У испытуемых второй группы нормативные словесные речедвижения также были, но они осуществлялись лишь вначале, в процессе самого опыта, в дальнейшем же они производились в промежутке между опытами, когда не было постукивания. В это время испытуемые второй группы составляли схему. Они вырабатывали эквивалентный словам код сигналов, освобожденных от «вредного» влияния ритма, так как их синтез происходил IB одновременности, а не последовательности. Для создания такого шифрового кода была составлена инструкция или самоинструкция, в которой предписывались правила перехода от одной обозначающей системы к другой. В инструкции было, например, сказано: «I = елка; 0 = украшение; 00 = двойное украшение». После этого I; 0;00 стали заменять слова — елка, украшение, двойное украшение. Этих слов теперь можно было не произносить, их заменяли сами вписываемые фигуры. Из этих фигур, эквивалентных словам, составлялись фразы: Принесли елку, навесили украшения, принесли еще елку, навесили фигурное украшение (8) и т. д.. Таким образом, правило, со ставленное в инструкции, предписывало перестройку системы обозначения или, иначе говоря, система Б произвела регулировку системы А, т. е. изменила способ работы механизма речи. Осуществление новой системы обозначения происходило в трудных условиях отрицательной ин-Дукции, само же составление регулирующей инструкции производилось Между опытами и между экспериментальными сеансами.
Заметив все эти явления в условиях воздействия раздражителей на. коэюный анализатор, надо было' убедиться в том, что они имеют общее значение. Задача сводилась к тому, чтобы показать, что механизм речи
может перестроиться с системы синтеза последовательных, динамических сигналов на синтез статических сигналов, объединяемых в одновременности. То, что отчетливо видно на кожном анализаторе, не всегда замечается на слуховом вследствие мимолетности процесса. Для решения этого вопроса были проведены еще две серии опытов на зрительном и слуховом анализаторе.
Первая серия ставилась так. Испытуемому в течение 1 секунды экспонировался на листе бумаги ряд цифр, расположенных по парам, например 25. 31. 48. Тотчас же после экспозиции испытуемый должен был обозначить словами целое число <— двести пятьдесят три тысячи сто сорок восемь. Когда выяснилось, что все испытуемые, как в опытах с ритмическим постукиванием, так и без него, решают эту задачу правильно, количество цифр увеличивалось до 4—5 пар. Но и при этом постукивание не вызывало помех. Следовательно, синтез одновременно данных в восприятии элементов продолжал действовать после того, как предмет восприятия был убран. Словесное временное синтезирование было отставлено на 1 секунду. Это значит, что в этом опыте объективно зарегистрировано наличие у испытуемого наглядного представления. В ответе испытуемые считывали то, что как бы стояло перед их глазами. Испытуемый, вообще говоря, не нуждался в назывании этих предметов, так как они давным-давно были уже названы, и правило их называния, хорошо известное, могло быть применено в любой момент. Весь вопрос сводился ко времени отставления, что составляет особую проблему.
Процесс резко изменился, как только во второй серии опытов подача цифр стала осуществляться словами через слуховой анализатор. Экспериментатор произносил: Двадцать пять, тридцать один, сорок восемь. От испытуемого, как и в первой серии, требовалось произнести словами все число. Испытуемые в этом опыте разделились на две группы. Для одних ритмическое постукивание оказалось сильной помехой. Нарушался ритм постукивания и ответы были неверными. У других испытуемых ритмическое постукивание или не вызывало помех или мешало очень мало. Первый случай понятен без дальнейших объяснений. Этим испытуемым надо было перестроить один словесный ряд в другой, тоже словесный. Мы знаем, что при ритмическом постукивании эта задача не удается.
