4 страница. Все-таки футбол значит в нашей обыденной, повседневной живой жизни гораздо больше, чем представляют себе даже самые искренние

Все-таки футбол значит в нашей обыденной, повседневной живой жизни гораздо больше, чем представляют себе даже самые искренние, преданные и фанатичные поклонники этой великой игры. Да и «переплетен» он с этой самой «живой жизнью» так, что мало, простите, никому не покажется. Скажем, я абсолютно уверен, что локальный, в общем-то, успех сборной России на последнем Евро значит для становления национального сознания едва ли не больше, чем, скажем, признание нашей страной новых независимых республик, еще недавно бывших частью территории вполне себе суверенного, хоть и слегка больного на голову, государства. Валерия Ильинична Новодворская, вон, по простоте душевной даже вполне себе честно признается, что болела против наших футболистов в Австрии почти так же упоенно, как против наших танков на подступах к «демократическому Тбилисо». Такая вот фигня, ребятки. И с этим уже точно – совсем ничего не поделаешь… …Я тут в одной очень неполиткорректной и вообще политически неправильной вещи должен вам, друзья, признаться. И возможно, даже покаяться. Ну ничего не могу с собой поделать: люблю Англию. И в этом, в общем-то, нет ничего удивительного. Кто-то любит пюре из манго, а кто-то томатный сок с перцем. Кто-то Париж, а кто-то – Лондон. Причем, что удивительно, очень редко попадаются те, кто умудряется любить и тот, и другой город одновременно: слишком уж они разные и плохо совместимые. А когда любишь, всегда стараешься понять. И неважно, кто перед тобой: страна или женщина. Ну, по крайней мере, мой мозг именно так устроен. У кого-то другого может быть и иначе. Не говоря уж о том, что у большинства населения нашей с вами планеты мозг, по моим скромным наблюдениям, вообще отсутствует. По крайней мере, заподозрить наличие мозга у женщины, которая умудряется одновременно вести машину на бешеной скорости в крайнем левом ряду, кокетничать с попутчиком, красить губы и болтать по мобильному телефону, лично мне – довольно затруднительно. Но это так, частности. А Британию мне помог понять далеко не в последнюю очередь – как раз футбол, хотя он у них, вопреки расхожему мнению, и не является «национальным видом спорта» или там, скажем, «спортом номер один». Регби, по крайней мере, у них – ничуть не менее популярен. Ну, да ладно… …Открытие нового цикла отбора на чемпионат мира – это вам, ребята, ни фига не шуточки. Лично мне, к примеру, сразу тот, «ярцевский» Уэльс вспоминается. Достаточно вспомнить растиражированную на всю страну Первым каналом знаменитую «крылатую фразу» Вадима Евсеева. Или тот немаловажный факт, что именно после той игры отказался выступать за валлийскую сборную их бессменный лидер, капитан и вообще легенда – Гиггз. Ну, а лично мне тот незабываемый выезд в Кардифф добавил очень и очень много иногда полезной, иногда – просто смешной информации о характере жителей этого удивительного островного государства. К примеру, представьте себе, у англичан и валлийцев приблизительно такая же взаимная и обоюдная «любовь», как у нас с хохл… гкхм… извините, жителями суверенной и «незалежной» Украины. По крайней мере, все лондонские таксисты, подвозившие нашу далеко не маленькую компанию на вокзал, как только понимали, что мы русские, тут же дружно желали нашей сборной разгромной победы над «этими сраными велшами». А уже после игры дико расстроенные валлийцы просили только об одном: парни, попадите, пожалуйста, в Португалии в одну группу с англичанами и порвите их так, чтобы треск худосочных и малокровных английских задниц донесся до нашего благословенного Кардифф-Сити. Сказать, что я от этого офигел – это вообще ничего не сказать. Я раньше думал, что у англичан только с шотландцами такие «высокие отношения». Оказывается – нет. Или еще. Едем мы там как-то с моим приятелем Гарри на такси из-под Ньюпорта, где решили пожить в типичной сельской британской гостинице, в Кардифф: чисто попить безумно вкусного местного эля и полюбоваться на длинноногих студенток (в этом городе большой университетский центр, так что такого добра в Кардиффе – хоть отбавляй). Водитель – эдакий совершенно типичный рязанский дедок, разве что без беломорины. Едем, треплемся о том о сем. О футболе, естественно, – в первую очередь, завтра наши сборные между собой играют как-никак. Ну, а заодно, – и о футбольных хулиганах: местная команда, выступающая в первом дивизионе, славится своими довольно радикальными фанатскими группировками, наводившими