Глава 11. Со стороны виднее 9 страница

Глава 20. Важен результат

– Ты можешь кое-что для меня сделать, ба? – спрашиваю я, заглядывая в ее комнату.

– Конечно, Невилл, – отвечает бабушка, поворачивая голову в мою сторону.

Она сидит в кресле, протянув ноги к зажженному камину. Из-за дементоров лето сейчас особенно промозглое, даже я иногда мерзну, чего уж говорить о ней. И приятелей своих так и не позвала ни разу. А может, они сами приходить не хотят – в такое-то время. Или прячутся где-нибудь от пожирательского гнета – среди них есть весьма своеобразные личности.

– Есть галеон, – сообщаю я, подходя поближе, – мне нужно, чтобы ты сказала, нет ли в нем чего-нибудь необычного.

Бабушка берет монетку, делает поярче свет и несколько минут внимательно ее изучает.

– На первый взгляд, это обычный галеон, – говорит она.

– Изучи тщательней, – прошу я. – Проверь на маскирующие заклинания.

– А они здесь есть? – с сомнением спрашивает бабушка.

Я киваю. Еще как есть. Более того, перед тем как сюда прийти я сообщил, что «Беллатрикс Лестрейндж – проклятая сука», и монетка это самым тщательным образом зафиксировала. Я и сейчас эту надпись вижу. А бабушка – нет. Иначе не преминула бы меня отчитать. С содержанием, впрочем, думаю, она бы согласилась, а вот с тем, что я выражаюсь подобным образом – вряд ли.

Бабушка произносит стандартное заклинание, позволяющее выявить маскирующие чары, но ничего не происходит. Я даже не удивлен – было бы глупо проколоться на такой мелочи после стольких часов работы над этим несчастным галеоном.

– Вот что, Невилл, – говорит бабушка, и в ее глазах появляется азартный блеск, – оставь-ка ты мне его до завтра. Если твои заклинания можно обнаружить и взломать, то я это сделаю.

– Спасибо, ба, – благодарю я и выхожу из комнаты. Надо возвращаться в библиотеку. Если все пройдет гладко, можно считать, что одна проблема решена. Но их еще много.

 

* * *

 

Неумолимо приближается Рождество. Снега намело столько, что, кажется, если сделать хоть один шаг с тропинки, можно провалиться в сугроб по пояс. Несмотря на это, погода стоит на удивление теплая для зимы. Мы с Джинни медленно бредем по тропинке к озеру и болтаем обо всем на свете. Давно у нас не было возможности вот так прогуляться. Сначала у них были тренировки, потом сама игра, где они показали себя просто потрясающе. Даже Рон, несмотря на сложности, которые у него временами вызывает квиддич, сыграл блестяще. Ну, а потом Джинни почти все свободное время проводила с Дином, несмотря на то, что он ее «кошмарно достал».

– А сейчас он где? – спрашиваю я.

– У МакГонагалл на отработке, – отвечает Джинни, – он ей эссе не сдал, и она обозлилась.

– А почему не сдал?

– Придурок потому что, – фыркает она. – Как будто не понял до сих пор, что с ней лучше не связываться. Пусть теперь отдувается.

Честно говоря, мне даже немного жаль беднягу Дина. Все-таки он не виноват в том, что Джинни так остро на все реагирует.

– И вообще, – сердито продолжает она после небольшой паузы, – все парни просто идиоты! Вот взять хотя бы моего братца. Как ты считаешь, то, что он вытворяет со своей Лавандой – это нормально?

Нет. Это, определенно, ненормально. Гермиона нравится ему с четвертого курса. Ну, допустим, тогда он этого еще не понимал. Но сейчас-то точно понимает! К чему тогда все это? Я, конечно, не специалист в таких вопросах, но…

– Рон просто хочет доказать свою независимость…

– А вместо этого доказывает свой идиотизм, – презрительно цедит Джинни. – Причем, весьма успешно.

– Думаю, рано или поздно это закончится, и у них все будет в порядке.

– Если только Гермионе раньше не надоест.

Я лихорадочно раздумываю, как бы лучше сменить тему, чтобы при этом не переключиться на Гарри. И вдруг меня осеняет.

