Жана Голена и анализ этого текста

Маленький трактат о коронации французских королей, который кармелит Жан Голен присоединил к своему переводу «Книги о божественной службе» Гийома Дюрана, выполненному, как указано в предисловии, для короля Карла V в 1372 г. (Bibl. Nat., franc. 437. Fol. 2 v°. Col. 1), представляет собою важное свидетельство об идеях, распространенных в окружении «мудрого и сострадательного» короля; по крайней мере в одной из частей этого трактата – именно в той, которая касается исцеления золотухи посредством возложения рук, – Голен, по его собственному признанию, выражает мысли самого государя. Быть может, меня упрекнут в том, что я не публикую этот трактат целиком. Однако я не могу утяжелять и без того обширные приложения к моей книге. А кроме того, надо признать, что пространное описание «порядка» коронации, сделанное Жаном Голеном, не содержит никаких подробностей, которых мы не знали бы по другим текстам, например, по «ordo», опубликованному Bradshaw Society[1732]; что же до комментария, разъясняющего символический смысл каждой детали обряда, комментария разом и проницательного, и туманного, из него нельзя извлечь ничего особенно нового насчет умонастроений – впрочем, хорошо известных, – царивших в окружении Карла V. Итак, по здравом размышлении я решил ограничиться публикацией отрывков, дополнив ее кратким изложением опущенных фрагментов. Следует заметить, что, помимо драгоценных сведений о королевском чуде, легендарном цикле французской династии и теории наследования по мужской линии в том виде, в каком она формулировалась в ту пору при дворе Валуа, наш трактат содержит упоминание об одном любопытном предании, касающемся Турпина, разъяснение иконографического характера, касающееся изображения французских королей, указание на истинный смысл одной из статуй Санского собора – смысл, до сих пор никем не понятый, – и забавную этимологию слова «капеллан» (см. ниже, с. 646, 644, 642 и 644). Наконец, оспаривая те выражения, в каких отзывается об исцелении золотушных Рауль де Прель в прологе к своему переводу «Града Божьего», Жан Голен позволяет нам исправить дату создания этого перевода – около 1376 г., – предложенную Леопольдом Делилем в его «Разысканиях о библиотеке Карла V»; отныне можно считать доказанным, что этот прославленный труд был окончен до 1372 г.

Перевод «Книги о божественной службе» был напечатан в 1503 г. Вераром[1733]. Насколько можно судить, он имел некоторый успех. Клод Виллет, опубликовавший в 1611 г. трактат о литургии, которому было суждено выдержать несколько изданий, знал это издание и многим обязан прочитанным в нем рассуждениям о коронации[1734]. Однако издание Верара полно ошибок. Что же до рукописей, то их существует несколько, в частности: Bibl. Nat., franc. 176 (XIV век), Arsenal, 2001 и 2002 (XV век); однако для установления текста достаточно одной – той, которая хранится в Национальной Библиотеке под шифром franc. 437. Она была выполнена специально для Карла V, и на последнем ее листе имеется собственноручный экслибрис короля, датированный 1374 г.; трактат о коронации занимает листы 43 об. – 55 об.[1735] Я воспроизвел эту рукопись с максимальной точностью, исправив лишь одну-две очевидных ошибки (исправления обозначены в соответствующих примечаниях).

У рукописи этой есть одна любопытная особенность. В трактате о коронации, и только в нем, на полях имеются пометы, сделанные довольно изящным почерком, отличающимся от почерка, которым написана рукопись, но принадлежащим той же эпохе. Это не авторская правка, ибо в одном месте (см. ниже, с. 643, и выше, с. 340) комментатор вступает в полемику с текстом; это замечания внимательного читателя. Был ли этим читателем сам король? Думать так очень соблазнительно, однако доказательств, которые превратили бы гипотезу в утверждение, у нас нет. Почерк, впрочем довольно заурядный, непохож на почерк Карла V; возможно, король продиктовал свои замечания секретарю. Но как можно это доказать? Ниже я привожу некоторые из этих маргиналий в угловых скобках, выделив их полужирным шрифтом.

