Правоспособность, ее роль и значение в формировании субъекта права

 

Правоспособность, рассматриваемая нами в качестве первой стадии (этапа) развития правосубъектной связи, заключает в себе исходное и самое формальное (самое абстрактное) определение субъекта права²². Исходное, если иметь в виду то, что, во-первых, все остальные определения, характеризующие иные аспекты понятия «субъект права», зависят от установления правоспособности лица; во-вторых, «дееспособность предполагает правоспособность: дееспособные должны быть правоспособны, тогда как правоспособные могут и не быть дееспособны»²³, так же в силу того, что правоспособное лицо признается субъектом права и до достижения им дееспособности. Обычно правоспособность определяется как возможность (способность) обладания лицом правами и обязанностями (и нередко как способность быть субъектом юридических отношений или возможность вступать в правоотношения²⁴). Но, как заметил Гегель: «Возможность есть бытие, значение которого состоит в том, что оно также и не есть бытие»²⁵. С одной стороны (с формальной), лицо, обладающее правоспособностью, — это уже субъект права; с

²² В этом плане можно возразить А.В. Мицкевичу, утверждающему, что «правоспособность — субъективная категория, а не категория объективного права», см.: Мицкевич А. В. Субъекты советского права. С. 22. Правоспособность, понимаемая как правовой институт, как абстрактно-всеобщая связь или абстрактное свойство абстрактного субъекта права, — это элемент объективного права; правоспособность, понимаемая как свойство конкретного лица или его личная связь с правопорядком, — «субъективная категория». Абстрактному (не конкретизированному) лицу соответствует такая же абстрактно-нормативная правоспособность; конкретному лицу соответствует субъективная правоспособность (не в смысле иного правового содержания, а в смысле присвоения лицом возможности быть субъектом права).

²³ Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. С. 62.

²⁴ См., например: Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. 9-е изд. СПб., 1914. С. 145; также Мицкевич А. В. Субъекты советского права. С. 15 (здесь автор полемизирует по этому поводу с О. А. Красавчиковым: «О. Красавчиков, по нашему мнению, неосновательно возражает против понимания правоспособности как возможности вступать в правоотношения. Для этого, по его мнению, нужна дееспособность. Это неверно уже потому, что недееспособный, обладая субъективными правами, также становится участником правоотношения, хотя и осуществляет это участие не самостоятельно, а через действия других лиц», см. там же).

²⁵ Гегель Г. Философия права. С. 98.

другой стороны, в контексте правовой действительности — оно лишь может быть субъектом права, т. е. является только предпосылкой существования действительного правового субъекта. «Иначе говоря, правоспособность — это только возможность быть субъектом всех тех прав и обязанностей, которые признаны и допущены объективным правом», — пишет по этому поводу С. Н. Братусь²⁶. Диалогичным образом Виндшейд понимал под правоспособностью способность быть субъектом прав и обязанностей, быть юридическим субъектом²⁷.

Правоспособность — это формальная граница, разделяющая личность неправовую от правовой, а как всякая граница она не только разделяет, но и объединяет. Для права как формализованной системы необходима определенность в установлении момента, с которого правовая личность (субъект права) начинает свое существование, так как от этого зависит стабильность, устойчивость имущественно-правовых отношений, товарного оборота, иных правовых связей. При этом ради достижения такой определенности оно готово игнорировать важные содержательные моменты, характеризующие процесс формирования субъекта права (зрелость воли, ее способность принимать самостоятельные правовые решения, освоение лицом права, степень развития его правового сознания и др.). Право искусственно огрубляет этот процесс и сводит все критерии к одному формальному выбору законодателя. Но в этом формальном выборе кроме определенности есть еще одна позитивная сторона, она заключается в том, что когда еще неспособное к самостоятельным правовым решениям лицо признается субъектом права, то вокруг него создается правовая среда (своего рода правовой кокон), в которой происходит процесс его правового вызревания. В такой опережающей реальное правовое созревание лица правоспособности заложен определенный гуманистический смысл, который нельзя не учитывать. Формирующееся в правовом отношении лицо не ставится в зависимое от других лиц положение, вынуждающее его бороться за свою правовую автономию, самостоятельность, а получает уже готовую правовую форму на будущее для своей последующей самореализации в праве. На другой гуманистический аспект понятия

²⁶ Братусь С. И. Субъекты гражданского права. С. 5. ²⁷ См.: Виндшейд. Учебник пандектного права. Т. 1. Общая часть. СПб., 1874. С. 114.

