Объективная психология 38 страница

Пользуясь художественными картинками (например, Богданова-Вель­ского: * Приготовление урока», «Устный счет»), проф. Сикорский указы­вает, между прочим, как на дальнейший признак внутреннего сосредоточе­ния, на уклонение взора от видимых предметов, а равно и расхождение глазных осей, чем исключается возможность ясного видения.

Очевидно, что внутреннее сосредоточение устраняет возможность появ­ления внешнего сосредоточения, удаляя влияние внешних раздражений на воспринимающие органы.

Сикорский Л. Л. Душа ребенка с кратким очерком дальнейшей психической эволюции, Киев, 1889. С, 114.

61 Там we. С. 62.

и* заз

О природе сосредоточения

Переходя к рассмотрению вопроса о ближайшей природе сосредоточения, мы не будем вовсе касаться тех авторов, которые, трактуя сосредоточение, ограничиваются исключительно внутренней или субъективной стороной этого процесса, признавая в нем или большую интенсивность процесса представления или отождествления его с самим сознанием.

Эти взгляды могут быть интересны для субъективной психологин, но оби лишены всякого значения для объективных психологических иссле­дований.

Сосредоточение reap, внимание как результат двигательного приспособ­ления рассматривался целым рядом авторов, как Descartes, Lotze, Fries, Ваше, Ferrier, Lewes, Ziehen, Ribot, Baldwin и др. В то же время как резуль­тат нервной задержки сосредоточение рассматривалось FerrierJom, Ribot, МепШег'ом и др.

Из авторов впервые Lotze 52 оттенил роль мышечных сокращений в акте сосредоточения гезр. внимания. По его взгляду, этот акт сводится и тому, что репродуктивные процессы вызывают состояние возбуждения двига­тельных нервов. Вследствие этого возникают двигательные впечатления и настоящие движения, которые и приводят к большей ясности репродук­тивную деятельность.

По Hartmann'y a, сосредоточение представляет собою известный сти­мул, возбуждающий из центра соответствующий периферический орган и повышающий его восприимчивость. Этот акт сопровождается также приспособлением воспринимающего органа и двигательным впечатлением, G. Muller 54 наряду с субъективными признаками сосредоточения говорит о влиянии возбуждения мозга на периферические воспринимающие орга­ны, приводящего к обострению их впечатлительности и к приспособлению их к наилучшему восприятию,

Ferrier ъъ обратил внимание на большую роль в акте сосредоточения задерживающихся импульсов. По его словам, сосредоточение обусловли­вается приспособлением воспринимающих органов и внутренней речью, т. е. двигательными импульсами при ограничении всех посторонних дви­жений. Так как задерживающие центры, no Ferrier'y, должны быть локали­зированы в лобных долях, то и сосредоточение должно быть функцией лобных долей.

По Lewes'y 56t сосредоточение есть рефлекс, связанный с приспособле­нием воспринимающих периферических органов и с развивающимся реф­лектор но приливов крови к соответствующим участкам мозга,

Meynert57 рассматривает процесс сосредоточения как результат повы­шенной возбудимости определенных участков мозга. Эта возбудимость находится в связи с распределением крови в коре мозга и с энергией про­тяжения питательного материала нервными клетками. Под влиянием ассоциативной деятельности происходит задержка сосудодвигательных центров, откуда происходит гиперемий в коре мозга; нутритивное же при­тяжение нервных клеток увеличивается вместе с их деятельностью. Этими двумя условиями и объясняются, по автору, процессы сосредоточения.

62 ЬоЩ R, P*ych. S. 406-420.

Б3 Гартман Э, Сущность мирового процесса или философия бессознательного. М.,

1873-1875.

w Muller G. Theoiie d, SiimesaufnnerksamkeH. S. 46 и след. ь6 Ferrier D. Functions du cerveau. P. 488 и след. '* Lewes G. Problems of life and mind. Воз ton, 1891. P. 1S4 и след.