[О коронации короля Франции и королевы[1736]]

[Преамбула; величие коронации; порядок наследования французского престола, введенный Карлом Великим; подробности коронации Карла V]

(Fol. 43 v° – 44) Однако поскольку есть у нас маленький трактат об освящении государей, коего забывать не следует из почтения к моему грозному и властительному господину, каковой посвящен был в короли Франции в день Святой Троицы года тысяча триста шестьдесят четвертого, монсеньером Жаном Кранским[1737].

Ибо, хоть и были помазаны иные императоры Рима и Константинополя, а равно и короли, как-то король Иерусалимский, король Испанский, король Английский и король Венгерский, прочие же нет, однако же Карл VI[1738], по образу предшественников своих, коронован был и помазан в Реймсе не елеем либо миром, от руки епископа или аптекаря приготовленным, но святым бальзамом небесным, пребывает коий в Священном Сосуде, каковой в аббатстве Святого Ремигия в Реймсе хранится и сберегается, ибо с небес принесен был рукою ангелов, дабы помазывать благородных и достойных королей Франции благороднее и святее, чем всех царей Ветхого и Нового завета. Вот почему именуется он наиблагороднейшим, наихристианнейшим, защитником веры и церкви, и не терпит над собою никакого господина от мира сего.

Для сего достоинства постановил император Карл Великий, державши совет с Церковью и королями христианскими, кои пришли на подмогу вере католической и на заступу Риму, после сражения, кое выдержали они все с сарацинами, и чудесной победы, над оными сарацинами одержанной, на всеобщем соборе прелатов церкви, а равно благородных мирских королей и римских сенаторов, постановил сей патриций и император купно с папою, что избирать папу примутся кардиналы, избирать императора – благородные люди германские, королевство же Франция отойдет к Королям Франции, из святого и священного рода происходящим и престол мужеским наследникам передающим, дабы и благословение сие от отца к сыну передавалось.

Посему же священна и королева. И была такова, купно с вышесказанным моим верховным господином, Госпожа Жанна де Бурбон, дочь благородного государя герцога де Бурбона, происходившего из того же священного рода; и приходилась оная ему кузиной; однако же с позволения Церкви сочетался он с нею браком. От святого благословения, сему роду Господом данного, и происходит, что пребывать королем Франции есть достоинство высшее, нежели быть императором либо королем в каком ни на есть прочем королевстве: о сем же гласят хроники и другие поэмы, жестами именуемые».

Далее следует история тех весьма многочисленных римских императоров, которых избирали люди бедные.

(Fol. 44) И побудила сия причина императора Карла Великого и Церковь постановить, дабы избирали императора Римского люди благородные, папа же короновал его и помазывал, но не тем отнюдь елеем и бальзамом, коий в Священном Сосуде Господь ниспослал и коий святости искони преисполнен; ибо поместилище, иначе говоря – сосуд, из такой соделан материи, что от века никто подобной не видывал и подделать бы не сумел, жидкость же внутри столь дивно благоухает, что слаще никому и вдыхать не доводилось. Оною жидкостью помазан был мудрый и милосердый добрый король Карл VI, королем поставленный, как выше было речено, в день праздника Святой Троицы, по выбору святого благочестия. Итак, подобно тому, как угодно было Богу Отцу сказать сыну своему при крещении его: «Hie est filius meus dilectus in quo michi complacui»[1739], Дух же Святой низошел в виде голубки, коя помазала его «oleo laeticie pre partidpibus suis»[1740], и сын во плоти человеческой приял сие святое освящение, так же точно государь наш, истинной веры в Святую Троицу преисполнен, приял благочестиво святую коронацию и такой благодати сподобился, что неприятели его англичане и никакие другие враги не смогли никакого зла умыслить против него, ни против державы его; однако ж на возвратном пути повстречал он нескольких знатных пленников, в битве при Кошереле захваченных, кои вышереченному коронованию воспрепятствовать желали[1741]; вышло, однако ж, вовсе не так, как они располагали. За то возблагодарил наш добрый Король вышереченную благословенную Троицу и, возвратившись в Париж, роздал несколько раз кряду щедрую милостыню бедным монахам нищенствующих орденов и многим другим нищим, ибо чуял милосердую благодать помазания, совершенного в согласии с описанием обряда, кое содержится в служебнике архиепископа Реймсского и коему ниже дано будет толкование.

Дается далее толкование коронации королей французских.