Испытуемые второй группы переходили на ряд синтеза цифр по одновременности. Они не повторяли за экспериментатором слов, а составляли ^постепенно ряд цифр, который потом в ответе считывали так же, как это было при предъявлении цифрового ряда со зрительного анализатора. Различие заключалось только в том, что при зрительном предъявлении числа предварительно воспринимались, а здесь они заново воспроизводились. Но в обоих случаях в момент ответа в восприятии испытуемы«числового ряда не было. Факт воспроизводства числового ряда может быть установлен, кроме показаний испытуемых, фиксацией ошибок, которые появлялись в их ответах. Испытуемые второй группы делали ошибки типа перестановок, например, вместо 312 554 они в ответе говорили 312 545. Испытуемые первой группы делают ошибки другого типа. Синтезируя словесный ряд при постукивании и иногда пришептывая, они выделяют сильную часть синтагмы, поэтому вместо пятьсот сорок пять — они могут воспроизвести — шестьсот сорок пять.
Таким образом, при воздействии раздражителей на слуховой анализатор обнаружились те же явления, как и при воздействии их на кожный. Как в том, так и в другом случае при ритмическом постукивании возникает разрушение синтеза словесного ряда. Испытуемые или не решают задачи, или переходят на новый способ работы. Новый способ и представляет интерес, так как при этом обнаруживаются характерные черты механизма внутренней речи.
Во всякой речи есть два ряда — словесный, т. е. обозначающий, и «вещественный, т. е. обозначаемый. Во внутренней речи может происходить сложная перестройка этих рядов, которая становится понятной, если 'учесть проводимое здесь различение системы А от системы Б. Система Б содержит правила отбора слов для сообщения. Все испытуемые еще до прихода в лабораторию обладали хорошо усвоенными правилами для перевода цифрового ряда 1 312 545 в словесное сообщение. Но при воздействии раздражителей на слуховой анализатор необходимо перевести принятый словесный ряд в словесный же, но с другим составом слов (вместо принятых слов тысяча триста двенадцать ладо сказать миллион триста двенадцать тысяч). Для решения этей задачи должно быть построено новое правило, по которому будет работать система А. Это правило таково: только тогда из одного словесного ряда может быть построен другой, эквивалентный первому, словесный ряд, когда будет восстановлен предметный ряд (допускающий переход и к'первому словесному и ко второму). Предметный ряд в таком случае ^выступит посредником словесного, потому что, как только он будет лайден, тотчас же вступит в действие первое, давно сложившееся правило составления ряда слов по заданным цифрам 1 312 545.
Предметный ряд, возникающий в наглядном представлении, отличается от словесного тем, что он построен в одновременности, тогда как -словесный развертывается в последовательности. Для того чтобы перей. ти от одного словесного ряда к другому словесному, необходимо или удерживать весь первый последовательный ряд в одновременности, т. е. производить временной синтез, или заместить первый словесный ряд представляемым предметным рядом, уже синтезированным в одновременности. Первый случай в условиях опыта с ритмическим постукиванием осуществить невозможно, так как несовпадающая динамика словесного ряда и ряда постукивания взаимно индуцируются. Поэтому-то во всех опытах с торможением кинестезии и возникает явление временной амне-<ггической афазии. Испытуемый забывает члены словесного ряда, так как они не объединяются в синтезе 'одновременности. Таким образом, -синтез словесного ряда в одновременности следует рассматривать как специальное речевое устройство. Ритмическое постукивание разрушает это устройство.
Упреждение импульса при развертывании динамического стереотипа слова и фразы, о чем мы говорили в предшествующей главе, возможно -лишь при условии сохранности словесного синтеза в одновременности и его дееспособности за определенный промежуток времени. В указанных выше опытах Т. В. Ендовицкой, в которых трехлетние дети должны быля по инструкции вначале указать на один предмет, потом на другой и третий, они не могли этого сделать, так как у них не сложился еще механизм удержания динамики словесного ряда в одновременности. Любое сообщение из нескольких слов может быть принято лишь при условии сохранения первого слова и последующих к концу приема последнего слова. Иначе не может осуществиться синтаксическое соединение слов в виде их согласования, управления и примыкания. Если бы одно из согласуемык слов выпало из памяти, согласование не могло бы состояться.
