Глава 3. Я стояла под душем и втирала в волосы мятный шампунь из коллекции на полочке, позволяя горячей воде уносить с собой злость и пытаясь понять

 

Я стояла под душем и втирала в волосы мятный шампунь из коллекции на полочке, позволяя горячей воде уносить с собой злость и пытаясь понять, в какой же момент я совершенно сошла с ума.

Ну Бен Маккаллох и сволочь (если забыть о том, что он одолжил мне свою рубашку и помог согнать коз). С такой семьей, как у меня, любой бы научился обороняться. Так почему же мой защитный сарказм на сей раз не сработал? Совсем не хотелось думать, что это как‑то связано с голубыми глазами и бицепсами.

Остин, где я выросла, довольно большой город, но если живешь там достаточно долго – все равно что крохотный городишко. В школе Гуднайтов знали все, возможно, потому что Фин еще в младших классах взорвала химическую лабораторию, пытаясь заколдовать форму школьной футбольной команды на неуязвимость. Пока мама обрезала опаленные кончики волос с головы сестренки, та что‑то твердила о групповой доле и логарифмическом синергизме. Ну а я волновалась лишь о том, как возвращаться в класс теперь, когда моя фамилия покрыта грязью.

Давайте говорить прямо. Магия – это факт. Когда другие дети пели «Дождик, дождик, уходи», мы с мамой и Фин на кухне трудились над заклинанием, чтобы помидоры на заднем дворе не уничтожила корневая гниль. Невидимые друзья моей кузины Дейзи родились в семье первопоселенцев и умерли во время эпидемии холеры в 1849 году, а коллекция кристаллов Вайолет могла унять головную боль и даже словить мексиканское радио, если камни правильно настроить.

Возможно, реальность Гуднайтов оказалась бы всеобщей реальностью, если бы такие вещи сильнее бросались в глаза или были чем‑то очевидным. Но магия – это, скорее, тенденции и вероятности, и, подобно дядюшке Берту, она лучше действует, когда ее не видно.

Хранить секреты может быть очень весело, когда ты ребенок, но не особо, когда понимаешь, насколько часто жизнь зависит от гармонии – по крайней мере внешне – с вышеупомянутой реальностью.

И особенно, когда ты единственная из всей весьма эксцентричной семейки это осознаешь.

Так что теперь я шагала по канату, натянутому меж двумя мирами, притворяясь, что не верю ни в призраков, ни в магию. А моя семья? О, они просто развлекались. «Шар, книга и свеча» – всего лишь эксцентричный магазин сувениров. Айрис Типот продает травяные чаи, бодрящее действие которых основано исключительно на великолепном вкусе. Нет, что вы, конечно, магия не имеет никакого отношения к моей сестре, взорвавшей химическую лабораторию.

Мне прекрасно удавалось уклоняться от комментариев в адрес близких, фактически ничего не отрицая. Тетя Айрис, самая сочувствующая из моих тетушек, сказала, что я слишком переживаю о мнении окружающих. Но ведь не из‑за желания иметь нормальную семью! Я просто пыталась уберечь родных. Может, магия так же бесспорна, как коперниковская революция, но я уверена, что у Галилео имелись родственники, которые не хотели его отлучения от церкви.

Господи, как трусливо звучит! Трусливо и лицемерно. Неудивительно, что защитные инстинкты подвели меня во дворе. Никаким сарказмом не прикроешься, когда саму совесть грызет.

Вот черт. Я перестала намыливаться. Этот маленький сеанс психоанализа слишком уж достоверен, чтобы оказаться случайностью.

Я ополоснула волосы и, щурясь через поток пены и воды, устремила подозрительный взгляд на бутылочку на полке.

«Шампунь фермы Гуднайтов освежит вашу голову».

Дерьмо. Я взяла флакон, протерла глаза и прочитала: «Наш шампунь сделает ваши волосы гладкими. Мы не утверждаем, что он поможет разобраться в проблемах или распутать узел щекотливых вопросов, но ваши локоны он точно распутает. Способ применения: намылить, смыть, повторить с открытой душой. Растительный, не тестировался на животных».

Вещь из мира Гуднайтов. Независимо от надписи на этикетке, никому и в голову не придет, что нечто работает исключительно по волшебству.

 

* * *

 

После того, как я оделась, в моей прояснившейся голове назрел следующий вопрос: какого черта там наплел этот ковбой МакКретин‑штаны‑в‑облипку? И почему тетя Гиацинта меня ни о чем не предупредила?

Я обдумывала это, пока закидывала грязную одежду в стиральную машинку и несла корзину чистых полотенец в гостиную. Даже в мире Гуднайтов постиранные вещи сами себя не сложат. Хотя от хрустального шара я бы не отказалась, покажи он, где так долго носит Фин и стоит ли мне беспокоиться.

Папа однажды сказал, что у Фин нет чувства, которым Бог наделил утку, но это не так. У моей сестры поразительный инстинкт возвращаться домой. Не помню ни одного случая, чтобы она потерялась. Не географически, во всяком случае. Но когда ее отвлекал проект или гениальная идея, или случайная мысль… Откуда мне знать, может, сейчас сестренка плетет модель ДНК из соломинок на стоянке «Соника».

Тем не менее я набрала номер и слушала гудки, пока звонок не перевелся на голосовую почту, а затем повесила трубку, не оставив сообщения. Давно известно, что Фин любительница не отвечать на звонки. Но именно сейчас я была убеждена: она делает это нарочно, чтобы меня позлить.

