Обзор историографии.

Литература о Марате достигла внушительных размеров. Западная историография имеет многовековую критическую традицию в освещении фигуры Марата. Немецкий историк Лоренц Штерн обличал французского революционера как мелкого завистника, слабого и злого человека[21]. Знаменитый английский историк Томас Карлейль в своей работе «French Revolution»[22] обличает «Друга народа», называет его «ветеринаром» и так характеризует всю его научную и политическую деятельность, Надо отметить, что эти авторы являлись наиболее непримиримыми по отношению к Жан Полю Марату. «Пламенный историк пламенной революции» Альтер Матьез[23], основавший общество робеспьеристких исследований, видит в Марате человека крайне популярного среди простого народа, к страданиям которого французский революционер «склонялся с суровой, но искренней нежностью»[24].

Если зарубежная историография яро или сдержанно враждебна к герою Французской революции, то советская историография воспылала любовью к Жан Полю Марату. «Да, Ленин – Марат великой революции 20-го века»[25]. Историки абы кого не ставили наравне с вождем мирового пролетариата. В советской историографии Марат знаковая фигура. Ц. Фридлянд своей работой «Жан Поль Марат до Великой Французской революции»[26] открывает новое видение личности Марата – исследователя интересует не Марат-революционер, (автор не видит необходимости оправдывать «человеколюбивого и гениального революционера»[27]), а Марат-теоретик. Ц. Фридлянд стремится доказать, что представление о классовой борьбе, как движущем факторе исторического процесса, что для историков-марксистов постулат священный, было установлено Маратом еще до Сен-Симона и даже Барнава. Автора «Цепей рабства» советский историк называет «Анти-Маккиавелли». Ц. Фридлянд отмечает, что Марат в оценку всякого политического явления восходит к анализу условий экономического неравенства. А. Ольшевский в своей книге «Жан Поль Марат»[28] во многом следует за идеями Ц. Фридлянда. Цель его исследования понять, почему пролетариат должен ценить знаменитого французского революционера. Советский историк, говорит о том, что Марат лучше других понимал классовый характер революции, был апостолом вооруженного восстания и тем самым его имя может быть вознесено в пантеон выдающихся революционеров. В 1962 году А. З. Манфред публикуют подробную биографию Марата в рамках серии «Жизнь замечательных людей»[29]. А.З. Манфред представляет полноценное исследование личности Марата, вставая на сторону апологетов французского революционера. Монография академика В.П. Волгина «Развитие общественной мысли во Франции в XVIII веке»[30] является исследованием идейных течений эпохи Просвещения, экономических теорий физиократов, воззрений энциклопедистов, коммунистических теорий. В рамках изучения демократического и уравнительного течений В.П. Волгин рассматривает произведение Марата «Цепи рабства», которое является ключевым для исследования его политической теории. А.В. Чудинов в своей книге «Французская революция. История и мифы»[31] описывает знаменитую историю смерти Марата от рук Шарлотты Корде. Красочный язык автора позволяет, будто в живую увидеть героев рокового события, принять участие в нем. Для А.В. Чудинова Марат, безусловно, антигерой, человек, жаждущий славу настолько сильно, что сам потопил себя в ванне крови.

Таким образом, проблема изучения личности Марата в историографии представлена выпукло, но основная доля исследований посвящена революционному периоду жизни французского революционера, тогда как его теоретические конструкции освещаются не столь подробно. Исключение составляет работа В.П. Волгина, широко представившая социально-политические взгляды Марата. Данное исследование имеет своей целью раскрыть представления Марата об идеальном общественно-политическом строе, что продолжит изучение наследия знаменитого французского революционера.

Глава 1. П оиск свободного образа правления.