Следует подчеркнуть резкое различие в функциях памяти при удержании звуков для составления слов и удержании слов для составления сообщения. Не всякий набор звуков составляет слово, а только такой их kOT6op, при котором определенный звуковой алгоритм образует слово, наличное в лексиконе данного языка. Это значит, что звуковой алгоритм слов определен нормой и должен быть предварительно (перед составлением сообщения) усвоен мозгом. Слова хранятся в памяти и узнаются как ранее встречавшиеся. Они должны быть введены.в долговременную память. Предложения же, составляемые из слов, формируются в момент
общения, к данному случаю и, кроме выученных наизусть текстов, не хранятся в долговременной памяти. Однако для формирования предложения так, чтобы слова приобрели конструкцию согласования, управления и примыкания, необходимо удержание всех объединенных слов в кратковременной памяти и применение схемы сочетания слов, хранящейся е долговременной памяти.
В то время как звено составления слов из звуков формируется в долговременной памяти, в работе второго звена—при составлении сообщения — слова должны удерживаться в кратковременной памяти. Несколько более подробно различие этих двух звеньев механизма речи будет раскрыто в главе III, § 6.
В связи с различием двух видов памяти можно говорить только об алгоритме звуков в составе слова, но «е об алгоритме слов в составе сообщения. Если бы все слова данного предложения были отобраны заранее, хранились бы в долговременной памяти и составляли постоянную цепь, то в сообщении не содержалось бы ничего нового. В «ем был бы нуль информации при условии, если такие две цепи слов содержатся в долговременной памяти других лиц, принимающих речь. Однако в уже произнесенном предложении вся его система может рассматриваться как строго последовательный алгоритм звуков. Таким образом, в последней фазе внутренней речи, если под фазами понимать последовательные этапы отбора слов для сообщения, всегда будет удержание в кратковременной памяти всего звукового состава слов данного предложения.
Ритмическое постукивание является помехой при удержании динамики составленного словесного ряда в кратковременной памяти. Тогда в виде компенсации может вступить в действие представление вещественного, предметного ряда форм, которые синтезируются в одновременности. Однако и для этого ряда должно быть свое удерживающее устройство, так, например, ряд цифр 1 312 545 должен быть удержан за все время перевода этого ряда в словесный. Особенностью одновременного ряда, данного в представлении, является то, что в нем нет динамики, поэтому он остается сохранным при любых динамических помехах. У разных испытуемых способность к удержанию динамического словесного ряда, с одной стороны, и к репродукции и удержанию предметного ряда, с другой — различны, поэтому именно в этих двух направлениях прежде всего и встречаются индивидуальные различия.
Следует обратить внимание на различие механизмов, обнаруживающееся в опытах с переводом словесного ряда цифр в другой словесный ряд и в опытах с конструированием схем при воздействии фигур на кожный анализатор. В обоих случаях есть три ряда, в обоих случаях один из них заметает другой, но соотношение замен разное. При переименовании цифр предметный ряд замещает первый, принятый словесный ряд, т. е. испытуемый представляет те фигуры, которые ему были названы. Через этого посредника он снова называет тот же предметный ряч в другом словесном ряду. При конструировании же схем в опытах на кожном анализаторе испытуемый, приняв предметный ряд фигур, составляет о нем (без ритмического постукивания) свое собственное сообщение» в котором содержится правило переозначения принятого предметного ряда. Руководствуясь этим правилом, испытуемый при вторичном приеме фигур берет их с этими новыми значениями, по которым составляет сообщение в ответе экспериментатору в виде развернутого словесного ряда названий фигур. Таким образом, в первом случае чужой словесный ряд замещался предметным, во втором случае предметный ряд замещается своим собственным словесным. В ответе экспериментатору в первом случае может быть сообщен один определенный словесный ряд названий цифр, во втором же случае в ответе экспериментатору могут быть сообщены два словесных ряда: а) собственное сообщение о правилах переозначения; б) названия вписанных в ладонь фигур.