правоспособности обращает внимание немецкий исследователь Я.Шапп, который пишет: «Значение понятия правоспособности — в его историко-правовом воздействии. Тот, кто был носителем прав и обязанностей, не мог быть вещью. При этом отсутствовало и право на другое лицо, что, в свою очередь, исключало крепостничество и рабство»²⁸. На наш взгляд, правоспособность, понимаемую в контексте правовой субъективности, следует рассматривать не как окончательный вердикт, вынесенный ее носителю, а как первый формальный шаг по пути определения его возможностей в качестве субъекта права. Среди тех аспектов, характеризующих субъект права, которые ранее были обозначены, правоспособность (и соответственно правосубъектность) является логически первым, вводящим в мир правовой личности, своего рода контрольно-пропускным пунктом на пути к ней.

Правоспособность формальна, она не раскрывает содержательных моментов существования (бытия) правового субъекта, она лишь его, субъекта, обозначает. В связи с этим можно критически оценить попытки определить содержание правоспособности через раскрытие тех прав, которыми могут обладать правовые субъекты. Такие попытки предпринимаются не только в юридической литературе, но и в законодательных актах. Так, законодатель в ст. 18 ГК РФ, именуемой «Содержание правоспособности граждан» фиксирует, что граждане могут иметь имущество на праве собственности; наследовать и завещать имущество; заниматься предпринимательской и любой иной, не запрещенной законом деятельностью; создавать юридические лица и т.д. Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в содержание правоспособности граждан вошли только права и не включены обязанности граждан²⁹, хотя правоспособность граждан (ст. 17 ГК) определяется как способность иметь гражданские права и нести обязанности. Во-вторых, вызывает возражение сам способ определения содержания способности иметь права и нести обязанности через раскрытие этих прав (и пусть даже обязанностей). Если бы правоспособность определялась как ком-

²⁸ Шапп Я. Основы гражданского права Германии. Учебник. М., 1996. С. 205.

²⁹ Сходным образом ранее в Гражданском кодексе РСФСР 1964 г. (ст. 10) и Основах гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (ст. 9) содержание правоспособности граждан раскрывалось как возможность иметь различные имущественные и неимущественные права.

плекс прав и обязанностей лица, то логически корректным было бы раскрыть содержание правоспособности через указание на те права и обязанности, которые входят в этот комплекс. Но если правоспособность определяется именно как способность (возможность) лица что-либо делать или иметь, то содержание этой способности, очевидно, «представляет единство всех составных элементов» данной способности лица, а также «совокупность процессов, которые характеризуют взаимодействие образующих субстрат элементов между собой и со средой и обусловливают их существование, развитие и смену»³⁰. То есть способность иметь право (нести обязанность) не следует рассматривать как само право (или обязанность), а лишь как предпосылку права (обязанности). В этом плане отчасти можно согласиться с С. Н. Братусем, полагающим, что «правоспособность же как самостоятельная категория имеет значение и ценность лишь в качестве выражения абстрактной, т. е. общей возможности быть носителем прав и обязанностей», «правоспособность — необходимое условие для правообладания»³¹. Согласиться не в том, что правоспособность можно отождествить с лишь с возможностью выступать носителем прав и обязанностей, а в том, что она — абстрактная, общая возможность, только общее условие или необходимая предпосылка для вхождения лица в правовую сферу, вхождения в когорту субъектов права.

