7 страница. Не – Егерь-карел с характерным русским именем Саша смотрит, прищурясь, на озеро, по которому продолжает бежать небольшая

Не… – Егерь-карел с характерным русским именем Саша смотрит, прищурясь, на озеро, по которому продолжает бежать небольшая, но крутая волна с грязноватыми белыми барашками. Злая волна, надо сказать. Недобрая. Саша смотрит на зеркало озера, а я смотрю на его руки, продолжающие филировать пойманную с утра на гряде, нагулянную под осень двенадцатикилограммовую щуку острым, как неосторожно сказанное слово, охотничьим ножом. А что? Его рукам – глаза не нужны. Всю жизнь здесь. Почти пятьдесят годков. С двухлетним перерывом на армию. – Не, – вздыхает. – Видишь, снова восточный задувает. В такую погоду и рыба не клюет, и карелка не дает. Сам знаешь. Не первый год здесь… Это – точно. Не первый. И поговорку эту финскую про восточный, морской, «русский» ветер, который как задует, – так и рыба не клюет, и баба не дает, и зверь в лесу не идет, и глухарь не токует, – тоже знаю прекрасно, разумеется. Даже как-то пытался, с Сашиной же помощью, выучить, как это звучит по-фински. Я столько не выпью… …А на рыбалку – все равно хочется. Пусть и восточный ветер, пусть и волна. Может, все-таки повезет?! Ребята – вон, ушли на порог за хариусом. Саша их только презрительным взглядом проводил: мне, мол, не верите? Ну-ну… Я за семь лет хоть один раз ошибся?! Не ошибся?! Ну – то-то же… …Мы действительно ездим сюда уже семь лет. Фактически – одной и той же компанией, иногда – с небольшими вариациями. И Саша действительно за эти семь лет – ни разу не ошибся. Такие дела… Дорога

Карелию – затаскали, затоптали и, простите, загадили. Вот удивительная, кстати, фигня: туристическая отрасль в республике фактически «лежит», налогов в казну, почитай, и не приносит, – только инвестиций все время требует. А «дикого», неорганизованного туриста, – кстати, иной раз – просто жаждущего заплатить свои кровные любой более-менее вменяемой организации – как дерьма, извините. Залежи которого он, будучи неорганизованным, естественно, везде после себя и оставляет. Дерьма, в смысле. В райских когда-то окрестностях той же Сортавалы – горы мусора, а в местной гостинице, когда я туда приехал года три назад по делам, с рыбалкой никак не связанным, мне тут же предложили ненавязчивый «дамский сервис». Скромно предупредив, правда, что, «извините, цены у нас – почти московские». Послал, естественно. И отнюдь не из-за предупреждений о «дороговизне товара», разумеется. Просто – ну, – не мое… Словом – «цивилизация», ага. Прости меня Господи… …Поэтому и ездим мы каждый год так далеко на север, за Кемь, почти-то на самую границу с Полярным кругом: по крайней мере, финский Раваниеми, где мы как-то встречали с женой Новый Год, – вот он, через границу, и дальше – совсем немного по ровным финским дорогам. Правда, до той границы еще – нужно добраться, и отнюдь не из-за злобных Карацуп с Мухтарами. С ними-то как раз – все в порядке, мы и ловим с их разрешения – в приграничном районе. Просто дороги по эту сторону, скажем так, – отнюдь не финские. Грейдер. По которому, сойдя с поезда в Лоухах, мы и трясемся на «буханке» (другой транспорт здесь тупо не ходит) почти семь часов, без перерыва, вдоль «колючки», донимаемые комарами и, время от времени, пограничниками. Оно того стоит, поверьте. Дальше нас ждет – рай. Суровый такой рай, без горячей воды и электричества, без душа и, разумеется, теплого сортира. И с архангелами, роли которых берут на себя Саша с кем-нибудь из своих приятелей или родственников в качестве помощника. А у Саши, ребят, особо не забалуешь: он и с нами-то «раскрылся» только тогда, когда увидел, как мы тщательно прибираем за собой оставшийся от первого перекуса мусор на Пороге… Порог

