Глава 22. — Ты выглядишь дерьмово, — сказала Ханна, когда я вошла в класс Пэм в среду

— Ты выглядишь дерьмово, — сказала Ханна, когда я вошла в класс Пэм в среду. Рене настаивала на том, чтобы я сделала это во вторник, но, как мне кажется, только для того, чтобы не спускать с меня глаз.

Я была уверена, что не собираюсь совершать самоубийство, но это выглядело непохоже и не имело значения, сколько раз я говорила ей об этом.

Моя бритва и все ножи на кухне и даже аспирин исчезли таинственным образом, и я подозревала её и, по меньшей мере, ещё одного человека в доме, но сделала вид, что не заметила ничего. Я написала Бретту по электронной почте, что не могу зайти к нему после моего первого рабочего дня, потому что была больна, и Ханна помогла мне соврать убедительно, так что он просто сказал, что увидит меня в следующий вторник.

— Спасибо. Ты — первый человек, который сказал мне это, — Она вытащила из своего рюкзака пакетик Ziploc и протянула его мне:

— Я уверена, что конфеты не должны пропадать.

— Нет, спасибо, — ответила я, проглатывая тошноту. Раньше мне никогда не было плохо от конфет, но теперь я не могла смотреть на этот пакетик, не думая о Дасти. Он испортил мое удовольствие от конфет. Честно говоря, это разозлило меня и я выхватила у неё пакетик и засунула несколько в штук в рот. Никто, даже Дасти, не мог отнять у меня сладости.

— Моя девочка, — улыбнулась она, — И ты не выглядишь недовольной.

— Я ценю это.

Среду было тяжело пережить. В основном потому, что я постоянно отвлекалась на мысли о Дасти и о тех вещах, которые я долго порывалась убрать или выбросить. В четверг было еще хуже, и уже на ланче в пятницу я настолько хотела выходные, что готова была разбить всю свой комнату и больше не претворяться.

— Чувак, если ты хочешь приехать, то моя соседка уехала на выходные, — Ханна была недостающей половиной моего мозга и точно знала, что мне нужно. — Мы можем сделать марафон Баффи и закрыться в моей комнате, можем просто заказать еду. А можем жить за счёт твоей корзинки со сладостями. Я имею в виду, мы же — студенты.

— Это кажется хорошей идеей, но не думаю, что Рене выпустит меня из поля зрения. Ты можешь приехать к нам в Йеллоуфилд и мы могли бы выгнать парней. Уверена, мы сможем заинтересовать в этом девчонок. На самом деле, теперь мне кажется, что парни избегают меня, — Может быть, сейчас они думают, что я ненавижу вообще всех мужчин.

— Хорошо. Тогда мы можем сделать это временем только для девочек. Кому парни вообще нужны?

— Ты проповеди на счёт этого проповедь, — не то чтобы я действительно была помешана на мальчиках, но не могла обойтись без того, чтобы увидеть одного из них в обозримом будущем.

Мой день рожденья стремительно приближался. Я не забыла о нём, просто он не был на вершине моего списка приоритетов. Кроме того, девятнадцать — не такой уж и классный возраст, не то, что восемнадцать или двадцать один. Никто в доме не говорил об этом, за исключением того случая, когда девушки отправились за покупками. Я до сих пор не нашла, где они спрятали пакеты с подарками с той поездки. Наверное, на чердаке, к которому я бы и близко не подошла, даже, если бы мне заплатили. Когда я была ребенком, то нашла там паука-мутанта размером с мою ладонь, вследствие чего я старалась избегать этого места. По-прежнему ни одного слова от Дасти. Я не видела его в кампусе, хотя были несколько случаев, когда мне казалось, что я вижу его, но они всегда не подтверждались. Ханна и я провели большую часть выходных, скрываясь в комнате, смотря бесконечные эпизоды Баффи и игнорируя количество калорий, которое мы съели. Прошло почти десять минут без мыслей о Дасти, как Ханна напомнила о нем:

— Я знаю, что должна быть правильным другом и не спрашивать, что произошло между тобой и Дасти, но это бы убило меня за несколько дней. Расскажешь, что случилось?