" Мепкерт Т. Психиатрия, Клиник» заболеваний переднего мозга, основанная на его строении, отправлениях н питании. С, 232,

По Ribot, сущность сосредоточения заключается в приспособлении. «В сущности, внимание (reap, сосредоточение) есть только известное поло­жение ума — состояние чисто формальное; если отнять у него сопровож­дающие и определяющие его физические явления, дающие ему плоть, то остается чисто отвлеченное понятие, иначе — призрак» &в.

Физические явления он признает не за следствия, а за элементы сосре­доточения. В них он различает три категории явлений: 1) изменения со­судистые, 2) дыхательные и 3) экспрессивные движения.

Их роль заключается в том, что мышечные впечатления, достигая мозга, увеличивают в нем количество энергии. В этом случае прирост энергии идет» с одной стороны, на усиление сосредоточения, с другой — возвра­щаясь к своей отправной точке» возбуждает новый интерес к движению. При непроизвольном сосредоточении речь идет о процессе, возникающем наподобие рефлекса. Волевое же (активное) сосредоточение сводится к воспроизведению движений, которые сопровождают идею, а следователь­но, и ассоциированы с нею, и вместе с тем к подавлению движений, пре­пятствующих сосредоточению.

Merillier 59 высказывается, однако, против взгляда, сводящего сосредо­точение к движению. Последнее* по Merillier1 yt есть только условие, но не элемент сосредоточения. Автор возражает, собственно, против того, что пе­риферическое возбуждение является будто бы единственным случаем, кото­рый усиливает представления. По его взгляду, необходимо принять во вни­мание и взаимодействие центров друг с другом,

Ехпег м вводит в психологию новое понятие — взбадривание (Bah-nung) и выводит все явления внимания из соотношения между взбадрива­нием и задержкой.

Оставляя затем без рассмотрения взгляды авторов» которые интересо­вались сосредоточением resp» вниманием главным образом с субъективной его стороны, как, например, Leibnitz, Herbart, Bonnet, Fechner, Brown, Waitz, Muller, Wundt, HawdUng, Sully, Lehmann и др., мы отметим здесь лишь, что, по взгляду Н. Ланге, процесс сосредоточения с биологической точки зрения есть результат приспособления под влиянием борьбы за су­ществование.

Обсуждая все имеющиеся относительно сосредоточения данные, мы прежде всего должны иметь в виду, что сосредоточение сопровождается двоякого рода импульсами: одни состоят в соответствующем приспособле­нии воспринимающих органов к созданию условий для наилучшего впечат­ления от данного объекта, другие сводятся к устранению всех других впе­чатлений к задержке fecex посторонних движений, что также равносильно устранению определенных мышечных впечатлений. Внутреннее же сосре­доточение как бы повторяет внешнее сосредоточение, за исключением того, что здесь слабо выражены или отсутствуют вовсе, или даже заменены дру­гими импульсы, состоящие в приспособлении внешнего воспринимающего органа к внешним впечатлениям; но зато внутреннее сосредоточение яв­ляется важным подспорьем в так называемой внутренней речи.

Вызываемые развивающимися при сосредоточении двигательными им­пульсами мышечные сокращения посылают, в свою очередь, к мозгу центростремительные импульсы, которые, возбуждая связанные с ними сочетания, поддерживают в центрах состояние напряжения, необходимое

Рибо Т. П. Психология внимания / Пер. с фр. А. Цомакиов, СПб., 1397.

Meritlier. Sur le mechanising de Га Mention // Revue philosophique de la Prance et de retrangeF. Paris. Vol. XX. P. VII.

Exner. Entwurf гиг ешег physiologische Erklarung der peychishen // Erscheinungen. Leipzig, 1904,

при продолжительном сосредоточении. То же самое мы имеем и при внут­реннем сосредоточен ни, поддерживаемом внутреннею речью.

Несомненно, что сосредоточение, как сейчас увидим, не исчерпывается только одним двигательным процессом, но, во всяком случае, те измене­ния в питании и кровообращении мозга, которые его сопровождают, также являются последствием в значительной мере раздражении, идущих с пери­ферии.

