Личность с навязчивостями и любовь 8 страница

да мы проанализируем и узнаем, какой же страх ле­жит в их основе. Невротические страхи исполняют функцию замещения и обезвреживания, и вместе с тем они карикатурно искажают основной страх суще­ствования (экзистенциальный страх). При этом невро­тические страхи мучительны, они угнетают личность и кажутся лишенными смысла. Мы должны рассмат­ривать их как сигнал тревоги, как указание на то, что наш образ жизни в чем-то неправилен и что в заме­щенном, скрытом от сознания страхе кроется что-то, что необходимо истолковать. Встреча с большим (эк­зистенциальным) страхом является одним из аспек­тов духовной зрелости; перенос его на замещаю­щие невротические страхи не только тормозит или парализует нашу деятельность, но и отвлекает от разрешения важнейших задач нашей жизни, свиде­тельствующих о нашей принадлежности к челове­честву. Таким образом, страх в описанных основных фор­мах имеет важное значение: он не только является одним из способов уберечься от зла, но служит фак­тором нашего интеллектуального развития. Пережив и преодолев большой страх, мы всегда предъявляем новые требования к жизни; в восприятии страха и попытке его преодолеть выявляются новые возмож­ности каждого человека. Преодоление страха — это победа, которая делает нас сильнее, каждое уклоне­ние от борьбы — это поражение, ослабляющее и уязв­ляющее нас. Из биографических примеров мы видим, что наш страх имеет предысторию и историю развития. Разме­ры, интенсивность и объекты страха взрослых всегда являются видоизменением наших детских страхов. Че­ловек со счастливым, полноценным детством, если

он не сталкивается с исключительными, меняющи­ми его участь факторами, в состоянии переработать страх, который является для него не источником за­болевания, а стабильным фундаментом личности. Если кто-то подавляет соответствующие раннему детскому возрасту страхи и психологические труд­ности или окружающие не оказывают ребенку, ис­пытывающему эти страхи, должной помощи, в бо­лее позднем возрасте такой страх переживается как более травмирующий и подавляющий личность, так как он активизируется старыми, непереработанны­ми страхами из прошлого данной личности. Эти со­ображения могут помочь при проведении различ­ных форм психотерапии. Помощь возможна даже при тяжелых, непереносимых страхах, масштаб которых не может быть осмыслен, если мы не попытаемся понять их как повторение детских страхов, остав­ленных без соответствующей поддержки. И тогда мы вновь получим силы, которых недоставало, для того чтобы обрести доверие, надежду, понимание и му­жество. Когда Рильке однажды сказал о людях: “Стремись вновь познать свое детство, и тогда неосознанное и удивительное богатство, заложенное в полном пред­чувствий, темном и бесконечном начале жизни, по­полнит твой лексикон”, — это были по-настоящему исполненные глубокого смысла слова. Но, к сожалению, такое встречается нечасто: на­чало жизни больше темно, чем богато, больше тягост­но, чем полно предчувствий, больше расстраивает, чем одаривает чудом. Однако в таких случаях можно получить психологическую помощь, которая заклю­чается в психотерапевтическом процессе обратного развертывания прошлого с целью необходимого его

переосмысления и переработки для освобождения от повреждений, полученных в процессе искажения дет­ского развития. Взаимная встреча нашей предраспо­ложенности с внешним миром в том широком смыс­ле, какой мы вкладываем в постнатальные средовые факторы, и есть то, что мы называем нашей судьбой или участью. Эта наша судьба начинает формировать­ся с детства и ведет свое начало от него как от перво­начальной матрицы, с которой начинается развитие жизни. Однако именно психотерапия имеет возмож­ность многое из того, что мы ранее воспринимали как нашу участь, расценить как следствие вредного воздействия окружающей среды, с тем чтобы, пере­осмыслив и оценив эти патогенные воздействия, улуч­шить нашу жизнь. Важно знать, что раннее воздействие каждого об­щества имеет решающее значение для формирования личности. Пренебрежение средовыми факторами или их недооценка особенно недопустимы в связи с тем, что для раннего детского возраста родители являются главными персонами, которые не только обслужива­ют ребенка, но и осуществляют его связь с внешним миром. Социопсихологическое воздействие на ребен­ка вначале косвенным образом оказывают его роди­тели — своими социальными установками, авторите­том, работой, отношением к религии, сексу и т. д., поэтому неправильное или ошибочное поведение ро­дителей всегда выявляется в образцах социальной кри­тики, которые с той или иной степенью сдержаннос­ти передают детям родители как представители определенного общества, определенной культуры, определенного общественного класса и определенной идеологии. С другой стороны, общество, государство и т. д. должны анализировать четыре основные формы

