Глава 9. 13‑й закон Ньютона

 

Донателло решил сегодня серьёзно поработать над антигравитационным покрытием. Эйприл, когда впервые услышала об этой его идее, долго и упорно смеялась.

– Милый Дон, – сказала она потом, – если бы ты узнал, сколько светлых голов бились над этой проблемой и остались с носом, то непременно занялся чем‑нибудь попроще. Честное слово.

– Ерунда, – отмахнулся Донателло. – Они просто ничего не знали о квадроэссецирующих полях с когерентными векторными характеристиками. Я их открыл совсем недавно.

Ему казалось, что решение где‑то совсем рядом. Один раз Дон даже был уверен, что нашёл его. Это было пару месяцев назад. Тогда он смазал составом кресло и предложил кому‑нибудь из черепашек сесть. Никто, естественно, не захотел. И тут пришла Эйприл. Когда вежливый, как обычно, Леонардо предложил ей присесть, она, ничего не подозревая, со всего размаху уселась именно в это кресло. Что тут началось!

Во‑первых, Эйприл прилипла к креслу («Открой патент на клей для обувной промышленности», – тут же посоветовал практичный Мик). Во‑вторых, кресло не захотело летать, а стало скакать, как бешеное, по комнате, сметая все преграды на своём пути. В конце концов оно загорелось. В‑третьих, Эйприл визжала так, что в местной газете на следующий день появилась заметка о том, что район муниципального парка превращается в Мекку для наркоманов и насильников. В‑четвёртых, Дону влетело потом от Сплинтера так, что он целый месяц после этого работал над усовершенствованием своего изобретения стоя.

Пока Мик, Раф и Лео тренировались, а попросту, говоря, носились по комнате с диким гиканьем и воем, Донателло уселся за свой стол и стал прикидывать, какой из компонентов антигравитационного состава дал в прошлый раз осечку. Дон испытывал его на прошлой неделе и добился только того, что смазанная чудодейственной жидкостью банка из‑под кока‑колы обуглилась и, не принеся никакой пользы для науки, была выброшена в мусорную корзину.

– Ну что ж, попробуем так, – произнёс Дон и перекроил состав по‑новому. Ещё одна обугленная банка полетела в корзину.

– Ничего, есть и другие варианты, – не унывал изобретатель. Он стал действовать методом нечётного сопоставления, затем ударился в метод дифференцированного отсечения по признакам иррациональности, попробовал правило левой руки и только применив правило буравчика, понял, что слишком абстрагировался от действительности. Куча жестяных банок валялась на полу, распространяя неприятный запах.

– В чём же тут, ёлки‑палки, дело? – задумался Донателло. Он собрался с мыслями и наконец решился.

– Попробую сделать все наоборот, – вздохнул он.

Донателло стал вводить элементы в обратной последовательности, стараясь, чтобы при этом соблюдался обратный температурный режим. На всякий случай Дон пересел даже на другой конец стола и смешивал состав левой рукой.

Через час работа была закончена.

– И с чем тебя можно поздравить? – поинтересовались остальные черепашки, которым к этому времени уже надоело совершенствоваться в физическом плане. Потому они решили поупражняться в остроумии.

– Сейчас увидим, – произнёс задумчиво исследователь. Он взял ложечкой состав и смазал им край очередной жестянки из‑под колы. Жидкость, едва попав на банку, мгновенно испарилась или впиталась в стенки.

– Вот такого фокуса ты нам ещё не показывал, – протянул довольный Раф.

– Может, у тебя получился пятновыводитель? – Мик почувствовал, что ум его звенит, будто дамасская сталь.

– Отстаньте, – угрожающе повысил голос Донателло, набирая в ложечку очередную порцию состава.

Лео уже открыл рот, чтобы высказать кое‑какие соображения по поводу роли Донателло в развитии современной физики, алгебры и строительной механики, как все увидели нечто странное: банка, вместо того, чтобы взлететь, как это было задумано, начала погружаться в крышку стола, делая вращательные движения, как будто ввинчиваясь туда.

– Держи, держи её, Дон! – закричал Лео. Дон схватился за банку, но ничего не смог поделать – та плавно уходила в стол.