Порог для большинства членов нашего маленького коллектива – это вообще цель всей экспедиции. Даже не так: Цель. С большой буквы. Порог тоже, кстати, так следует именовать: потому что он именно Порог – длинный, почти два километра, с серьезным перепадом высот и бешеной «трубой» на стремнине. С омутами и плесами. Словом – все как положено. Почти идеальное место для охоты на трофейного европейского хариуса: крупную, сильную рыбу, вырастающую (только то, что сам видел, – наверняка бывает и больше) до двух с лишним килограммов живого веса. Достойного бойца, почти идеально использующего все особенности русла: может и на стремнину рвануть, может и среди камней забиться. Хотя здесь, в общем-то, – вся рыба такая. И реликтовая северная форель, несмотря на то, что редко вырастает до четырехсот грамм, может так истерзать лайтовый спиннинг, что потом пот со лба вытирать приходится, а – казалось бы – весу-то в рыбешке… Ну, а если уж вам повезет и у вас ударит «красная»… …Впрочем, – это с какой стороны посмотреть – «повезет»… …В этот раз нас четверо: я, Василич, Леха и Сашка. И двое егерей: Саша с Валеркой, своим приятелем. И – больше никого, на многие-многие километры. Только раз в день или в два проплывут мимо по озеру «водоплавающие»: так местные, включая егерей, зовут туристов-байдарочников. Их тут в Карелии – много. Хорошо еще, что «наш» Порог – повышенной сложности, через него идут только люди опытные, понимающие и реку, и лес. У них, прямо перед порогом, специальный постоянно действующий лагерь разбит: расчищены площадки под палатки, выложены древними карельскими валунами костровые площадки, вырыты ямы под мусор, обустроена походная банька. Все чистенько, аккуратненько – мы как-то специально ходили смотреть, когда там никто не стоял. Сразу видно – правильные люди здесь ходят. А вот совсем, по местным меркам, неподалеку, километрах в тридцати-сорока (кто их считал по тайге), рассказывают егеря, – порог «любительский», легкий, где идут основные маршруты. Вот там – срач такой, что местные даже перестали ходить туда летом рыбу ловить, хотя в пороге ее меньше не стало. Да и подъезды к нему по тайге удобные, можно даже на стареньких «Жигулях» пробраться. Просто – противно. Один год, вроде, мужики собрались, провели нечто типа субботника, навели порядок по осени. Так следующей весной, еще комар вылететь не успел – опять засрали по самые уши. И что мы за народ… Экспедиция

Это действительно – экспедиция. Кстати, сразу хотел бы предупредить тех, кто решится последовать нашему примеру: лучше ошибиться в подборе амуниции, товарищи выручат, чем – в правильном подборе команды. И это – ни фига не шутки, проверено на своем, достаточно горьком опыте. Через три-четыре дня, проведенные в наглухо изолированном мужском коллективе, – люди начинают звереть. Самые опасные дни: пятый-шестой, когда любое, неосторожно сказанное слово, любая, совместно проводимая работа – вплоть до мытья посуды – могут привести к достаточно серьезному конфликту. Ну, а поскольку выезжают в такие места мужики, как правило, здоровые и умеющие за себя постоять, – сами представляете, чем вся эта бодяга может закончиться. И не надо думать, что за нож в таком конфликте может схватиться только уж совсем конченый отморозок: видал я, знаете ли, и, казалось бы, интеллигентных очкариков… А изоляция – и вправду полная. Ближайший телефон – в леспромхозе, восемьдесят восемь километров по грейдеру. Сотовой связи нет, спутник не берем с собой – совершенно сознательно. В Калевале есть человек с «тревожным телефоном»: если дома, не дай Бог, случится что-то по-настоящему серьезное, ему позвонят, и он за полдня сможет добраться до нас на вездеходе. А по несерьезным поводам беспокоить нас здесь тупо не следует. Весь год этой поездки ждем. А так: пробовали как-то один раз брать с собой спутниковый телефон. Тьфу. Будто из Москвы не уезжали. Леха как-то, выпив лишнего, даже утопить его хотел к чертям собачьим: так звонками с работы достали. Этим все и закончилось. У каждого из нас, кстати, – и своя цель в этой экспедиции, и своя манера ловли. Более того, я как-то смеялся, сообразив, что мои товарищи – да и я сам, наверное, со стороны-то виднее, – как специально придуманные типовые персонажи. И, если внимательно присмотреться, каждый желающий может найти в действиях хотя бы одного из нас что-то полезное для себя. Василич