Если мы обратимся к физиологии, то мы должны иметь в виду, что про­цессы впечатления, как показали исследования в нашей лаборатории, соп­ровождаются в приводных (resp* воспринимающих) корковых центрах возбуждением токов действия. С другой стороны, из опытов рад животными известно, что сосредоточение приводит к повышению температуры в соот­ветствующих областях мозговой коры и даже к появлению в ней кислой реакции в1.

У людей умственная работа, требующая усиленного сосредоточения, обыкновенно сопровождается приливом крови к головному мозгу, что дока-зывается, между прочим, исследованиями с весами А, Моздо, а равно и уси­ленным выделением фосфатов, указывающих на развитие повышенного обмена веществ в мозгу.

Все это говорит за то, что сосредоточение, помимо внешних проявлений, сопровождается еще и внутренними процессами в виде развития токов действия, усиленного прилива крови к соответствующим центрам, повы­шенного в них обмена и т. п., что указывает на большее развитие нервно-психической энергии в соответствующих центрах, С другой стороны, так как акт сосредоточения сопровождается подавлением всех других движе­ний и более или менее пассивным состоянием всех других воспринимаю­щих органов, то очевидно, что при сосредоточении мы имеем все благопри­ятные условия для того, чтобы нервно-психические процессы достигли наи­большего напряжения в том центре, который находится при этом в деятель­ном состоянии.

Поддержкой более или менее постоянного напряжения этих процессов в определенном центре и служат постоянно притекающие к нему импульсы с периферии от сокращающихся мышц ц от самого воспринимающего орга­на, частью же благодаря установившимся сочетаниям и от личной сферы невропенхики.

СИМВОЛИЧЕСКИЕ РЕФЛЕКСЫ

Под названием символических рефлексов мы понимаем те внешние прояв­ления организма, которыми, как символом, определяются те или иные внешние предметы, отношения между нами или же взаимные отношения своего организма и окружающего мира, К этому порядку движений отно­сится речь, жесты и выразительные или пантомимические телодвижения.

Самым важным из символических телодвижений, без сомнения, является человеческая речь, к рассмотрению которой мы и перейдем.

Человеческая речь, служащая для общения отдельных лиц между собою, является особым видом сочетательных рефлексов. Это ясно из того, что звуки слов и начертания их являются знаками, тесно сочетанными с определенными внешними впечатлениями или их следами* Но значение речи в умственном развитии вообще, а также роль ее как средства для обмена между различными лицами индивидуальным опытом заставляют нас рассмотреть ее особо.

61 Бехтерев В. At. Психика и жизнь. СПб.» 1902. 326

Речь как символический рефлекс

Производимые у нас исследования над сочетательными рефлексами показывают, что после того как связь между основным электрическим, сочетательным, например световым или звуковым раздражителями доста-трочно упрочилась, не только сочетательное раздражение вызывает рефлекс, обусловленный основным раздражением, но при этом обычно оживляется и след от основного раздражения.

Есл4Г с"■' основным электрическим' будет сочетаться не одно, а два одновременных раздражения, например свет и звук, то каждое из этих раздражение порознь, вызывая сочетательное раздражение, будет вместе с тем оживлять и след от основного раздражения.

С Другой стороны, если мы заставим реагировать движением пальца на световое раздражение и будем: последнее сочетать постоянно со зву­ковым, то испытуемый будет реагировать движением пальца некоторое время и по прекращении света на один звук, иногда определенно уверяя, что он идел свет, ■,.■■■

Все это доказывает, что при одновременности нескольких, хотя бы разнородных раздражении между их следами устанавливается прочная взаимная связь, благодаря которой след от одного раздражения оживляет след от другого раздражения*

Так'как внешние объекты действуют большею частью не на один, а па несколько воспринимающих органов, то очевидно, что следы от одного и того же предмета представляются обычно составными комплексами, соответственно тем органамt на которые действует раздражение от данного внешнего объекта.

Допустим, что мы имеем перед собою апельсин. Последний дейст­вует на нашу нервную систему своим внешним видом, осязаемой поверх­ностью, своим запахом и вкусом.