 

страха, и их ответ, нередко оскорбительный, зависит от господствующей идеологии. С четырьмя основными формами страха, с его четырьмя импульсами или требованиями связаны всеобщие, имеющие силу закона и принципиальные суждения, которыми нельзя пренебречь и которые от­ носятся к нашей экзистенции. В связи с этим пред­ ставляется, что мы всегда имеем четыре принципи­ альные возможности ответа на жизненную ситуацию, на межчеловеческие отношения, задачи или требова­ ния, которые мы регулируем одним из четырех спо­ собов: мы можем их распознать и от них дистанциро- ваться; мы можем с ними охотно идентифицироваться; мы можем их воспринимать как закономерность или, в соответствии с нашими желаниями, пытаться их преобразовать. Каждая важная задача, каждое реше­ ние, каждая серьезная встреча между людьми, каж­ дое происшествие, имеющее для них судьбоносное значение, потенциально содержит в себе все четыре изложенных выше возможности. Они используются в зависимости от ситуации и нашей предрасположен­ ности. Наши решения, по крайней мере, включают в себя эти возможности и несут в себе черты нашей биографии, наших жизненных установок. Однако не только это — часто межличностные отношения тре­ буют от нас практически одновременного взаимопро­ никновения и применения всех четырех импульсов. Возьмем для примера процесс воспитания и обуче­ ния: он требует от воспитателя терпеливого, иногда изнурительного соблюдения дистанции, которое не­ обходимо для того, чтобы ребенок осознал и отстоял свою самостоятельность; при этом требуется также любящее отношение к ребенку, для того чтобы он доверял воспитателю и чувствовал, что его понимают.

Воспитателю необходимо проявлять и здоровую жест­кость и последовательность, чтобы приучить ребенка к порядку, а также доверие и уважение к самостоя­тельности ребенка, стремясь влиять на его желания и избегать при этом отчуждения. Такая точность и полнота реагирования ограниче­на нашими возможностями, так как людям свойствен­ны несовершенство и неточность. Представляется, однако, важным, чтобы индивидуальная ограничен­ность не затрудняла способность воспринимать все­общее. Каждый из нас имеет в качестве основы при­рожденную сомато-психическую конституцию, среду, оказывающую на нас влияние, индивидуальный опыт и приобретенные способы поведения, свою жизнен­ную историю, которые формируют характер, инди­видуальные возможности и границы своего несовер­шенства и своей односторонности. Каждый из нас пытается утвердить свои границы и свою единичность и по возможности плодотворно ими пользоваться, так как знает, что всеобщность для него недоступна. Каж­дый из нас демонстрирует преобладание одной из четырех установок, проявляющееся в одном из четы­рех видов импульсов, в котором он наиболее со­вершенен. Другие стремятся присоединиться к все­общности, потому что знают, что совершенство недостижимо и что наиболее плодотворная реализа­ция собственных способностей возможна лишь вовне. Они отказываются в большинстве своих проявлений от тех возможностей, которые заключаются в после­довательном совершенствовании того, что заключено в их собственных границах, и стремятся интегриро­ваться с чуждым и отдаленным от них существова­нием, тем самым обновляясь и совершенствуясь. Со­вершенство и полнота существования являются

 