Описание коронации, с объяснениями символического смысла – «значения таинственного» – различных обрядов. Особенно примечательны следующие фрагменты:

 

[Исцеление золотушных]

(Fol. 46 – 46 v°) Тотчас по окончании церемонии Священный Сосуд должен быть возвращен в церковь Святого Дионисия либо в капеллу Святого Николая[1742].

Святой Дионисий означает веру, кою принес он во Францию, и что следует с истинной верою возвращать на место вышереченный сосуд. Капелла же Святого Николая означает елей, коий чудесным образом из святых его членов источается[1743], подобно тому как святой елей, в оном сосуде пребывающий чудом Господним и святым предписанием, так же свят. Ибо как помазанные елеем, из членов святого Николая источаемым, тотчас исцеляются, так же, если помажут короля святым елеем из Священного Сосуда и освятят, то несчастные, болезнью золотухой пораженные, ежели коснется до них рука короля, помазанного из оного сосуда, тотчас выздоравливают и исцеляются. Буде же принялся бы за дело сие такой человек, который не из королевского рода прямо происходит и святым елеем небесным не помазан, тотчас постигла бы его болезнь святого Ремигия, как некогда уж бывало[1744].

[Статуя Константина в Сансе]

Комментарий к клятве во время коронации, в которой король обещает защищать церковь.

(Fol. 47) И означает сие клятвы, кои приносили цари Израильские священникам, и кою принес Александр, как о том рассказано прежде[1745], и кою принес также Константин в церкви города Санса, как о том говорится на портале оной церкви города Санса, где золотыми буквами писано подле изображения его, что поклялся он так: «Regnantis veri cupiens verus cultor haberi – Juro rem cleri libertatesque tueri» (Желая стать истинным хранителем правителя истинного, клянусь блюсти интересы и свободы клириков. – даст.)[1746].

[Параллель между королевскими одеждами и облачением священников]

(Fol. 47) Длинный камзол... сшитый наподобие стихаря иподиакона (а также и далматика). А поверх оного одеяние верхнее... (на манер ризы с одного бока и мантии с другого, скроенное совсем квадратным).

[Происхождение геральдических лилий]

После перечисления королевских одежд, сплошь усыпанных лилиями, и объяснения их смысла: (Fol. 48) А посему подносит все сии одежды аббат аббатства Сен-Дени: ибо монсеньор святой Дионисий даровал королям Франции герб с лилиями (нет,ибо Господь ниспослал его чудом в Монжуа[1747]).

[Коронация «очищает» короля от его грехов]

(Fol. 48) И когда король разоблачается, означает сие, что отрясает он предбывшее мирское свое состояние, дабы посвятили его в орден королевский, и ежели совершает он сие с надлежащим благочестием, то, убежден я, так же очищается от всех своих грехов, как тот, кто только что в лоно истинной церкви введен, о чем говорит святой Бернард в книге «De precepto et dispensacione» ближе к концу: что как после крещения прощаются человеку все грехи его, так же точно и после посвящения в орден королевский, и речет святой Бернард: «Audire vult etc»[1748]. Итак, ежели кто живет в покаянии и в служении Господу упорствует, и прощаются ему грехи его, сколь же достойнее прощения, ежели кто вступает в сан, со множеством сопряженный тягот и тревог».

[Этимология слова «капеллан»]

(Fol. 48 v°) Ради сей победительной веры имели некогда благородные короли Франции обычай и привычку с собою брать в сражение мантию (chape) Монсеньора Святого Мартина, коя сшита была из шерсти (laine), и сберегали ее священники как реликвию из великого благочестия, отчего и священники сии получили имя – капелланы (chappelains) из почтения к оной мантии, коя сшита была из шерсти; из двух слов: chappe и laine и составилось для них слово, и вот по какой причине именуются они chappelains (капелланы).