В содержательном плане (в смысле содержания правоспособности³²), на наш взгляд, в этом общем правовом свойстве, способности

³⁰ Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М., 1983. С. 621.

³¹ Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. С. 5-6.Против рассмотрения правоспособности как суммы прав выступают и другие авторы, см., например: Мату зов Н. И. Субъективные права граждан СССР. Саратов, 1966. С. 77.

³² Содержание правоспособности в зависимости от ракурса исследования, как представляется, может быть определено различно, как уже отмечалось выше, если правоспособность рассматривать в контексте правового регулирования, то содержание правоспособности может быть определено как совокупность нормативных условий, при наличии которых лицо признается способным выступать в качестве субъекта права; если правоспособность рассматривать как основное правовое свойство лица, квалифицирующее его в качестве субъекта права, то содержание правоспособности может быть определено в виде совокупности составляющих это свойство частных свойств, качеств (правовых способностей) субъекта, взятых в и их соотношении; если правоспособность рассматривать как правовую связь лица с правопорядком, то содержание ее может быть раскрыто посредством определения характера, типа этой связи.

быть субъектом права, можно выделить в качестве отдельных элементов несколько частных свойств, качеств. С учетом ранее обозначенных аспектов понятия субъекта права можно указать такие элементы правоспособности, как: во-первых, способность субъекта выступать в праве в качестве автономного, обособленного лица (правовой внешности). В юридической литературе и законодательстве, как представляется, явно преувеличивается значимость таких свойств субъекта права, как его способность быть носителем прав и обязанностей, участником правоотношений. Они вторичны по отношению к указанному и другим свойствам субъекта права — волеспособности, способности обладания правосознанием, возможности быть правовым деятелем (не просто исполнителем определенных законодателем ролей). История развития законодательства показывает, как легко можно сделать животных, зародышей, камни или растения «участниками правоотношений», «носителями прав и обязанностей», но от этого они вовсе не становятся правовыми лицами. Быть лицом в праве означает не только наличие возможности выступать от своего собственного имени, наличие у субъекта права такого свойства, как возможность его персонификации, индивидуализации, его распознаваемости (Н. Л. Дювернуа). Также это означает его автономию, самостоятельность по отношению к другим субъектам права. Кроме того, возможность быть лицом в праве означает наличие у субъекта права, по крайней мере, абстрактной способности к формированию и выражению собственных целей и интересов в праве, способности к целеполаганию. Лицо в праве — это выражение автономности и самоценности, персонифицированности и целеустремленности. Вместе с тем лицо в праве — это лишь предпосылка правовой личности, оно — лишь внешность правовой личности, которая собственно и представляет собой всю совокупность свойств, качеств, присущих конкретному субъекту права, и потому является действительным центром права.

Во-вторых, в общем правовом свойстве быть субъектом права можно выделить такое частное свойство, как способность выступать в качестве решающей правовой инстанции (способность принимать правовые решения, в том числе в сфере правотворчества). Здесь речь идет о субъекте как о правовой воле, о способности формировать и осуществлять в праве свои собственные цели, интересы, участвовать в выработке общей воли. Волеспособность как элемент правоспо-

собности не означает действительную (наличную) готовность субъекта принимать конкретные правовые решения (нередко именно так в литературе объясняется признак волеспособности в праве). Данное свойство в контексте правоспособности означает лишь абстрактную, потенциальную способность лица как индивидуального или корпоративного субъекта обладать волей. Поэтому и малолетние лица и душевнобольные, если их рассматривать через призму правоспособности, являются волеспособными субъектами, чего нельзя сказать применительно к их дееспособности. Способность лица выступать в качестве решающей правовой инстанции может выражаться не только в его возможности участвовать в процессе правотворчества, способности творить право, но и в его возможности формировать свою праводееспособность, творить себя как субъекта права. Волеспособность неразрывно связана со способностью субъекта права быть правовым лицом. Само по себе лицо без воли — лишь правовая внешность (пустая правовая оболочка), воля составляет внутреннюю субстанцию лица как субъекта права, как правовой личности. Поэтому лишь условно можно отделить волеспособность от правового лица, лишить его внутреннего содержания, правовой субстанции.