Центральная категория для Марата - категория свободы. Свобода – главная ценность и мерило. При этом существуют две неизбежные, по мнению Марата, тенденции: власть движется к деспотизму, народ – к рабству. Центробежные от категории свободы, антагонизирующие ей – деспотизм и рабство – представляют собой зло несомненное, но неизбежное. Неизбежность является «следствием течения времени, склонностей человеческого сердца и пороков государственных конституций»[32]. Во введении к своему сочинению «Цепи рабства» Жан Поль Марат ставит своей целью показать каким образом правитель свободной нации узурпирует власть и «затем ставит собственный произвол на место законов»[33], разоблачить «это искусство обмана в его основах и <…> понять общий дух и обрисовать в одной картине все те происки, которые повсеместно угрожают свободе»[34]. «Если отсутствие истинного представления о свободе есть одна из причин порабощения, то другая причина - в отсутствии истинного представления о тирании»[35]. Именно это французский революционер в своем трактате «Цепи рабства» и собирается исправить. Марат предлагает называть вещи своими именами. Политика– искусство обмана людей. Правительство – власть трусливая и тираническая. Прерогативы короны – права, узурпированные у суверенных народов[36].

Автор в своих рассуждениях о природе власти, о двух заявленных им тенденциях исходит из понятия общественного договора, по которому «опасное сокровище публичной власти» вверяется избранному самим народом лидеру – «вождю». Государь призван защищать свой народ, заботиться о соблюдении законов. Но Марат убежден в том, что «стоит ему (правителю) только взглянуть на вверенное ему сокровище, как он уже стремиться позабыть, из чьих рук оно получено. Переисполненный самим собой и своими замыслами, он с каждым днем все более тяготиться мыслью о своей зависимости и не упускает ничего, чтобы от нее избавиться»[37].

«Деспотизм не есть нечто случайное для жизни человеческого общества. Человеку присуще стремление всегда быть первым, стремление, которое Марат именует любовью к власти. Это стремление в политической жизни всегда ведет к злоупотреблению властью и в конце концов установлению деспотизма»[38].Порабощение народа происходит посредством тайных политических ухищрений, потому как «нанесение явных ударов свободе и попытка сразу же разрушить ее здание было бы слишком безрассудным предприятием»[39]. Иными словами, политические приемы, нацеленные на сосредоточение в руках государя деспотической власти, не являются явными, заметными изменениями. Этот процесс завуалирован в «нововведения, последствия которых различимы лишь с трудом»[40]. Марат видит первопричиной происхождения государства насилие, а первые законы – лишь нормы, обеспечивающие каждому основателю – «удачливому разбойнику» спокойное потребление награбленного.

В политической концепции автора категория величины государства имеет большое значение. «Власть народа кажется естественной для малых государств, и свобода наиболее полная находит в них свое торжество»[41]. Сплоченность людей, живущих совместно, когда каждый друг друга знает, представляется Марату источником наиболее справедливого взаимодействия власти и народа. Расстояния крупных государств способствуют разъединению их жителей, потому процесс установления абсолютной власти происходит гораздо стремительней: «…многочисленность дел мешает там наблюдать за ходом правления, следить за расширением власти. В этом вихре предметов, вечно обновляемых, люди, отвлекаемые то одним, то другим, проходят мимо ущерба, наносимого законам, или забывают требовать исправления зла»[42]. Из этого следует, что государственные пороки развиваются путем увеличения территории государства.

Государь отстраняет от должностей достойных и честных людей, которые, по мнению Марата, при свободном образе правления всегда занимают руководящие посты. При этом автор полностью отрицает возможность удачного назначения на должность правителем. Он считает, что добиться получения главного поста от правителя представляется достижимым только посредством лести, распутства и подлости. Тогда как если народ ведает назначением, то выбор всегда падает на людей этого заслуживающих, поэтому справедливым Марат считает институт народного представительства, когда народ сам избирает, кто среди них должен участвовать в законотворческом процессе. «Государи сами не могут низвергнуть свободу; им нужны советники, пособники, орудие тирании: они поручают проведение своих планов только пронырливым людям, мошенникам, лишенным чести, нравственности, достоинства»[43]. Так, Марат приводит в пример французского короля Людовика XI, который доверял ключевые посты в государстве «лишь ничтожествам». На лицо идеализирование власти народа, его выбор, в представлении Марата, всегда наиболее справедлив. При этом абсолютизируется порочность абсолютной власти монарха. Но Марат отрицает у народа качество хоть малейшего прогнозирования, автор полагает, что народ, столь превозносимый им, не задумывается о происходящей действительности. «Народ никогда не предвидит бедствий, которые ему готовят. Можно отлично превратить его права в мнимые, можно подорвать самые основы свободы, он не замечает своего несчастья, пока его не почувствует, пока в его ушах не прозвучат имена осужденных, пока он не увидит, как течет потоками кровь граждан»[44]. Марат обвиняет людей в беспечности и безучастии. «Свобода всегда возникает из огня возмущения»[45]. При этом автор считает, что постоянное внимание и контроль за действиями правительства непосилен большинству. Необходимо, чтобы в государстве были люди, которые следят за ходами власти, разоблачают честолюбивые замыслы, «пробуждают народ от летаргического сна, <…> торопятся указать того, на кого должно пасть общественное негодование».[46] И Марат стал именно этим человеком – «Другом народа», по указам которого вершилось правосудие черни, и лилась кровь противников революции.