ужас на мирных британских обывателей в «веселые восьмидесятые». – Как, – спрашиваем, – дерутся? – Дерутся-дерутся, – кивает. – В городе сейчас это не получается, везде камеры наружного наблюдения, так они в лесах дерутся, в парках. Договариваются между собой – и вперед. – А кто у вашего фанатья самый непримиримый враг? – говорим, заранее догадываясь об ответе. Мы все-таки историей британского фанатского движения оба интересовались. Конечно же «Миллуол»! Большего раздражителя в первом английском дивизионе при всем желании не отыскать, как ни старайся. Так ведь нет! Обозначает какую-то соседнюю деревню, я и названия-то такого населенного пункта никогда не слышал! – И когда это у вас началось-то, отец?! – спрашиваю несколько обалдело. – Да черт его знает, – чешет затылок, – но футбол в те времена еще совершенно точно не придумали… …Представляете, насколько ближе и понятнее мне стал этот городок? Я же, как и они, в школьные годы довольно активно «район на район» в Кузьминском парке дрался. И не было для нас, жителей «127-го квартала», более злейших врагов, чем такие же парни из вполне себе соседнего Выхино. Какие еще, на фиг, злобные «американские империалисты», когда тут «выхинские» в полный рост нарываются… Меня даже, скажем так, не всегда адекватная политика британского правительства теперь не сможет заставить относиться к этим парням как к «чужим», а любая газетная истерика в адрес моей страны не заставит разлюбить утренний молочный туман, скапливающийся у подножия круглых валлийских холмов. Да и в Лондоне мне тоже вполне себе хорошо дышится. С Ливерпулем, правда, не сложилось, не понравился мне ни этот город, ни люди, его населяющие. Но это – так, частности. С тех пор, как нас в этом поганом портовом городишке со счетом аж 5:0 вынесли, слава Богу, многое изменилось. И дело тут даже не в том, что «голландский кудесник» Хиддинк привел, наконец-то, сборную нашей страны на поле «большой игры». Он, в конце концов, вовсе даже и не «открывал нам новые футбольные высоты», как почему-то любят писать журналисты с короткой исторической памятью. Он нас на самом деле – на них просто тупо вернул. Достаточно вспомнить, как последняя сборная СССР под руководством великого «врага всех спартаковских фанатов» Валерия Васильевича Лобановского билась с теми же голландцами в финале (!) чемпионата Европы. Как громко, со скандалом, снимали (!) другого великого отечественного тренера, Константина Ивановича Бескова, за поражение от испанцев (!) в таком же финале. Так что – мы никаких «новых высот» пока что не завоевываем. Мы просто тупо возвращаемся на те самые позиции, которые нам по праву принадлежат. И не только в футболе. Вот. Такие дела… Цена вопроса

Я, вообще-то, эту статью собирался о нашей сборной по футболу писать. Если б не другое событие, которое все успехи и неудачи всех наших – и не только наших – сборных по всем видам спорта поставило, мягко говоря, под самые серьезнейшие сомнения. Вечером 13 октября 2008 года, в понедельник, в городе Чехове Московской области, на 18 минуте третьего, заключительного периода хоккейного матча между местным «Витязем» и омским «Авангардом», перестало биться сердце одного из самых перспективных молодых хоккеистов России – 19-летнего форварда омичей Алексея Черепанова. Вот просто перестало, и все. Так бывает, увы. И в большом, профессиональном спорте – намного чаще, к сожалению, чем нам всем бы этого хотелось. Спасти парня врачам так и не удалось. Впрочем, история с врачами там довольно мутная. По некоторым данным, бригада медиков умудрилась приехать на вызов с диагнозом «остановка сердца» с разряженным дефибриллятором, так что если это правда и если правда то, что их потом действительно за это довольно жестко поколотили местные любители хоккея, – то я этих парней очень даже хорошо понимаю. Не медиков, разумеется. Мне эти вечные сказки про «нам платят мало» от в задницу пьяного врача скорой помощи и самому слышать приходилось, причем в довольно печальных обстоятельствах. После того как самому лично пришлось «внесудебными расправами» заниматься, хоть, по правде говоря, и не люблю я в последнее время этого дела. Тут уж просто деваться некуда было. Когда этому в слюни пьяному дебилу нужно было рваную рану бедра знакомому парню-рыбаку зашивать и кровь останавливать, а он все норовил в кафе на базе смотаться, песенку в караоке спеть. Душа у него, понимаешь, музыке радовалась. Просила, можно сказать, ага. Ну, мы с приятелями, врать не буду, тогда тоже… Того. Не выдержали. А товарища помог заштопать знакомый рыбак из