— Только с тобой я могу разделить эту тайну, — сказала я и засунула себе в рот очередную горсть соленых чипсов. Мне действительно нужен был душ и я носила одну и ту же одежду с вечера пятницы.

— Хорошо, если ты действительно хочешь делать это именно так, то я расскажу тебе свою, если ты расскажешь мне твою.

— Серьезно? — Переспросила я, отодвигаясь от неё на диване.

— Нет, я не хотела, чтобы это прозвучало так. Несмотря на то, что у меня нет уверенность в том, что я-не-хочу-вспоминать как долго. Ты хочешь услышать или нет?

— Ты действительно готова?

— Конечно, это будет связывать нас с жизнью или каким-то дерьмом вроде этого. Я начну первой, если ты готова, — Была ли я готова? Я бы не рассказала это ни одному человеку.

— Конечно, — она убавила громкость телевизора.

— Так ты знаешь, как я получила все эти ожоги? Правда в том, что мой брат пытался поджарить меня, когда мы были детьми. Мне в то время было четыре, ему — восемь и мы играли на заднем дворе. У него всегда было что-то для разжигания огня и пару раз мы чуть было не спалили дом дотла, но не имело значение, как много раз мама прятала от него спички — он всегда находил их. Аарон умный. Типа действительно умный. Умный вроде взломать-правительственную-базу-с-одной-связанной-за-спиной-рукой. Во всяком случае, он сказал мне стоять на месте и не двигаться. Я понятия не имела, что, черт возьми, происходит, за исключением того, что мне пообещали конфету, если я буду стоять смирно. Я помню только его взгляд, когда он бросил этим в меня, — я не могла вдохнуть, — со временем все становится немного нечетким, но мне кажется, что я помню свои действия, я помню, что замерла, а потом упала и начала кататься. Это спасло мне жизнь. Моя мать услышала, как я кричала, и остановила Аарона, собиравшегося окончательно поджечь меня. Поездка, длительное пребывание в больнице, пересадка кожи, и вот я здесь... — Она улыбнулась мне, но улыбнулась мрачно. У меня во рту было настолько сухо, что я была вынуждена сделать глоток воды перед тем, как смогла вымолвить хоть слово:

— Что с ним случилось? — Ханна схватила свою банку газировки, и я заметила, что её рука дрожит:

— Они положили его в психиатрическую лечебницу. Он все еще там. У моих родителей был выбор, либо это, либо тюрьма, и они выбрали это. Сейчас он уже вырос, но продолжает быть слишком опасным для того, чтобы выпустить его. Итак, это моя история. Теперь расскажи мне свою, — она так быстро перевела стрелки, что я не смогла ответить ей. Я не могла переварить то, что она мне сейчас сказала. Опять, это было что-то, что произошло не по её воле. Что-то, что она не никакого контроля. Ханна была жертвой; а я создала свой кошмар сама.

— Я... Я не знаю, смогу ли я, Ханна. Я никогда никому этого не говорила, — она встала и села на колени передо мной:

— Смотри, у каждого из нас в жизни есть ужасная хрень. Каждый человек на этой планете в то или иное время имел тайну, с которую он бы умер, но не рассказал. Это часть человеческого бытия, жизни. Всякое случается, и мы не можем справиться с этим. Но я точно знаю, что с каждым разом мы становимся сильнее. Ты не можешь позволить произошедшему владеть тобой. Это всего лишь часть тебя. Часть. Я пойму, если ты не готова. У меня ушло много времени и много сил на то, чтобы быть готовой вспомнить, что произошло. Я прятала это в глубине долгое время, — мои глаза скользили по её лицу, шее и рукам и я даже представить себе не могла тот ужас, который она пережила.

— Я убила кого-то, — выпалила я. К чести Ханны, она не задохнулась, как я ожидала. Её глаза на секунду расширились и она покачала головой.