– Учителя вас сильно предстоящими экзаменами запугивают?

– Еще как! Чуть ли не на каждом уроке напоминают, как мало времени осталось и как эти экзамены важны для нашего будущего. Будто мы сами не понимаем!

– А ты уже думала, чем будешь заниматься после школы? – затаив дыхание, спрашиваю я.

– Да, конечно, – спокойно отвечает Джинни.

Мы подходим к озеру. Оно уже замерзло, но лед еще слишком тонкий, и по нему пока нельзя безбоязненно разгуливать. Я растапливаю снег на ближайшем камне и подогреваю его, чтобы можно было нормально сидеть.

– И чем же? – интересуюсь я, когда мы усаживаемся рядом.

– Несколько лет посвящу квиддичу, – сообщает она. – Это я еще в детстве решила. Думаю пробиться в «Холихедские Гарпии».

– Это где только девушки? – уточняю я.

– Ага, точно. Мне кажется, это будет интересно. Тем более у хороших игроков в квиддич фантастические гонорары, которые нет ни времени, ни необходимости тратить.

– Тогда зачем они нужны?

– Невилл, ну ты как маленький! – Джинни снисходительно усмехается. – Во время тренировок и непосредственно матчей игроков всем необходимым обеспечивают спонсоры. А кроме необходимого ничего больше и не нужно, потому что сил ни на что не остается. А гонорары тем временем накапливаются. Представляешь, сколько денег за несколько лет можно заработать! Это, конечно, если в приличной команде играть, а не где-нибудь… – она неопределенно взмахивает рукой и тут же деловито продолжает: – Конечно, я не собираюсь играть в квиддич всю жизнь. Нет зрелища более жалкого, чем стареющие спортсмены. Значит, нужно уйти раньше. Желательно на пике карьеры. Точнее, когда этот пик только-только будет пройден. Чтобы остаться в веках.

– А потом чем ты займешься? – спрашиваю я уже с некоторой опаской.

– Потом – исследованиями, – уверенно отвечает Джинни. – К тому времени у меня накопится приличный капитал, и я смогу не беспокоиться о деньгах. Я много думала о заклинаниях. Ты никогда не замечал, что почти все заклинания, которыми мы пользуемся, придуманы Мерлин знает, сколько лет назад? И почему, спрашивается? Насколько я знаю от Гермионы, магглы постоянно что-то изобретают. Вот мне и стало интересно, почему во времена Основателей новые заклинания появлялись чуть ли не ежедневно, а сейчас мы изучаем их по книгам столетней давности.

– И что же ты собираешься делать?

– Я собираюсь разложить все эти заклинания на составные части, – объясняет она. – Мы ведь на уроках только движения палочкой и слова учим. Но это неправильно. Мы привыкаем делать то, что написано, и так, как написано. А ведь для того, чтобы придумать новое заклинание, нужно как раз забыть обо всех этих рамках. Хотя бы отойти от них.

– Но ведь бездумно махать палочкой и болтать, что попало – это тоже не выход, – возражаю я.

– Разумеется, не выход, я об этом и не говорю, – Джинни закатывает глаза. – Я говорю о том, что нужно понять принцип, а если его нет, значит, нужно его вывести. Вот ты, например, знаешь, как именно связан один из слогов заклинания с одним из движений палочки, которые при этом заклинании необходимо выполнять?

– Нет…

– И я тоже. А ведь они связаны. Теперь понимаешь?

– Кажется, да, – киваю я.

И не только это я понимаю. А еще и то, что имел в виду Снейп, когда предлагал мне спросить ее о планах на будущее. И откуда он мог знать, спрашивается? Разве что…

– Джинни, а ты с кем-нибудь говорила о том, что будешь делать после школы?

– Нет, не говорила.

– Даже с МакГонагалл?

– С чего бы вдруг? – надменно говорит Джинни. – Это мое дело. Я и тебе-то рассказала только потому, что ты мой друг и умеешь молчать. Я не хочу пока трепаться. Сначала нужно сделать, тогда и болтать не понадобится.

