Глава 8. Старина Фыр Гаубиц

 

Сплинтер проснулся и сначала не понял, что случилось. Под его креслом раздавалась какая‑то возня. Он свесил голову и заглянул вниз. Оттуда на него смотрело растерянное лицо Донателло.

– Ты что, дружок, решил пораньше встать? – поинтересовался учитель.

– Да нет, – поморщился Дон. – Хотел показать вам одну штуку и никак не могу её найти.

– Вот как? – Сплинтер поднялся с кресла и начал делать разминку. – Что же это был за предмет?

– Мышеловка, – послышалось из‑под кресла.

– Очень жаль, – произнёс Сплинтер, делая отжимания. – Так давно хотел полюбоваться на это сказочное устройство. И вот на тебе.

– Не издевайся, учитель, – сказал Дон, выбираясь наружу. – Это очень важно.

– Хотел бы я знать, что в мышеловке важнее всего, – не переставал подкалывать его учитель, выполняя между делом подъем‑переворот на спинке стула.

– Ты помнишь, как ночью тебя разбудила мышь? – Донателло игнорировал несерьёзный тон Сплинтера.

– По‑моему, это ты меня разбудил, а не мышь.

– Не важно, – отмахнулся Дон. – Так вот, перед этим я долго не спал и вдруг услышал чей‑то писк. Естественно, я подумал, что в мышеловку попалась очередная охотница за знаменитостями, вроде тех нахальных грызунов, которые оккупировали нас недавно… Но, когда я поднялся, думая проверить свою догадку, то нашёл нашу мышеловку в самом плачевном состоянии. Дверца на ней была покорёжена, будто там проехал гусеничный трактор…

– И в чём мораль этой печальной истории? – поинтересовался учитель.

– Кто‑то был у нас ночью, – ответил Дон. – Мышка, которую ты поймал за хвост, не могла учинить в мышеловке такую разруху.

– Ага, вот в чём дело, – покрутил ус Сплинтер и задумался.

– Может, это всё‑таки был Бильбауфман? – предположил Дон. – Ведь он мог покорёжить стальную проволоку?

– Может быть и так, – согласился Сплинтер. Помолчав ещё немного, он добавил:

– А ты помнишь того зверька, которого мы обнаружили вечером на улице?

– Помню, – кивнул Дон. – Только я его плохо разглядел.

– Мда, – с сожалением причмокнул Сплинтер. – Я его тоже не смог рассмотреть как следует… А жаль.

– Ты думаешь, что тот неведомый зверь мог пробраться к нам?

– Не знаю, – вздохнул учитель. – Не знаю. Хотя мне очень хочется узнать. Пока что можно что‑то предполагать. Но не более того.

Донателло присел на край кровати и постарался пошевелить онемевшими за бессонную ночь мозгами. После нескольких бесплодных попыток он резко поднялся и сказал:

– Пошло оно все к чёртовой бабушке. Сегодня я активно тренируюсь и занимаюсь антигравитационным покрытием.

– Вот это разумное решение, дружок, – согласился Сплинтер и пошёл будить остальных черепашек.

Пока учитель уговорил Мика, Лео и Рафа подняться с кроватей, пока они почистили зубы и со стонами и уговорами съели по яйцу всмятку, прошёл целый час.

– Наверху, должно быть, солнце светит вовсю, – предположил Сплинтер. – Пойду‑ка я на свежий воздух. Заодно, может, газету какую раздобуду.

– А мы пока позанимаемся, – предложил Мик. – Покувыркаемся, поборемся, посражаемся… Поразвлекаемся и поразминаемся, короче.

– Дело молодое, – согласился Сплинтер и, захватив короткую палку, чтобы отбиваться от надоедливых собак, отправился наверх.

– Кстати, – обернулся учитель на пороге, – если мистеру Джулиану снова захочется поиграть в баскет на морозце, советую вам вежливо выставить его за дверь.

…Он долго щурил глаза от яркого света, стоя у выхода из подземелья.

– Вот это зима, вот это я понимаю, – с удовлетворением произнёс, наконец он. На небе, синем, как радужная оболочка Клаудии Шиффер, не было ни единого облачка. Зато снегу было предостаточно. А снег для подземных жителей – самое первое дело. С таким теплоизолятором можно пережить и самую холодную зиму. Конечно, на душе порой бывает неспокойно, когда видишь, что каждый твой шаг чётко отпечатывается на пустой белой поверхности… Но за красоту надо честно платить. Никогда не бывает так, чтобы природа что‑то дала, не попросив ничего взамен. Сплинтер отлично это понимал. И принимал как должное.