Таким образом, от одного предмета возбуждается по крайней мере четыре следа: зрительный, осязательный, обонятельный и вкусовой. При дальнейшем ознакомлений с предметом мы получаем еще новые впечат­ления, новые следы от них в виде, например, слышимого хруста при разре­зе апельсина, формы самого разреза и т. п.

Эти следы не представляются вполне независимыми друг от друга, а напротив того, находятся в прочном сочетании друг с другом благодаря тому, что они возникли одновременно при воздействии на воспринимаю­щие органы со стороны одного и того же предмета.

Благодаря этому сочетанию оживление одного аз этих следов способно привести к развитию рефлексов, соответствующих всем входящим в состав комплекса следам. Тот же вид апельсина возбудит двигательную реак­цию захватывания рукой, нюхательную реакцию при приближении апель­сина к косу, соответствующее движение губ и языка, усиленное отделение слюны при взятий его в рот и т. п.

Такое сочетание следов на основах взаимного их соотношения» данного в объектах окружающего мира, мы будем называть конкретными комп­лексами.

Эти конкретные комплексы следов и их составные части, сочетаясь с определенным членораздельным звуком в форме слова, получают в последнем своего рода символ. Так, в упомянутом примере слово «апельсин» является символическим обозначением того предмета, ко­торый оставляет по себе целый комплекс следов в нервной системе, благодаря чему при отсутствии апельсина нет надобности оживлять все оставляемые им следы, а лишь один, отвечающий его символу.

О конкретно-символических комплексах

Звуковой след от названия «апельсин», в свою очередь, является лишь одним звеном в определенном комплексе следов, так как звуковой след от слова «апельсин*, возбуждая соответственное речевое движение, тесно связывается с мышечно-осязательным следом, получающимся при виде соответственных движений губ при произнесении слова «апельсин*, а у грамотных лиц и при виде печатного изображения этого слова на бу­маге и, наконец* с мышечно-суставнымй и осязательными следами, полу­чающимися при написании слова «апельсин*.

Весь этот новый комплекс следов, который мы можем назвать симво­лическим комплексом, вместе с первоначальным конкретным комплек­сом, с которым он находится в тесном соотношении, образует благодаря взаимным сочетаниям более обширный конкретно-символический комп­лекс,

В этом комплексе достаточно оживить путем внешнего раздражения тот или другой след, чтобы последовательно при благоприятных условиях могли проявляться рефлексы, соответствующие каждому из остальных следов, которые сами по себе являются задержанными рефлексами.

Таким образом, один вид апельсина может вызвать произнесение его название, движение руки к апельсину, обильное отделение слюны, а слышание слова «апельсин» может вызвать произнесение этого слова, начертание его на бумаге и т. п.

Говоря об оживлении следов путем словесных символов, необходимо иметь в виду, что в действительности словесный символ обычно не возбуждает в такой степени всех тех явлений, как впечатление самого объекта, к которому относится данный символ, Так известно, вкус лимона возбуждает резкое слюноотделение; даже оживление следа от лимона возбуждает еще довольно резкое слюноотделение,, но слово «лимон», если и возбуждает слюноотделение, то лишь в сравнительно очень слабой степени.

Таким образом! в словесных символах мы скорее имеем всегдашнюю «готовность» или возможность вызвать след от самого предмета, но с ними не связано обязательным образом оживление этих следов, влекущее за собою развитие соответственных рефлексов* Поэтому операции со словес­ными символами, упрощая сочетательную деятельность нервных центров, избавляют организм в значительной мере от нарушений его функций, которые происходят в той ял и другой степени при операциях с соответ­ствующими им следами внешних и внутренних раздражений, а это состав­ляет новую существенную выгоду, особенно в тех случах, когда дело идет о символах соответствующих подавляющим внутренним рефлексам орга­низма, например «боль», «страдание», «грусть»t «тоска» и проч.