— Хорошо, дальше. Мне нужно больше подробностей. — Она встала и села на диван, — потому что эти слова могут подразумевать множество вещей. — Я глубоко вдохнула и начала с самого начала. С того, как я случайно встретила Натана на вечеринке, куда пошла вместе со своими глупыми друзьями, как сложилась наша странная дружба, как он открыл мне глаза на мир, на музыку и на удовольствие, как я попросила его пойти на концерт а затем отвезти меня домой, и как я позвонила ему и попросила зайти за мной:

— Он переписывался со мной, когда это случилось. Считаю, что он смотрел в телефон или выронил его. Он не увидел автопоезд. Натан умер из-за меня, — Говорить эти слова было так тяжело, как будто они проникали в мою душу и кровоточили, слово за словом, капля за каплей. Кто сказал, что правда становится легче, если не хранить её в секрете, как эту? Где-то в середине моего рассказа я начала плакать, но сейчас уже почти успокоилась. Это было немного похоже на капанье из сломанного крана. Я попыталась усмирить свои слезы и ждала Ханну:

— Так ты думаешь, что ты — причина того, что Натан врезался в грузовик?

— Я и есть причина, Ханна. Он бы никогда не поехал по этой дороге и никогда бы не отвлёкся. Я несу ответственность за все это.

— Ты. Мать. Твою. Сумасшедшая, — сказала она, а потом бросилась ко мне, обняла и сжала так, что мне казалось, что мои ребра сломаются, — Как, черт возьми, ты себя убедила, что это твоя вина? — Видите? Все оказалось точно так, как я и боялась. Кому бы я ни сказала, все принялись бы убеждать меня, что это не так. Что это был просто несчастный случай, что никто не виноват и так далее. Нет. Я не пойду на это. Люди тысячи лет использовали это как повод скинуть с себя ответственность за те ужасные вещи, что они сделали. Не я. Ханна не отпускала меня, и мне было трудно дышать:

— Отпусти меня, — я судорожно вздохнула.

— Ох, извини, — она отстранилась, но не убрала руки с моих плеч. Я не могла смотреть на неё.

— Так что я сказала тебе. Теперь ты можешь обдумать это, — я попыталась встать, но она не позволила.

— Ни за что. Ты никуда не денешься. Ты несла этот груз одна слишком долго, и я не позволю тебе нести его хотя бы еще секунду. То, что произошло, это было желание Бога, или хреновый день, или целый ряд вещей. Ты одна из тех людей, Джос, которые не могут жить без объяснений чего-либо, без причин. Там не было никаких причин. Как не было причин, когда мой гребанный брат поджог меня, — Она не могла сравнивать эти обстоятельства. Они не были одинаковыми. Я вырвалась из её хватки:

— Я знала, что это случится, если рассказать кому-то. Я знала, что все будут пытаться отговорить меня чувствовать себя плохо, но я не хочу переставать чувствовать себя плохо. Он был чудесным человеком и не заслуживал смерти. Мир стал намного хуже без него, и я одна являюсь тому причиной. Я не позволю тебе забрать мою боль. Если я не буду страдать из-за того, что он ушел, то кто будет?

— Я не знаю, откуда у тебя такая трахнутая логика, но я собираюсь остановить тебя прямо сейчас, потому что это безумие. Дерьмовое безумие, — Она попыталась схватить меня за плечи, вероятно, чтобы встряхнуть, но я вовремя попятилась.

— Прекрасно, теперь ты считаешь, что я сумасшедшая. Огромное спасибо, Ханна. Я чувствую себя намного лучше после того, как рассказала все тебе, — моим единственным спасением была лестница, и я ринулась туда. Она заблокировала выход. Что ж, её рефлексы были хороши.

— Я говорила тебе, что мне стоило многих сил стать той, кто я есть, и часть этих сил ушла на то, чтобы отпустить мой гнев по отношению к брату. Мне пришлось отпустить его, иначе я бы никогда не стала свободной от того, что случилось. Я не говорю, что я хороший пример, и даже не нормальный, но я знаю, что ты должна отпустить свою вину, Джос. Это убивает тебя, и я не думаю, чтобы Натан хотел этого. — Я взорвалась:

— Каким нахрен образом ты знаешь, чего бы он хотел?! Ты не знаешь его. И никто больше не узнает его опять, — мои вопли вызвали звук шагов, и дверь на лестницу распахнулась.