– Ну, а если ты выяснишь, что никаких принципов здесь нет, и придумать их невозможно? – интересуюсь я.

– Так не бывает, – немедленно возражает она. – Ведь это же наука, а не сказки для детей. Если бы не было никаких принципов, то и самих заклинаний бы не было тоже. Так что не пытайся меня подловить. Я действительно много об этом думала.

– Это я уже понял…

– А представь, – Джинни вдруг чуть ли не подпрыгивает на камне и поворачивается ко мне с горящими глазами. – Представь, что мне удастся найти этот принцип и получить патент на изобретение заклинаний!

– Всех? – уточняю я.

– Ну да, всех! – радостно подтверждает она. – Представляешь, что тогда начнется? Готова спорить, всем тут же приспичит что-нибудь изобрести. Вот она – власть над миром! Волдеморт обзавидуется.

– По-моему, это немного слишком, – говорю я настороженно.

– Да ладно тебе, Невилл, – Джинни смеется и хлопает меня по плечу. – Это же шутка. Ну, подумай сам, как такое вообще возможно – патент на изобретение заклинаний? Это все равно, что «патент на написание учебников» или «патент на варку зелий». Вот на какие-то конкретные заклинания я вполне могу патент получить.

Это звучит здраво, и я согласно киваю.

– А ты? – спрашивает она, отсмеявшись. – Чем планируешь заняться?

– Хм… ну, гербологией, чем же еще?

– Гербологией, – передразнивает Джинни. – Надо было мне на твой вопрос тоже так отвечать: «квиддичем и заклинаниями».

– Просто я не могу ответить так же, как ты, – признаюсь я. – Мне нравится гербология, но я пока не знаю, чего именно хочу добиться в этой науке.

– Тогда тебе должно быть стыдно, – твердо говорит она. – Пора бы уже определиться, в самом деле. Учиться полтора года осталось. Я понимаю, что сейчас война, но это не значит, что можно не думать о будущем.

– Мне ужасно стыдно, – говорю я скорбно.

– Врешь ты все, – фыркает Джинни. – Впрочем, не у тебя одного такая проблема. Представляешь, даже Гермиона точно не знает, чем хочет заниматься! Я чуть не упала, когда это услышала.

– Ну, если уж Гермиона не знает, чего ты от меня хочешь?

– А ты Гермионой не прикрывайся!

– Ладно-ладно, – признаю я поражение. – Вообще, я думал о путешествиях. Ну, не с развлекательной целью, а с исключительно научной. Редкие растения ведь не только в Запретном лесу найти можно.

– Путешествия – это отлично, особенно для начала, – согласно кивает Джинни и вдруг восклицает: – Слушай, у меня идея!

– Да ну?

– Да, и неплохая. У тебя ведь с деньгами проблем нет? В смысле, начальный капитал будет?

– Будет, – подтверждаю я. – У меня в «Гринготтсе» счет открыт. Бабушка, правда, до совершеннолетия его трогать запретила, но…

– Да оставь ты в покое свою бабушку, – отмахивается Джинни и приступает к объяснениям: – В общем, так. Сначала пусть будут твои путешествия. Главное, не расслабляйся там и обязательно привези какие-нибудь редкие растения, семена, ну, тебе виднее, что нужно. Потом ты возвращаешься в Англию, покупаешь какой-нибудь участок, строишь там здание, теплицы и все, что полагается. Потянешь?

– Думаю, да, – киваю я.

– Отлично. Там ты начинаешь выращивать: во-первых, самые востребованные растения, во-вторых, те, что ты привез из своих путешествий. Создашь им подходящие природные условия и все такое. Это ведь реально? – уточняет она. Я решаю, что объяснять ей разницу между природными условиями и близкими к природным не имеет смысла, поэтому киваю, и Джинни продолжает вести мысль: – То, что удастся вырастить, ты продаешь садоводам-любителям в готовом виде или зельеварам в виде ингредиентов. Сначала клиентов будет мало, но со временем к тебе привыкнут. Только не выращивай всякие банальные овощи, не то превратишься в фермера и лучшего друга кухарок.