Второй случай, т. е. составление правила для переозначения предметного и других словесных рядов, представляет особенно большой ин--• терес для изучения механизма речи. При составлении сообщения, состоя-
'щего из большого числа слов и фраз, порядок их следования должен быть отрегулирован. Слова не могут сами собой уложиться в определенный ряд последовательности. Составление порядка слов «на ходу», т. е. в период передачи самого сообщения, есть уже регулировка, но, как известно, в таких случаях наилучшим выходом является предварительная регулировка, т. е. подготовка к предстоящему сообщению или составлению плана речи. План речи есть краткая речь или сообщение, содержащее правило расположения порядка слов в развернутом предстоящем сообщении. Эти правила должны удерживаться во все время передачи сообщения или должны составляться новые правила «на ходу».
Регулирующий план речи не может совпасть с самой речью, тогда он перестанет быть планом. Для того чтобы речь хотя бы как-нибудь продолжалась некоторое время, уже необходимо правило для этого самого краткого продолжения. Переозначить можно лишь ранее сложившиеся словесные или наглядные комплексы другими словесными или наглядными элементами. При этом обозначающие элементы теряют динамику и прямое вещественное содержание, они становятся лишь знаками порядка расположения элементов предстоящего сообщения типа: Вначале про это, потом про то, закончить этим. Вследствие «пустоты» и условности обозначающих знаков, регулируемое при помощи их сообщение может иметь несколько реальных вариантов. При переозначении не происходит отбора слов, так как они когда-то были уже отобраны в обозначаемых словесных комплексах. Но так как в процессе самого реального сообщения снова происходит отбор слов, то возможны, а практически постоянны случаи несовпадения этих словесных наборов. Здесь и появляются варианты при осуществлении одного и того же плана. Освобождение от отбора слов при переозначении ранее отобранных слов делает внутреннюю речь молниеносной. В полуминутных опытах с ритмическим постукиванием нередко встречались случаи, когда испытуемый, решая задачу, вспоминал какое-либо событие из своей жизни, о котором рассказывал в отчете в течение 10—15 минут. Очевидно, что в момент вспоминания и решения задачи, да еще в условиях ритмического постукивания, он не мог производить развернутого отбора слов.
Таким образом, переозначение наглядно данных или представляемых предметных комплексов или ранее сложившихся словесных образований, если и не освобождает полностью, то в значительной степени сокращает процесс отбора слов и во всяком случае исключает необходимость составления слов в полном составе элементов. Это обстоятельство и дает основания для объяснения всех тех опытов, в которых испытуемые, несмотря на загрузку речевого аппарата посторонним материалом, все же выполняют поставленную перед ними мыслительную задачу. Эти явления наблюдались всеми исследователями. С констатации мх и началось изучение речевых кинестезии, о чем было упомянуто в начале этой главы. Для достаточного объяснения этих фактов необходимо учесть
"как статику, так и динамику речи. При индукционном торможении нарушается только динамика процесса, т. е. последовательность включения элементов в слово.
Если же слово или их комплекс были составлены ранее, и к тому же "переозначены, то роль динамики уменьшается и сводится лишь к комбинации сокращенных элементов для установления их порядка. Такая сокращенная динамика подчиняется доминанте тормозящей деятельности и легко осуществляется в ее ритмах. Разрушается только такой речевой процесс, который по ритму не совпадает с тормозящим. Самый факт появления в двигательном анализаторе какого-либо участка возбужде-
' ния, если он безотносителен к ритму речи, не оказывает на нее никакого
влияния. В контрольных опытах проводилось равномерное постукивание-рукой, без акцентного выделения, т. е. без ударения. Решение наиболее трудной задачи — счет квадратиков — в этих условиях не нарушалось ни у одного испытуемого. Еще меньшее мешающее влияние, а скорее улучшение происходит в том случае, когда испытуемому разрешается любое удобное ему по ритму постукивание. Ок выбирает тот самый переменный ритм, в котором развертывается процесс основной деятельности. Но нарушения всегда наступают при несовпадении ритмов.