Я барабанила пальцами по конторке, прожигая взглядом дверь в мастерскую тети Гиацинты. Мой ноутбук лежал наверху, но подняться и взять его было бы слегка… преднамеренно. Другое дело, если я просто забреду в соседнюю комнату, чтобы немного поблуждать в сети с тетиного компьютера, и «чисто случайно» загуглю имя или два…

И буду просто обязана отправить тете письмо и сообщить, что столкнулась с ее соседом.

Да уж, притянуто за уши.

Собак, похоже, устраивала моя новая цель, и они потянулись за мной в заднюю часть дома, стуча когтями по паркету – мои личные Бременские музыканты.

Я направилась к столу, за которым тетушка Гиацинта вела дела фермы Гуднайтов. При включенном свете и с работающим потолочным вентилятором мастерская не очень‑то смахивала на святая святых ведьмы, хотя оборудование Фин и придало месту чуть больше атмосферы алхимической лаборатории, чем обычно. Но готова поспорить: тетя не одобрила бы шторы на окнах, не пропускающие солнечных лучей.

Когда‑то комната была верандой, но много лет назад дядюшка Берт ее перестроил. Все пространство заполняли растения в горшках, а вдоль стен тянулись полки, уставленные кувшинами, бутылями – из зеленого, коричневого и прозрачного стекла, все подписанные от руки – и старинными фолиантами. С потолка свисали связки сушеных трав и цветов, вдоль камина стояли медные и железные горшки с почерневшими от огня донышками.

Дома мама большинство зелий готовила в кухне на газовой плите. Я даже видела, как она использовала медленноварку. Но тетя Гиацинта придерживалась традиций.

Собаки плюхнулись на прохладный каменный пол, высунув языки и тяжело дыша. Даже на меня действовала мирная энергетика, пропитавшая дом и землю. То же самое было в магазине моей мамы и у тети Айрис. Белая магия – только этим занимались Гуднайты – обладала таким эффектом. Даже люди, не признававшие ничего сверхъестественного, ее чувствовали.

Вот потому я с такой неохотой приехала на ферму. Это место – часть метафорического пузыря, в котором жила моя семья, где магия разумна и ощутима. Здесь смешиваются мысли и стираются границы, которые я начертила между своей личной жизнью, миром семьи и моим стремлением быть нормальной в глазах общества. И это заставило меня совершить такую нелепицу, как вступить в спор о призраках – о призраках, подумать только! – с болваном ковбоем.

Как только загрузился компьютер, я написала короткое письмецо тетушке Гиацинте, чувствуя себя умницей. А затем открыла браузер и набрала в строке поиска: «Техас, ранчо Маккаллохов».

Информации набралось не так уж много. Никакой домашней странички, все сжато и по‑деловому. Основное местоположение: округ Ллано. Производство: крупный рогатый скот и телята. Владелец: Ден Маккаллох.

Вторая ссылка вела на статью «Исчезающие независимые фермеры» в ежемесячном журнале «Техас‑Монтли».

У меня были весьма расплывчатые представления об этой отрасли. Крупный рогатый скот разводили на пастбищах, подобных тем, что окружали землю Гуднайтов. Мелких фермеров существовало множество, а расширение требовало денег и ресурсов. В статье говорилось в основном о том, как засуха, транспортные расходы и экономика привели в упадок семейный бизнес. Крупные скотоводы уступили место корпорациям. Автор привел в пример Маккаллохов как владельцев одного из крупнейших ранчо штата, остававшегося семейным предприятием. Никаких акционеров, лишь ма и па Маккаллохи.

Впечатляет, особенно после того, как я увидела карту ранчо. Оно было большим. Просто огромным – растянулось по оба берега реки Ллано. За исключением единственного белого пятнышка в центре – фермы Гуднайтов.

С полки с грохотом упала книга, и я подскочила. Развернулась на звук, но вокруг ничего не изменилось. Собаки по‑прежнему дрыхли, а остальные книги стояли строго в ряд, далеко от края. Кажется, дядя Берт решил услужить.

Я подобрала с пола увесистый том в твердом переплете. «Фермерские хозяйства Техаса, приблизительно с 1920 года». Страницы открылись на старой карте области, судя по которой, сто лет назад владения Маккаллохов не распространялись так далеко. Их ранчо было самым большим из десятка на излучине реки. Семья, должно быть, скупила все остальные земли за прошедшее столетие, поскольку теперь они синим морем окружали островок фермы Гуднайтов, словно фагоцит, пытающийся поглотить упрямую клетку.

Ага.

Вздохнув, я откинулась назад, и кресло, вторя мне, словно разочарованно скрипнуло. Так вот в чем причина враждебности Бена Маккаллоха? В том, что тетя Гиацинта отказалась продавать землю? Девяносто процентов конфликтов в мире случаются из‑за собственности: одни владеют тем, что хотят заполучить другие.

‑ Я немного разочарована, дядя Берт, – заговорила я с дядюшкой по старой привычке. – По‑моему, если уж решил быть болваном – то должен хотя бы проявить оригинальность.

Но Бен ведь еще что‑то кричал о призраках во владениях Маккаллохов? Я попыталась откопать в своих спутанных из‑за гнева воспоминаниях, что именно он говорил. Что‑то о призраке, о праве пересекать реку, о мосте…

Я услышала подъезжающий автомобиль, но собаки не то что не залаяли, а даже глаз не разлепили. Значит, вернулась Фин. Именно в тот момент, когда я подумала о призраках. Логика подсказывала, что это совпадение, но ведьма во мне говорила: «Не будь так уверена».