Питера, по совместительству известный нейрохирург, который, по счастью, отдыхал с нами в тот злополучный раз на одной и той же рыбацкой базе в благословенных угодьях знаменитой волжской дельты. Ну да бог с ними, с этими веселыми отечественными медикусами. Они – тема для отдельного разговора и отдельного разбирательства, возможно и уголовного. Нет, не все, разумеется. И даже не большинство. Но и этого меньшинства людей в белых халатах уже вполне достаточно для того, чтобы народ в настоящее время относился у нас к медицинским работникам едва ли намного лучше, чем он у нас же относится к тем же милиционерам. А это уже обо многом говорит, не правда ли, дамы и господа? Вот и я тоже так думаю. Но речь сегодня пойдет, увы, не о них. А о самих спортсменах. Ведь случай с Алексеем Черепановым, увы, никакое не исключение, а, как это ни неприятно говорить, одно из тех жестких, хоть и не сильно афишируемых, правил, по которым и живет яркий, красочный и бескомпромиссный мир большого профессионального спорта. И примеров тут, к сожалению, более чем достаточно. Хотите? Да пожалуйста! Пять лет назад прямо перед объективами телекамер во время матча полуфинала Кубка конфедераций рухнул на газон молодой африканский футболист Марк-Вивьен Фоэ. В себя он уже так и не пришел. Примерно через год во время матча «Витория» – «Бенфика» в Португалии также рухнул на газон только-только отдавший голевой пас и получивший желтую карточку венгр Миклош Фехер. А в августе 2007-го в матче первого тура чемпионата Испании случилась, наверное, самая громкая за последние годы трагедия, унесшая жизнь одного из самых перспективных футболистов этой страны, буквально менее чем через год ставшей наконец-то – и вполне заслуженно – чемпионом Европы. Матч был «вынесенным», и трагедию Антонио Пуэрты имели честь наблюдать в прямом эфире миллионы телезрителей во всех странах мира, где транслируются игры этого одного из самых интереснейших европейских футбольных чемпионатов. Да и вообще, как рассказывает мой добрый приятель (и по совместительству один из лучших спортивных журналистов России) Андрей Семьянинов, не проходит и недели, чтобы в новостных лентах ведущих мировых информагентств не появлялось сообщения о трагической гибели какого-либо спортсмена прямо во время состязаний. Недели, понимаете?! И тут, увы, все понятно и, к сожалению, объяснимо. Мир большого спорта жесток. Большие победы, хотим мы этого или не хотим, требуют и большой платы. Даже если отставить в сторону повсеместно ругаемую (и почти всеми втихаря используемую) «фармацевтику», сами по себе постоянные и регулярные сверхнормативные физические нагрузки имеют свойство вызывать необратимые изменения в организме спортсмена, даже и не достигшего больших высот. Я это, простите, на своей собственной шкуре вполне себе конкретно прочувствовал. Дело в том, что в молодости я довольно активно занимался одним, так сказать, весьма энергозатратным видом спорта. Дозанимался до мастера, считался, так сказать, перспективным и, наверное, эту самую «перспективность» вполне себе бы и оправдал, если бы не травма, абсолютно несовместимая с будущей спортивной карьерой. Ну, это она со спортивной карьерой оказалась несовместимой, а с нормальной жизнью – вполне, так что я, честно говоря, не могу сказать, что очень сильно расстроился. Нормально закончил институт, нормально отслужил в армии. А к 30 годам неожиданно начал совершенно нереальными темпами толстеть. То, что называется, «разнесло, как больную жабу». Ближе к сорока при метре семидесяти четырех сантиметрах роста я уже весил почти 120 килограммов и спокойно – на спор! – размещал на своем необъятном брюхе две литровые кружки пива. При этом, разумеется, ну никак не могу сказать, что меня это положение уж очень сильно радовало. Перепробовал все. Голодал, сидел на диете, пил всеразличные восточные чаи и пилюли. Ни фи-га! Уже, было дело, начал от отчаяния об операции задумываться: а вы бы сами не задумались, если бы шнурки с огромным трудом завязывали, ежесекундно испарину со лба вытирая? На счастье, нашелся один знакомый врач, в этих вопросах вполне даже понимающий. – Ты же бывший профессиональный спортсмен, – говорит. – А значит, у тебя принципиально изменен обмен веществ. Так что забудь про диеты, и милости просим в зал. Или если не хочешь, то сразу на кладбище… …40 килограммов в фитнесе мне удалось «скачать» буквально в течение полутора лет. Сейчас вешу около восьмидесяти, прекрасно себя чувствую, в очередях в супермаркетах снова стали называть молодым человеком. Но знали бы вы, чего