Необходимо далее иметь в виду, что отдельные словесные символы сочетаются не только с комплексами следов, принадлежащих одному данному объекту, например определенному апельсину, но сочетаны с целым рядом следов, принадлежащих сходным предметам, например различным плодам. В этом случае словесный след как бы объединяет целый ряд сходных в известном отношении конкретных комплексов, благодаря чему получается конкретно-символический комплекс общего характера.

Это образование конкретно-символических комплексов общего харак­тера приводит к тому, что достаточно оживления такого словесного следа, чтобы могла возникнуть реакция, относящаяся не к одному какому-либо апельсину, а к целому ряду алельсин или вообще плодов.

В других случаях слово вступает в соотношение не только со следами

разных предметов одного и того же рода, но и со следами ряда предметов, родственных лишь в каком-либо одном отношении, например: слова «растение*, «животное» связываются с самыми разнообразными объек­тами растительного и животного царства, объединяемыми друг с другом в символе лишь благодаря существованию между ними некоторых сход­ных черт*

В этом случае мы имеем еще более общие конкретно-символические комплексы, благодаря которым оживление соответствующего словесного следа приводит к реакциям, имеющим своим объектом не отдельные какие-либо предметы, а объединенный известным сходством целый ряд предметов.

При этом мы имеем дело с объединением огромного ряда сходных следов, полученных от множества предметов и притом в разное время.

Уже из предыдущего ясно, что следы, остающиеся в нервной системе как результат впечатлений от окружающих предметов, представляясь сложными, могут быть разлагаемы на свои составные часта, например, след от апельсина состоит, в сущности, из следа от его круглой формы, его шероховатой поверхности, его желтого цвета ft т. п. Ясно, что эти частные следы должны существенно облегчать процесс анализа. Но, сверх того, эти частные следы, принадлежащие различным предметам, могутт в свою очередь, определенным образом объединяться, причем обычно таким объединяющим звеном для целого ряда частных следов, принадлежащих различным предметам, является опять-таки тот или иной словесный символ. Таким образом, мы обозначаем одним словом «шар» целый ряд предметов, имеющих шаровидную форму, словом «кислое» обозначаем ряд объектов кислого вкуса и т. п.

Опыт показывает, что в известных случаях могут объединяться следы предметов или их частей не соответственно их естественным формам и отношениям, а путем совершенно искусственное их комбинации, соче­таемой с определенным символом, В таком случае и реакция, вызываемая последним, будет соответствовать этой искусствен ной комбинации. Пред­положим, что путем такой искусственной комбинации объединились следы от различных животных в один общий след странного, никем не виденного и не существовавшего чудовища и связались со словами «минотавр» или «дракон»* Ясно, что после этого процесса уже одного оживления следов, связанных с этими словами, достаточно, чтобы вызвать соответственный рефлекс, вытекающий из составных частей этого искусственного комп­лекса* например, в виде страха, удивления и т, п.

Такие искусственные сочетания, без сомнения, существенно расши­ряют сферу сочетательной деятельности нервной системы, как и искус­ственное сочетание химических веществ обогащает существенным образом количество химических соединений.

Наконец, известно, что следы остаются не от одних только внешних впечатления, по и от внутренних раздражений. Движение сердца, изме­нение дыхания, общие изменения бокового давления, недостаток питания или пресыщение и т. п. оставляют известные следы, которые равным образом могут объединяться определенными словесными символами. Такие комплексы можно назвать внутренними символическими комплек­сами. Например, слова «удовольствие», «радость», «угнетение» объеди­няют ряд таких внутренних комплексов, благодаря чему дана возмож­ность, не воспроизводя самих внутренних реакций, тем не менее ввести их в сочетательную деятельность нервно-психической сферы.

Ясно, что символизацией достигается существенное облегчение нерв-но-псяхаческой деятельности в разных направлениях, особенно же в виду того, что один символ объединяет собою благодаря сочетанию целый ряд

следов от внешних и внутренних раздражений, даже н таких, которые не связаны между собою условиями сосуществования ила досяедовд-тельности.