– То есть, грубо говоря, ты предлагаешь открыть свой бизнес? – уточняю я. – Идея хорошая, но я не уверен…

– Естественно, ты не уверен, ты же еще не дослушал! – возмущенно перебивает Джинни. – Это еще только малая часть. Идем дальше. Итак, ты постепенно набираешь обороты, находишь покупателей, некоторые становятся постоянными, таким можно делать скидки и дарить подарки, тогда не убегут. ТРИТОН по зельям будет большим плюсом, поскольку с ним ты сможешь готовить кое-какие зелья и их тоже продавать. А затем тебе понадобится профессиональный зельевар.

– Для чего?

– Для того! – вид у Джинни такой, словно она собирается вскрыть мою черепную коробку, чтобы проверить, есть ли там мозг. – Ты нанимаешь зельевара и открываешь филиал своей компании, специализирующийся уже не столько на гербологии, сколько на зельеварении. Солидная часть ингредиентов у тебя к тому времени будет буквально под ногами расти. Кое-что, конечно, придется покупать. Но увеличение прибыли будет фантастическим, при сравнительно низких расходах. А потом, – она переводит дыхание и делает многозначительную паузу, во время которой я не знаю, что и думать, – потом ты нанимаешь зоолога и открываешь еще один филиал.

– Ты мне предлагаешь еще и животных разводить? – с ужасом спрашиваю я.

– Да ты с этими животными и встречаться не будешь, – усмехается Джинни. – Найдешь какого-нибудь честного энтузиаста вроде Хагрида, только поумней, и можешь даже не общаться с живностью.

– Я все равно не вижу смысла…

– Да ты дурак, что ли? – для наглядности она даже пальцем у виска крутит. – Ты подумай, что будет! Разумеется, драконов разводить у тебя вряд ли получится, но даже без этого выгода выходит нереальная… Кстати! – она резко хлопает себя по коленке. – Чарли!

– Что Чарли? – уточняю я.

– Ну, Чарли, мой брат! Он драконолог и сможет поставлять тебе всякие когти, чешую, слюни и тому подобную гадость! Тем более я все равно собиралась вас потом познакомить.

– Это еще зачем?

– Потом объясню. Неважно! – Джинни нетерпеливо отмахивается. – Важен результат. А результат в конечном итоге такой: ты – глава крупнейшей в Англии компании, занимающейся сразу и растениями, и животными, и зельеварением. Ты станешь монополистом, и ни одна зараза ничего не сможет с этим поделать! Я уже не говорю о куче денег, которую ты заработаешь! – она резко выдыхает и замолкает.

– И что мне делать с этой кучей? – осторожно спрашиваю я, решив разобраться с Чарли позднее.

– Да что хочешь, – она пожимает плечами. – Можешь любоваться на них, можешь на благотворительность жертвовать или спортсменов спонсировать, можешь в каких-нибудь талантливых выпускников вкладывать, можешь мне подарить, можешь вообще на улице раздавать – это уж тебе виднее. Главное, чтобы ты понял, что нужно делать.

Я честно пытаюсь понять и хоть немного разобраться в предложенной ей схеме. По правде говоря, нельзя не признать, что перспективы завораживают. Сомневаюсь только, что я способен справиться с такой ответственностью. Руководитель из меня аховый.

– Слушай, – обращается ко мне Джинни через пару минут, решив, к счастью, оставить тему моего светлого будущего, – а тебя Слагхорн на вечеринку звал?

– Звал. Но я не пойду.

– А что так?

– Не хочется, – коротко отвечаю я.

– Мне тоже, – признается она. – Этот Слагхорн меня раздражает. Тем более если идти, то с кем-то. А с Дином я не хочу. Кстати, мы с тобой можем пойти вместе. Будет весело.

– Ага, будет, – я согласно киваю. – А когда про нас потом слухи поползут, будет еще веселее. А после того, как Рон и Дин по очереди вызовут меня на дуэль, я вообще умру от смеха.

– Н-да, об этом я не подумала… – задумчиво говорит Джинни. – На слухи плевать, забавно даже, но у моего братца мозгов не больше, чем у лягушки, да и Дин немногим лучше, – она сердито хмурится и твердо заявляет: – Я тогда тоже никуда не пойду.