мне это тогда стоило! Да и до сих пор, стоит пару-тройку недель не помучить себя в фитнесе и бассейне, сразу набегают кг. И, увы, не один. А так 5–6. Которые приходится снова и снова «выгонять» потом и дикими для нормального человека нагрузками. А я ведь сломался, когда мне еще и семнадцати лет не было. Но вот только, как выяснилось, организму до этого нет ровным счетом никакого дела, он уже перестроился. Такие дела… …Но это все так, исключительно в качестве иллюстрации. Не более того. Потому как жесток, увы, не только большой профессиональный спорт, но и весь этот далеко, согласитесь, не лучший из возможных подлунных миров. Хотя бы потому, что смертью в нем, хотим мы этого или не хотим, заканчивается, к сожалению, любая жизнь, любое физическое существование. И это, увы, опять-таки вполне нормально. Так в нем, к сожалению, заведено. И поэтому меня совершенно дико выбешивают чисто умозрительные философствования на тему «Зачем такая бессмысленная смерть молодого парня?». Это у него-то, любимца миллионов людей, смерть бессмысленная?! А у сдохшего под забором от передоза алкоголя бомжа она что, выходит, наполнена прям, сцуко, каким-то невероятным смыслом и, можно сказать, небесным сиянием, так, что ли, получается? Скажите диджею, что я фигею… Парень красиво жил и красиво умер – не «от водки и простуд», а по-честному, в самый разгар красивого мужского противостояния, среди друзей и партнеров, которые его будут продолжать помнить и любить, – и вы смеете мне говорить, что это бессмысленно?! Да ее, этой смерти, которая всегда отвратительна, смысл хотя бы в том и заключается, чтобы напомнить вам, трущим под бутылочку пивка перед телевизором красные от офисного компьютера глаза и жизнерадостно чешущим расплывшиеся от офисных кресел задницы, что есть и другая жизнь: яростная и честная, в которой есть друзья и враги, победы и поражения, жизнь и смерть. И если за эту жизнь приходится жестко платить по счетам – что ж, мужчины это делают не задумываясь. Если они, разумеется, хотят оставаться мужчинами. И в этом как раз и есть смысл жизни и смерти молодого талантливого парня Алексея Черепанова. Далеко не единственный, разумеется. Но реализовать остальные он, к сожалению, увы, не успел. Вечная память тебе, парень. Мы вместе с твоими близкими помним и скорбим. Но ни о чем не жалеем. Ни о чем. И – никогда. Жизнь продолжается…

…Я, помню, было дело, из Австрии вернулся. Да-да, как раз с того самого чемпионата Европы. Где мы получили бронзу. И о роли которого сейчас вовсю рассуждают даже те, кто мячик от шайбы может отличить только тогда, когда отрывается от созерцания женских задниц в стриптизе. И то, если его в этот момент на что-то более серьезное не отвлекут, типа стакана односолодового вискаря минимум 15-летней выдержки. Да что там говорить. Сам лично слышал в Инсбруке от юной нимфетки, двигающейся в сторону випа перед нашим матчем со шведами, вопрос, потрясший меня прям-таки до глубины души: «А Дима Билан сегодня играть будет?». Спутник нимфетки, дядя с невероятно огромным животом и абсолютно мутными от перегруза спиртным глазами, ответить ей так ничего и не смог: то ли и сам прифигел от такой постановки вопроса, то ли призадумался: а может, и вправду выпустят? Ну хотя бы минут на 15. И че б, спрашивается, девушку не порадовать?! Подумаешь… Ну, а если серьезно, то, ребят, футбол – это далеко не светское мероприятие. Это – даже не игра. А нечто гораздо большее. Я уже не раз приводил этот пример: посмотрите на ломаные-переломаные ноги футболистов, посмотрите на безжалостные «стыки», посмотрите на ковыляющих с палочками ветеранов – ради «просто игры» такого никто не выдаст. Просто – в качестве примера – когда один из героев матча с голландцами Дима Торбинский еще играл в московском «Спартаке», один из моих приятелей-фанатов поинтересовался, откуда у него, такого щуплого и инфантильного с виду, такая спортивная злость и такое бесстрашие в единоборствах. – А чего мне теперь-то бояться? – удивился Торби. – У меня уже давно все мениски вырезали… Игра, говорите?! Впрочем, речь сейчас – отнюдь не об этом… Праздники, какими бы они яркими ни были, имеют свойство заканчиваться. И футболисты, и болельщики, в общем-то, рано или поздно, как ни крути, вынуждены будут вернуться на родину. К родным, так сказать, осинам. К родным «болотистым» полям, «странным» временами судьям и никогда не моющимся из каких-то, видимо, принципиальных корпоративных соображений, креслам главного стадиона страны в Лужниках. Я их, кстати, за все свои 30 лет фанатского стажа мытыми