Василич, сцуко, – авторитетный. Именно он, придя лет десять назад в нашу фирму, как-то очень легко и непринужденно подсадил нас всех на спиннинг. Как и многие бывшие авиаконструкторы, – гордится тем, что когда-то принимал самое активное участие в разработке многих аппаратов, в том числе и знаменитых «Буранов». И злится оттого, что ему, опытному и толковому инженеру, приходится зарабатывать деньги, занимаясь организацией и сопровождением корпоративных туристических групп: дело, конечно, довольно хлебное, но руки и голова – просят совсем другого. В рыбалке Василич консервативен: всем блеснам предпочитает проверенную «двойку» от «Аглия Лонг», все ухищрения с мухами и «нулевками» презирает, единственный из всех нас не заменяет плетенку на мононить, обходясь довольно длинным, сантиметров на сорок-пятьдесят поводком, и то только тогда, когда его любимый хариус начинает капризничать. А так – и этим не заморачивается. Как, кстати, и лишней беготней по Порогу: есть у него три-четыре проверенных «точки», вот по ним и гуляет. При этом – ловит больше нас всех, вместе взятых. Правда, только, скажем так, – в «обычных условиях». Если рыба начинает вести себя с его точки зрения неправильно, Василич обижается, садится у костра и, не торопясь, начинает пить водку, постепенно вовлекая в сей приятный процесс окружающих. Его девиз: «ловить надо то, что ловится». А если не ловится – так чего, спрашивается, реку-то безвинно хлестать?! Она вроде – ни в чем и не провинилась… Леха

Леха, сцуко, – упорный. Как все «джигиты». Это вообще отдельный класс рыболовов, я почему-то так думаю. Девиз которых: упорство, упорство и еще раз упорство. Мы на него даже иной раз злимся: ну, не наш сегодня день, уже давно можно уходить, темнеет, а нам, чтобы попасть домой, еще лодку через первый, «промежуточный» порог обносить, иначе в озеро не попадешь. Бесполезно. Если упрется – домкратом не сдвинешь. Перепробует все имеющиеся в наличие приманки, пару раз за выход обязательно грохнется с мокрых камней в речку. Азартен, словом, Парамоша. Хотя, надо отдать ему должное, самого крупного из всех наших трофеев поймал именно он: крепко за «двушку» потянул харюзок, остальные до сих пор о таком только мечтают. Так что – тоже путь. Вполне себе, кстати, – и достойный. Сашка

Сашка – инженер. Мне даже иногда страшновато становится от одной мысли о том, сколько таких толковых, рукастых и головастых инженеров-конструкторов потеряла страна, когда все эти «физтехи» и «бауманцы» дружно ломанулись в финансисты: мозги-то есть, а семью, извините, – кормить надо. Сашка – как раз «бауманец». Инженер от бога. Постоянно что-то придумывает, просто не может без этого. Помню, как-то раз хариус с форелью брали – только с поверхности, причем даже на пороге била хоть и короткая и совсем не высокая, но злая волна. Которая, наплевав на все специальные спреи и прочие «пропитки», топила «плавающие» мухи уже на первой-второй проводке. А на что-либо другое рыба брать – почему-то отказывалась. Первым на такую «рыбалку» плюнул, естественно, Василич. Сел у костерка, покряхтел, извлекая из рюкзака бутылку «беленькой» и баклажку местных соленых грибов, – первая закусь в этих местах, самая вкусная и ценная. Потом к нему присоединились и мы с Лехой, и только Сашка, приспособив на камушке тиски, пытался что-то сочинить с мухами. Самое интересное: сочинил. Разрезал полиуретановую самодельную джиговую «мандулу», нарезал тонкие полоски, обернул ими перед вязкой длинное цевье нахлыстовых крючков: мухи получились – неутопляемые. Наловились тогда так, что через пару часов надоело харюзов с форелями с крючков сдергивать. Я же говорю – инженер. Такие дела… Далекие звезды Севера