– Вот Сплинтер мне, конечно, даст!… – воскликнул великий физик, когда жестянка с красной этикеткой на боку скрылась в столе.

– А он ничего не узнает, – успокоил его Раф. – Ты разуй глаза – видишь, со столом ничего не происходит? Банка просто прошла, как тонкая‑тонкая игла, не оставив никакого отверстия.

– Да ну?

– Ты мне нравишься, Дон… Посмотри внимательно. Стол как стол. Целый и непросверленный.

– Но ведь так не должно быть! – воскликнул поражённый Донателло. – Это невозможно! Это противоречит закону сохранения энергии!

– Не расстраивайся, старик, – Лео положил руку на плечо другу. – Мы живём в мире беззакония. Надо смотреть правде в глаза.

Донателло открыл ящик стола, куда по идее должна была упасть банка, и пошарил внутри. Ящик был набит любительскими микросхемами и справочниками по ремонту бытовой телеаппаратуры, но банки там не оказалось.

– Так, где же она? – Донателло встал на колени и стал шарить под столом. Пусто!

– Ребята, – спросил он друзей, – вы случайно не издеваетесь надо мной? Признавайтесь, где банка?

Черепашки вполне искренне пожали плечами. Глядя на встревоженного Дона, они почувствовали даже жалость к своему гениальному другу.

– Не стоит так переживать, – снова принялся успокаивать его Раф. – Просто очередное открытие. Вот как сейчас помню – у тебя были такие же сумасшедшие глаза, когда ты открыл двенадцатый закон Ньютона. Не принимай все так близко к сердцу, Дон!

Но Дон отказывался внимать голосу разума. Он ползал по комнате в поисках банки. Остальные черепашки решили ему не мешать и отправились тренироваться дальше.

В это время вернулся Сплинтер с газетой под мышкой.

– Что нового? – поинтересовался он.

– Похоже, Донателло открыл тринадцатый закон Ньютона, – кивнул в сторону ползающего товарища Мик.

– Несчастливое число, – скептически отозвался Сплинтер. – Что‑нибудь серьёзное?

– Вполне, – кивнул Микеланджело. – Эффектное зрелище.

Сплинтер прошёл к креслу, положил газету и тронул Донателло за плечо.

– Что тут у тебя произошло, малыш? – спросил он.

Дон отмахнулся и продолжал поиски. Проклятой банки нигде не было.

– Может, я могу чем‑то помочь? – Сплинтер стал внюхиваться и осматривать углы.

Мик из дальнего конца комнаты делал Сплинтеру знаки, чтобы тот оставил великого физика в покое. Для пущей убедительности Мик покрутил пальцем у виска.

Вдруг, что‑то вспомнив, Донателло поднялся с колен и подбежал к столу.

– Как я сразу об этом не подумал! – воскликнул он, хватаясь за свинцовое блюдце. – Следственный эксперимент!

Дон зачерпнул ложечкой ещё смеси и бухнул её на очередную жестяную банку. Все снова сгрудились у стола, отталкивая друг друга локтями. Сплинтер забрался на плечо к Леонардо и внимательно следил за манипуляциями Дона.

– Вот оно, – прошептал тот, наблюдая, как бурая тягучая жидкость растворяется на поверхности банки. Послышалось слабое шипение.

– Это то самое антигравитационное покрытие? – тихо спросил Сплинтер.

– Оно самое, – кратко ответил Дон.

К этому времени жидкость растворилась полностью, и банка начала сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее вращаться, одновременно погружаясь в крышку стола.

– Нет, вы видели? – воскликнул Донателло, показывая на банку, которая у всех на глазах ввинтилась в стол и исчезла.

Все заворожено смотрели на то место, куда только что скрылась жестянка. На столе не осталось ни одной царапины, не говоря уже об отверстии.

– Она просто провалилась в тартарары, и все тут, – констатировал Раф.

Сплинтер точно так же, как несколькими минутами раньше это сделал Донателло, тщательно обследовал стол и комнату. Банки здесь не было, – в этом окончательно убедились все, включая Дона.

– Похоже, – произнёс учитель, – что Раф всё‑таки прав.

Вздохнув, Дон опустился на стул.

– И что теперь нам с этим делать? – спросил он.

