Казалось в красненьком сафьянном переплете".
В общем, тот, от кого идет рассказ, смотрит на них всех, как на каких-то копошащихся навозных жуков и не может быть ни из числа ремесленников, ни приказчиком. Тем, от кого идет рассказ в "Гробовщике", является лицо, далеко отстоящее на сословной лестнице от ремесленников и приказчиков, то есть, выходит, им является сам Белкин. Это хорошо согласуется и с его отношением к процветающей бессовестности как к дряхлеющей вселенной, что из эпиграфа, согласуется и с литературными отвлечениями (Белкин же - писатель). А от приказчика Б. В. взяты - получается - лишь сюжетные ходы: нелепая обида на мимолетный смех над Адрияном его родного по духу окружения при тосте: "За здоровье тех, на кого мы работаем".От приказчика Б. В. взята идея обидчивого спьяну приглашения Адрияном мертвецов на свое новоселье. И от приказчика - сон Адрияна, в котором мертвые пришли и учинили дебош за преувеличенную плату, взятую Адрияном за похороны их. Увидеть же в этом всем образ угрызений совести, забитой и не проявляющей себя в реальной жизни этих представителей начинающейся буржуазии, - в те годы мог либеральный дворянин только. То есть Белкин. Так что и в "Гробовщике" есть дистанция между тем, от кого рассказ якобы произошел (услышан), и тем, кто его записал (Белкиным). * Гораздо менее заметна разница между Белкиным и первоисточником "Метели" и "Барышни-крестьянки". Предположим, что Пушкин не сделал бы примечания, мол, эти две повести рассказаны Белкину девицею К. И. Т. Что тогда? Утверждаю и берусь здесь доказать со ссылкой на текст, что Белкин несколько отстраняет себя от повествования.
|