«Хрум, хрум», – упруго заскрипел снег под его лапами. Сплинтер осторожно ступал, стараясь не провалиться в яму и не споткнуться о засыпанный снегом кирпич.

«Надо бы попросить ребят, чтобы раздобыли мне где‑нибудь солнечные очки, – думал учитель, чувствуя, как слезятся отвыкшие от яркого света глаза. – А то снежную слепоту заработаю на старости лет. Все домовые мыши обхохочутся».

Сплинтер обошёл дом мистера Фредрикссона и вышел на улицу, огибавшую муниципальный парк. Здесь продавали мороженое, жареные каштаны и засахаренный арахис. В подвале большого двенадцатиэтажного дома с внушительной вывеской «Первый Инвестиционный банк Восточного побережья» на фасаде, располагалась контора, насколько Сплинтеру было известно, занимавшаяся всего лишь скупкой кукурузы и разных других продуктов у фермеров. Но среди домашних грызунов она котировалась выше любых транснациональных банков и опиумных картелей. Кукуруза! Любому дураку было ясно, что в подвалах этого здания проживает крысиная и мышиная элита районного масштаба. С некоторыми из них Сплинтер был знаком.

Прокравшись по выщербленным ступенькам в подвал, учитель почувствовал запах дорогих сигар и хорошо выдержанного швейцарского сыра.

– Вот ведь живут, бездельники, – пробормотал он.

Этот подвал был грязнее любой забегаловки. Среди большинства нью‑йоркских крыс не считалось зазорным мусорить там, где ешь. Наоборот, швырнуть изящным движением шкурку от салями на пол – это, по мнению местных грызунов, было признаком утончённых манер.

– Ох! – воскликнул Сплинтер, поскользнувшись на недоеденном бутерброде с зернистой икрой.

– Опять ты мне на завтрак подала непрожаренную форель! – из ближайшей норки доносились звуки нешуточного семейного скандала.

– Вот она, нелёгкая жизнь глубинки, – туманно пошутил учитель. Он поднялся на ноги и пошёл дальше, вспоминая номер норы своего знакомого Фыр Гаубица.

Когда‑то Фыр Гаубиц плавал на кораблях устричных пиратов в Гудзоновом заливе. В то далёкое время он был отчаянным рубахой‑парнем. Сплинтер познакомился с ним в одном трюме, до отказа забитом вкуснейшими устрицами и сардинами, которые через полчаса должны были попасть на утренний рынок в одном из портовых городов. Фыр принял тогда Сплинтера, как дорогого гостя и, несмотря на то, что в Штатах и Канаде в то время свирепствовал очередной экономический кризис, до отвала накормил его отборными лакомстами… Потом этот рубаха‑парень вдруг занялся торговлей и, неудачно вложив сбережения в партию сырных обрезков с истёкшим сроком годности, вчистую прогорел. Сплинтер в это время отвоевал два места в трюме пассажирского лайнера, отправлявшегося на Гватемалу и предложил Фыр Гаубицу плыть вместе.

– И от кредиторов своих заодно скроешься, – убеждал Сплинтер друга.

– Нет, – подумав, ответил Фыр. – Знаешь, в таком городе, как Нью‑Йорк, игра всегда идёт по‑крупному. И я не теряю надежды, что мне выпадет очко. А Гватемала… Это, конечно, хорошо. Я туда обязательно с тобой поеду. Но только когда заработаю свой первый центнер копчёного сала.

Так они расстались и не виделись много‑много лет. Сплинтер вновь встретился с Фыр Гаубицем совсем недавно, теперь уже в качестве просто знакомого. Тот и в самом деле дождался своей удачи. Его нора находилась в приличном доме (о котором мы уже говорили), он поставлял крупные партии кукурузы в Советский Союз и на остров Пасхи, питался исключительно в погребах хороших ресторанов и занимался благотворительностью. К нему в нору два раза в неделю приносили относительно свежую прессу, которую местные мыши за небольшую мзду таскали из китайского ресторанчика неподалёку. Китайцы заворачивали в эти газеты рыбу и потому, просмотрев новости, Фыр Гаубиц обычно с удовольствием съедал это чтиво.

Сегодня Сплинтер надеялся успеть до того, как пресса будет проглочена и запита банкой прохладного пива.

– Ага, – произнёс он, рассматривая норку под номером 56. На двери была сделана прорезь для газет. Никто из Нью‑йоркских крыс, насколько учителю было известно, не интересовался газетами.

– Если не здесь, то, значит, нигде, – рассудил Сплинтер и потянул за пеньковую верёвочку, какими обычно перевязывают колбасы на мясокомбинате. За дверью раздался мелодичный звонок.