В-третьих, элементом содержания правоспособности как свойства (качества) субъекта права, на наш взгляд, является способность лица быть носителем правовых идей, представлений, убеждений, правовых чувств, эмоций, т. е. быть носителем правового сознания. Как и волеспособность, возможность быть обладателем правового сознания не означает действительную (наличную) готовность субъекта права выражать правовые идеи, эмоции и т. д. Можно говорить лишь о потенциальной, абстрактной способности лица в принципе быть обладателем правового сознания и определять свои собственные критерии правового и неправового, свое отношение к действующим правовым нормам, давать правовые оценки поступков иных лиц. Обычно способность быть носителем правового сознания, источником правовых идей, правочувствования не рассматривается в контексте содержания правоспособности. Очевидно, по мысли авторов конструкции правоспособности, данное свойство никак не связанно с содержанием способности лица быть субъектом права. Однако если даже правоспособность отождествлять (как это делает законодатель) с возможностью обладания лицом правами и обязанностями либо с возможностью его участия в правоотношениях, то и

при таком ее понимании необходимым свойством для потенциального субъекта права должна быть способность осознания им своих прав и обязанностей, тех правовых отношений, связей, в которых он участвует. Если же в субъекте права видеть действительно центр правовой системы, правовую личность, то правоспособность, безусловно, должна включать в качестве одного из своих необходимых элементов наличие способности лица быть носителем правовых идей, представлений, убеждений, принципов, идеалов, чувств, эмоций — всего того, что обычно именуется правовым сознанием.

В-четвертых, еще одним элементом содержания правоспособности лица выступает способность субъекта права осуществлять правовую деятельность, быть субъектом правовой деятельности. Речь идет не только об особых правовых видах деятельности (правотворческой, правоприменительной и т. д.), а о возможности осуществления лицом своей или чужой правовой воли, об исполнении нормативных, судебных, иных правовых решений, принятых им на себя обязательств или возложенных на правового субъекта обязанностей, о правовой деятельности в широком смысле. Субъект правовой деятельности как родовое понятие включает в себя: субъекта правового регулирования, субъекта правотворчества, субъекта правоприменения, субъекта реализации права, субъекта толкования права и т. д. Субъект права — не просто обладатель прав и обязанностей, он — центр правовой активности, олицетворение активного начала в праве. Именно с ним связывается всякая правовая деятельность, всякая правовая активность, кроме него в праве больше некому принимать правовые решения и их исполнять. Опять же правоспособность как абстрактная возможность лица быть субъектом права не означает наличия реальной готовности его что-либо совершать, действовать. Определять субъект права в качестве субъекта правовой деятельности можно лишь безотносительно к конкретной ситуации, конкретному случаю, т. е. абстрактно.

В-пятых, в качестве элемента содержания правоспособности можно назвать также традиционно выделяемую способность лица быть участником правоотношений (более широко, с нашей точки зрения, — правовых связей). Выступать участником правоотношений, субъектом правовых связей может только лицо, потенциально способное обладать волей, правовым сознанием, способное быть субъектом правовой деятельности. Всякая правовая связь, правовое