Я в этой нашей «экспедиции» – скорее наблюдатель, моя цель – даже не рыбалка. Мне просто здесь хорошо: это одно из немногих мест на земле, где я чувствую себя в мире с собой и окружающими. И звезды, в отличие от южных: крупных, ярких и тревожащих душу, здесь – просто уютные, далекие светильники. Да что там звезды: здесь, в Калевальском районе республики Карелия даже змей нет. Странно, да? В Карелии полно гадюк, севернее, на Кольском полуострове их тоже не сосчитать. А здесь – нет. Раньше, в языческие времена, эти места считались у финнов – сакральными, здесь была написана знаменитая «Калевала», здесь княжил знаменитый «старый Вяйнямяйнен» и стояла знаменитая «кузница Илмаринена», в которой был выкован местный Небосвод. На одном из островов озера Писта-ярви до сих пор сохранилось старое, полуязыческое кладбище – туда иногда приплывают лодки, после чего ветки растущих на острове деревьев украшают узкие яркие полоски разноцветной ткани: так карелы чтут память ушедших. Но и рыбацкая цель поездки у меня тоже, конечно, имеется. Только она – не на пороге. Точнее – не всегда на пороге, в этот раз вот уже – скатилась в озеро. Это местная «красная», не нашедшая пути обратно в море после строительства каскадных электростанций в пятидесятые годы прошлого века и полностью опресноводившаяся за эти немалые времена семга: крупная, сильная и очень осторожная рыба, мощный и хитрый боец, достойный трофей и соперник. Мистика какая-то, кстати, – именно с ней мне все эти семь лет не везет. Парни, которые приезжают сюда исключительно за хариусом – каждый год берут в прилове одну-другую. А у меня – голяк. В прошлом году, вон, вроде бы уже и к лодке подвел красотку – реально трофейную, явно за «десятку», да, к сожалению, крепко к тому времени поддавший напарник отобрал у егеря подсачок и начал ее сверху накрывать, как бабочку. Я ему даже в морду потом не дал, так расстроился. Ушла, естественно… …Вот и сейчас, сегодня вечером уезжать, ребята ушли на порог, а мы с егерем сидим на берегу озера, ждем погоды, а ее все нет и нет. Восточный, «русский» ветер: и рыба не клюет, и карелка не дает. – Ничо, – со вздохом успокаивает меня Сашка. – Это она тя заманивает. Чтобы на следующий год приехал… Я вздыхаю. Буду жив – приеду, конечно. А куда я, собственно говоря, денусь. И – даже не за «красной». Просто мне здесь хорошо. Так тоже бывает. Такие дела… Трофей

…Того, трофейного хариуса, Леха, кстати, очень интересно взял. Я бы даже сказал – поучительно. Рыба в тот день брала исключительно в нижних слоях, со дна. Егеря поплавочной снастью проверили: настоящий жор. А больше – никак. И вот как ее, заразу, оттуда, со дна омута достанешь? Любое касание вертушкой дна – девяностопроцентный обрыв. Если не сто. Камни. Порог, знаете ли. Там их немало навалено. И так, и эдак попробовали – бесполезно. Я даже микроджигом пройтись решился, отчего Лехины глаза вспыхнули жадным желтоватым огнем, но моментально посадил снасть, видимо, между камнями. Обрыв, естественно. У меня же там не «астраханская» плетня стоит, которой сомов можно с ям корчевать, особенно не напрягаясь. А можно и трактор, если палку не жалко, разумеется. А вполне себе деликатная монолеска, как раз на хариуса. Короче, плюнули да и ушли, наказав егерям надергать на поплавок харюзов для ухи: ставить дневной лагерь, жечь костер и пить чай, в ожидании, когда эта зараза соизволит ближе к поверхности подняться. Все, кроме Лехи, который, как выяснилось, кое-что задумал, по отношению к нам, – явно совершенно недоброе. И – точно, приспособился, зараза. Мы, к сожалению, опомнились только тогда, когда он уже с десяток харюзов надрал, один другого краше, в том числе и того, трофейного. И ведь как остроумно: подручными, так сказать, средствами. Короче, Леха просто учел мои ошибки с джигом. И не поленился переставить шпулю, поменяв намотку на ту самую «астраханскую плетку», на которую через один-два сантиметра натыкал свинцовых дробин. И через карабин закрепил на ее конце поводок из монолески с офсетным крючком, на который, за неимением искусственного червяка, вынужден был насадить естественного. И ведь сработало! Даже