– Да! Входи! – послышался бодрый голос Фыр Гаубица.

Сплинтер открыл круглую дверь и вошёл. Его бывший друг сидел в кресле, вылепленном из хлебного мякиша и листал вчерашний номер «Вашингтон пост», светящийся насквозь от обильных жирных пятен.

– Вот это сюрприз! – воскликнул Фыр. – Вот это гость! Проходи, Сплинтер! А у меня как раз завалялась мензурка с прекрасной тормозной жидкостью. У нас на Строубери‑стрит это сейчас последний писк!

– А ты совсем неплохо устроился, – заметил учитель, присаживаясь на соседнее кресло. – Давно приобрёл гарнитур?

– Хо! Я эти гарнитуры меняю каждую неделю, – отмахнулся Фыр, вставая и направляясь к коробке из‑под шоколадных конфет, в которой у него хранились горячительные напитки. – А ты все учительствуешь?

– Учительствую помаленьку, – отозвался Сплинтер. Он с сожалением поглядывал на располневшую фигуру бывшего устричного пирата.

– И как?

– По крайней мере на меня не устраивают облавы и не травят мышьяком.

– Это дело наживное, – успокоил Сплинтера Фыр Гаубиц, возвращаясь с пузырьком из‑под аспирина, наполненным чем‑то мутным. Фыр поднял его над головой и воскликнул:

– Вот – лучшее средство от мышьяка и печали! Чайная ложка в день – и можно не бояться ничего.

– Нет‑нет, – запротестовал учитель, – я к тебе по делу.

– Нууу, – разочарованно протянул Фыр, – раз в столетие появляешься и тут же находишь какие‑то дела…

– Не обижайся, Фыр. Когда‑то и ты был таким же. Помнишь, как не хотел плыть со мной в Гватемалу?…

– Так ведь это было давно. Хо! Вспомнил!

Сплинтер встал и поднял с пола замасленную газету. На первой странице пестрел огромный заголовок: «Суперкрысы в подземных коммуникациях Нью‑Йорка! Стальные клыки и маниакальная свирепость! Это будет почище мировой войны!»

– Что за трескотня? – поморщился Сплинтер, показывая на газету.

– Это не трескотня, – вздохнул Фыр. – К большому моему сожалению. Похоже, старина, что Бильбауфман вернулся в Нью‑Йорк со своей командой.

– Вот как? – учитель в задумчивости ходил по комнате. – Это точно?

– Точнее некуда. Я сам видел на мусорке банки со следами его железного зуба. И чего этому идиоту приспичило наезжать сюда?

– «Нью‑Йорк, это город, где игра всегда идёт по‑крупному…» – с улыбкой процитировал Сплинтер. – Возможно, Бильбауфман тоже ищет свой шанс.

– Его шанс в Институте вивисекции, – с ожесточением ответил Фыр.

– Не все так уж плохо, – учитель попытался вывести кукурузного короля из мрачного расположения духа.

– Да откуда тебе понять! – вскинул вверх лапу Фыр. – Ты ему, конечно, сто лет ещё не понадобишься. Бильбауфман придёт ко мне.

– А ты ему – в челюсть, – посоветовал учитель.

– Хо! А за его спиной – ещё дюжина таких же обормотов и потом окажется, что кому‑то из них недавно тоже поставили железную фиксу в Гамбурге.

Сплинтер развёл руками.

– Ну вот, видишь теперь, что в профессии учителя есть свои светлые стороны? – спросил он.

Досадливо отмахнувшись, Фыр с размаху сел в своё кресло и замолчал. Потом резко встал, налил себе из пузырька, выпил и, вздохнув, сел обратно. А через минуту он снова шутил и радовался жизни, как и десять минут назад.

– Ладно, Фыр, – произнёс учитель, поднимаясь. – Я пойду.

– Хо! А как же твоё дело?

– Да я просто хотел взять у тебя газету…

– Так бери! Для хорошего грызуна ничего не жалко. Вот на твой день рождения я тебе обязательно подарю целую подшивку таких газет. Целый год потом будешь есть. В день по газете! Хо!

Сплинтер взял «Вашингтон Пост» и, попрощавшись, вышел. Когда дверь за ним закрылась, Фыр Гаубиц вновь поднялся и судорожно схватился за пузырёк…

На улице учитель наткнулся на Джулиана. Он выходил из дома мистера Фредрикссона. На Джулиане был приличный серый костюм и галстук явно не из ближайшего магазина одежды. Великан улыбался во весь рот и напевал что‑то из репертуара «Ю‑Би‑40». Сплинтера он, к счастью, не заметил.