С целью порабощения народа правитель разделяет его. Существование сословий и классов направлено на то, чтобы люди имели разные возможности и интересы. Марат пишет о том, что граждане разных классов начинают ненавидеть друг друга. Надежной опорой деспотической власти является рознь ее подданных, развивая соответствующее положение Руссо. [47] Кроме того, с точки зрения автора, именно в целях разделения граждан правитель подстрекает к созданию партий. Именно в распрях вигов и тори видит Марат причину того, что Карл II начал тиранически править. В свободном обществе все равноправны; правитель всегда старается создать в обществе различные ранги граждан, возвышая одних над другими. По мнению Марата, власть государя разделяет общество на «классы», давая различным разрядам граждан различные привилегии. «Становясь господами слабых, сильные в известной мере становятся и господами государства. С ними государь и начинает разделять власть»[48]. Государь возвышает дворян для подавления народа, делиться с ними властными полномочиями, но позднее использует народ для подавления дворян. Таким образом, натравливая друг на друга сословия, государь устанавливает самодержавную власть.

Глупость народа всегда выгодна правителям. Когда нужно лишить свободы человека, чтобы он был удобен в управлении, то надо лишить его культуры, знаний. Марат указывает, что прочность извращенного политического порядка обеспечивается, прежде всего, невежеством народа. Невежество лишает людей зрения, мешает им познать свои права, почувствовать их цену, защищать их. Невежество побуждает людей трепетать перед тиранами, слово перед богами[49]. Правители, осознавая опасность просвещенного народа, стремятся лишить людей возможности развития человеческого разума: начинается преследование литературы, ограничение свободы печати, размножение цензоров, запрещение подданным выезжать за пределы государства, запускается механизм репрессий против тех, кому рот заткнуть не получается. Марат восхваляет свободу печати в Англии. Возможность обсуждать деятельность министерств, обличать государственные преступления, по его мнению, надолго утвердит свободу англичан. Марат ставит чрезвычайно высоко силу слова. Необходимо отметить, что литературный стиль его сочинений всегда высокого напряжения, выразителен. Его слово должно волновать, побуждать к действию. Когда же деспотическая власть поставила печать себе на службу, когда слово призвано ковать цепи, то для Марата это окончательная стадия невежества народа. «Когда какой-нибудь народ доходит до подобного состояния, опыт его уже больше ничему не учит. Ни печальные воспоминания о прошлом, ни горечь настоящего, ни страх перед будущим не способны исцелить народ от его неразумных предрассудков»[50].

Существуют соображения Марата по поводу образовательной политики русской императрицы Екатерины II. Интерес северная владычица высказала к Марату еще в 1773 г., когда вышло философское сочинение «О человеке». Ему поступило приглашение посетить Россию. Можно не сомневаться, что предложение сделанное Марату, были весьма выгодными – Екатерина II умело щедро платить умам Европы. Дидро ездил в Россию и получил от императрицы подарки, обеспечивавшие его на всю жизнь. «По-видимому, по донесениям Пушкина(поверенного в делах русского посольства в Лондоне), в Петербурге у Екатерины или ее приближенных сановников составилось впечатление, что молодой автор трактата «О человеке» принадлежит к числу «восходящих светил»; рачительные хозяева в «Северной Пальмире» сочли разумным закупить будущую знаменитость на корню»[51]. Как известно, Марат в Петербурге не оказался, но оставил на письме свои мысли о политике Екатерины II. Марат считает, что по тому усердию, с которым императрица покровительствует литературе, можно было бы сделать вывод, что она стремиться отказаться от деспотизма. Похвала невероятная правителю! Марат пишет о том, что владычица открывает школы, основывает академии, учреждает судебные палаты, но все эти решения зиждутся на подражать Европе. Сделать так, как установлено у других. «Как и прочие государи, она будет иметь школы, в которых будут учить всему за исключением прав гражданина и прав человека»[52].