– Джинни, может все-таки…

– Не может, – она не дает мне договорить. – И вообще, у меня мысль. Если мы оба никуда не пойдем, давай вместо этого наберем побольше сливочного пива и всяких сладостей, проберемся в Выручай-комнату и будем сидеть там до поздней ночи.

– А если нас Филч поймает? – спрашиваю я. Идея мне нравится. Действительно, здорово будет вот так поболтать.

– А если не поймает? – Джинни презрительно фыркает. – Ты гриффиндорец или как?

– Гриффиндорец, – подтверждаю я, усмехнувшись. – Ладно, договорились. Так и сделаем.

Глава 21. Нечто принципиально иное

– Ну что? – я с надеждой смотрю на бабушку, которая с недовольным видом разглядывает зажатый в пальцах галеон.

– Почти ничего, – мрачно и неохотно отвечает она. – Кое-какие заклинания удалось нащупать, но если бы ты не сказал, что это именно маскирующие, я бы, скорее, приняла их за заклинания против воровства.

Я облегченно вздыхаю. Именно этого я и добивался. Невозможно полностью скрыть применение заклинаний, поэтому я и решил их замаскировать. Маскировка маскирующих заклинаний – достаточно оригинально.

– Спасибо, бабушка! – от всей души благодарю я. – Ты очень меня выручила.

– Неужели ты все это сам сделал? – недоверчиво спрашивает она, возвращая мне монетку.

– Ну, идею с галеонами придумала Гермиона, но маскирующие там были самые простые. Тогда это было не так важно.

– Замечательно. Ты молодец, Невилл, – искренне говорит бабушка, глядя на меня с гордостью. – Только лучше было вам взять кнаты или сикли. Галеон в кармане мантии может вызвать подозрения.

– Оно так, – соглашаюсь я. – Но тогда мне пришлось бы начинать все сначала. Брать новые монеты, накладывать Протеевы чары. Не уверен, что они бы мне удались. Тем более галеон больше размером, это сейчас довольно значимый фактор.

– Если тебе удалось все это, – она кивает на галеон, который я держу в руках, – то и с Протеевыми чарами проблем бы не возникло. Но насчет размеров ты прав. Да и мало ли что студенты в карманах таскают. Вряд ли Пожиратели смерти поймут, в чем подвох.

– Будем надеяться, что не поймут.

– Может, теперь ты хоть немного отдохнешь?

– Нет, – я качаю головой, – дел много. Надо еще галеоны именными сделать, чтобы все знали, от кого именно сообщение. Правда, это пока только с моим получится, такое на расстоянии не сработает. И над связью я должен подумать.

Дверь в гостиную с легким скрипом приоткрывается, и в образовавшуюся щель осторожно просовывает мордашку Минси.

– Хозяева будут ужинать? – робко спрашивает она.

– Да, будем, – отвечает бабушка. – Чего бы ты хотел, Невилл?

Но я молчу. Если мне и хотелось есть, то сейчас я не могу об этом даже думать. Я сверлю глазами ничего не понимающую эльфийку и удивляюсь собственной тупости. Теперь я знаю, как связаться с Хогвартсом.

 

* * *

 

Первый учебный день в новом семестре принес кое-что хорошее: скоро должны начаться курсы обучения аппарации. Этого я с самого детства ждал. Дождался, наконец-то. Главное теперь – научиться.

Не понимаю, как некоторые предпочитают летать, а не аппарировать! Ощущения, видите ли, неприятные! Может, оно и так, но от высоты ощущения гораздо хуже. Пусть лучше у меня все внутренности перекручиваются по сотне раз за день, чем снова куда-нибудь полететь!

Ненавижу полеты. Ненавижу высоту. И ненавижу кошмары. Я до сих пор помню, что чувствовал, когда падал из окна. Лететь, конечно, было недалеко, второй этаж – не гриффиндорская башня, но тогда мне казалось, что время остановилось. Это кошмарное ощущение беспомощности, стремительно приближающаяся земля, ожидание удара и боли… А ведь я летел вниз головой и наверняка сломал бы шею. Магия очень вовремя дала о себе знать. Или это удача ненадолго оставила Гарри без присмотра, решив, что пора вмешаться и в мою жизнь?