Те же самые явления происходят и при загрузке речевого аппарата посторонним основному заданию речевым материалом. Произнесение слогов ба-ба-ба может быть безакцентным, тогда оно не мешает. Испытуемый может ввести слоговые акценты как раз в тех местах, которые необходимы по ходу'развития основной деятельности. В таком случае процесс снова не будет терпеть ущерба. Наконец, если вводится посторонний сплошной стихотворный текст (как тормозящий фактор), то и & зтом случае его произнесение путем растягивания слогов или их сокращения может приспособиться к ритму основной деятельности. Если же при решении мыслительной задачи происходит переозначение ранее сложившихся словесных комплексов, то роль слоговой динамики в процессе внутренней речи значительно ослабляется и она сама может приспособиться к любому ритму посторонней деятельности. Когда испытуемому надо умножить в уме 23 на 4, он освобождается от необходимости произносить полностью двадцать три, восемьдесят, двенадцать, сложить, разряд единиц, разряд десятков и т. п., тем более что значительная часть ответов заранее подготовлена сложившимся механизмом таблиц умножения и сложения. Планируется лишь порядок применения таблиц. Наоборот, в тех случаях, когда переозначение ранее усвоенных словесных комплексов невозможно, так как именно они в полном составе своих элементов и определяют порядок, тогда динамика словопроизнесе-ния вступает в полную силу и любое несовпадение ритма нарушает оба. процесса. Порядок остается тем же самым при разных по динамике словах — один, два три...; пять, шесть, семь; двадцать один, двадцать два, двадцать три. Никакая замена слов и их переозначение невозможны,, так как при одинаковых порядках произносимые слова будут разными.
На основании изложенного в этой главе материала можно сделать следующие общие выводы.
1. Внутренняя речь, как и все другие виды речевого процесса, — речь шепотная, устная громкая, письменная — не может изучаться без учета общего для всех этих видов механизма. Внутренняя речь образуется из устной, но, становясь внутренней, она перестраивается по механизму. Переходя на письменную передачу, речевой механизм снова перестраивается. Необходимо установить общие контуры всего механизма речи, для того чтобы разобраться во всех этих перестройках. В устной речи прием осуществляется через слуховой анализатор, а выдача—через речедвигательный анализатор. В' письменной речи прием начинает осуществляться со зрительного анализатора, но так как весь запас слов сконцентрирован в двигательном анализаторе, то и он включается в процесс в какой-то новой форме участия. Перестраивается и роль слухового анализатора, в особенности если учесть явные различия между чтением письменного текста и самостоятельным составлением текста. Внутренняя речь возникает на основе уже принятых сообщений и подготавливает к выдаче новые сообщения, поэтому соотношение в работе всех анализаторов здесь особенно сложно. Но и в устной речи прием не может ограничиться одним слуховым анализатором, а выдача — двигательным, так как при этом не учитывались бы подготовительные приспособления для приема и выдачи. Вот почему при решении поставленных вопросов возникает необходимость изучения элементарных основ речевого механизма
Ш|^
в делом, учитывая факты и наблюдения по всем видам речевого процео ся. Одной из задач этой работы и является определение таких элементарных основ.
2. Главной проблемой, поставленной в исследованиях по изучению внутренней речи, является вопрос о роли кинестезии в речевом механизме. Существует мнение, что кинестезии выполняют контрольную функцию. Однако совершенно несомненно, что контроль речи производится прежде всего слухом. Слух — потребитель речи. Если на выдаче появятся такие звуки, которых нет в составе данного языка, то слуховой анализатор их не примет, сообщение не состоится и речи не будет. Речь контролируется как слухом другого человека, так и слухом говорящего, так как выдаваемая речь слышится обоими. Тогда спрашивается, зачем же нужен еще один контрольный аппарат, что нового он добавляет и какие предъявляет особые контрольные требования?