отношение предполагают обособленность участников и возможность их персонификации. Кроме того, они предполагают также то, что субъекты — их участники потенциально (абстрактно) способны относиться друг к другу посредством права, создавать и поддерживать правовую коммуникацию. Ситуацию, когда за них это делают другие лица, их представители, следует рассматривать не как естественную, нормальную, а как временное отклонение от естественного состояния, как переходный этап к самостоятельному участию лица в правовых связях, отношениях. В первый период своего правового бытия (предшествующий наступлению дееспособности) субъект правоотношения, правовой связи участвует в правовой коммуникации как номинальное лицо, как некоторый комплекс прав и обязанностей, созданный волей представляющих его лиц. Здесь от него «требуется» лишь одна действительная способность — возможность его идентификации, способность быть лицом (правовой внешностью). Все остальные его способности (волеспособность, возможность обладать правовым сознанием, способность к осуществлению правовой деятельности и т. д.) существуют в свернутом виде, как потенциальные возможности, находящиеся на стадии их формирования, вызревания. Однако участника правоотношения, правовой связи нельзя рассматривать в качестве пассивной субстанции, как условное правовое место. Само по себе отсутствие дееспособности еще не означает отсутствия правовой личности, она существует, но в незавершенном виде, как некоторая тенденция, процесс постижения лицом себя в качестве субъекта права и окружающих его лиц. Отсюда способность быть участником правоотношения, правовой связи нельзя сводить лишь к возможности именоваться (числиться) стороной, участником правоотношения, правовой связи. Обычно принято отождествлять способность лица выступать участником правоотношений и способность быть носителем прав и обязанностей, что, на наш взгляд, не совсем правильно. Между этими правовыми способностями действительно существует тесная взаимосвязь, характер этой взаимосвязи раскрывается в конструкции состава правоотношения, в соответствии с которой содержание правоотношений составляют субъективные права и обязанности. Отсюда по общему правилу участники правоотношений одновременно являются носителями прав и обязанностей. Вместе с тем иногда субъекты — обладатели прав и (или) обязанностей могут и не всту-

пать в правоотношения, не быть их участниками. Речь идет об общих правовых связях, например, правосубъектной связи лица с правопорядком, о гражданстве, подданстве и т.д. С нашей точки зрения, понятие правовой связи является родовым для понятия правоотношения, представляется более широким по объему, чем правоотношение; с учетом этого способность выступать участником правоотношений и способность быть носителем прав и обязанностей могут рассматриваться как не вполне совпадающими.

Способность лица иметь права и обязанности нередко определяется как единственный критерий наличия правоспособности. Как представляется, именно по причине отождествления законодателем и многими исследователями субъекта права и носителя прав и обязанностей возникает искушение причислить к субъектам права различных юридических мопсов. Когда субъект права предстает как некая пассивная субстанция, «место хранения», «склад» прав и обязанностей, то, действительно, нет существенной разницы в том, признавать ли в качестве такой субстанции правовую личность, домашнее животное, растение или микроорганизм. Американские судьи, принимающие решения, в которых за животными (словно за людьми) признаются неотчуждаемые права³³, таким образом, видят в них субъектов права, правовых личностей. С одной стороны, есть повод порадоваться за наших меньших братьев и искать в этом высшее проявление правового гуманизма по отношению к животным, с другой стороны, можно огорчиться за конструкцию правоспособности, которая настолько оторвалась от своего носителя, что теперь легко приложима к собакам, шимпанзе, кошкам, хомякам и т. д. Домашние животные в соответствии с этими правовыми решениями стали правовыми субъектами — носителями прав, вместе с тем представители рода человеческого оказались приравнены с точки зрения своей правоспособности к животным. Если оценивать данные судебные решения применительно к человеку, то едва ли их можно признать актами правового гуманизма, а с точки зрения отстаиваемого в работе понятия субъекта права они ошибочны. Здесь субъект права оказывается в роли новогодней елки, украшенной правами и обязанностями, за которыми не просматривается правовая личность, не видно

³³ См.: Брат ли я моему сторожу. Американские защитники прав животных одерживают победы в судах // Известия. 1999. 17 сент.

человека. В этом отношении прав В. И. Синайский, утверждающий, что носителем прав и обязанностей является прежде всего конкретный живой человек³⁴. Именно ему (индивидуально или коллективно) должны принадлежать юридические права и обязанности. Всякий отрыв правоспособности и дееспособности от человека недопустим, он имеет негативные последствия для самого права и для правовой личности. Признавая животных, а равно другие объекты субъектами права, законодатель принижает значение, роль человека в праве, открывает простор для произвола в правовой сфере, получает возможность по своему усмотрению создавать и запрещать правовые субъекты.