Не знаю. Но после этого мне долго снились кошмары. Я снова падал из окна, но магия меня больше не спасала. И я знал, что она меня не спасет. Я слышал хруст ломающихся костей и чувствовал боль, а потом наступала темнота, и только тогда получалось проснуться.

Через некоторое время кошмары стали сниться все реже, но в школе возобновились. И не просто возобновились, а дополнились устрашающими подробностями, основанными на реальных событиях.

Я помню каждый чертов урок полетов. Помню, по каким числам и дням недели были эти уроки, помню все, что на них происходило. Но первый был самым жутким. Я даже не чувствовал боли в сломанном запястье – только панический страх. Похоже, Снейп прав насчет стихийной магии – некоторые тогда даже оторвать метлу от земли не сумели, а я сразу в воздух взмыл. Будь мне лет семь-восемь, это бы никого не удивило.

Кошмары снились мне весь год. Но я уже не падал вниз головой со второго этажа. Нет, я падал с метлы с высоты Астрономической башни, не ниже. Вместе с метлой тоже падал. И ничего не мог поделать, никак не мог остановить это падение. А когда первый курс закончился, я пообещал себе, что никогда в жизни больше не сяду на метлу, никогда больше не поднимусь в воздух, а к семнадцати годам научусь аппарировать и забуду об этом ужасе. И постепенно кошмары сдались и отступили перед этим обещанием, оставили меня в покое, как мне тогда казалось, окончательно. Разве мог я знать, что через какие-нибудь четыре года полечу в Министерство магии на фестрале?

И после этого полета кошмары вернулись. Мне не снятся Пожиратели смерти, не снится страшная гибель крестного Гарри, не снится Беллатрикс Лестрейндж и боль от Круциатуса не снится тоже. Зато снятся полеты и падения. Я не боюсь Пожирателей, не боюсь смерти, не боюсь боли, и эту проклятую тварь тоже не боюсь. А вот высоты боюсь до дрожи в коленках. До сих пор.

Я надеялся, что кошмары скоро прекратятся. Я снова обещал себе, что в воздух больше не поднимусь. Но это больше не помогает. Однажды мне пришлось нарушить свое обещание, и теперь я сам себе не верю. Поэтому ничего и не действует.

До последнего я старался справиться самостоятельно, но на каникулах мне пришлось падать и ломать позвоночник практически еженощно, и терпеть это и дальше просто невозможно. Выход один: просить у Снейпа зелье «Сна без сновидений». Вот прямо сейчас и пойду к нему. Надеюсь, у него хватит такта не задавать лишних вопросов.

Я решительно направляюсь к проходу и почти сталкиваюсь с Джинни.

– О, Невилл, а ты куда собрался? – улыбаясь, спрашивает она. – Можно я с тобой? А то вчера из-за Дина даже поболтать не успели.

– Я в теплицы, – придумать что-то более умное не получается.

– Жаль… – с ее лица исчезает улыбка, – мне туда никак нельзя. Спраут перед каникулами отругала и задала эссе размером с Хагрида. Если она меня сейчас увидит, то съест вместе с мантией – я его еще не закончила.

– Что же ты меня не попросила помочь?

– Сама разберусь, – отмахивается Джинни. – В конце концов, СОВ же ты за меня не сдашь. В любом случае все учить придется. Так что ты иди, а я как раз этим эссе займусь. Потом поболтаем, – она подмигивает, садится в свободное кресло и достает из сумки стопку пергаментов и учебник.

По дороге в подземелья я утешаю себя тем, что Джинни сейчас занимается делом, а значит, мой обман можно считать ложью во спасение. Она мой друг, но о своих визитах к Снейпу я не могу рассказать даже ей. Я просто не знаю, как все это объяснить.

Снейп моему появлению не удивляется – видимо, ожидал, что я примчусь в первый же учебный день. Настроение у него, судя по всему, относительно неплохое. На долю секунды у меня даже мелькает мысль, что он рад меня видеть. Но это, конечно, вряд ли – кто я ему такой?