недостижимым человеческим идеалом, к которому мы стремимся приблизиться. Четыре основных стремления имеют прикладной характер: мы всегда пытаемся остаться верными са­ мим себе, защитить нашу индивидуальность, умень­ шить зависимость, расширить свои знания, понять окружающий мир и по возможности избавиться от страха. Мы всегда пытаемся сделать свое “Я” более сво­ бодным, устанавливая межчеловеческие связи в фор­ ме чуткой любви и самоотдачи, в расширяющей наши пределы трансцендентирующей самоотверженности и озабоченности. Мы всегда пытаемся все, что кажется нам истинным, добрым и желанным, признать веч­ ным, мы используем эти признанные нами ценности для противостояния кратковременным, изменяющим­ ся влияниям, которые хотят разрушить или поколе­ бать эти ценности, пытаемся придерживаться тех за­ кономерностей и того порядка, которые считаем необходимыми, и защищаем их. И, наконец, мы хотим свободы, которая утверж­дает постоянную изменчивость жизни и аполлоний- ский или дионисийский образ жизни в противопо­ложность тем желаниям, которые направлены на отстаивание совершенства и страшатся перемен; оба эти стремления пребывают в нашей душе. И мы всегда хотим, как шизоиды, которые боятся утраты собственного “Я”, отстраниться от чрезмер­ной близости человеческих контактов, как депрессив­ные, из страха перед отделением и одиночеством, — оставаться зависимыми, как личности с навязчивое -тями, из страха перед переменами и преходящим, — цепляться за привычное и, наконец, как истерики — стремиться к передовому из страха перед необходимостью и окончательностью и в попытке их предотв­ратить. Все это приводит каждого из нас к уклонению от тех или иных требований жизни, что делает наши человеческие качества фрагментарными. Это также означает, что две противоположные личностные структуры инстинктивно привлекают, оказывают влияние и дополняют друг друга. Так и в гипнотическом воздействии нас привлекает тот факт, что оно активизирует то, что мы в себе предчувству­ем, но не можем реализовать, и подавляет то, что требуется изжить или преодолеть. Представляется, что противоположный по структуре личностный тип при­влекает нас возможностью установления целостнос­ти, расширения нашей индивидуальной ограничен­ности и односторонности, что составляет важную часть полового очарования. В этом смысле поддерживают, взаимодополняют и привлекают друг друга, с одной стороны, шизоиды и конституционально депрессивные, и с другой — лица с навязчивым развитием и истерические лично­сти. Быть может, здесь действует бессознательное вле­чение к взаимному дополнению, выражающееся в же­лании найти партнера, в котором есть то, чего нам недостает? Или в таком соединении мы видим воз­можность освободиться от оков роковой структурной определенности нашей личности? В любом случае, в антиномической привлекательности противоположных типов заключается шанс на такое дополнение. Одна­ко теперь, когда мы готовы воспринять существова­ние другого и хотим его по-настоящему понять, мы надеемся этого “другого” открыть и развить в себе са­мом. Правда, в реальной жизни, по большей части, все выглядит иначе: каждый пытается привлечь дру­гого на свою сторону, сделать его, по возможности,похожим на себя самого, что приводит не к творчес­ кому взаимодействию, но к ожесточенной борьбе друг с другом. Или возникает безнадежное непонимание другого в связи с нашей неготовностью переучи­ ваться или стремлением оценивать поведение дру­ гого по собственному масштабу, что для другого не­ приемлемо. Взаимная инстинктивная привлекательность ши­зоидных и депрессивных партнеров имеет следующие основания: шизоиды чувствуют готовность любить и способность к любви депрессивных личностей, их жертвенность, их сочувственную заботливость и их умение знать свое место. В общем, они чувствуют, что им представляется шанс освободиться от изолирован­ ности, возможность с помощью партнера испытать то, чего не было в его жизни ранее, — чувство дове­ рия и взаимной поддержки. Так устанавливается то как будто гипнотическое притяжение, которое чув­ ствуют шизоиды по отношению к депрессивным лич­ ностям и благодаря которому они готовы сосущество­ вать с ними, не изменяя при этом собственных привычек и собственного развития. С другой стороны, шизоиды очаровывают и притягивают к себе депрес­ сивных личностей тем, что они живут таким обра­ зом, на который депрессивные личности не могут отважиться: при всех обстоятельствах они остаются индивидуалами без страха утраты и чувства вины. Од­ новременно они чувствуют, что в шизоидах найдут именно то, чего жаждет их готовность любить. Сколь значительны могут быть их неудачи, мы видели из приведенных выше примеров. Когда шизоиды чувству­ют, что депрессивные личности требуют от них слиш­ком больших эмоциональных усилий (“присасывают­ся к ним”), у них усиливается и консолидируется центральный страх — страх перед зависимостью. Ког­да депрессивные личности чувствуют усиленное стрем­ление шизоидов к независимости, то это усиливает и консолидирует их центральный страх утраты. Все это обостряет их защитное поведение в нескончаемом, трагическом взаимном непонимании. Таким же образом личностей с навязчивым раз­витием притягивает и гипнотизирует яркость, кра­сочность, рискованность, общительность и новизна противоположного им истерического типа, так как они чувствуют, что чрезмерная привязанность ко все­му привычному из соображений надежности и безо­пасности делает их ограниченными. И, соответствен­но, как мы уже упоминали, личностей, стоящих на истерической линии развития, привлекает противо­положный личностный тип с его стабильностью, со­лидностью, последовательностью и надежностью, с его жизненной упорядоченностью, которых им так недостает. Однако на этом пути могут встречаться тра­гические противоречия и непонимание, которые вы­зывают специфические для данного личностного типа страхи. Так, лица с навязчивым развитием с прису­щими им основательностью, педантизмом и при­дирчивостью, со своим неуступчивым упрямством, претензией на власть и склонностью к насилию уси­ливают у партнера истерические черты до такой сте­пени, что у того создается впечатление, будто ему нечем дышать. У корректных, трезвых и основатель­ных партнеров с навязчивостями истерическое по­ведение вызывает и консолидирует основной страх перед переменами, и они стремятся удержать истери­ческого партнера в запрограммированной, ограничен­ной установками жизни, без блеска и перемен, без импровизаций и расслабления при слабом свете по-