видел всего один раз: на состоявшемся там финале Лиги чемпионов. Ну, видимо, перед англичанами все-таки неудобно стало. Свои-то – хрен с ними, и так потерпят. Народ – он ведь все одно уже без газетки на трибуну не идет, это уже рефлекс, как у собаки Павлова. И – не потому, что у нас самая читающая страна в мире. Просто штаны жалко… …Да что там Лужники, первые «радости» ждут фанатов сразу по возвращении на горячо, так сказать, любимую родину. Лично довелось по прилете в «Домодедово» веселую сцену наблюдать, прямо на паспортном контроле. Мы только-только из Мюнхена прилетели, стыком через Цюрих. Устали – как собаки, сами все понимаете. А девочки с паспортного контроля как раз именно в этот момент решили себе устроить небольшой, так сказать, перекур с чаепитием. Оставили два работающих прохода на всю вывалившуюся из нехилого по размерам аэробуса толпу, и прямо на глазах у народа, неспешно доставая сигаретки, почапали, не сильно так торопясь, в сторону служебного помещения. Но больше всего один юнец в форме поразил, когда народ стал не совсем по-доброму ворчать, роптать и возмущаться. – А будете орать, – говорит, – вообще сейчас все закроем, будете до утра тут сидеть. Сказано, кстати, было с таким апломбом и уверенностью, что если б не один мужик, откровенно начальственного вида, властно поинтересовавшийся, не жмут ли щенку погоны, – мог бы, пожалуй, и вправду какую-нибудь гадость учинить. Влегкую. А так – просто испарился. Не от осознанья, конечно, и просветленья. Видимо, просто доперло, что рейсами из Цюриха не всегда самые простые люди летают. …И главным лично для меня становится сейчас вопрос: а что, собственно, произошло и почему оно именно так получилось? Почему, к примеру, поколение футболистов, считающееся у нас в стране откровенно «потерянным», выдает такую феерию на европейском форуме? Почему произведший настоящий фурор Роман Павлюченко, совершенно справедливо полагающийся одним из сильнейших в Старом Свете нападающих, сидит после этого в «Спартаке» на «бенче», и вместо него по полю носится молодой и, врать не буду, мало кому известный бразилец?! Почему Денис Колодин не может выдавать такую же сумасшедшую игру, как с теми же голландцами, в своем клубе, под руководством очень, кстати, симпатичного молодого тренера Андрея Кобелева?! Почему люди, только что искренне гордившиеся своей страной, сразу же затыкаются при виде первого попавшегося им на пути щенка, нацепившего форму погранца-контрактника с сержантскими лычками, наконец?! Но вот что откровенно лично меня радует – затыкаются уже не все. Мужика того, кстати, многие вполне по-взрослому поддержали. Значит – есть шанс, что рано или поздно, может, и распрямимся. Потому как именно в этом – в гордости за себя и страну и в уверенности в своих собственных силах – и есть лично для меня, к примеру, главный «австрийский урок Гуса нашего, Хиддинка». Такие дела. Такая непростая история

Меня тогда, разумеется, предупредили, что он не переносит «новомодной расхлябанности» в одежде. Никакого, типа, моего любимого «кежуал», только строгий костюм. Можно и без галстука, но пиджак – обязателен. Я и подготовился соответственно, вот только извечные московские пробки подвели, пришлось ехать, в чем был. Вот и получил при рукопожатии ехидное: «Молодой человек, а ничего, что я в костюме и галстуке?» Врать не буду, чуть сквозь пол легендарного спартаковского «Подвала» тех лет со стыда не провалился… …Я не люблю кладбища. Даже к маме, которую помню и люблю, не могу себя заставить поехать. Просто – не могу, и все. Не поеду и к нему, несмотря на то, что именно он подарил мне одну из самых больших «любовей» моей жизни. Может, потому, что просто не хочу верить, что этот человек умер. Не хочу. Понимаете? Так – тоже бывает… Нет, умом я понимаю все: что «Спартак» – детище великого патриарха Николая Петровича Старостина, что были великие тренеры и до него, что после него команду тренировал не менее великий человек, главный мизантроп отечественного футбола Олег Иванович Романцев. Все понимаю. Но в футбол и в «Спартак» меня, одиннадцатилетнего мальчишку, влюбил именно он: великий, невозможный, невыносимый, ехидный, щегольски-артистичный Константин Иванович Бесков. Вчера, 17 ноября, ему могло бы исполниться восемьдесят восемь лет. Увы. …Что в нем еще больше поражало – он всегда говорил то, что думал, а не то, что от него хотели услышать. Даже на той встрече в «Подвале» с болельщиками московского «Спартака» на вопрос, кто из ныне действующих футболистов нравится ему больше всего, назвал не фамилию феерившего