Как обычно, мы пьем чай в его лаборатории. Точнее, я пью чай, а он – огневиски. Странно даже. В прошлом году он не пил его так часто. Может, случилось что-то? Но такие вопросы Снейпу задавать нельзя. Тем более я к нему совсем по другому поводу пришел.

Я допиваю уже вторую чашку чая, но озвучить просьбу по-прежнему не решаюсь. Он и так, наверное, считает меня законченным трусом. Мало того, что я его самого боялся до заикания, так теперь еще и это.

– Лонгботтом, у вас такой вид, словно вы хотите о чем-то спросить, – услышав его резкий голос, я вздрагиваю от неожиданности. Как всегда он все замечает.

– Скорее, попросить, сэр, – тихо говорю я.

– Попросить, – повторяет он задумчиво. – Это, конечно, серьезней. И о чем же вы хотите меня попросить?

– Ну…

– Лонгботтом… – в голосе появляются угрожающие нотки.

– Вы не могли бы дать мне зелье «Сна без сновидений»? – быстро спрашиваю я, боясь передумать.

– Так. Это уже интересно, – говорит он, растягивая слова. – И зачем же вам это зелье?

– Чтобы не видеть снов, сэр, – хмуро объясняю я.

Несколько секунд Снейп молчит, а потом негромко смеется:

– Что ж, очевидно, я сам виноват. Каков вопрос, таков и ответ. Сформулирую по-другому: почему вы не хотите видеть сны, Лонгботтом?

– Потому что это кошмары, – отвечаю я, все больше мрачнея. Надежда на его чувство такта тает на глазах.

– Об этом можно догадаться, – он усмехается. – И какого рода кошмары?

– Это личное, сэр!

– Личное, – повторяет он. – Видите ли, Лонгботтом, я не могу просто так, без весомых причин, дать вам это зелье. Строго говоря, я вообще не имею такого права. Это ведь не просто способ избавиться от неприятных снов. У зелья целый ряд побочных эффектов, о которых вам наверняка неизвестно. Например, привыкание. И не просто привыкание: с каждым разом вам будет требоваться все больше и больше зелья. А через некоторое время вы просто не сможете уснуть без очередной порции. Вас начнут мучить головные боли, постоянная сонливость в дневное время, вам будет трудно сосредоточиться на чем-либо… – он замолкает и деловито осведомляется: – Мне продолжать?

– Не надо, сэр, – убитым голосом отвечаю я. – Я уже понял, что это наркотик.

– Не все так страшно, Лонгботтом. Есть случаи, когда осторожный прием этого зелья обоснован. Если вы сумеете доказать мадам Помфри, что это как раз ваш случай…

Я только вздыхаю. Во-первых, вряд ли банальный кошмарный сон окажется достаточно веской причиной. Во-вторых, я не хочу говорить об этом с мадам Помфри. И, в-третьих, у меня нет ни малейшего желания становиться наркоманом. Что же делать?

– Вы можете рассказать мне, в чем заключается ваша проблема, – мягко говорит Снейп, словно отвечая на невысказанный вопрос. – Возможно, удастся найти альтернативный вариант, – он выжидающе смотрит на меня, но я упорно молчу. Наконец, ему надоедает ждать, и он с презрением произносит: – Лонгботтом, вы ведете себя как ребенок. Кошмары снятся всем, и стыдиться здесь нечего. У меня нет ни малейшего желания с вами нянчиться. Зелье я вам дать не могу, так что разбирайтесь сами, – после этой гневной отповеди он окидывается на спинку кресла и, очевидно, приходит к выводу, что я недостоин его внимания.

– Понимаете, сэр, – решаюсь я, – дело в том, что я с детства ужасно боюсь высоты, и теперь…

– Чего вы боитесь? – недоверчиво переспрашивает Снейп, выпрямляясь в кресле.

– Высоты, сэр, – повторяю я.

– Вы летали в Министерство магии на фестрале…

– И это были лучшие мгновения в моей жизни, – я не могу сдержать нервный смешок.

– Могу себе представить, – он тоже усмехается. – И почему же вы боитесь высоты? Опять какие-то штучки ваших родственников?