— Что случилось? — Рене торопилась подняться, все стояли у неё за спиной.

— Почему вы не можете оставить меня нахрен одну?! Я лишь хочу, чтобы вы все перестали пытаться спасти меня, потому что я нахрен не хочу быть спасенной, ладно?! ПРОСТО ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ! — Мне больше некуда было идти, поэтому я рванула в свою спальню. Я успела захлопнуть дверь и запереть её прежде, чем кто-то сумел поймать меня. Я ждала, что снизу кто-то хлопнет дверью, но этого не последовало. Я ждала и услышала тихий разговор и шаги людей, поднимающихся по лестнице. Потом... тишина. Дверь закрылась и я ждала кого-то, кто придет и поговорит со мной через дверь. Никого. Я прижалась ухом к щели между дверью и дверным косяком, чтобы удостовериться.

Нет, было тихо.

Вау. Это был первый раз, когда кто-то меня послушался. Я вытерла глаза, высморкалась. Я уже так много плакала и испытывала так много боли, но это, это было самым худшим. Это было ниже всех пределов. Наверное, у людей нет названия для такого.

 

* * *

 

Следующие несколько часов заставили меня выплакать больше слез, чем я считала возможным и израсходовать коробку платочков, когда я сидела на полу и спрашивала себя, что я нахрен буду теперь делать. Я придумала несколько вариантов, но ни один из них не выглядел жизнеспособным. Единственное, чего я хотела — чего я действительно хотела — уехать в друге место. Просто вырезать свои потери, бросить всё и уехать. В том числе и свою семью. Придумать нового человека, нового человека, которого люди не будут расспрашивать об этом. Это было то, что бы сделали девушки из фильмов. Я должна была покрасить и/или обрезать волосы и купить совершенно разную одежду для того, чтобы это сработало.

Это было бредом. Я не могла начать все сначала, потому что мне никто бы не позволил. Ханна говорила, что ревновала, к тому, как много людей заботятся обо мне, но я с радостью отдала бы их ей. Ей они нужны больше. Как ужасно то, что с ней случилось!

Когда я, наконец, смогла заставить себя двигаться, то подошла к компьютеру и включила песню “The Scientist” группы Coldplay. Этот момент-ниже-всех-планок просто нуждался в музыке. Мне действительно нужно было в туалет, и это было странным, учитывая то, как много воды я выпустила через слезы, но я хотела быть уверенной, что никто не стоит под моей дверью. Некоторое время я пыталась услышать хотя бы малейший звук, а потом просто отперла дверь и высунула голову наружу.

Пусто. Я испустила крошечный вдох облегчения и прокралась в ванную, словно кто-то затаился около моей комнаты и собирался напасть на меня. Я не собиралась рисковать. Я думала, что свободно дошла до ванной и уже открывала дверь, как кто-то встал с дивана. Он сидел там настолько тихо, что я даже и не подозревала, как долго он прятался там.

— Дасти, — я прошептала его имя, оно было одновременно и благословением, и проклятием.

— Хей, Рыжик, нам нужно поговорить. Я знаю, ты не хочешь слышать то, что я должен сказать тебе, но я думаю, что смогу изменить твое мнение.

— Рене отправила тебя сюда, чтобы ты стащил меня вниз, чтобы они могли сделать со мной все, что запланировали? — Было безумно много вариантов. Бьюсь об заклад, она заставить меня пойти на завод. Я была под угрозой на большее количество времени, чем могла рассчитывать, но на этот раз они действительно могут сделать что-то, хоть я уже и взрослая.

— Нет, я пришел по своему желанию. Она не собиралась пускать меня в дом, но Хантер убедил её, что я единственный, кто сможет докричаться до тебя. Ты выслушаешь меня? Тебе не нужно делать ничего больше, просто слушать.

— Дасти... — Он поднял руки, словно я держала его на прицеле.