в тот сезон кумира спартаковской торсиды Егора Титова, а ненавистного этой самой торсиде Владислава Радимова. Вот, типа, – как хотите, так и принимайте. Я такой. Я – так думаю. И ведь, что самое интересное, – принимали… Потому что Бесков – имел право так говорить. А мы – только слушать. Он это, извините, – всей своей жизнью доказал. Видимо, судьба у него такая была, – доказывать в принципе невозможное. А как вы хотели? У меня двое приятелей, не разлей вода, чуть не передрались, споря, кем был Константин Иванович «по жизни» – «спартаковцем» или «динамовцем». И ведь каждый из них по-своему прав, что самое интересное… Вот интересно, как они вообще с Николаем Петровичем Старостиным, ненавидящим, и не только по «спортивному признаку», но и в качестве энкавэдэшного «сидельца», все, что связано с самим понятием «Динамо», могли в одном пространстве существовать? Николай Петрович, согласно легенде, даже мух газетой лупил со словами «у, “Динама” проклятая». Всеми фибрами души ненавидел. И – Бесков: щеголь, динамовская легенда, по некоторым слухам, – любимец самого Берии. Участник того самого, предельно мифологизированного динамовского турне по Англии, которое у нас преподносилось (да и преподносится) чуть ли не как первая «крутая» победа советского футбола, как разгром «хваленых профессионалов», разгром Англии. И – не беда, что сама Англия, вообще-то, этого самого «разгрома» как-то и не заметила. Подумаешь, приехала какая-то русская командочка, сгоняла несколько товарищеских игр с середняками чемпионата. Что-то выиграла, что-то – проиграла. Подумаешь… Но у нас-то – все равно легенда. И вот – с одной стороны этот щеголь и артист, эта «динамовская легенда», а с другой – лагерный сиделец, всю эту систему с ее хвалеными «легендами» совершенно искренне ненавидящий. А ведь – существовали. Не любили друг друга, до дрожи пальцев, интриговали, подножки ставили, но – существовали! И строили – вместе! – великую команду, влюбившую в себя и в футбол миллионы мальчишек по всей стране. Меня в том числе, кстати. И чем вам, господа, не образец настоящего, а не «бумажного» национального примирения? Вот об этом-то, не в самую последнюю очередь, нам и надо помнить, когда отдаем дань памяти этим двум великим старикам. Потому, что именно такие люди – и с одной, и с другой стороны – оставили нам с вами в наследство великую страну, которую мы чуть, прости Господи, не просрали, разбираясь задним числом, кто был тогда «прав», а кто «виноват». Теперь это – уже история. Да, очень непростая история. Но другой-то у нас с вами, дамы и господа, – все равно, как бы это помягче сказать, – просто не имеется…
Приложение первое и единственное. Интервью Андрею Смирнову (газета «Завтра»), приобретшее неожиданно скандальную известность, и не только в фанатских кругах (публикуется с согласия А. Смирнова). Футбол – это война…

«Футбол играет в современном обществе весьма серьезную роль. Это праздник в удручающем пейзаже иудео-христианства и экономического материализма, полтора часа тревог, ожиданий, восторгов, так сказать, оазис нормального бытия в пустынях ежедневности… Футбольный клуб – эхо, воспоминание о тайных мужских союзах. Налицо магистр (президент), капитул (тренеры и совет), сержанты (обслуживающий персонал), воины (рыцари футбольного мяча). Возразят: это подражание, пародия, разве можно сравнивать смертельные рыцарские битвы с этими… шоу. Правильно, нельзя. Но тогда как квалифицировать полтора часа бешеной футбольной борьбы или пятнадцать раундов боксерского поединка – ведь зачастую игроки уходят с поля или ринга весьма покалеченными? Это не подражание и не пародия, это иная форма мужского бытия», – писал Евгений Всеволодович Головин. Не меньше, чем футбол, интригует и привлекает так называемый околофутбол. В общественной жизни прочно заняла свое место субкультура футбольных фанатов. В язык вошли слова – саппортер, моб, топ-фирма (элитное объединение бойцов). Но фанатская культура, мировоззрение остаются по-настоящему малоизвестными. Посему даже газета «Московские новости», позволяет себе явный неадекват: «Общий интеллектуальный уровень в этой среде крайне низок». Фанатов частенько сопоставляют со скинхедами. Точки пересечения, безусловно, имеются, однако это разные субкультуры. По стилю, по отношению к миру. Упрямая идеологическая ориентация бритоголовых заменяется у фанатов жизненным активизмом и стихийным, не казенным патриотизмом. Посему среди футбольных фанатов невозможны, например, умствования на предмет, кого надо было поддерживать во время сербо-хорватского