В своей борьбе против просвещения народа монархи находят себе союзников в лице духовенства. Сила предрассудков обрекает людей «жертвовать тысячью вполне осязаемых преимуществ в поисках блага воображаемого и, уповая на счастье, всегда оставаться несчастными. Суеверия склоняют под иго попов»[53]. Реальные исторические религии, умеряя страдания людей ложными надеждами, служат средством порабощения народа. «Легковерные, плутоватые, трусливые, честолюбивые попы заставляют видеть во власть имущих представителей бога на земле, пред которым остальные люди должны безмолвно простираться»[54]. Религии всегда протягивают руку помощи деспотизму, по мнению Марата. Особенно христианская пропаганда, направленная против любви к мирским благам, тем самым направлена против любви к свободе, так как эти страсти человека, с точки зрения автора, тесно связаны друг с другом. Марат явно следует в своих рассуждениях за Мелье и Гольбахом, утверждая, что союз священников и монархов является важной силой, поддерживающий деспотизм. Вместе с тем, Марат не склонен отрицать религию как абсолютное общественное зло. «Он, подобно Робеспьеру и многим другим деятелям эпохи якобинской диктатуры, считает, что религия может даже быть полезной для общества, может стать оплотом ее свободы»[55].

Ненависть вызывает у Марата отряд юристов, риторов, писателей и поэтов, которые проповедуют теорию божественного происхождения власти. «Они возводят рабство в систему и доводят угодничество до настоящей проституции. Продажные гады, они всегда отравляют воды общественных источников»[56]. Лживым учением считает Марат возведение положения короля выше законов. Подотчетность правителя одному лишь Богу является тяжеловесным аргументом в пользу тирании, «ибо никогда цепи рабства не бывают столь крепки, как если они выкованы богами»[57]. Страшнее всего то, что единоличная власть закрепляется глупостью людей, которые возвеличивают фигуру монарха, безрассудно восхищаются ею. Марат вопрошает: «Почему не судить о государях так, как обычно судят о простых смертных?»[58]. В политической концепции Марата правитель – есть должность, имеющая функции: утверждать законность, поддерживать мир, обеспечивать экономическое благосостояние и «делать свои народы счастливыми».[59] Марат часто на протяжении всего своего труда прибегает к категории счастья, чтобы определить цель любой власти, которой она не достигает, а наоборот двигается в противоположном направлении. Особенно в этом преуспел французский король Людовик XIV,для которого Марат не жалеет гневного слова. «Чего стоят они в сравнении с теми реками крови, которые текли из-за его честолюбия, с той нищетой, в которую ввергла народы его гордость, страданиями толп обездоленных, которых он предоставил ужасам голода? Что они с сравнении с несчастьями, навлеченными манией всегда иметь под ружьем чудовищные армии, - мании, которой он сам явил, которая охватила все государства и в конце концов принесет гибель всей Европе?»[60]. «Последний удар, которые государи наносят свободе, - это нарушение законов во имя самих законов, их ниспровержение под мнимым предлогом их защиты, наказание как мятежников всех, кто на самом деле осмеливается их защищать; самая жестокая тирания из всех, потому что она осуществляется под покровом справедливости»[61].Таким образом, Марат приходит к выводу, что наиболее справедливое политическое устройство серьезно ограничивает функции королевской власти:«Король должен быть первым должностным лицом нации, а он является ее высочайшим повелителем»[62].