— Просто подожди здесь. Я должен взять кое-что. Клянусь, я сейчас вернусь. Да, ты можешь просто пойти в свою комнату и запереть дверь, и я уважаю это, но на этот раз я прошу тебя. Пожалуйста, Джосселин. — Он был действительно храбр, потому что приблизился к дому, встав на тропу войны с Рене.

— Ладно, — медленно встав с дивана, он пошел назад лицом ко мне, вероятно, поэтому я не делала никаких резких движений. Он даже по лестнице стал подниматься спиной и должен был вслепую нащупать ручку двери. Если бы я не была так далека от смеха, я бы нашла это смешным. На долю секунды мне показалось, что разумнее будет просто уйти в свою комнату и запереть дверь, чтобы покончить с этим, но что-то подсказывало мне, что он не сдастся и вернётся. Я слышала голоса и подумала, что сейчас они пойдут на меня штурмом, все в защитном снаряжении. Мои подозрения рассеялись только тогда, когда Дасти медленно открыл дверь и спустился вниз, прижимая что-то к груди. Тихий звук подсказал мне, что там был Наполеон.

— То есть, ты собираешься использовать своего обожаемого котенка для того, чтобы заставить меня слушать? — Наполеон высунул свою сонную голову из складок рукава Дасти. Почему, черт возьми, он был таким милым?

— Я играю грязно. Держи, — Он протянул Наполеона мне, а Наполеон громко воспротивился такому перемещению, — было трудно забрать его обратно от девчонок, я тебе больше скажу. Я уверен, что на следующей неделе этот дом будет полон котят. — У меня не было другого выбора кроме как взять Наполеона. Он прижался к моему лицу под подбородком и начал мурлыкать. Клянусь, это было ключом ко всему миру. Котята. Начните разбрасывать их на Ближнем Востоке и все проблемы будут решены.

— Ты присядешь? — Дасти указал на диван, словно он был старым джентльменом и пригласил меня в свой кабинет на чашечку чаю. Я подошла, все еще держа Наполеона, играющего с моими волосами.

— Не ешь их, — сказала я, вытащив несколько прядей из кошачьего рта. Дасти сел на небольшом расстоянии от меня, но я вспомнила, как в прошлый раз мы сидели на этом диване. Правда, в этот раз мы бы не поцеловались, даже, если бы я захотела.

— Джосселин? — Я оторвалась от очаровательного котенка, чтобы встретиться взглядом с гипнотическими глазами Дасти. Две очень разные, но не менее увлекательные вещи.

— Ханна поделилась со мной, что ты сказала ей раньше. О... о Натане, — его голос слегка дрогнул на имени Натана, — и это просто неправда, Джос. Все не так.

— Я не могу поверить, что она рассказала, — ответила я, глядя на котенка. Это было не так больно, как смотреть на Дасти.

— Не сердись на неё.

— Я не сержусь на неё. — Я дошла до того момента, когда перестаешь чувствовать что-либо. И отчасти это хорошо. Эдакое эмоциональное чистилище, — Так что давай поговорим.

— Не твоя вина, что Нейт умер. Это моя вина.

— Да, ты говорил это, — я смотрела вверх над котенком и жалела. Дасти плакал, и мне потребовалась секунда для того, чтобы понять это. Я вышла из эмоционального чистилища секундой раньше. — Да. Он ехал, чтобы забрать меня из дома моих родителей, и я переписывалась с ним до того, как это произошло. Если бы он не привез меня в Мэн с концерта, он бы не оказался на этом шоссе, — я вернулась к котенку. Слезы Дасти стекали по его лицу и капали на рубашку. Он не стал вытирать их и это сделало все только хуже.

— Джосселин. Он ехал за мной. Меня опять арестовали за употребление алкогольных напитков, запрещенных в моём возрасте. Обвинения потом были сняты, но это не важно. Важно то, что я попросил его прийти и вытащить меня. Чтобы снова спасти мою глупую задницу. Я не могу сосчитать, сколько раз он выручал меня, и... — слёз стало слишком много, и он рыдал, опираясь на меня. — Как ты могла винить себя, ты, такая красивая девушка? Как ты могла быть ответственной за это?

