Ночь перед Рождеством

 

– Доктор, я почему‑то после операции никак не могу нащупать свои ноги.

– Извините, больной, вам пришлось ампутировать руки.

 

 

Я лежу в клинике.

И завтра у меня операция.

Та, которую я ждала сорок лет.

Точнее, двадцать девять из сорока.

Начиная с одиннадцатилетнего возраста, когда примерила мамины колготки и попала в ловушку своей странной сущности.

...Перед сном сходила в душ, мылась тщательно, как будто хотела смыть с себя всё, что было связано с этим телом в течение сорока лет: ненужные женщины, ненавистная мужская одежда, вечный страх... Вдруг в голову постучалось неожиданное сравнение: так обмывают покойника, перед тем как отправить его в мир иной. Потом надела больничную рубашку, легла на узкую, застеленную белой простыней постель. Прощание с прежней жизнью создавало торжественность, как на похоронах. Один человек во мне умирал, еще только один последний раз – завтра – проснусь в мужском теле, но это продлится совсем недолго. Надо быстрее уснуть, и время пролетит незаметнее. Словно Штирлиц я приказала себе спать, глаза вправду начали закрываться... и тут кто‑ то тяжелый и невидимый в темноте комнаты сел ко мне на кровать.

От ужаса сердце чуть не вылетело из груди. Бежать! Только ноги ватные. Так часто бывает в страшном сне: хочешь бежать, а сама еле двигаешься, словно глубоко под водой. Но невидимый человек тяжело вздохнул, и я узнала его голос. Это... МОЙ ГОЛОС.

Но ОН – это не я, это – Олег, моя мужская сущность, отделившись от меня, сидела на убогой больничной койке в дорогом свадебном костюме, в котором ходили в ЗАГС с Леной. Тогда на целых полгода бурный роман погасил иные желания. Тогда я была только мужчиной – счастливым, влюбленным, спокойным.

– Привет, перебежчик.

– Какой я перебежчик? – Разговаривать самой с собой было очень странно.– Я никогда и не была мужчиной. О чем ты?

– А кем ты был?! Разве женщина может быть мужем и отцом ребенка? Разве женщина может быть водителем грузовика, грузчиком, начальником цеха?

– Ну знаешь, по поводу цеха, у меня есть одна знакомая...

– Какая знакомая? Что за чушь ты несешь?! Ты – мужик! Даже врачи тебе сказали, что ты хорошо адаптирован в мужском теле!

– Вот именно «адаптирована», а хочу быть настоящей женщиной!

– Хочу не хочу, мало ли кто кем хочет быть. Хотел бы лучше стать Рокфеллером! Или премьер‑министром!

– И стану! Кстати, о премьерах, вот Маргарет Тэтчер...

– Тьфу ты!

Он резко вскочил. Теперь голос его звучал зло и раздраженно и откуда‑то сверху. Сейчас я точно понимала, что разговариваю не сама с собой.

– Хорошо! Давай по‑другому. А как же я? Обо мне ты подумал? У меня тоже есть право на это тело!

– Какое право? Тело мое, я его безраздельная хозяйка.

– Хозяин!

– Нет!!! Хозяйка! – Я сама испугалась этой не свойственной мне внезапной ярости. Не хочу разговаривать с ним. Его нет. Это просто бред.

– Хорошо. Хозяйка хуева. Ты хоть представляешь, что тебя ожидает? Женщины – они другие, им не нужны мозги, они всего достигают телом, все их заслуги только из‑за мужчин. Попался стоящий мужик, жизнь сложилась. Не попался – последний хуй без соли доедают. Кого ты хочешь найти со своими лошадиной мордой и копытами сорок восьмого размера?!

– Сорок четвертого!

– Ну хорошо. Сорок четвертого волосатого размера!

– Я буду эпилировать!

– Где? Под забором? На скотном дворе?

– Почему под забором?

– Потому что там или под мостом ты закончишь свою жизнь. Ты пытаешься повернуть вспять нормальное течение природы, она ответит тебе тем же. Прогресс обернется регрессом: начальник цеха, потом начальник отдела, потом водитель грузовика, грузчица, уборщица, затем грязная никому не нужная бомжиха и, в конце концов, неопознанный труп под покосившейся табличкой с номером вместо имени. Кстати, тебя и хоронить‑то, наверное, нельзя на кладбище. Там самоубийц не хоронят.