отбивка от камней чуть-чуть при проводке ощущалась, а любые зацепы Леха с легкостью, за счет мощной плетни, продергивал. Ну, может, гирлянду дробин раза три-четыре обновить пришлось, зато какие трофеи! …Ох, как мы его в тот раз за ухой материли. Нет, – молодец, конечно, что придумал, тут без вопросов. Но почему молчком?! Ты, дружище, сюда, вообще-то, не один приехал. С товарищами. Которые, когда что-то такое придумывают, – с тобой тоже делятся. Леха вздыхал и соглашался, извинялся, ссылаясь на внезапно накативший азарт. Но было видно – больше гордится, чем смущается. И это, наверное, было тоже правильно, потому как идея была именно его. Хотя судьба его за это все-таки наказала: фотографий того выдающегося трофея так и не сохранилось. Сам и утопил на следующий день фотоаппарат, скача по камням на манер горного козла. Аппарат-то спасти удалось, но вот флешка – гавкнулась. А ведь как позировал, какие композиции из трофеев выстраивал!.. И – какой результат… …Теперь иногда звонит, бывает, – что и не совсем с трезвых глаз. Подтвердить требует, когда врет на эту тему в какой-нибудь очередной компании. Вот, Лех, – специально для тебя подтверждаю: трофей был больше двух килограммов. Немногим, но больше. Только после трех ночи больше не звони, договорились?! Мне-то что, а вот жена, так сказать, – немного удивляется. Помним. Скорбим…

…Ну, что называется, – а теперь немного о культуре. На одной неделе в Москве произошли два события, которые мало кого могут оставить равнодушными: в выставочном зале Федеральных архивов открылась экспозиция «Идеология и практика украинского национализма» и умерла великая русская певица советской эпохи, народная артистка СССР Людмила Георгиевна Зыкина. После чего лично мне разговаривать об идеологии украинского национализма сразу же расхотелось: мелко это, господа. Я бы даже сказал – пошловато. Потому что как бы ни старались наследники тех национал-бандеровцев, перекричать Зыкину им все равно не удастся. С голоском, видите ли, проблемы. И как бы им ни было это обидно, люди, вне зависимости от места проживания, будут ставить в караоке «Течет река Волга» и пытаться петь, хотя петь «вслед» за Людмилой Георгиевной дело, мягко говоря, неблагодарное. Но – будут. И в Донецке, и в Москве, и в Питере, и в Одессе, и в Киеве с Харьковом, – да какая, в принципе, разница. Народ-то все равно, по сути, – один. Вот и поет, скотина такая неблагодарная, то, что ему хочется, а не то, что в высоких кабинетах «прописывают». И – какая, простите, разница – под водку или под горилку. А то, что политики «разные», – так это пройдет. Рано или поздно. Все равно все эти «политики» – та-а-акая, простите, мелочь, по сравнению с царственным голосом великой русской певицы. Царствие вам Небесное, Людмила Георгиевна. Помним. Скорбим… Глава четвертая. Девочки на маленьких машинках

В Москве опять дождь

…Я стою у окна и смотрю с высоты четырнадцатого этажа: на людей и машины. И на дождь, естественно. В Москве – всегда дождь. И вообще у нас в последнее время всего два времени года, как мне почему-то кажется: тоскливая, дождливая мокрая осень сразу переходит в обморочно-душное столичное лето, когда любой уважающий себя москвич старается как можно скорее свалить из любимого города. И – пофиг куда: на дачу, на рыбалку, к друзьям. Лишь бы за город. А у меня – дела. Вот и стою, смотрю в окно. Там опять дождь показывают. А я вспоминаю, что позавчера вечером на такой же поганый климат и невозможность жизни в географической точке рождения жаловался мой приятель Питер. Только жаловался не на Москву, разумеется. На Лондон. Он как раз из него в Сингапур летел, на какую-то там очередную бизнес-конференцию. Через Москву. Выкроил пару дней: погостить, пообщаться с приятелями, приобретенными за долгие несколько лет российско-московского экспатства. Я ему еще хмыкнул в ответ: че ты, типа, на мой любимый Лондон жалуешься, ты за окно посмотри. Он посмотрел, пожал плечами: – А что, – говорит, – мне туда