— Как ты мог? — Сказала я, переведя все на него, — Я несу эту вину, не ты. Она моя, и только моя, — он придвинулся ближе ко мне и взял меня за руки:

— Нет. Ты не будешь нести это в одиночку. Это не только твоя ноша, — он отпустил мои руки и коснулся моего лица, я не могла вздохнуть. Наполеон запротестовал, и я отпустила его.

— Она не твоя, — возразила я.

— Смотри, мы можем играть в эту игру всю ночь, или ты позволишь мне поцеловать тебя, и мы сможем отложить вину в сторону на некоторое время. Я должен показать тебе, как скучал. Он не стал ждать приглашения. Его губы спускались вниз. Он чувствовал соль от слез, но это был уже знакомый Дасти вкус, и я должна была признать, что еще никогда так по нему не скучала.

— Котенок, — сказала я, когда оторвалась от него на секунду. Дасти взял Наполеона и поставил его на пол, где он и жалобно замяукал.

— Унесешь его наверх?

— Сейчас вернусь, — кивнул Дасти. Он взял котенка и побежал по лестнице, перешагивая по две ступеньки за раз. Я легла на диван и провела рукой по волосам. Что я делаю? Я не должна целовать Дасти вне зависимости от того, насколько это хорошо и как я этого хочу. Это неправильно. Мы вдвоем неправы. Это не сработает. Всегда будет что-то между нами, и если это и не проблема сейчас, то по дороге оно разделит нас. Так и будет. Дасти вернулся и сел рядом:

— Где мы остановились? — Я положила руки ему на грудь:

— Я не могу. — Он разочарованно вздохнул и покачал головой:

— Нет, ты можешь, и ты хочешь. — Он был прав в обоих случаях.

— Мы не должны. Мы не должны начинать, потому что потом это перерастет во что-то большее, и я не могу допустить этого. Я не могу допустить, чтобы что-то было, потому что я не хочу терять это. Лучше вообще не начинать, чем потом ощущать боль от потери. Я не хочу терять тебя, Дасти.

— Ты не потеряешь меня.

— Я и не думала, что собираюсь терять Натана. Он когда-нибудь рассказывал тебе обо мне?

— Да. Но я, однако, не знал, что это ты. Он всегда называл тебя Джосси, но я не проводил аналогий. И он никогда не рассказывал много о тебе. Только то, что вы стали друзьями и что у тебя ужасный музыкальный вкус, он был полон решимости это изменить, — я почти улыбнулась, вспоминая это:

— Да, он говорил об этом. Много.

— Ты любила его? Из-за этого?

— Нет, я не любила его в том смысле, в котором ты спрашиваешь. Я любила его как старшего брата, которого я очень хотела иметь и никогда не имела. У меня есть множество родственников, но я не очень-то близка с ними. Они, как правило, приходят и уходят тогда, когда мои родители женятся или разводятся. В моей жизни было много людей, которые приходили и уходили, но я была уверена, что он — один из тех, кто останется, всегда будет здесь, а теперь он ушел, и это моя вина, и я не смогу жить, если потеряю и тебя. Я не могу, Дасти, потому что я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что не могу потерять. Не могу, — на этот раз за поцелуем потянулась я, и он встретил меня на полпути.

— Я тоже не хочу потерять тебя, но никто из не собирается уходить куда-либо сейчас, в этот момент, поэтому мы должны наслаждаться этим.

— Живи одни днём, — сказала я, касаясь его щеки. Ему было так хорошо...

— Да, Нейт иногда говорил так.

— Я знаю.

— Так давай жить, Джосселин. Прямо сейчас, — наши губы еще радостнее воссоединились. Теперь настало время соединиться и для наших тел. Поцелуи стали более интенсивными, он прижался ко мне, и я знала, что, без всякого сомнения, он бы хотел, чтобы я отдалась ему полностью.

— Отнесешь меня в комнату? — Второго шанса может не быть.

— Ты уверена?

— Да. Поживи хоть чуть-чуть со мной.

— Хорошо, Рыжик, — он взял меня на руки и понес в комнату. Я не думала, было ли это плохим или хорошим решением, и не пыталась предугадать последствия. Было бы утомительно делать все то, о чём думаешь. Так же, как когда я отдавала всю себя замечательной песне, мне хотелось отдать всю себя этому замечательному парню. Не, не отдаться ему, а поделиться с ним.