Легко заметить, что кинестезии, и в частности речевые, не выполняют никакой контрольной функции, а сами являются объектом контроля и именно — единственного для речи слухового контроля. Конечный продукт речи состоит из звуков и поэтому он может контролироваться только слухом. Речедвигательный анализатор вырабатывает тот самый продукт, который поступает под слуховой контроль. Первоначально центральное управление двигательного анализатора неспособно подать такой верный импульс на органы речи, который вызвал бы артикуляцию и звук, соответствующий нормам контролирующего слуха. Первые попытки управления речевыми органами будут неточными, грубыми, недифференцированными. Слуховой контроль их будет отклонять. Но управление речевыми органами никогда не наладится, если сами они не будут сообщать в управляющий центр, что ими делается, когда воспроизводится ошибочный, не принимаемый слухом звук. Такой обратный посыл импульсов от речевых органов и происходит. На основании их центральное управление может перестроить ошибочный посыл в более точный и принимаемый слуховым контролем.
Таким образом, кинестезии есть не что иное, как обратная связь, по которой центральное управление осведомляется, что выполнено из тех приказов, которые посланы на исполнение. Контроль исполнения производится слухом, а кинестезии лишь доносят о том, в каком положении находились органы речи в момент выполнения подконтрольного звука. Отсутствие обратной связи прекратило бы всякую возможность накопления опыта для управления движениями речевых органов. Человек не смог бы научиться речи. Усиление обратной связи (кинестезии) ускоряет и облегчает выучку речи.
Когда выучка произнесению в какой-то части закончилась, т. е. образовался запас слов, возникает необходимость отбора слов для составления сообщения. Роль кинестезии при этом меняется. Отбор слов, конечно, не может осуществляться речевыми эффекторами. Он происходит в корковой части речедвигательного анализатора. Так как лексикон, из которого происходит отбор, достаточно обширен, то требуется усиление как возбудительных, так и тормозных процессов для всплывания одних слов и отклонения других. Кроме того, усиление необходимо для удержания слов в отобранном составе сообщения.
На основании ряда фактов можно выдвинуть гипотезу о двух способах усиления отбора слов во внутренней речи.
1. Или возникает активность периферии речедвигательного анализатора в виде кинетических импульсов обратной связи, однако н е в форме артикуляционных движений, необходимых при формировании словесного стереотипа, а в форме динамических модуляций, усиливающих соединение и разделение слов.
2. Или появляется тормозное выключение динамической активности периферии речедвигательного анализатора в результате перехода на ком-
6&
бинацию статических сигналов и схем, заменяющих ранее-накопленные динамические словесные образования. При этом образуется тормоз на выходе корковой части анализатора, вследствие чего возникает положительная одновременная индукция в его ядре и, соответственно, усиление отбора слов. Так как эта часть вопроса требует учета управления всей системой речевого механизма, то дополнительный фактический материал, сюда относящийся, будет изложен в главе XII. На кинорентгенограмма.; будут показаны случаи тормозного состояния языка и верхнего сжимателя глоточной трубки в момент решения испытуемым задачи.
Таким образом, как включение динамики периферии речедвигатель- -ного анализатора, так и выключение ее, если запас слов уже создан, приводит к одному и тому же эффекту — усилению отбора слов. Испытуемые разделяются на две вышеуказанные группы и, кроме того,.некоторые из них могут переходить от одного способа работы к другому.
Рассматривая кинестезии как обратную связь, нетрудно понять соотношение в работе речедвигательного и слухового анализаторов и необходимость двух сенсорных частей в одной рефлекторной дуге речевого рефлекса. Слуховой прием и кинестезический прием одинаково являются началом речевого процесса. Если звуки не будут приняты слухом, то не будет принята и речь. Менее банальным кажется другое положение, но и оно столь же очевидно: если органы речи не будут доносить по обратной связи о том, как и какие звуки они могут делать и делают, то и тогда речи также не будет. Слух принимает то, что говорит собеседник, а кинестезии принимают и доносят то, что делает сам говорящий, когда он говорит. Разные донесения должны передаваться по разным эфферентным путям. Отсюда вытекают довольно существенные выводы о связи анализаторов. Известно, что двигательный анализатор теснейшим образом связан со слуховым при помощи ассоциативных волокон. По этим волокнам могут передаваться возбуждения и торможения от одного анализатора к другому, но совместная работа обоих анализаторов в процессе речи, о которой мы здесь говорим, обеспечивается не только этой связью, но и связью процесса общения двух людей. Именно поэтому и нужны два сенсорных начала в одной рефлекторной дуге. Слуховой анализатор действует на речедвигательный через посредство учета внешнего акустического эффекта. Непринятая слухом речь приводит к непониманию, ошибочным действиям, прекращает общение, в значительной степени нарушает связь человека с обществом. Такие серьезные последствия учитываются не одним слуховым анализатором, а всем, чем располагает человек для приема раздражителей и ответа на них. Именно поэтому понимание речи является наисильнейшим подкреплением для множества вновь образуемых временных связей в разных анализаторах.