– Придумаем что‑нибудь, – отозвался Сплинтер, присаживаясь рядом на кресло и разворачивая газету, которую только что приобрёл у Фыр Гаубица. – Вполне возможно, что мы очень скоро найдём применение твоему открытию.

– Какое же применение? – спросил Лео.

– Точно пока ещё не знаю, – признался учитель. – Но кое‑что могу вам сообщить уже сейчас.

Тут он снова обернулся к Дону:

– Я был в гостях у Фыр Гаубица, хотя ничего утешительного оттуда не принёс. Новость номер один – Бильбауфман снова в Нью‑Йорке. Ты не ошибся, дружок.

– Так, значит, это всё‑таки он был у нас прошлой ночью! – воскликнул Дон.

– Да, вероятно, – отозвался учитель. – Все крысы на Строуберри‑стрит только и говорят о Бильбауфмане и его головорезах. Даже «Вашингтон Пост» поместила на первую страницу статью о чёрной крысе со стальным зубом.

– Ты его тогда, когда он хозяйничал у нас на кухне, значит, не совсем проучил? – с сожалением произнёс Лео.

– Я проучил его как следует, – с гордостью выпрямился учитель. – И не думаю, что он сможет снова безнаказанно появиться у нас. Но речь сейчас не об этом.

Сплинтер развернул перед собой замасленную газету. По комнате распространился крепкий запах копчёного угря.

– Этот Фыр Гаубиц неплохо живёт, – заметил Рафаэль, потянув носом.

– Фыр дрожит как осиновый лист при одном упоминании о Бильбауфмане, – заметил Сплинтер. – Так, слушайте, о чём ещё мне удалось прочитать в этой газете.

И Сплинтер прочитал вот что:

«ВОЛНА ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ НА ВОСТОЧНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ НАРАСТАЕТ.

После серии необъяснимых с точки зрения современной психиатрии заболеваний мозга в Канзас‑Сити и Далласе, случаи загадочной болезни стали отмечаться и в Нью‑Йорке. Спот Сплингстер, руководитель группы врачей из Йеллоустнского университета, ввёл на последней пресс‑конференции термин «марионеточная болезнь». Так отныне зовётся тяжкий психический недуг, поразивший несколько сот человек за период с августа нынешнего года. У больных отмечается полная апатия в сочетании с резким торможением мозговой деятельности. Они не отвечают на вопросы и почти не реагируют на внешние раздражители. При этом больные иногда могут лежать, не поднимаясь целыми месяцами, как это случилось с Джорджем Кроупом из Далласа, но иногда проявляют чрезмерную активность. Так, например, Рэйчел Хокстон из Нью‑Йорка, заболевшая две недели назад, на днях пыталась открыть огонь из десантного пулемёта, установленного в окне её квартиры… К счастью, дело обошлось без жертв. Следует обратить внимание на свидетельства солдат из группы захвата, которые проводили операцию по задержанию Р. Хокстон. Они были поражены её дикой нечеловеческой силой. Пятидесятилетнюю женщину удалось усмирить только усилиями пятнадцати человек!

Теперь о том, что объединяет все эти, такие, казалось бы, разные случаи заболевания. Во‑первых, больные двигаются какими‑то резкими, угловатыми движениями, которые, кстати, и навели Спота Сплингстера на мысль дать болезни название «марионеточной». Больные и в самом деле напоминают деревянных кукол своими нескорректированными движениями.

Во‑вторых, у всех страдающих «марионеточной болезнью» отмечается резкое воспаление голосовых связок, в результате чего почти все «марионетки» разговаривают голосами, удивительно похожими по своей тембровой окраске. Голоса становятся высокими, визгливыми и, как отметил тот же Спот Сплингстер, «деревянными».

Смертельных исходов пока не отмечалось. Но тревожит то, что врачам не удалось добиться даже незначительного улучшения состояния кого‑либо из больных. Больной может казаться почти нормальным, пока вдруг не начнёт беспокойно бегать по плате и выкрикивать тонким голосом оскорбления в адрес медперсонала или просьбы выпустить на волю…»

– А что, классное чтиво! – воскликнул Мик. – Именно из‑за таких интригующих статей люди и выписывают, как я понимаю, эти паршивые газетёнки.