«The Scientist» продолжала играть, поэтому я закрыла свой компьютер и музыка смолкла, только звук нашего дыхания наполнил комнату. Дасти поцеловал меня в губы, затем спустился на шею. Поцелуи стали глубже, ему недоставало меня. Что же, это чувство было взаимным. Я чуть не сорвала с него рубашку, чтобы он быстрее разделся.

— Полегче, Рыжик, — сказал он, когда она застряла у него на голове и ему пришлось помочь мне стащить её до конца. Я отметила татуировку на его руке.

— «Младший брат». У Нейта была похожая, «старший брат». Но ты, наверно, знаешь это.

— Теперь знаю, — ответила я, целуя татуировку перед тем, как вернуться к его губам. Его язык проникал все глубже в мой рот, словно он хотел попробовать мою душу. Я позволила себе расслабиться, и его опытные руки сняли мою рубашку, а затем и лифчик.

— Один, два, три, четыре, — Говорил он, целуя мою щеку, спускаясь вниз по шее и идя между моих грудей, — Пять, шесть, семь...

— Что ты делаешь? — Его язык лизнул один из моих сосков.

— Считаю твои веснушки. Это может занять некоторое время. Восемь, девять, десять... — Я схватила его за голову, когда он взял в рот один из моих сосков и стал сосать его. Он перестал считать, так как теперь его рот был занят, и я обхватила его ногами, издавая нечленораздельные звуки и прося большего. Он перешёл к другой груди, убедившись, что не обделил вниманием первую, он был таким нежным. Я чуть не сошла с ума, когда он в то же время просунул руку под пояс моих спортивных штанов и погладил меня там. Он уже явно делал это раньше и умел делать это хорошо, но я не стала об этом спрашивать. Кого это волнует?

— Черт, — я стонала от удовольствия. Он поцеловал мой живот, и, пока его рука все еще оставалась там, он опустился языком в мой пупок. Раньше я и не подозревала, насколько чувствительной может оказаться эта моя часть тела. Все, что я могла сделать, так это лежать, пока он не стащил мои штаны и я не оказалась совершенно беззащитна. Его штаны все еще были на нем, и это было немного несправедливо, но я ничего не могла поделать. Когда его рот присоединился к руке, в моей голове взорвалась тысяча фонарей и я думала, что умру.

А затем он стал напевать. Его рот и губы завибрировали, это заставило меня кричать. Я подумала, что узнала мелодию, но через секунду мой мозг отказался, и я отдалась этому экстазу. Он целовал меня и напевал, но это не было справедливо во всех отношениях. Я протянула руку, но его штаны все еще были вне досягаемости. Я издала короткий протестующий звук.

— Что такое? — Он поднял голову, его рука замерла. У меня была кратковременная отсрочка:

— Это нечестно. Я тоже хочу прикасаться к тебе, — Я попыталась прикоснуться к нему, но он не позволил:

— Мне жаль, что ты так думаешь, — он ввел в меня один палец и опустил голову, — Но сейчас я занят, — с каждым словом он вводил и выводил палец и шевелил своим языком, это было прекрасно. Потом он ввел еще один палец, и я снова стала беспомощной, взорвавшись на миллион осколков от удовольствия. Дасти продолжал свою атаку ртом и пальцами до тех пор, пока я не начала дрожать и утратила всякую способность двигаться.

— Теперь ты можешь прикоснуться ко мне, — сказал он, скользя пальцами по моему телу. Мои руки были слегка не уверены сначала, когда я пыталась расстегнуть его ремень и справиться с молнией. Теперь настала его очередь стонать, когда я стянула штаны и боксеры вниз, получив возможность трогать его везде.