– Почему это я самоубийца?

– Потому что трансы больше десяти‑пятнадцати лет не живут! Если вообще выживают после операции.

– Откуда у тебя такая информация?

– Это нам обоим говорили не раз, но ты слышала только то, что хотела! Так что, любовь моя, буквально через несколько сезонов, три‑четыре «бабьих лета», и ты, милочка, предстанешь перед Всевышним. Кстати, ты же веришь в Бога. А как религия относится к смене пола?

– Ну хватит! – Я от ужаса закрылась подушкой.

– Хватит‑то оно – хватит, а на что ты собираешься жить? Могу предложить несколько вариантов: передвижной паноптикум, «мужчина без члена», бордель уродцев: «У нас вы можете получить мужчину, женщину и даже "неведому зверушку"!» Или, если очень повезет, стать лицом паркетной фирмы «Время сменить пол»,– и он затрясся в беззвучном саркастическом смехе.

Я потерялась окончательно, не зная что отвечать.

– Вы, мужчины, всегда были грубыми солдафонами, и юмор у вас армейский! – и хотя я сжимала зубами подушку, при этом как‑то отвечала ему.

Или говорила совсем не я? Кажется, кто‑то еще находится в комнате. Нас уже трое. Я посмотрела на другую сторону и увидела, что и там сижу я. Но не в больничном халатике, а в... свадебном платье, купленном для первой жены. Я частенько примеряла его, когда ее не было дома, но оно никогда не сходилось на мне. А сейчас сидело идеально.

– Я не виновата, что родилась такая. Вот у Бога и спрошу, почему он такой меня создал.

– Какой создал? Он создал тебя мужиком, и все в тебе органично. И внешняя сущность с грубыми руками шофера и «утонченными» ногами сорок четвертого размера. И живой мужской ум.

– А как же моя женская душа?

– Не тупи. С чего ты взяла, что душа бывает мужская или женская? Душа беспола. Половую принадлежность придает только тело. Сегодня ты родился в мужском обличье, завтра в женском, потом ты дерево, клоп‑солдатик или инфузория‑туфелька. Хоть душа и беспола, в ней присутствуют и мужское, и женское начала. Если ты родилась в мужской форме, то и быть тебе только самцом. Все остальное глупости!

– А если это роковая ошибка?

– Заткнись! Дурная голова ногам покоя не дает! Вы, бабы, дуры: вкачиваете ботокс в губы, силикон в грудь, сами себе вбиваете в голову, что это красиво. Переделываете себе носы, удаляете ребра. Не хотите быть такими, какими создала природа... Если Господь создал вас на радость мужчине, то почему вы у мужчины не хотите спросить, какими вам быть?.. Проснись, красавица! Взгляни на свою жизнь трезвым взором! Проснись!..

–...Проснитесь! Пора вставать! Операционная уже готова. Да проснитесь же, наконец!

Передо мной – растерянная юная медсестра, кажется, она очень долго меня будила. Обычно я просыпаюсь легко, видимо, ОН не хотел отпускать меня.

– Ну что, вы готовы?

Глупый вопрос.

– Раздевайтесь и ложитесь на носилки.

– Может, я просто дойду?

– Нет, вы должны лежать. Я вас даже не успела толком подготовить, не могла разбудить.

В операционной уже ждут. Перекладываюсь на прохладный, словно могила, стол. Но дрожь бьет даже не от прохлады, а скорее от ужаса. Если бы знать точно, какой я отсюда выйду. Мне привязывают руки и ноги.

– Доктор, вы думаете, я убегу?

– Уже нет! – Врач жизнерадостно улыбается, затягивая узел.

Он поддерживает мое кокетство, что сейчас мне крайне необходимо. Ведь так страшно, что начинаешь сомневаться, стоит ли подаваться в женщины. Ну а раз уж симпатичный хирург еще до операции воспринимает меня как особу женского рода, так значит – стоит. Портит всё медсестра, она заговорщицки смотрит на хирурга, поддержавшего мои заигрывания. В ее глазах над марлевой повязкой сквозит ехидство, типа уж она‑то знает, каких женщин хирург предпочитает на самом деле.

И это последнее, что я вижу перед тем, как погрузиться в пучину наркоза. Это последнее мое впечатление от жизни в мужском теле.