– Нет, Мик, – покачал головой Сплинтер. – Дело не в этом. Просто я вспомнил, что Джулиан работал в Далласе, а потом перебрался в Нью‑Йорк. Болезнь двигалась таким же маршрутом.

– Так можно заподозрить и далласскую бейсбольную команду, которая за полгода успела раза три побывать в нашем городе, – заметил Дон. – Твои предположения, Сплинтер, страдают преувеличением.

– Но я сегодня видел его, когда он выходил из дома мистера Фредрикссона! И это был совсем другой человек: в костюме, при галстуке. Джулиан ведёт двойную жизнь, малыш. Я в этом ни минуты не сомневаюсь.

– Любой, кому приходится жить под землёй, вынужден вести двойную жизнь, если хочет, чтобы его не трогали, – ответил Дон.

Тут в разговор вступил Раф.

– Простите, ребята, я не понял, а почему Джулиан должен иметь какое‑то отношение к этой болезни? Он разве ходит с бактериологической гранатой за пазухой?

– Нет, Раф, – с досадой махнул рукой учитель. – Никто не принимает его за агента иностранной разведки или члена террористической организации. Просто мне показалось, что случаи заболевания на побережье и наш новый знакомый как‑то связаны. Честно говоря, когда мне на глаза попался заголовок этой статьи, сердце моё почему‑то ёкнуло.

– Ты стареешь, Сплинтер, – без обиняков сказал Микеланджело.

– Возможно, – учитель закрылся газетой и стал раскачиваться в кресле.

Все разбрелись по своим делам. Раф, Мик и Лео вновь принялись за тренировку. Донателло сделал ещё пару попыток проследить путь банки, ввинчивающейся в крышку многострадального стола. Сплинтер напряжённо размышлял, делая вид, что читает газету.

«И в самом деле, почему эта статейка возбудила во мне такие подозрения? Наверное, виной всему последний вечер у Джулиана… Его тогда, конечно, крупно разобрало. Он показался мне больным и опасным человеком. Хотя чего я сам себя обманываю? Джуд не понравился мне с самого начала. В какой‑то мере от того, что я вообще по природе подозрительный. И ещё потому, что я уверен – интуиция редко меня подводила… В его присутствии меня ни на минуту не оставляет тревога. От носа до кончиков когтей я весь напряжён и в любую минуту ожидаю от него каких‑то агрессивных действий… Может, Мик и прав – я просто старею. Воспитаннику лучшего из тибетских монастырей Санг‑санг стыдно не знать о том, что неприязнь вполне материальна, так же, как материален зловещий корень мандрагоры. Неприязнью можно отравить любого, даже самого хорошего человека… Чёрт, неужели я отравил Джулиана?»

Мыслям Сплинтера было тесно в его голове. Он отшвырнул газету в сторону и направился к выходу. Дон, который проводил, наверное, десятый по счёту эксперимент, был в том эйфорическом состоянии, в каком пребывает каждый учёный, когда чувствует, что открыл ещё одну страницу в пыльной тяжёлой книге знаний.

«Ты всё‑таки у меня молодец, Дон», – мысленно порадовался за ученика Сплинтер и шагнул за порог.

– Учитель! – обернулся Мик. – А нас не берёшь с собой?

– Нет, Мик, – отозвался Сплинтер, – мне надо немного побыть одному.

Он вышел на улицу. Снег сверкал в последних лучах солнца, словно ослепительная неоновая реклама маленьких зимних радостей.

– Эта зима будет просто удивительной, – пробормотал, улыбаясь, Сплинтер.

Снег опять захрустел под его лапами, обволакивая мягким пушистым холодом. Сплинтер не спеша направился в сторону парка. Он не заметил небрежно прикрытой тонкими досками и заботливо присыпанной снегом канализационной шахты. Крышка люка валялась неподалёку.

Расстроенный учитель сначала не понял, почему снег под лапами не скрипит и не отвечает ему упругим ответным пожатием. Вдруг он почувствовал, что проваливается и летит в какую‑то бездну.

– Вот твоя хвалёная интуиция, Сплинтер… – успел подумать он, чувствуя, как бездонный мрак раскрывает ему свои объятия.