Но значение символизации выступает еще в большей мере благодаря тому» что словесные символы сочетаются не только со следами от внешних раздражений, но и с отношениями, которые устанавливаются между внеш­ними объектами, служащими источником раздражений для восприни­мающих органов.

Таким образом, например, отношения сходства, тождества, контраста, принадлежности, причинности и следствия также сочетаются с. опреде­ленными словесными символами или их следами.

Благодаря этому словесные символы не только объединяют ряд.следов, которые в природе представляются пространственно и во времени разъ­единенными между собою, но еще и служат указателями определенных соотношений между данными объектами, насколько эти соотношения выясняются путем наблюдения. Такие комплексы следов могут быть названы соотносительно-символическими.

Значение этого обстоятельства выясняется из того, что символ,в атом случае как бы запечатлевает собою результат нервно-психической дея­тельности, основанной на взаимоотношении объектов* Благодаря этому и символ сам по себе при случае в состоянии возбудить ту же нервно-психическую деятельность, выражением которой он служит.

Так, произнесение слова «сходство» при виде двух предметов воз­буждает сравнение всех частных особенностей обоих предметов, пока не достигается определенный положительный или отрицательный резуль­тат, т. е. пока не будет найдено сходство в каком-либо отношении между данными предметами или же сока такое сходство не будет отвергнуто как не отвечающее действительности.

Более сложные отношения между людьми, устанавливаемые общежи­тием, также сочетаются с определенными символами, которые объединяют собою следы от известных поступков, совершаемых человеком при тех или других условиях.

Такие соотносительно-символические комплексы служат выражением социальных отношений между людьми, а потому мы можем назвать их социально-символическими комплексами* И здесь, возбуждение данного словесного следа достаточно, чтобы вызвать рефлекс, соответствующий данному комплексу социальных отношений. Так, при произнесении слова «честь* оживляются следы рефлексов от «честно выполненного долга», «честного отношения к делу» и т. п. *

Значение словесных символов

Из предыдущего ясно, какую важную роль в сочетательной деятельности нервно-психической сферы играют вообще словесные символы* Есть полное основание полагать, что более сложные комплексы сочетаний, по-видимому, могут развиться только благодаря словесным символам, как показывает по крайней мере изучение психики глухонемых. Как в мате­матике введение алгебраических знаков дало возможность довести ма­тематические вычисления до необычайной сложности и в то нее время относительной простоты, так в нервно-психических процессах симво­лизация путем словесной речи дает возможность легко оперировать со сложнейшими комбинациями следов и их отношениями.

То, что называют обыкновенно анализом и синтезом, основано на связном зависимом сочетании символических следов. Первый процесс

основан на расчленении следа от сложного предмета путем последова­тельного сосредоточения на отдельных его частях и символизирования последних; второй процесс основан на установлении сочетания между сходными частями раздражений и следов, принадлежащих различным объектам/ а объединении их с помощью общих символов. Однако этот сложный процесс благодаря частому повторению и привычке упрощается в отдельных случаях до простого зависимого сочетания (как, например: собака — животное, стол — для еды, стул — чтобы сидеть и т. п.).

При этом нет надобности и в самом словесном рефлексе. Достаточно, если речь будет идти об оживлении символических следов при очень слабом мышечном напряжении (так называемая внутренняя речь). Такое оживление символических следов уже позволяет производить всевозмож­ные их комбинации путем сочетания без большой затраты мышечного труда» что опять-таки имеет свою выгодную сторону.

Можно сказать, что развитие человеческой личности достигается главным образом благодаря символизации. Дело в том, что только процесс символизации дает возможность оперировать с такими комбинациями внешних впечатлений и их взаимоотношений, которые далеко удаляются от окружающей действительности, благодаря чему является возможность возвышения личности над ближайшими потребностями организма и окру­жающей его Природой, '

То, что может быть понимаемо под этическими, религиозными и слож­ными правовыми отношениями, могло ли бы возникнуть при отсутствии символизации следов? Очевидно, нет. бот почему только благодаря симво­лизации следов явилась возможность полного развития человеческой личности.