Для того чтобы правоспособность не отрывалась окончательно от человека необходимо, во-первых, отказаться от идеи отождествления ее с возможностью обладания правами и обязанностями (не допускать сведения правоспособности лишь к одному ее аспекту); во-вторых, нельзя носителя прав и обязанностей рассматривать как пассивную субстанцию, как хранилище прав и обязанностей. Всякое обладание правом (или обязанностью) имеет смысл лишь в том случае, если обладатель сможет им когда-либо воспользоваться, хотя бы теоретически, абстрактно. Если кто-либо, даже потенциально, не в состоянии этого сделать, например, в силу того что не относится к разряду волеспособных существ, то бессмысленно признавать его правообладателем, субъектом права. Правообладание, следовательно, предполагает возможность достижения лицом способности самостоятельно осуществлять свои права (и обязанности). Как и волеспособность, правообладание — это состояние динамичное, характеризуемое изменением свойств лица в сторону формирования активной субстанции, самостоятельного субъекта права. Что касается проблемы защиты животных, растений, природы, окружающей среды, то она, безусловно, должна решаться с помощью права, но только не путем разрушения созданной правопорядком правовой личности, субъекта права.

³⁴ См.: Синайский В. И. Русское гражданское право. М., 2002. С. 91. Из истории права можно найти также другие примеры правового олицетворения животных, определения их в качестве субъектов права, так, Калигула признавал свою лошадь юридическим лицом. (См.: Мейер Д. И. Русское гражданское право: В 2 ч. Общая часть. 2-е изд., СПб,1962. С. 103.)

Приведенный перечень элементов (способностей лица), составляющих содержание правоспособности, не является исчерпывающим. И дело здесь не в каких-то исследовательских трудностях, технических проблемах определения содержания правоспособности, а в самом принципе, подходе к ее исследованию. Когда субъект права рассматривается в контексте государственного управления, то все его способности могут быть сведены к возможности участия в правовых отношениях или (и) к обладанию правами и обязанностями, которыми наделило его государство. Когда же субъект права рассматривается как действительный центр всей правовой системы, ее создатель, замыкающий на себе все ее связи, реализующий многочисленные правовые функции, выступающий в самых различных ипостасях, то в этом случае всякий исчерпывающий перечень правовых способностей лица будет неполным. В данной связи можно напомнить один из частных выводов, сделанных в рамках системного подхода, согласно которому целостный объект допускает «принципиально различные членения (быть может, даже бесконечное число членений) и, вообще говоря, не тождественный этим членениям»³⁵. Кроме того, необходимым условием устойчивости органичных систем является не их стабильность, а постоянное обновление их элементов³⁶. На наш взгляд, перечисленные выше элементы (способности субъекта права) дают общее представление о содержании правоспособности, что представляется достаточным, исходя из целей данной работы.

Традиционно правоспособность рассматривается в качестве субъективного права (особого субъективного права), принадлежащего лицу, такой подход к пониманию правоспособности стал едва ли не универсальным. Однако с учетом ранее высказанных соображений в отношении содержания правоспособности можно обратить внимание на два момента: один касается формальной стороны вопроса, другой имеет принципиальный характер и касается адекватности данного подхода, пределов его применения. С формальной стороны можно обнаружить противоречие в том, что правоспособ-

³⁵ Шрейдер Ю. А. К построению языка описания систем // Системные исследования. 1973. С. 226.

³⁶ См.: Блауберг И. В., Садовский В. И., Юдин Э. Г. Системный подход: предпосылки, проблемы, трудности. М., 1969. С. 32; Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. С. 178.