[Перчатки как королевская инсигния; почтение к святому миру]

(Fol. 49 v°) После вручения инсигний: Затем приготовляют перчатки и оные благословляют, а затем надевает ему оные архиепископ на помазанные руки, дабы уберечь святое миро от всяческих прикосновений. Говорят иные, что должно помазанные места промакнуть хлопчатою бумагой, а уж потом надевать перчатки. А по той причине, что Королю Франции особливо помазывают руки, с прочими же королями того не бывает, изображают его живописцы непременно в перчатках[1749]. Знал о сем монсеньор Людовик Святой: когда томился он в плену сарацинском за морем и спросили у него, когда желает он умыть руки свои, перед трапезой или после, выбрал он после трапезы, коли уж всего единый раз умыть их позволено, умывши же, надевал на руки перчатки из почтения к святому миру и святому помазанию, к коим питал благоговение. По сходственной же причине, после помазания главы, надевает архиепископ на главу королевскую убор, и должен король убор сей носить вечно, в ознаменование того, что совершилось над его главой святое помазание, из святых святейшее. И дабы вечно он о сем памятовал, должен он носить убор до скончания дней своих, волос же не должен брить: посвящен он Богу, как святой назорей. Рубашка, бывшая на короле в день коронации, должна быть предана огню.

Начиная с fol. 50, col. 2 следует описание коронации королевы. Далее; [Причащение королевской четы]

(Fol. 51) Тут низойти должны король и королева со своего возвышения и приблизиться смиренно к алтарю и приять из рук архиепископа тело и кровь Господа Нашего; и свидетельствуется сим достоинство королевское и священническое: ибо никому более, ежели не рукоположен он в священники, причащаться кровью Христовой не дозволено.

Наконец, [Благословение королевского знамени]

(Fol. 51 v°) Следует затем благословение королевского знамени: «Inclina, Domine, aurem tuam ad preces... (Приклони, Господи, ухо Твое к молению моему... – лат.)» Благословение сие совершено должно быть над королевским знаменем в Реймсе[1750], затем же над орифламмой в церкви Монсеньора Святого Дионисия Французского, когда желает король выступить в поход.

Следует история происхождения орифламмы. Император константинопольский, Мануил, атакованный сарацинами, увидел во сне вооруженного с ног до головы конного рыцаря, который приблизился к императорской постели, держа в руке копье,кое сверкало, словно позолоченное, и из которого вырывался пламени столб; по пробуждении императора к нему явился ангел и открыл, что рыцарь, виденный во сне, и есть тот, кто избавит империю от сарацинов. Тут Мануил припомнил черты Карла Великого, узнал в рыцаре из сновидения императора франков и написал ему послание с просьбой о помощи. Следует описание подъема орифламмы Карлом Великим в Сен-Дени.

[Легенда о Турпине]

(Fol. 52 v°) Сказано в иных историях, что первый, кто против неверных знамя вышереченное поднял под водительством Карла Великого, был Турпин, коий девять лет жил монахом в аббатстве Жюмьежском, где покоятся поджаренные[1751], после же сделался архиепископом Реймсским и выказал величайшую доблесть против врагов Иисуса Христа, как о том гласят многие истории; и покоится тело его в Лешане подле Белого Арля, что в Провансе, и хотя ветру и дождям могила в поле открыта, ежели под камень могильный заглянуть, лежит там он в прежнем теле своем, тлением нимало не тронутый: сие видел я ясно собственными своими глазами[1752].

[Небесное происхождение двух королевских знамен]

(Fol. 52 v°) Два сии знамени французских дарованы, одно святым отшельником Жуайенвальским с тремя лилиями, друroe же в откровении ангельском, явившемся в чудесном видении и ясном объявлении, благородною победой утвержденное и доказанное.

Повествование о двух флагах тянется довольно долго.

[Короли не берут с собою на войну настоящую орифламму]

(Fol. 53) Когда отправляются короли Франции на войну, делают для них знамя новое по образцу того, какое привез Карл Великий из Константинополя, и над новым благословение совершается, Карлово же знамя оставляют, а новое с собою берут, после победы же возвращают его Монсеньору Святому Дионисию.

[Анекдот о происхождении римского орла, ошибочно приписанный Плинию]

(Fol. 53) Император Август сидел в одном саду, и пролетал над ним орел, из когтей выпустивший белую-белую курочку, а та в клюве держала ветку лавра с плодами; таково было происхождение разом и лаврового венка, коим венчали победителей, отличившихся в сражениях, особливо же императоров, и орла на гербах императорских, и знамени имперского[1753]; и по сию пору, говорит Голен, орел этот украшает алый стяг общины Рима; к нему прибавили надпись по диагонали от одной оконечности к оконечности противоположной, составленную из четырех букв: S.P.Q.R., которую одни расшифровывают как signe du peuple romain (знак римского народа), а другие как Senatus Populusque Romanus (сенат и народ римский).