противостояния. Характерны знаменитые баннеры, например, во время матча сборных Эстония – Россия: «1940. Хозяева вернулись» или спартаковский в Праге – с танком и цифрами 1968. Позволю себе предположить, что авторы этих посланий далеки от просоветских настроений. Для них важно то, что это были наши, была проявлена русская сила. Века назад люди знали, что «переступание пределов» – движение в сторону божественного, трансцендентного, лежащего по ту сторону всех границ. Агрессия была естественным проявлением чистого бытия в человеке. С началом Нового времени господствующий дискурс начал вмешиваться в сферу проявления собственно человеческих аффектов, налагать запреты. Система оберегает «вас от вас же», разумеется, в собственных интересах. Человек воспринимается исключительно как количественный фактор. Парадокс, или точнее, очередная ложь либерализма – под разговоры о свободе, личность лишается права на свободные проявления. Заметным событием культурной жизни последнего года стал выход в свет романов о русском околофутболе Дмитрия Лекуха «Мы к Вам приедем» и «Ангел за правым плечом». В октябре выходит его же сборник рассказов «Хардкор белого меньшинства». На подобное решилось, естественно, лишь издательство «Ad Marginem». Лекух – активный болельщик «Спартака» с более чем тридцатилетним стажем, завсегдатай «террасы». При этом его жизнь напрочь опровергает некомпетентные стереотипы. Дмитрий – человек более чем состоявшийся. Прошел войну в Афганистане. Ныне является главой крупной рекламной фирмы. Кандидат филологических наук, защитивший диссертацию по норманно-скандинавским влияниям в древнерусском эпосе. В начале 90-х отдал дань уважения литературной критике. До сих пор в различных «антологиях постмодернизма» встречается текст Лекуха «Владимир Сорокин как побочный сын социалистического реализма». Но футбол и околофутбол, несомненно, являются значительной составляющей его жизни. Пусть, по меткому замечанию Льва Данилкина, «футбол – это скорее повод, чем причина». Дмитрия Лекуха именуют русским Дуги Бримсоном, всемирно известным автором исследований о футбольном фанатизме. Аналогия не очень точна, но с Бримсоном Лекух хорошо знаком, во время весеннего визита писателя в Москву они прекрасно общались. С упоминания Дуги Бримсона и пошел наш разговор. Дмитрий ЛЕКУХ.После пресс-конференции в «Букбери», после посиделок в пабе у Бримсона была поразительная фраза: «Я тебе завидую, ты живешь в свободной стране». Он настолько зажат своей политкорректностью, например, постоянно говорит, что он против насилия. А сам бывший футбольный хулиган… Еще он противник появления на стадионах женщин. Во время пресс-конференции вскакивает какая-то буйная девочка и спрашивает, как он относится к девичьему, женскому фанатизму. Вижу, как Бримсон сжимается, замолкает. Сказать правду не может, привык, что за такое осудят таблоиды, общество. Так что пришлось отвечать мне. А я тоже отрицательно отношусь к женщинам на футболе. Женщина должна быть женщиной, а футбол – все-таки мужская игра. Все разговоры о равноправии – большая глупость. Это симптом одной большой болезни под названием угасание белой европейской культуры. Происходит замещение неких вещей, без которых нет ни культуры, ни носителя этой культуры, повсюду проявляются различные, не всем заметные симптомчики. Даже в фанатской среде появляются женские мобы, когда девчонки мочалятся между собой, и появляются мужики, цель жизни которых – лежать на диване. Как заметил некогда Бердяев, вектор европейской культуры смещается от стремления к вечности к стремлению к мимолетности. Сейчас доходит до абсурда: художники создают перфомансы, которые живут одну секунду и после этого умирают. Моя покойная бабушка, Анастасия Димитриевна, потомственная уральская казачка, в ответ на разговоры о всеобщем равенстве любила говорить: «Вы сначала пальцы на руке сделайте равными, а потом людей равными делайте». Мы сами не заметили, как стали частью общества потребления. У прежней системы был вектор, может, мне несимпатичный, может, неправильный, но был. А что сейчас, если для полета на Марс собираются рекламные деньги. Стремление к звездам замещается бизнесом. Проблема в том, что общество потребления заточено под среднего человека. Кто является избирателем, аудиторией рекламных кампаний… Отсекаются и низы, и сильные люди. Вторые вынуждены продаваться и входить в элиты, и, увы, очень многие это делают радостно, впереди собственного визга, либо скатываться в маргиналитет. Это не зависит от политиков, их продажности – это системная