Марат уделяет значительное внимание народному представительству его роли в борьбе со стремлением монарха к деспотизму. Надо отметить, что он обнаруживает очень ясное понимание реального соотношения сил в английской конституции XVIII в. и дает ей более суровую оценку, чем Монтескье и его последователи. Марат восхваляет борьбу парламента против монархической власти во время революции XVII в. Но он считает, что эта борьба, хотя и разбила цепи народа, все же не восстановила полностью народных прав. Английские граждане не свободные люди, а лишь вольноотпущенники. Незавершенность освобождения сказывается в том, что представители не осознают своей первенствующей роли в государственных делах. «Ни при каких своих выступлениях по вопросам, касающимся всей нации, наши представители кажется не чувствуют своего превосходства - во всех их обращениях к королю на первое место всегда выдвигается именно личность, слава и прерогативы этого последнего, религия же, законы, права человека и благо государства – на второе»[63]. Более всего Марата возмущает в английской конституции сохранение оскорбительных для народа привилегий знати. «Прирожденные судьи королевства, они суть его арбитры, им принадлежит последнее слово во всех делах поступивших в судебные палаты, они распоряжаются троном, когда он пуст и сохраняют тысячи других, оскорбительных для народа прерогатив – пагубных плодов разбоя их предков»[64].От Марата не скрылись и пороки английской избирательной системы: несправедливость имущественного ценза, неравномерность представителей от округов. «Повторяю: до тех пор законодатель избирается лишь из одного класса граждан, тщетно льстить себя надеждой, что он будет помышлять об общем благе»[65].недостатком английской парламентской системы Марат считает отсутствие у избирателей права отзывать представителей, злоупотребляющих их доверием и действующих вразрез с интересами народа. С другой стороны, он протестует против парламентской практик, позволяющем депутатам отвергать того или иного представителя вопреки воли тех, кто его избрал. Король в принципе – лишь первое должностное лицо в государстве. Но в Англии он имеет право созывать и распускать законодательный корпус. Король – источник почестей и отличий. Он распоряжается всеми церковными, гражданскими и военными должностями, он платит пенсии. Подкупая членов законодательного корпуса, король может в нем распоряжаться по своему произволу и таким образом порабощать народ именем закона. Члена парламента «скандально продажны». Марат порицает продажность парламентов. «<…>распорядители государства, подобно проституткам, выполняют любые прихоти государя, стремясь удовлетворить свои низменные страсти, они предают дело свободы»[66], «только одни деньги отворяют двери сената, куда устремляются толпой глупцы и мошенники, но позволяя войти туда людям достойным»[67]. Представители народа совершенно безнаказанно приносят интересы народа в жертву своим собственным. Марат приходит к выводу, что английская конституция не обеспечивает необходимого равновесия, и честолюбивый государь может всегда узурпировать полную власть. Необходимые реформы избирательной системы, с точки зрения Марата, который солидарен с английскими радикалами, состоят в слиянии небольших деревенских округов, обладающих в силу традиций избирательными привилегиями, с многолюдными городскими округами. Марат считает необходимым закрыть доступ в парламент всем лицам, занимающим какие-либо должности, ставящие их в зависимость от короля. Марат, осуждая участие знати в законодательной системе, роль в ней палаты лордов, не предлагает, однако, ее упразднить. Он ограничивается требованием лишить короля права назначать пэров и передать это право парламенту. Для усиления влияния палаты общин Марат предлагает предоставить ей право проверять состояние государственных финансов, как только того потребуют два члена палаты. Самое радикальное из предложений Марата касается порядка утверждения законов. Верный ученик Руссо в данном вопросе, Марат считает необходимым установить, что закон, принятый представителями, получает силу, лишь будучи санкционирован суверенной нацией. Марат задолго до революции предвосхищает одно из положений революционной конституции 1793 г.

Таким образом, в политической концепции Марата законным сувереном является нация в целом, все граждане государства, взятые вместе. Воля государя осуществляется как единение воли всех граждан. Только нация вправе издавать законы или непосредственно, или через своих представителей. Не государь определяет и ограничивает права народа, а сам народ определяет и ограничивает прерогативы государя. Марат, непримиримый враг деспотизма, ярче, чем кто-либо другой из французских мыслителей XVIII века, начертал тот путь, по которому монархия неизбежно движется к деспотизму. Поощрение жадности народа, процесс накопления богатств, разделение общества на неравноправные классы, усыпление разума людей увеселением являются мерами «приручения к ярму»[68]. В последние годы своей жизни Марат выступал как решительный враг монархии. Но в «Цепях рабства» он стоит на том, конституционная монархия является наиболее справедливой формой правления. Для Марата очевидно, что необходимо внести ряд изменений в английскую конституцию, но эти преобразования не выходят за пределы конституционной монархии.