либо хотел быть человеком, состояла в том, чтобы больше походить на него.
|