 

вседневное™, требуя при этом соблюдения бережли­вости из-за боязни избалованности партнера. У ис­терических партнеров вследствие определенности и законопослушности личностей с навязчивостями уси­ливается центральный страх с возбудимостью и обес­покоенностью, однако вследствие своей нелогичности и непоследовательности они непостижимым образом не оставляют своих партнеров, а лишь усиливают свои претензии к ним, что, в свою очередь, увеличивает строгость и требовательность партнеров с навязчивос­тями. Тем не менее, они живут бок о бок друг с дру­гом и используют шансы для интегрирования допол­няющих их свойств партнера. В обоих случаях помощь может состоять в том, что­бы всерьез воспринимать просьбы каждого из парт­неров и не ужесточать взаимоотношения, исходя из связанного с собственной личностной структурой страха. Однако при экстремальном развитии противо­положных личностных черт (у партнера) это вряд ли достижимо в связи с тем, что они должны отгоро­диться друг от друга, и прежняя волшебная притяга­тельность противоположного типа сменяется беспо­койством и отчуждением. В этом аспекте наши знания о четырех основных жизненных позициях и четырех основных формах стра­ха могут быть полезны в оказании помощи как в парт­нерских отношениях, так и в межчеловеческих кон­тактах. Различные исторические периоды, культуры, социальные структуры, коллективные условия жиз­ни, соответствующие данному времени идеологии и ценности, этические, религиозные, политические и хозяйственные установки оцениваются в зависимос­ти от преобладания каждого из четырех основных ви­дов страха, той или иной личностной структуры. Мы можем рассматривать каждую эпоху в зависимости от доминирования в ней одного из четырех структурных типов личности, который имеет в данной системе наиболее благоприятные условия для своего разви­тия, так как уже в детском возрасте определяются установки, в соответствии с которыми определенные характеры и личностные структуры определяются как плохие и отвергаются, не получая положительной коллективной оценки. Крестьянско-оседлая культура благоприятствова­ла развитию защитных процессов и ориентации на традиции, неизменный и передаваемый опыт, безо­пасность, собственность и ее незыблемость, т. е. на такие качества, которые мы описали у личностей с навязчивым развитием. Процесс образования городов и индустриализа­ция, которые мы переживаем в настоящее время, лишают нас многих естественных условий, требуют большого объема бездуховной деятельности, угрожа­ют такими массовыми процессами, как лишение кор­ней, что приводит к шизоидизации в смысле описан­ной выше утраты связей, пренебрежения духовностью, поддержкой технократии, которая становится все бо­лее могущественной. Это очень важно для нас, так как подчеркивает позитивный аспект шизоидных лично­стей, а именно их стремление к индивидуализации не только как изолированной самореализации и эго­ центрического одиночества, но и как задачу сохране­ ния своей целостности, т. е. служит противостоящей духу времени установке на осознание своей эмоцио­ нальной и человеческой целостности. Патриархат с типичными для него процессами абсолютизации силы и авторитета, с его привязанно­ стью к традициям и организационным формам, выражающим господство лиц с навязчивой структурой личности, приближается к своему концу, так как лишен органической жизненной основы, заложенной в крестьянской культуре, использующей не только власть сильнейшего, но также подавление слабых и использование зависимых. Одновременно с разруше­нием основ патриархата консолидируется противоположный полюс, который в экстремальных формах требует антиавторитарного образования, сопровождается сексуальной революцией и освобождением от табу и в позитивном смысле сопровождается поиском новых форм проявления свободы. Это усиливает присутству­ ющие в любом коллективе стремления к дополнению друг друга, выравниванию болезненной односторон­ ности, сознательному регулированию собственных психических процессов, которые раньше ритмически сменялись прорывом привычного сдерживания с эк­ стремальными формами поведения. Можно установить несомненную связь между четырьмя формами суще­ ствования в мире так же, как между четырьмя основ­ ными импульсами и биологическими процессами. После упоминавшихся ранних фаз развития в юности обычно преобладают центробежные оптимистические чувства, и мы воспринимаем мир и самих себя испол­ ненными возможностей. Перед нами лежит будущее, и мы представляем себе жизнь, полную надежд и сча­ стливых приключений. В так называемые “лучшие годы” нарастает склон­ ность к достижению стабильности, преобладают цент­ростремительные силы со склонностью к определен­ному ограничению жизненных установок, мы сораз­меряем наши силы с нашими возможностями к овладению определенными областями жизни. К нам