[Франция и империя]

(Fol. 53 – 53 v°) Также желают иные сказать, что сие знамя, дарованное видением императора Константинопольского Карлу Великому, предсказанием служило, что должен сей соделаться императором народа римского, каковым и стал после, и зваться патрицием и императором; и сию инсигнию имперскую пожелал оставить во Франции в знак Империи вечной, коей престол переходит к мужескому наследнику, а не избранием присуждается, как в империях Римской и Германской. Оттого порядок такой лучше устроен, что император Франции, помазанный драгоценным миром, с небес принесенным, сана своего больше достоин и родит сынов, кои вступают в отцовское наследство, как то заведено от Бога.

Продемонстрировав небесное происхождение обоих знамен и елея, которым помазывают королей, Голен делает из этих начальных положений необходимые выводы.

[Выводы; исцеление золотушных; наследование по мужской линии; отношение Карла V к чудотворной мощи]

(Fol. 53 v° – 54) Из сего следуют два вывода: первый, что королевский сан во Франции есть сан великого достоинства, ибо король помазан святым елеем, с небес принесенным, и ежели совершено над королем помазание должным образом, исцеляет он чудесную болезнь, имя коей – золотуха: не значит сие, что особа его святая и творить умеет чудеса, но имеет он прерогативу сию перед всеми королями, какие ни есть на свете, потому что носит он достойный сан королевский.

И следует из сего также, что как священник, лишь только рукоположат его в священники, получает право как священнослужитель освящать тело Христово, произнося слова освящающие, однако ж ничуть сие не значит, что священник есть святой, чудеса сотворяющий, – ибо и священник грешный освящать может, ибо власть и достоинство даны ему освящением, – так и король таковое достоинство имеет не от помазания, а имеет он его от освящения и от принадлежности к роду священному, и потому угодно Господу нашему даровать ему сию мощь против дурной болезни, золотухой именуемой. И посему, как говорит апостол (1 Тим., 5, 17): «Qui Ьепе presunt presbiteri dupplici honore digni habentur» – «Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать двойную честь», одну честь из почтения к священству, и сие есть достоинство духовное, а другую – из почтения к доброте, которая должна быть в них, и сие есть достоинство личное, власть же короля, на коей основана способность его исцелять золотуху, больше черпает из власти духовной, святым помазанием данной, нежели из власти личной, хотя личная доброта короля доброте священнической не уступит. Итак, не должно говорить, что король святой, потому что творит он чудеса, а равно и священник; ибо ростовщик либо известный всем грешник, ставши священником, мог бы освящать силою своего священнического достоинства, но однако ж оттого не сказал бы никто, что творит он чудеса, как святой. Так же обстоит дело и с благородством и достоинством королевским, как бы о нем ни думай; и знаю я наверное, что наибольшая проницательность верховного господина, коий побудил меня писать о сем освящении, в том заключается, что мудрому и милосердому Королю Карлу Пятому не угодно, чтобы изображали его святым, либо творящим чудеса, ибо дороже ему чистота его перед Богом, нежели поклонение мирское; хотя и не желает и не должен желать, чтобы достоинство королевское меньше ценилось, чем по разуму того заслуживает, и в согласии пребывает с апостолом, коий говорит (Рим., 11, 13): «Quamdiu quidem ego sum gencium apostolus ministerium meum ego honorificabo etc» – «Как апостол язычников, – говорит святой апостол Павел, я прославляю служение мое, и проч.», и однако же звал себя извергом, а не святым, чудеса же, кои святые творили, Господу приписывал и его славе.

Сходным образом Христос (Лук., 7, 28) сказал о святом Иоанне Крестителе, что из рожденных женами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя, но меньший в царствии Божием больше его: Итак, не утверждаю я, что ежели говорят Королю: «Творите вы в жизни земной чудеса», то говорят сие с согласия Короля, ибо значило бы то пустую славу, до коей нет ему дела, а славу всю отдает он Господу, волею коего царствует и будет царствовать в честь Господа и в посрамление врагов его. Так гласит первый вывод.