 

* * *

 

Единственное, чего смог добиться Донателло повторными экспериментами – это уверенность, что стол нисколько не пострадал от его кипучей исследовательской деятельности. Куда же девается банка? Этот вопрос ещё ждал своего ответа. Жестянки из‑под кока‑колы будто растворялись в крышке стола, не оставляя после себя никаких следов. Так стирается ластик о поверхность бумаги.

Чтобы что‑то понять, следовал как‑то изменить путь наблюдения.

– Ребята! – позвал Донателло своих друзей. – Вы не могли бы мне немного помочь?

Мик, Раф и Лео подошли к Дону.

– Ты хочешь, наверное, намазать нас этой гадостью и ввинтить в стол, чтобы мы потом рассказали тебе, что с нами было, и куда девались твои жестянки? – предположил догадливый Раф.

– Нет, я хочу, чтобы мы вместе понаблюдали, как исчезает банка, – Дон был слишком озабочен, чтобы отвечать на шутку.

– Ладно, – согласились черепашки. – Только расскажи нам, мистер Рентген, куда нам смотреть.

– Пусть кто‑то смотрит в ящик стола, а кто‑то на пол под столом, – распределил роли Дон.

Он снова обработал жестянку составом, и все уставились на неё, невольно забыв про шуточки.

Сначала Дон сообщил:

– Жестянка исчезла. Я её больше не вижу.

Затем послышался возбуждённый голос Мика:

– Я её видел! Она проплыла вниз! Совсем как скоростной лифт!

Наконец подали голоса Лео и Раф:

– Дон! Дон! Она здесь! И уходит сквозь пол под землю! Скорее смотри!

Донателло упал на пол и успел увидеть, как блестящая крышка исчезла, не оставив никакого следа на небрежно прибитом гвоздями линолеуме.

– Значит, это твоё зелье и в самом деле заставляет банку уходить в преисподнюю! – возбуждённо закричал Лео.

– Мгм, – передразнил его Дон. – И сейчас Люцифер снова побежал к старьёвщику с очередной банкой, которая свалилась ему на голову, чтобы получить свои восемь центов.

– Интересно, – сказал практичный Мик. – А если обработать этой мазью что‑нибудь ещё, она будет действовать так же?

– Давай попробуем, – пожал плечами Донателло.

Друзья стали лихорадочно искать, что бы ещё отправить в тартарары. На глаза Рафу попалась газета, которую Сплинтер бросил на пол, прежде чем уйти на прогулку.

– Вот, смотрите! – воскликнул он. – По‑моему, это то, что нам нужно!

Дон капнул раствором на промасленные страницы и все увидели, как газета с громким шуршанием съёжилась до размеров снежка и стала крутиться вокруг собственной оси.

– Работает! – крикнул Лео.

Через несколько секунд «Вашингтон Пост» исчез из поля зрения.

– Вот, смотрите, ещё! – послышался голос Рафа. Он тащил из кухни гнилой грейпфрут. Дон обработал и его. Грейпфрут завертелся быстро, как волчок, и мгновенно испарился.

– По‑моему, – задумчиво произнёс Донателло, – состав быстрее реагирует с органическими веществами.

Мик и Раф переглянулись.

– А что, если… – начали они.

– Что? – переспросил их Дон.

– Мы видели мышь на кухне, – сказал Раф, шмыгнув носом. – Может, нам попробовать устроить ей бесплатный тур в подземное царство?

Дон, охваченный жаждой исследования, молча кивнул, и они на цыпочках проследовали на кухню.

Мышь, словно догадавшись о грозящей опасности, перестала уплетать воздушную кукурузу из огромной коробки и прислушалась. Она смутно догадывалась, что воровать продукты нехорошо, и потому её инстинкт самосохранения, как и у любого воришки был развит необычайно. Она, запихав за щёки побольше кукурузы, постаралась бесшумно забраться на посудный шкаф.

И это ей почти удалось. Мик успел схватить грызуна в самый последний момент и то лишь за самый кончик скользкого холодного хвоста. Мышь пискнула, отчаянно рванулась и выскользнула из рук преследователя.

Микеланджело подпрыгнул, пытаясь достать воришку, но врезался головой в полку. Полка слетела с гвоздей, на которых держалась, и обрушилась вниз. От посуды, которой в течение долгого времени снабжала друзей заботливая Эйприл, через секунду осталась горка черепков.