Связь между речедвигательным и слуховым анализаторами обеспечена тем, что в процессе общения в работе того и другого возникает эквивалентность. Система речедвижений равна нормативному речевому звуку, хотя речедвижения совсем не то же самое, что звуки речи. Это отношение можно выразить, обозначив его следующими знаками:;—~-» (эквивалентность), P (речедвижения), 3 (звук), P r. ~* 3—это значит, что если есть Р, то есть и 3, и если есть 3, то есть и Р. Если включены все нормативные речедвижения, то включен и нормативный звук речи; если включен нормативный звук речи, то включены и нормативные речедвижения.
3. Из представленного в этой главе материала с достаточной убедительностью обнаруживается наличие в механизме речи двух частей — статической и динамической. Статика составляет набор постоянных элементов, динамика определяет изменчивость по определенной сетке уровней. Это значит, что в составе речевого звука, слова и фразы есть такие признаки, которые остаются постоянными, и такие, которые модулируются. Набор одних постоянных признаков может заменяться набором дру-
•лих постоянных признаков, и тогда возникает стереозначение, например 'слово стол может заменять слово пища. Динамические же модуляции не -могут заменять друг друга. Так слоговая динамика слова или синтаксическая конструкция фразы являются индивидуальными и незаменимыми другой динамикой. Если в опыте подобрать такой материал, оперируя которым испытуемый не может заменять одни слова другими и вынужден пользоваться только заданными, то при разрушении динамики этих слов любыми способами разрушается и весь процесс оперирования словами. Наоборот, всякое усиление динамики, откуда бы оно ни возникало, <если ритм усилителя совпадет с переменным ритмом словесных образований, будет способствовать членораздельности речи, ее выразительности.
При отборе заранее известных слов в фразу динамическое членение.лмеет большее значение, чем набор движений для образования звуков, составляющих слово, поэтому обратная кинестезическая связь выполняет преимущественно роль усиления динамики речи. Это заметно уже из наблюдений за вспомогательными, экспрессивными движениями в процессе речи, а именно движением рук, головы, глаз, бровей и вообще мимики и пантомимики. Жест помогает членению речи и усил-ивает ее интонационные модуляции. Учитывая это, следует думать, что в процессе речи кинестезии поступают не только от органов речи, но и от множества других мышц, не выполняющих собственно речевых движений. Это обстоятельство, с одной стороны, облегчает, с другой стороны, затрудняет применение электромиографической методики для изучения речевых кинестезии. Облегчение состоит в том, что для регистрации кинестезии можно ставить электроды на легко доступные части тела, считая, что и они, а не только речевые органы, и среди них расположенные во внутренних областях тела, будут посылать кинестезические импульсы. Затруднение же состоит в том, что отсутствие кинестезии из какого-либо места нельзя рассматривать как отрицательный ответ вообще, так как кинестезии в этот момент могли бы быть сняты от какого-либо другого пункта.
Наибольшие затруднения при изучении динамики речи состоят в том, что неизвестны те органы, которые осуществляют речевую динамику. Одна из главнейших задач этой работы состоит в том, чтобы исследовать эти органы, определить механизм их работы и управления ими.
Установленные здесь общие положения находят подтверждение при изучении механизма речи с новой стороны, а именно при исследовании нарушений работы этого механизма, что и будет предметом изложения -следующей главы.