Второй вывод вытекает из того, что над королевой помазание не совершается, а в конце коронации не благославляют ни знамя, усыпанное лилиями, ни орифламму. Вывод этот вот какой: <Fol. 54 – 54 v°) Поелику не приближается женщина так сильно к сану священническому, как король от помазания королевского, не дано вышереченную болезнь излечивать женщине. Из чего явствует, что не могут женщины и не должны наследовать престол французский, и причинило бы сие королевству смуту. Ибо первый король по наследованию плотскому и помазанию постановил, что не надлежит женщине помазанной быть из Священного Сосуда. Ergo, жена королевская не имеет права на престол ни по наследованию, ни по избранию, ибо Карл Великий, коему дарована была орифламма и порядок выборов папы и императора и короля Франции, постановил вкупе с Церковью, а именно вкупе с папой и священной коллегией Римской и многими прелатами, и королями, и герцогами, и другими государями христианскими, и со всеобщего согласия, что престол французский передаваться будет ближайшему наследнику мужескому, ибо всякий разумный человек признает, что недостойна женщина ни такого помазания, ни такой державой править; ибо кажется это более установлением божественным, нежели человеческим, и подобным Святой Троице; ибо под инсигнией геральдических лилий, коя есть высшая инсигния королевская, разуметь можно Отца, имеющего власть, ибо другие особы, хотя и могут к Отцу быть приравнены в отношении божественном, имеют, однако же, оттого что принял сын человеческий облик, власть меньшую, о чем и гласит символ веры, Filius est equalis Patri secundum divinitatem, minor Patre secundum humanitatem (Сын равен Отцу по божеству, но меньше Отца по человечеству. – лат.) [1754]; также можно три лилии уподобить власти верховной, и хотя бы все три они пребывали тут, таинственно растворяются они в помазании, кое означает Дух Святой, посему в виде голубки благоволил он принести вышереченный Священный Сосуд, и в виде том же явился при крещении Иисуса Христа, о чем Церковь поет: «In specie columbe Spiritus Sanctus visus est» <B виде голубине узрели Святого Духа. – лат.); алая же орифламма означает сына, в человеческом облике взращенного и на кресте, от его бесценной крови красном, распятого, отчего орифламма в алый окрашена цвет. Из чего следует, что достоинство сие принадлежит более мужчине, нежели женщине, и что английский король Эдуард в заблуждении долго коснел, когда утверждал, что от матери своей наследует он право на королевство Францию, говоря же, о чем говорит, не знал толком; а коли знал, значит жадность попутала, и за грех сей суд Господень его карает и покарает. Сему суду и предоставляет его верховный господин мой Карл Пятый, коий не себе приписывает чудеса, Господом в королевстве его сотворенные, но доброте и милости Господней, ибо Господь в милосердии своем знание ему дарует и понимание, дабы сказал те слова, кои говорил Давид, или псалмопевец, благочестия преисполненный: «Tu es Deus solus qui facis mirabilia magna et qui facis mirabilia magna solus»[1755]. А ежели люди, в предметах богословских не искушенные, творению приписывают то, что приписать должно Творцу, в том чуда нет, ибо говорят же: «Тот святой творит чудеса, а тот исцеляет от сей болезни». Но сила в них для чудес сих от Господа, а не от собственных их достоинств, как и говорит святой Бернард в четвертой книге к Евгению папе: «virtus vero in sanctis manens ipsa facit opera» (пребывающая в них святость сама добродеет. – даот.)[1756].

Не для того написал я и прибрал всю сию материю, дабы в спор вступить с учителем моим мэтром Раулем де Прелем, коий говорит в прологе своем к книге о «Граде Божием», что вышереченный господин мой творит в земной жизни чудеса и что дана ему власть исцелять золотуху[1757]. Но для того соделал сие, чтобы те, кто придут после нас во времена грядущие, менее изощренные и менее сведущие в науках, нежели вышереченный Господин мой, не стали себя по-пустому славить святыми и чудеса творящими. И потому не без причины выбивают на монетах надпись: «Christus vincit, Christus regnat, Christus imperat» (Христос побеждает, Христос царствует, Христос владычествует – лож.)[1758]. И посему ниспослал Господь благодать вышереченному моему господину, дабы употребил сей изощренное орудие ума своего на изучение науки богословской, ради своего спасения и славы Господней, и прочих наук, и достоин был править королевством своим, как сие явствует ясно. Оттого же написал Жервез книгу «De ociis imperialibus» для сведения дворян[1759].