смотреть-то. Обычный европейский мегаполис. Чуть побогаче Рима и чуть победнее моего Лондона. Красивый. Вот дождь закончится, – сразу повезешь меня в центр, погуляем. Я ваш город – люблю… И я сразу же понял: он и вправду не шутит, хотя чувство юмора у Питера просто потрясающее, он вообще способен шутить когда угодно, даже когда проигрывает его любимый «Челси». Но тут – не шутит. Действительно: обычный европейский мегаполис. И для того чтобы стать таковым, оказывается, вовсе не надо «стремиться в Европу», с достойным куда лучшего применения усердием бить себя кулаком в грудь, доказывая свое желание быть членом ЕС и НАТО, когда тебя туда, в общем-то, и не зовут: как это делают, к примеру, люди власти из не менее красивого, чем моя Москва, Киева. Над другим надо работать: над, простите, деньгами. Только – не над своими собственными (что, конечно, для «европоориентированных» и прочих украинских политиков куда привычней), а над деньгами тех, кто по этим улицам ходит. Чем больше их на банковских счетах и в подподушных кубышках у вашего народа – тем лучше новостройки, чище улицы, дороже и ухоженней автомобили на них, улыбчивее лица модно одетых сограждан. Я вот, к примеру, недавно в Румынии был, в Бухаресте, чисто по бизнесу. Вроде, – и ЕС тут тебе, и НАТО. А – грязюка, цыганщина, попрошайничество повсюду. Та-а-акие трущобы… Брр… Не, ну его на фиг. Я лучше в Москве поживу. Несмотря на этот вечный дождь и прочие не сильно радостные флуктуации столичного климата… «Рублевка-стайл» и прочие идеалы современности

Есть в современном бизнесе такой странноватый, с моей точки зрения, инструмент, как всеразличные семинары и прочие, господи прости, конференции. Это когда какая-то фирма берет и выкладывает немалое количество денег исключительно для того, чтобы вывезти своих действующих и потенциальных партнеров в какое-нибудь более или менее экзотическое место (главное, чтобы подальше от офисов и семейных очагов), а там уж попытаться им объяснить, почему с ней, с этой фирмой, выгодно и интересно работать. Новую и полезную для бизнеса информацию на подобного рода мероприятиях получить так же просто, как войти в реку с крокодилами. Зато виски льется рекой, и происходит просто-таки нереальное количество разного рода адюльтеров, которые потом охотно и в течение длительного времени обсуждаются всем цеховым сообществом. Рекламный рынок, на котором я долгое время имел честь работать, пройти мимо такой халявы, разумеется, никак не мог. Потому как если «рекламист» толком не пьет и, извините, время от времени не загуливает, то его персона у остальных участников профессионального цеха начинает вызывать вполне понятные и довольно тревожные подозрения. Мне, разумеется, на такие мероприятия тоже поездить пришлось. И немало. Ну, а некоей опосредованной наградой за бесцельно и беспробудно потраченное время лично для меня там довольно часто оказывались прямо-таки сверхъестественно любопытные персонажи, которых и в иной кунсткамере, простите, не встретишь. Помню, к примеру, одного директора провинциальной радиостанции, который после второго стакана виски начинал говорить исключительно стихами. Долго, занудно и неостроумно, зато с хорошей ритмикой и неплохой рифмой. Предпочитал этот дядя исключительно пятистопный ямб. Народ, кроме уж совсем пьяных, от него, разумеется, шарахался. А вы бы как, интересно, на эдакое чудо реагировали? …Чудаки встречаются везде и всегда. Но нас с вами куда больше интересуют черты, так сказать, типические… …Потом я на эти сейшены ездить потихонечку перестал. И должность уже вроде как чересчур серьезная, и печень, простите, не как у двадцатилетнего. Да и сотрудники помоложе в бой рвутся – только пусти. Однако в тот раз отвертеться не удалось. Слишком уж значимые организаторы были для моего бизнеса, да еще к тому же – друзья. Так что поматерился, конечно, немного, но поехал. …Вот там-то мы с этим небесным созданием и познакомились. Я вообще-то худеньких голубоглазых блондинок с большими сиськами и