– Надо было предварительно смазать её твоим составом, Дон, – заметил Раф. – Тогда бы тарелки не разбились.

Дон в это время горящими глазами смотрел на виновницу катастрофы, которая, озираясь, приходила в себя после такого громкого падения.

– Лови её! – воскликнул Донателло и бросился на несчастную мышь…

Поимка длилась ещё около получаса. Черепашки изрядно намучились с проворным и нахальным грызуном. Когда мышь всё‑таки оказалась у них в руках, друзья окинули взглядом то, во что превратилась за это время взлелеянная Эйприл и Сплинтером кухня, и ужаснулись масштабам разрушения. Единственным неповреждённым предметом здесь оказался лишь крепкий ореховый стол.

– Да, ребята, когда придёт Сплинтер, нам придётся несладко, – мрачно констатировал Раф.

– Он заставит нас читать древние тибетские заклинания днями напролёт, – подхватил Мик.

– До тех пор, пока нас наконец не заклинит окончательно, – попытался скаламбурить Лео.

Дон, который держал в руках мышь, ничего не сказал, и только посмотрел на грызуна горящими глазами.

Они с мрачной торжественностью отправились в комнату и Дон зачерпнул ложкой щедрую порцию зелья. Мышь вращала глазами и не переставала пищать. Но когда на неё капнула первая капля, она вдруг затихла. Дон поставил её на пол. Мышь деловито засуетилась и побежала. Но только не прочь от своих преследователей, а по кругу, каждый раз сокращая радиус.

В конце концов грызун закружился на месте и вдруг, коротко пискнув, исчез…

Вздохнув, черепашки отправились на кухню, чтобы создать хоть видимость порядка. Им это, впрочем, не удалось. Убрав все осколки и обломки, они обнаружили, что на кухне ничего больше не осталось. Друзья побрели обратно в комнату, чтобы в молчании ожидать справедливого возмездия.

В напряжённом молчании прошло несколько минут.

– А Сплинтер не сказал, куда идёт? – спросил наконец Донателло.

– Гулять, – коротко ответил Раф. – Он больше ничего не говорил.

– Что‑то долго его нет, – заметил Лео.

– Он хотел побыть один, – вспомнил Мик. – Должно быть, я его обидел, когда сказал, что он стареет.

– Да‑а‑а, – протянул Раф. – Несмотря на то, что наши потомки сегодняшний день будут отмечать в Конгрессе, в Сенате и во всех университетах, как день открытия Доном тринадцатого закона Ньютона, для нас он мало походит на праздник.

– Это точно, – согласился Мик.

– Интересно, а что мы могли бы придумать более весёлого с этой мазью, которую изобрёл Дон? – задумался вдруг Леонардо.

– Сначала, по‑моему, надо придумать какое‑нибудь название для этой штуки, – авторитетно заявил Мик. – А то несолидно как‑то получается…

– Давай назовём её в честь Сплинтера! – с озарённым видом воскликнул Лео. – Он тогда не будет на нас ругаться, это точно.

– А как? – поинтересовался Раф.

– Ну… – задумался Леонардо, – например, С‑1.

– Сплинтер просто сойдёт с ума от гордости, – скептически заметил Дон. – С таким же правом Сильвестр Сталлоне может заявить, что мазь названа в его честь. У него даже два слова начинаются на букву «C».

Леонардо заёрзал на своём месте, что означало у него напряжённую работу мозга.

– Тогда давайте назовём её «Ретнилпс»! – выпалил вдруг он.

– Господи, – отшатнулся Мик, – это что за абракадабра?

– И никакая это не абракадабра, – обиженно шмыгнул носом Лео. – Это имя Сплинтера наоборот.

– Уж больно по ушам бьёт, – поморщился Раф. – У меня сейчас такое ощущение, будто кто‑то провёл ножом по стеклу. Нет, не годится.

– А по‑моему, что‑то в этом есть, – оживился Донателло.

– И что же ты здесь нашёл? – поинтересовался Рафаэль, с удивлением посмотрев на друга. – Ну попробуй произнести с первого раза «ретнилпс»… Язык сломаешь.