– Ну, можно и так сказать, сэр, – киваю я, попутно удивляясь, что он так сразу догадался. – Это мой двоюродный дядя Элджи…

– Только не говорите, что он сбросил вас с крыши дома, – предупреждает Снейп, – иначе я за себя не ручаюсь.

– Нет, сэр, ничего подобного! – поспешно говорю я. – Он просто высунул меня из окна второго этажа, держа за щиколотки. А тетя Энид его отвлекла, и он случайно разжал пальцы. Я думал, что это конец. Даже когда он толкнул меня в воду, и я чуть не утонул, не так жутко было. Но тут как раз проявилась магия, и я… – увидев, что меня никто не слушает, я замолкаю.

– Разжал пальцы, – свирепо цедит Снейп. – Великолепно! – он резко встает с кресла, стремительно подходит к шкафу и открывает дверцу с такой яростью, что бутылки и стаканы издают жалобный звон, достает огневиски и наполняет стакан. – Просто великолепно, – повторяет он, сделав солидный глоток.

– Сэр, я просто…

– Да помолчите вы хоть минутку, в самом деле! – неожиданно рявкает он. – Болтаете сегодня без умолку!

Я прикусываю язык. Обвинение ужасно несправедливое, но если Снейп из-за чего-то психанул, на это можно не обращать внимания. Знать бы еще, что именно из сказанного мной спровоцировало такую бурную реакцию. Наконец, он более или менее успокаивается, закрывает шкаф, даже не хлопая дверцей, и снова садится в кресло.

– Скажите, Лонгботтом, – задумчиво произносит он, – а у вашего дяди есть свои дети?

– Нет, сэр, – удивленно отвечаю я.

– Уже легче, – сухо констатирует он. – Впрочем, оставим это. Итак, вы боитесь высоты с восьми лет, правильно?

– Да, сэр, – подтверждаю я. – И кошмары мне тогда часто снились. На первом курсе стало еще хуже, но, когда уроки полетов закончились, все прошло. Только в окна я старался не смотреть. А после полета в Министерство…

– Понимаю. Но зелье вы все равно не получите.

– Я так и подумал, сэр.

– Дело в том, что это не выход, Лонгботтом. Это попытка сбежать от проблемы, – объясняет Снейп. – А вы, несомненно, способны осознать тот факт, что бегство от проблемы ее не решает. Полагаю, альтернатива зелью вас устроит?

– Альтернатива? – я чуть ли не подпрыгиваю в кресле. – То есть я все-таки смогу избавиться от этого страха?

– Избавиться от страха, Лонгботтом, практически невозможно, – усмехается он. – Это не больной зуб, который можно просто вырвать. Ваш страх – любой – это часть вас, и даже если бы вам каким-то чудом удалось от него избавиться, то вы, скорее всего, просто перестали бы быть собой.

– Звучит, как приговор, сэр, – замечаю я.

– Отнюдь, – возражает Снейп. – Избавляться от страха вовсе не обязательно. Можно либо научиться бороться с ним, как с боггартом, либо изменить его, превратив в нечто принципиально иное.

– Как изменить, сэр? – спрашиваю я, рассудив, что сравнивать акрофобию с боггартом, по меньшей мере, глупо, – этот страх практически нематериален.

– Полагаю, вы понимаете, Лонгботтом, что любые противоположные понятия – это зачастую лишь крайности одного и того же, – увидев, что я не понимаю, Снейп морщится, но продолжает говорить спокойно: – Объясню на примере, – он достает из кармана черную, отполированную до блеска волшебную палочку и кладет на стол. – Вот это вражда, – он указывает на рукоять, – это дружба, – тонкий палец перемещается к кончику, – а это нейтралитет, – теперь середина. – Это ненависть… любовь… равнодушие… – движения повторяются, и я слежу за ними как завороженный. – Вы, Лонгботтом, сейчас находитесь здесь, – его палец вновь возвращается к рукоятке, – но можете добиться этого, – палец медленно движется по гладкому черному дереву, – или даже этого, – и замирает, коснувшись кончика палочки. – Вы поняли мою мысль? Лонгботтом, я к вам обращаюсь!