ность рассматривается в качестве особого субъективного права и в то же время определяется как способность лица иметь права и обязанности. Логично было бы предположить, что если правоспособность — это субъективное право лица, то ее не следует определять как способность иметь юридические обязанности; если же правоспособность определять так, как она ныне определяется в законодательстве и в литературе (как способность иметь и права, и обязанности), то в этом случае она заключает в себе не только субъективное право, но и юридическую обязанность лица, его правовой долг. То есть правоспособность одновременно является как субъективным правом, так и обязанностью лица. Тогда это объясняет, на наш взгляд, почему она неотчуждаема. Ведь лицо не может произвольно отказаться от исполнения своей правовой обязанности. Если же попытаться вычленить в правоспособности отдельно способность иметь права и отдельно способность иметь обязанности, то формально лицо может отказаться от своей способности иметь права (как своего субъективного права), но принять такой отказ не могут другие субъекты права, так как на них лежит обязанность признавать правовую личность другого. Если исходить из той основополагающей идеи, что человек — высшая правовая ценность, первичное звено всей правовой системы, то правоспособность в принципе неотчуждаема, так как она образует основу правовой личности, следует за творцом права. При этом принцип неотчуждаемости правоспособности лица распространяется именно на людей как первичных субъектов права. Юридические лица при их ликвидации или реорганизации каждый раз доказывают отчуждаемость своей правоспособности. В частности, отчуждаема правоспособность государств и муниципальных образований (примером тому может служить СССР или Югославия). Данное пояснение можно считать дополнительным аргументом в пользу разграничения первичных и вторичных субъектов права.

Что касается принципиальной стороны вопроса о рамках применения традиционного подхода к рассмотрению правоспособности как субъективного права, то здесь можно отметить следующее. Данный подход имеет смысл лишь при регулятивно-инструментальном ракурсе исследования правоспособности, когда она рассматривается в технико-юридическом плане. Если же правоспособность понимается как особое правовое свойство, интегративное качество субъекта

права или как родовая правовая связь субъекта с правопорядком, иными субъектами права, то использование данного подхода, как представляется, не соответствует целям исследования. Он не «схватывает» основные, сущностные моменты понятия правоспособности, не позволяет раскрыть ее содержания. Использование данного подхода применительно к содержанию правоспособности имеет весьма узкие рамки и касается технико-правового оформления содержания правоспособности. Если в контексте политического права, где правовое содержание выхолощено до чистой правовой формы (до элементарной корреляции субъективного права и юридической обязанности), использование такого подхода имеет под собой определенные основания, то, когда правовая личность вызревает до центра правовой системы и высшей правовой ценности, целесообразность использования данного подхода не только в отношении формы, но и применительно к содержанию правоспособности вызывает сомнения.

Понимание правоспособности как интегративного свойства (качества) субъекта права и как родовой правовой связи лица с правопорядком предполагает необходимость дополнительного осмысления оснований выделения и разграничения общей и отраслевой правоспособности (правосубъектности). В самом деле, если правоспособность рассматривать как синтетическое свойство, выражающее способность лица быть субъектом права во всех его ипостасях, и как непрерывающуюся связь лица с правопорядком и другими лицами, то некорректно выделять наряду с общей также отраслевую правоспособность (правосубъектность). Получается, что одно и то же лицо в разных правоотношениях, регулируемых различными отраслевыми правовыми нормами, существует в качестве различных субъектов права. В соответствии с указанными представлениями мы имеем дело не с одним субъектом права, который осуществляет разные правовые функции, а с различными правовыми лицами, связанными лишь общим именем, названием. Если обратиться к отраслевым нормативным актам, регулирующим правовое положение субъектов права, то можно обнаружить, что в них не реализуется идея отраслевой правоспособности (правосубъектности). Так, в Трудовом кодексе РФ, в ст. 20, определяющей, кто может быть стороной трудовых отношений, установлено, что в качестве сторон данных отношений являются работник и работодатель. Причем