приходит самореализация в профессиональной области, партнерских отношениях, осуществлении роди­тельских обязанностей. Миновав середину жизни, мы переживаем много дальнейших изменений; желание реализации своих возможностей, которые не связаны с повседневными обязанностями и требованиями, усиливается. При воз­растающем самозабвении нам нравится освобождение от оков собственного “Я”, вопросы о смысле жизни приобретают новые формы, появляются новые ме-тафизико-трансцендентные потребности; мы по­степенно обучаемся освобождению от самих себя, воспринимаем преходящее как относящееся к нам самим. И, наконец, в старости, в предчувствии прибли­жающейся смерти, мы встречаемся с одиночеством в новой для нас форме, воспринимаем его как свое по­следнее одиночество. С другой стороны, в нас усили­вается чувство принадлежности ко всему человечеству, ощущение того, что мы являемся частью целого, все­общего. В немецком языке это выражается словом “а11-ein” (all — “весь”, ein — “один”), что означает как изолированность нашего существования, так и его принадлежность к всеобщему. Естественно, что эти возрастные сопоставления в данном случае несколь­ко акцентуированы, однако мы считаем, что в них выражены законы жизни. Попытаемся расширить эти рассуждения. Как толь­ко нам в середине жизни кажется, что мы преодоле­ли соответствующие страхи, переживая заново на новом уровне ранние фазы нашего развития, перед нами открывается новая реальность, состоящая в том, что предстоящее нам будущее ограничено, что мы не можем во всей полноте использовать свои возможности. В связи с этим мы встречаемся с новым страхом — перед окончательностью. Тогда мы понимаем, что наша деятельность, материальные и духовные богатства, проходящие через наши руки, изменчивы, что наши жизненные силы слабеют, что не существует ничего абсолютного и постоянного — и нами овладевает но­вый страх перед преходящим. Затем мы переживаем период разлук и расставаний, дети оставляют нас и основывают собственные семьи, умирают близкие нам люди, и мы начинаем понимать, что должны обу­ чаться постепенно отпускать все, что нам принадле­ жало. Это является причиной возникновения нового варианта страха перед одиночеством. В последней фазе жизни нас ожидает собственная смерть, кото­ рую никто не может отменить или разделить с нами, — и мы встречаемся с новым страхом перед самоот­дачей, теперь уже в форме смерти. Круг нашего существования замкнулся этим последним шагом в не­ известность, из которой мы совершили наши первые шаги. Разумеется, некоторые люди, не решаясь совер­ шить эти шаги, буквально убегают в прошлое: они не воспринимают старости и любой ценой желают оста­ваться молодыми, они тем больше цепляются за свою собственность, чем меньше у них сил и времени жиз­ни, в старости они снова становятся детьми, сосре­дотачивая свои интересы только на еде и питье, на своем пищеварении и здоровье, и заканчивают свою жизнь беспомощными старцами, мало отличающимися от беспомощных младенцев. Читатель, быть может, будет разочарован, когда попытается узнать себя самого в описанных четырех личностных структурах, не найдя в себе однозначной принадлежности к тому или иному типу, но открыв в себе один из основных видов страха. Мне представляется реалистичным говорить об основном страхе и о личностной структуре, которая никогда не бывает представлена в чистом виде. Такая однозначность боль­ше соответствует нашей потребности в ясных и чет­ких определениях и системе отграничений, нежели действительной жизни, которая такую систему раз­рушает. Когда мы себя со своими основными импульсами и соответствующими страхами соотносим с общече­ловеческой данностью и когда их внешние проявле­ния связываем с переживаниями ранних фаз детского развития, через которые мы все проходим, то рас­познаем у себя все эти черты в форме возможностей. Мы должны даже сказать, что мы тем больше жиз­неспособны, чем больше в нас представлены все четыре личностных типа или когда ни один из че­тырех импульсов в нас не срабатывает в полной ме­ре — это означает, что мы относительно благополуч­но прошли через все фазы нашего детства, в которых проявляются соответствующие побуждения и стра­хи. Однозначно выделяющаяся личностная структу­ра свидетельствует о раннем нарушении развития и приводит нас к выводу о том особом значении, ко­торое имеет для здорового развития личности ран­нее детство. Участь, которая ожидает нас при действии четы­рех импульсов развития, зависит от встречи со следу­ющими факторами: мы приносим в мир нашу “пер­вую натуру”, которую астрология прежде называла гороскопом; сюда же относится и наша наследствен­ная предрасположенность, с которой мы знакомимся в течение нашего развития; и мы приобретаем нашу “вторую натуру” при встрече и установлении взаимо­отношений с нашим ранним и поздним окружением,