Между прочим с развитием символической реакции, какую мы имеем в человеческом языке, рассмотренный нами ранее вид сочетательной зависимой реакции получил особое развитие и облегчение. Представим себе между словесными символами такое сочетание: «заяц бегает, все животные бегают, следовательно, и заяц есть животное». Он является типичным видом так называемого силлогизма reap связной зависимой символизации, которая в действительности подвергается часто такому же упрощению, как и все другие сочетательные реакция. Таким образом, вместо вышеприведенной полной связной зависимой реакции может быть воспроизведена более упрощенная ее форма: «заяц — животное».

Надо заметить, что язык устанавливает и другие упрощенные зави­симости одной части речи от другой благодаря союзам, прилагательным и ороч.

Всякая речь, выполняемая в форме связной зависимой реакции и с пра­вильным внешним сочетанием отдельных частей речи и символов, должна быть названа связной речью в отличие от речи бессвязной, нередко встре­чающейся у душевнобольных, слабоумных и идиотов, а иногда и у детей.

Надо, впрочемт иметь в виду, что в отношении развития символи­ческих рефлексов у отдельных лиц имеются большие индивидуальные различия, чем объясняются, между прочим, различные способности людей к языкам. Возможно, что по роду сочетаний можно разделить всех людей на таких, у которых речь идет о преобладающей роли словесных соче­таний, и таких, у которых в большей мере, чем у первых, выступают сочетания конкретных комплексов. Однако в этом отношении нужны еще специальные исследования.

Экспериментальные исследования над символическими рефлексами

Нет надобности пояснять, что могут быть производимы экспериментальные исследования специально над символизацией объектов. Например, раздра­жением может быть любой видимый предмет» а реакцией может быть его название. Здесь речь идет о пробегаыии нервного тока от перифери­ческого органа зрения к корковым центрам зрения, а от последних к слу­ховому центру речи, от слухового же центра речи к двигательному центру речи, а оттуда к периферии до языка и губ. И здесь мы можем исклю­чить время, потребное на простое повторение слов, при котором возбуж­дение достигает непосредственно слухового центра речи, от последнего же оно распространяется к двигательному ее центру, а отсюда к языку и губам, В таком случае мы можем высчитать время, потребное на услож­нение нервно-психической деятельности в виде символического сочетания* вызванного зрительным воздействием,

В других случаях мы можем реагировать на зрительное впечатление не названием того же предмета, а названием всякого любого предмета, который придет в голову по сочетанию вслед за тем, как данный предмет будет предъявлен. В этом случае, следовательно, первоначально возбуж­дается след от названия данного предмета, который оживляет след от названия какого-либо другого предмета, и за ним уже следует импульс к периферии для произнесения слова.

Само собою разумеется, что в этом случае окажется значительно более продолжительный период времени, нежели в предыдущем случае.

Определение продолжительности словесной сочетательной реакции производится над словесными реакциями следующим образом: экспе­риментатор наперед условливается с испытуемым, что послед ни й на данное ему слово должен реагировать другим словом, какое будет вызвано в нем путем символического сочетания. Чтобы получить время сочетания, оба момента, т, е. даваемое и произносимое слова, должны быть зарегистрированы либо записью на брегетовском вале с помощью двух электрических сигналов, либо — что лучше и удобнее — с помощью специального например, Ырр'овского хроноскопа. И в том и в другом случае необходимо иметь два прерывателя, установленных на пути про­ведения тока, идущего от батареи в первом случае к сигналам, во втором случае в хроноскоп '.

В первом случае предварительного опыта испытуемый и эксперимен­татор держат ток замкнутым, затем в момент произнесения слова экспе­риментатор размыкает ток в своем сигнале, испытуемый жет произнося ответное слово, размыкает свой прерыватель.

При вращении цилиндра между замыканиями обоих прерывателей получается отводная линия от прерывания тока, которую можно измерить, а так как скорость вращения цилиндра известна или может быть известна (например, записью камертонной кривой), то легко высчитать время, потребное для всего процесса, начиная от момента произнесения слова до ответного слова.