наивным разлетом бровей, скажем прямо, недолюбливаю. Не мой типаж. У меня вот жена – интеллектуальная темноволосая стерва с ехидным взглядом временами ледяных светло-серых глаз. Мне другие неинтересны. Если с девушкой не о чем поговорить, то спать с ней, с моей точки зрения, есть всего лишь – извращенная разновидность онанизма. Мне почему-то так кажется. Впрочем, не навязываюсь. Тут каждый сам для себя решает. Но в этой поездке, в горной альпийской гостинице посреди лета – и скука смертная, и ангелочек этот ресницами очень уж как-то трогательно машет. Вот и повелся. Платонически, разумеется. В своем собственном цеху пакостить – это, простите, для идиотов. А вот посидеть, поболтать, пофлиртовать – всегда пожалуйста. Вот тут-то она меня и огорошила, причем, можно сказать – по-настоящему. – А вот ты, Дим, – говорит, – давно себе дом на Рублевке купил? – А-а… М-м-м, – мучительно пытаюсь собрать по кусочкам взорванный вопросом мозг. – А почему ты решила, что у меня дом на Рублевке?! – Ну как, – удивляется. – А где же еще?! Я только башкой из стороны в сторону помотал. – Девочка, – говорю, – а ты мне можешь объяснить, зачем нормальному человеку жить в этой жуткой, лютой перди, откуда по утрам до конторы вовремя можно добраться только в том случае, если у тебя машина с мигалкой? Ну, или, на худой конец, с проблесковыми маячками? – Понятно, – вздыхает. – Значит, еще не накопил… Вот, блин, и поговорили. А потом семинар закончился, и она уехала к себе – в Южное, если не ошибаюсь, Бутово. И объяснить ей, что в любом обществе бывают разные категории населения, которые различаются отнюдь не по уровню доходов, а элементарно по образу жизни, ни у меня, ни у кого другого не было никакой возможности. Что кому-то нравится новобуржуазный «ампирный» стиль Рублевки, а кому-то – тишина соснового бора под Зеленоградом. Кому-то – бешеный ритм мегаполиса, а кому-то – тихие кривые переулки старой Москвы. Ну а лично я предпочитаю свой любимый с детства Серебряный бор. И переезжать отсюда никуда не собираюсь. Просто потому как мне здесь – хорошо и удобно. А следовательно – зачем что-то менять? Лучшее – враг хорошего. Да и мерить свой круг по «имущественному цензу» – обыкновенная пошлость, а ее и так что-то слишком много в нашей смешной и нелепой жизни. …Морали у этой истории, собственно говоря, никакой нет. Просто еще один штришок к картине неизбежных условностей нашего бытия в условиях безумной и жестокой борьбы за свое место в суете столичной жизни. Мазок на этюднике. И ничего более… Такие дела. Искусство камлания и шаманизма

Мне иногда кажется, что кто-то сошел с ума. Может быть, я, а может – и окружающая действительность. Потому что людям, живущим в одно время со мной, и что характерно, в одной несчастной стране, ни на какую проблему не хочется смотреть с, казалось бы, внешне очевидных позиций здравого смысла. Вот вам две иллюстрации, из разных областей бытия, но, сука, из одной сферы определяемого им дурного человеческого сознания. Не так давно машина начальника ГАИ девушку сбила. К счастью, – не на смерть. Кто следит за нашими доблестными СМИ, особенно в их интернет-версиях, помнят, какой всероссийский вой стоял. Просто-таки – «пятиминутка ненависти». В чистом, дистиллированном виде. Оруэлл отдыхает. Нет, врать не буду, нехорошо, конечно, получилось. И «этих с мигалками» я сам, признаться, недолюбливаю, чего уж говорить. А за что их любить-то? Гоняют ребята, чего тут спорить, – по-хамски. Да и ехал он вроде как по «неположенной» полосе. Хотя им, говорят, при включенном спецсигнале, – разрешается. Не в этом дело. Просто почему-то всем было абсолютно насрать, что случилось данное неприятное происшествие, чуть не превратившееся в трагедию, ровно в пятидесяти шагах от такой приблуды, которую чисто для удобства именуют иногда «подземным пешеходным переходом». Ну и, казалось бы, что тут спорить: кто кого обгонял, кто кого подрезал? В пятидесяти шагах от подземных наземные переходы никакими генпланами не