 

тем самым замутняя, делая менее проницаемой, от­чуждая нашу “первую натуру”. Если такое отчуждение между первичной натурой и предрасположенностью, с одной стороны, и воспитанной и приобретенной второй натурой — с другой достигает степени разры­ва между ними, мы заболеваем. Приведенные приме­ры со всей ясностью показывают, какого размера до­стигают патогенетические воздействия внешней среды. Прежде всего это касается нашего раннего семейного окружения с его социокультурным влиянием, по­скольку наши родители сознательно или подсозна­тельно поддерживают или отвергают господствующие коллективные критерии и во время воспитания ре­бенка прививают, ему коллективные ценности или заставляют от них отказываться. Если не принимать во внимание грубое пренебре­жение детством и нанесение детям ущерба, что сви­детельствует о болезни родителей, мы можем сказать, что не только родители определяют судьбу своих де­тей, но и дети формируют участь своих родителей. Необычная дифференцированность, богатство задат­ков, которые имеют столь выраженное индивидуаль­ное различие, так же как длительная с детского пе­риода зависимость от родителей, упрямство или беспомощность могут нести определенную угрозу для образа жизни других людей. Даже если ребенок импо­нирует родителям, если они с радостью дарят ему свою любовь, если эта любовь проявляется по отношению к ребенку без всяких ограничений, даже тогда наше сосуществование с ним встречает некоторое сопро­тивление, так как мы вынуждены отказаться от неко­торых желаний, для того чтобы ребенок мог жить и развиваться. С другой стороны, нам бывает трудно понять индивидуальность ребенка и сочувствовать его