работник — это физическое лицо, вступившее в трудовые отношения с работодателем; а работодатель — это физическое либо юридическое лицо (организация), вступившее в трудовые отношения с работником. Специально оговорено, что в случаях, установленных федеральными законами, в качестве работодателя может выступать иной субъект, наделенный правом заключать трудовые договоры. Следовательно, закон не говорит об особых (отраслевых) субъектах права, а об уже существующих правовых лицах (физических и юридических), вступивших в правовые отношения. Статья 63 Кодекса, определяющая возраст, с которого допускается заключение трудового договора, также не предполагает наличие особого (отраслевого) субъекта права, она устанавливает общее правило, согласно которому заключение трудового договора допускается с лицами, достигшими возраста 16 лет, и некоторые исключения из него. Не реализуется идея отраслевой правоспособности и в других статьях Кодекса. Везде речь идет об уже существующих физических и юридических лицах, участвующих в трудовых отношениях.

Согласно Налоговому кодексу РФ налогоплательщиками и плательщиками сборов признаются организации и физические лица, на которых возложена обязанность уплачивать налоги, сборы (ст. 19 НК). Здесь также предполагается, что налогоплательщики и плательщики сборов существуют в качестве субъектов права не в связи с налоговым законодательством или законодательством о сборах, данное законодательство лишь возлагает на существующих правовых лиц осуществление особой обязанности по уплате налогов, сборов. Но означает ли это возникновение самостоятельного субъекта права — налогоплательщика (или плательщика сбора)? Такой вывод не вытекает из текста закона, а также из его смысла. Участники налоговых отношений — это не особые субъекты права, а правовые лица, осуществляющие возложенные на них законом специальные функции.

Уголовное законодательство также не говорит об отдельном субъекте или субъектах уголовного права. Оно предусматривает лишь то, что уголовной ответственности подлежит только вменяемое физическое лицо, достигшее установленного Уголовным кодексом возраста (ст. 19 УК РФ). Из чего, как представляется, нельзя сделать вывод о существовании особого субъекта уголовного права. Согласно Кодексу РФ «Об административных правонарушениях»

2001 г. административным правонарушением признается противоправное, виновное действие (бездействие) физического или юридического лица, за которое Кодексом или законами субъектов РФ об административных правонарушениях установлена административная ответственность (ст. 2.1). Из смысла данной статьи, а также других статей Кодекса нельзя сделать вывод о существовании особого субъекта административного права. На первый взгляд такими особыми субъектами административного права являются органы государственной власти и управления, а также органы муниципальной власти и управления, наделенные властными полномочиями (компетенцией). Однако если подвергнуть анализу правовую личность данных органов, то можно обнаружить, что все те признаки, которые ранее были выделены применительно к субъектам права вообще (распознаваемость, волеспособность, способность участия в правоотношениях, правовых связях и т. д.), присущи и им. Главной их особенностью традиционно признается наличие особых полномочий (компетенции), возможность осуществления властных функций. Безусловно, с точки зрения политической теории эта особенность имеет важное значение и, наверное, является квалифицирующим признаком для определения субъекта политической власти. Но с точки зрения правовой теории существуют общие для разных отраслей права конструкции субъектов права (физические лица, юридические лица, для юридических лиц специально создаются отдельные организационно-правовые формы). Органы государственной власти и управления, а также контрольно-надзорные органы по общему правилу не имеют своей особой правовой формы (правовой внешности) и, например, нередко создаются в такой организационно-правовой форме юридического лица, как учреждение. Осуществляемые ими функции определяют лишь выбор существующей правовой формы субъекта права, но не формируют новую особую правовую форму, особого субъекта права наряду с физическими и юридическими лицами. Хотя в этой связи следует отметить, что предусмотренные Гражданским кодексом РФ организационно-правовые формы юридических лиц создавались для целей имущественного оборота, участия субъектов права в гражданско-правовых отношениях, поэтому не учитывают или не в полно