ситуация. Еще полвека назад знаменитый фантаст Роберт Хайнлайн точно заметил: что это за общество, в котором пятнадцатилетний гений не имеет права голоса, а сорокалетний шизофреник имеет? В девятнадцатом веке наш великий философ Леонтьев сформулировал, а потом это подтвердил Норберт Винер. Чем структура проще, тем она жизнеспособнее. Но у системы, а система подразумевает анализ не реперных точек, а связей между этими точками, все по-другому. Система является устойчивой только тогда, когда она является сложной. На этом принципе персональные компьютеры построены. Почему мы это применяем в компьютерах, а к людям нет? «ЗАВТРА». Ты говоришь об упадке белой цивилизации. А каковы, на твой взгляд, ее основания? Д. Л.Менталитет даже не нации, а расы, потому что речь идет о более широких и глубоких вещах, выражен в языке. Мы говорим: завоевал ее любовь, покорили космос. Есть вещи, которых не надо стыдиться. Агрессия лежит в основе самого понятия белой культуры. Это краеугольный камень, несущая конструкция. Если его вынуть, то все начинает разваливаться и рассыпаться. Мы такие. Соответственно, нам надо либо отказаться от той многотысячелетней истории, культуры, либо отдавать себе отчет в том, кем ты являешься. Понимаю, неприятно себе признаваться в том, что агрессия – часть твоего менталитета. Особенно с налетом даже не то что политкорректности, а воспитания. Наверное, можно жить и без позвоночника. Но это уже не жизнь, а существование. Отказываясь от экспансии, мы скатываемся к существованию. И, естественно, нас начинают замещать другие, более живые, агрессивные культуры. Даже не обязательно более агрессивные, но те, которые не отказываются от своей самости. И это не их вина, это наша беда. Сколько бы африканец ни прожил в Париже, он все равно останется африканцем. Это нормально. Но если ты белый француз, чьи предки здесь жили веками, ты должен понимать, что это твоя земля и твой дом. Если откажешься от этого понимания, ты перестанешь быть хозяином. Мы всегда рады гостям. И я лично ничего не имею против наличия кавказцев в Москве. Но я против того, чтобы Москва превращалась в Кавказ. Если приехавший гость начинает мне диктовать свои правила игры, он перестает быть гостем, а становится, извините, оккупантом. Опять же все дело в разнице менталитетов. Не люблю стоны про «засилье черных». Это наша вина, наша слабость. И если в публичном месте сидит компания полубандитов, громко разговаривает, смеется, хватает чужих жен, дочерей – это не проблема этих бандитов, это проблема мужиков, которые находятся в этом же месте. Если они не могут за себя постоять, поставить на место наглецов, их будут топтать. Вот и все. «ЗАВТРА». Есть образы, символы, которые вдохновляют? Д. Л.Рим, Римская Империя – это то, что дает до сих пор определенные импульсы, которые нам позволяют не сдохнуть, не превратиться в жвачных животных общества потребления. Долгое время слова – империя, империализм – несли негативный оттенок. Как-то я беседовал с одним нашим очень известным политологом, и на его негатив попросил дать определение империи. Вразумительного ответа не последовало. Империя действительно может быть демократической, советской, какой угодно. Но есть главный принцип. Империя – это проект, в котором есть приоритет государства над обществом. Государство напрямую, минуя общественное мнение, апеллирует к своему гражданину. О чем я спорю с нашими фашиками, с национал-социалистическим флангом движа. Явление национал-социализма в Германии и национальная демократия абсолютно идентичны. Прибалты – это мое мнение – поступают совершенно логично, вытесняя русское население. Потому что демократия может быть только национальной. Для того, чтобы возникло общее желание, один вектор, у людей должен быть схожий менталитет. Иначе возникают разнообразные влияния, и движение останавливается. А любое полиэтническое общество либо распадается, либо преобразуется в имперское. Не надо стесняться того, что мы были и остаемся последней колониальной империей. Во время цунами я был с женой на Шри-Ланке. Все более-менее образованные ланкийцы с такой тоской говорят об ушедших англичанах. И это правильно. Потому что последняя железная дорога была построена на Шри-Ланке во времена британского владычества. Как только англичане ушли, там началась гражданская война, которая длится до сих пор. Шри-Ланка – это райское место, но она еще до цунами максимально могла принять туристов, уже в условиях перемирия, когда Тигры освобождения Тамил Илама семь лет как ничего не взрывают, миллион человек. Наши Сочи п