своеобразию, в связи с чем мы прилагаем усилия для того, чтобы любить его, преодолевать возникающее между нами отчуждение и предоставить ему те воз­можности, которых он от нас ожидает. Наконец, нас гложет тревога из-за того, что мы недостаточно за­ботливы, мы переживаем его беспомощность, нас волнует то, что мы можем как следует выполнять ро­дительские обязанности — все это имеет отношение к нашей судьбе и является обратной стороной нашего долга и нашего чувства вины. И если мы хотим избе­жать нанесения ребенку вреда, то, прежде всего, дол­жны больше знать о его ранних потребностях и из­бегать ошибок в собственном поведении. С другой стороны, появляется шанс такие вредные и затруд­няющие развитие ребенка воздействия рано распоз­нать и корригировать. Для этого современная “большая психотерапия” предоставляет много возможностей: игровая терапия, консультации по воспитанию, семейная терапия, по­веденческая и коммуникативная терапия, брачные консультации, психотерапия супружеских пар или индивидуальная психотерапия тех членов семьи, чье поведение угнетает или беспокоит ребенка. Мы счи­таем необходимыми и само собой разумеющимися те­рапевтические исследования при часто повторяющихся и длительных соматических заболеваниях у детей и полагаем обязательным приглашение врача для про­филактических осмотров школьников. Однако при проведении обязательных профилактических мероп­риятий при обследовании школьников мы странным образом не интересуемся их психическим состоянием, конфликтами между детьми и родителями, детьми и учителями, несмотря на то что сегодня мы хорошо знаем, что в основе многих соматических заболева-

ний лежат психические и психологические причины и что ранние душевные травмы и вредности имеют много (в том числе и соматических) последствий. Здесь мы еще остаемся варварами, которые не желают при­ложить усилия для преодоления собственного неве­жества и из-за лености сердца наносят вред окружаю­щим. Родители, воспитатели и государственные институты должны прилагать совместные усилия для профилактики невротического развития в своих же собственных интересах. И еще раз о тематике страхов. Если мы наш мучи­тельный страх будем понимать также как указание на необходимость поиска ошибок в собственном пове­дении или как боязнь новых требований жизни, вслед­ствие которых мы не решаемся на новый шаг в сво­ем развитии, мы должны принять и понять его как приглашение к выходу на новую ступень нашего раз­вития, как призыв к новой свободе и, вместе с тем, к новому порядку и новой ответственности. В этом смысле мы должны рассматривать страх в его пози­тивном, творческом аспекте, как инициатора пере­мен Быть может, приведенные во вступлении аллего­рии помогут нам осознать наше участие в динамичес­ких силах,, которые при всей их противоречивости поддерживают определенный порядок в подвижном равновесии жизни и которые отнюдь не означают за­стой или обездвиженность, но предупреждают хаос. Каждое усиление или каждое выпадение одного из космических двигательных импульсов угрожает нашей Солнечной системе разрушением. Так и на человечес­ком уровне — каждое одностороннее усиление или выпадение одного из основных импульсов угрожает нашей внутренней организации и может привести к болезни. В нашем участии в этих космических силах и, с другой стороны, в нашем отражении межчело­веческих отношений проявляется двойственный ас­пект нашего существования. Это человек в его веч­ном аспекте, с его участием во вневременном, вне-личностном порядке и законах и общечеловеческих процессах, и человек в его временном аспекте, как историческая сущность и единственный в своем роде индивидуум с его столкновением между предуго-тованным окружением и предрасположенностью, в котором он должен развиться и вырасти. Ограни­ченное временем существование мы приобретаем в качестве нашей индивидуальной биографии и на­шей типологии с ее односторонностью и ограни­ченностью; как человек вообще, как часть челове­чества мы представляем совершенство и гармонию в нас самих, которая выходит за наши собственные пределы, и временную ограниченность в осознании себя как части человеческого сообщества вне вре­мени, культурных особенностей и расовой принад­лежности. Когда некоторые из нас хотят сознательно пере­работать страх перед самоотдачей, они стремятся к любящему доверию и открытости в межчеловеческих отношениях и одновременно освобождают свою ин­дивидуальность от страха, защищая свою безопасность. Когда мы испытываем страх перед преходящим, то стремимся сделать дорогу нашей жизни более плодо­творной и исполненной смысла. Наконец, если мы воспринимаем окружающий нас мир в сознании не­обходимости и неизменности заложенньк в нем зако­номерностей, без страха перед тем, что эти законы ограничат нашу свободу, тогда о таких людях можно без всякой натяжки сказать, что они в высшей сте-