предусмотрены. Жила-была девочка – сама виновата. Ан – нет. С какой это такой стати прогрессивной, миль пардон, общественности о каких-то правилах дорожного движения задумываться, когда некий негодяй, из числа повсеместно ненавидимого начальства, «девочку несчастную убил»? Еще, козел эдакий, – специально, небось, на невинную охотился… Негодяй, чего уж там. Просто по определению. Нет, еще раз, дамы и господа: дурочку эту, через дорогу перебегавшую, мне искренне жаль, и я так же искренне желаю ей скорейшего и обязательного выздоровления. И, с другой стороны, – покажите мне в нашей стране хоть одного нормального, здравомыслящего человека, который любит ГАИ. Если только он сам там, разумеется, не работает. Но – всему же должны быть хоть какие-нибудь пределы. Хотя бы на уровне того самого здравого смысла, о котором мы с вами выше немного поговорили. …Это я, кстати, вовсе не о том, что господин Медведев в бурные времена своей предвыборной кампании «правовым нигилизмом» именовал. Это я о том, какую страшную и, увы, далеко не всегда конструктивную силу представляет собой так называемое общественное сознание. Особенно если на тропу войны за это самое, не к ночи будь помянутое, «сознание», вступают настоящие, высокопрофессиональные шаманы. Нет, к ежедневным и еженощным камланиям над понятиями «демократия» и «либерализм» мы уже, в принципе, привыкли, и наш организм даже немного обучился выделять в кровь некоторые соответствующие противоядия. Да и вообще, не так уж страшен этот ишак, как выясняется. Есть звери и пострашнее. Например, «нарождающийся», а у некоторых уж и «народившийся» так называемый средний класс, ага. Даже господин Путин, уж на что вроде умный человек, на какой-то очередной пресс-конференции порассуждал слегонца о важности его роли в общественной жизни возглавляемого им на тот момент государства. При этом, правда, как мне показалось, немного стыдливо отводя глаза в сторону, что в другие моменты за этим лидером вроде не замечалось. И пытаясь объяснить пытливой корреспондентке, что «средний класс» – это, в общем-то, далеко не уровень доходов, а – образ жизни. Бюргерство, если хотите. Лавочники и прочие мелкие буржуа. Но тем не менее – и он тут пошаманил. А куда, собственно, денешься? Политика… …Только вот что самое смешное: большинство вменяемых западных социологов уже давным-давно обозначили в качестве одной из самых серьезных проблем их общества как раз неумолимое «размывание» среднего класса как основного носителя охранительных традиций буржуазной демократии. Тут ведь все просто. Экономика постиндустриального общества требует совершенно иных форм хозяйствования, и в ней на первый план выходят требующие серьезно консолидированных ресурсов корпорации. И эти корпорации готовы платить нужным им высококлассным специалистам такие деньги, которые не то что владельцу малого, не всякого «среднего» бизнеса в ночных эротических фантазиях могут привидеться. Вот и приходит на смену этому «среднему классу» знаменитый и не раз описанный «офисный пролетариат»: высококлассные и высокооплачиваемые специалисты, чаще всего не зависящиее ни от чего, – ни от работодателя, вследствие собственной востребованности на рынке, ни от какой-то особой собственности, которую надо беречь и охранять. Словом, – не фига им терять, как и любому пролетариату, кроме своих цепей. А у этих ребят, в принципе, как вы уже поняли, – и цепей-то никаких нет. Хороший специалист работу себе найдет – всегда. Было бы хоть какое-нибудь, хоть самое минимальное желание. Вон даже в пресловутом МВА уже учат: бизнес бывает успешным только при договоренности всех трех участников процесса, как то – владельца, потребителя и менеджмента. То есть того самого «офисного пролетариата», так, на секундочку. Но это – у них средний класс, пардон, «размывается». А у нас-то чему «размываться»? Тому, чего в нашей действительности, извините, никогда и не было?! Ну-ну, господа. Интересно вы мыслите. Камлайте дальше. Ксюша – ангел. Ксюша – демон