– Нет, – Донателло покачал головой, – ты меня не понял. Если бы взять только часть от этого слова, то получилось бы вполне прилично. К тому же эта мазь получилась у меня, когда я смешал компоненты антигравитационного покрытия наоборот. И к тому же левой рукой. Ну, короче, я все делал тогда наоборот, понимаешь? А тут обратное имя Сплинтера… Кажется, это получится неплохо.

– Хорошо, – согласился Раф. – Давайте тогда искать, как нам сократить и облагородить это тарабарское название. Предложения есть?

– Давай оставим три последние буквы, – подал голос Лео. – Получится ЛПС. Как будто какой‑то военный препарат.

– Глупости, – решительно отозвался Мик. – Во‑первых, ты не на тех равняешься: у военных такой штуки ещё лет сто не будет. Слабо. А во‑вторых, здесь от имени Сплинтера ровным счётом ничего не остаётся.

– А что, если просто «peт»? – подал идею Донателло. – По‑моему, симпатично.

– Вполне, – одобрил Мик.

– Присоединяюсь, – отозвался Рафаэль.

– По‑моему, ЛПС всё‑таки благозвучнее, – замялся Лео, – но я, в принципе, согласен.

Все снова вспомнили о том, что предстоит весьма тяжёлый разговор с учителем.

– Слушай, Дон, – Мик задумчиво почесал за ухом, – все это хорошо, конечно: изобрели чудесный препарат, увековечили имя Сплинтера… Но по‑моему, этого маловато как‑то. Я боюсь, что нам все равно влетит от него. Бот если бы ты изобрёл быстренько до его прихода что‑нибудь ещё, и мы это изобретение тоже назвали бы в честь учителя, то он бы точно не стал бы нас ругать. Я уверен. Сплинтер бы просто прослезился от радости.

– Глупости, Мик, – махнул рукой Донателло.

Черепашки углубились в свои невесёлые мысли.

– Послушайте, а чего мы здесь сидим, – поднял голову Леонардо. – Какая разница, где ждать Сплинтера – дома или на улице? Нам‑то сейчас всё равно. Пойдём хоть погуляем напоследок. Боюсь, учитель нескоро нас выпустит на улицу.

– Это идея, Лео, – с понимающим видом сказал Микеланджело. – Пошли.

Друзья со всеми предосторожностями, как их учил Сплинтер, вышли на морозный воздух.

– Ничего себе! – воскликнул Донателло и показал рукой на высотное здание, по которому они всегда определяли время.

– Уже давно заполночь!

Мик присвистнул от удивления.

– Что‑то учитель наш загулял, – с тревогой в голосе произнёс он. – Может, он так здорово обиделся на меня, что решил совсем уйти от нас?

– Не думаю, – покачал головой Дон. – Сплинтер не мог нас бросить из‑за какой‑то мелочной обиды.

– Но что же тогда? – задал риторический вопрос Леонардо.

Дон промолчал, не отрывая взгляда от огромного светового табло с часами на далёком небоскрёбе.

– С ним что‑то случилось, – мрачно резюмировал Рафаэль.

– Я думаю, что надо пойти к Джулиану, – очнулся от оцепления Донателло. – Сплинтер не очень‑то тепло к нему относился, но всё‑таки только Джуд, как мне кажется, может дать нам толковый совет.

– Так ведь он, наверное, давно спит! – Лео развёл руками. – Ты предлагаешь разбудить его?

– А почему бы и нет?

– А ты помнишь, какой Джулиан был, когда мы от него уходили последний раз? – спросил Лео. – И Сплинтер предупреждал нас, чтобы мы с ним не общались.

– Сплинтер говорил, чтобы мы не играли с ним в баскетбол, – поправил друга Донателло. – А про Марику он вообще не заикался.

– Так ты пойдёшь к Марике?

– По‑моему, тут нет особой разницы, – пожал плечами Дон.

Обнаружилось, что к подруге Джулиана черепашки относятся с меньшей опаской. И вообще друзья, честно говоря, питали откровенную слабость ко всему красивому. А Марика была самая красивая. Пожалуй, даже красивее Эйприл.

– Хорошо, – согласился Лео, – тогда мы идём к Марике и Джулиану, а потом, если Сплинтер до той поры не объявится, отправляемся на его поиски.