Я всегда боялась этой части, фактически части секса. Что, если это слишком больно? Что, если я сделаю что-то не так? Что, если я действительно плоха в этом? Когда я была с Меттом, все эти мысли всегда были в моей голове, но сейчас, с Дасти, когда я гладила его и слышала, как он рычит и говорит моё имя, я не думала ни о чем. Я прокладывала поцелуями путь от его груди и ниже, как тут заметила, что он слегка пошатывается. Я улыбнулась про себя и взяла его в рот. Я понятия не имела, что делать дальше, поэтому просто стала напевать, и он чуть не упал на меня:

— Боже, Рыжик. Ты не сможешь сделать это, когда я нахожусь над тобой, — сказал он, взяв меня за волосы и потянув прочь, — Когда-нибудь я позволю тебе сделать это снова, но сейчас единственное, что я хочу — быть внутри тебя. У тебя есть что-нибудь?

— Я живу с королевой безопасного секса, — ответила я и показала на тумбочку, — во втором ящике снизу. — Он протянул руку, а я снова начала гладить его периодически немного крутя руку.

— Я даже не могу сейчас вспомнить своё имя, — сказал он, нащупывая коробку и стараясь не отодвигаться от меня.

— Это нормально? Просто я действительно не знаю, чего ты хочешь, — Ох, это было не время, чтобы болтать. Он поцеловал меня, и я восприняла это как «заткнись, Джос». Он вытащил один презерватив и разорвал пакет.

— Я могу сделать это, — сказала я, забирая его у него, — Меня Рене научила. Это не так странно, как звучит, — сказала я, он закрыл глаза и выдохнул через нос. У меня получилось с первой попытки. Рене должна быть мною довольна. Или, может быть, и нет... Наверное, мне пора перестать о ней думать.

— Ты готова? Если ты хотела сделать это по-другому, мы можем... — Я прервала его вопрос, схватив его и начав двигать бедрами. Он скользнул внутрь, и я приготовилась к морю боли.

— Я сделал тебе больно? — Спросил он, как только полностью вошел в меня.

— Нет, — солгала я. Это была больше тупая ноющая боль, чем острая и резкая. Я пыталась дать моему телу привыкнуть тому, что он внутри меня, — просто дай мне секунду, — Он замер, не двигался, еще чуть-чуть, и я позволю себе упасть в его глазах.

— Я люблю тебя, — сказала я и потянулась за поцелуем. Он наклонил голову, и наши губы встретились:

— Я люблю тебя, Рыжик, — Я обхватила его ногами и дернула бедрами назад, он начал двигаться. Боль была чуть меньше во второй раз, чуть меньше в третий, затем два ощущение — боль и удовольствие — смешались. Я двигала бедрами ему навстречу, и он, словно одержимый, увеличивал скорость. Это было грубо, но мне нравилось, мои ногти впивались в его плечи, мой голос просил у него большего. Наконец, он вздрогнул и упал на меня, стараясь не раздавить. Обоим нашим телам пришлось нелегко, мы были скользкими от пота. Он поцеловал меня в губы и попытался выйти из меня, но я схватила его за задницу, чтобы остановить:

— Останься со мной, — он поцеловал меня в нос и уткнулся в мои волосы. Мы были как связанные, и в этот момент я ясно поняла, что здесь не имеет значения. Не важно, кто виноват в смерти Натана. Мы с Дасти были живы, а он — нет. Мы могли делать то, что он не сможет. Но это было нормально. Он всегда говорил, что мне нужно найти парня, который оценил бы меня, который бы понял, как ему повезло. Но он не знал, что им окажется его брат. Или, может быть, знал. Я ни во что особенно не верила, просто это был взгляд на вещи со стороны Натана. Свести нас. Мысль о том, как я рассказываю ему, что нашла кого-то, и его выражение лица при этом заставили меня рассмеяться. Дасти все-таки вышел из меня, потому что должен был, но не отодвинулся от меня:

— Ты чего смеешься, Рыжик?

— Я просто думаю, что где-то там Натан смеется над нами, потому что мы — два идиота. — Эта мысль заставила его улыбнуться так широко, что я подумала, что он сломает себе челюсть.

— Ты права. Эта именно та вещь, которую он бы сделал.

— Ага, — ответила я, немного переминаясь и морщась.

— Ты уверена, что все в порядке? — Сказал Дасти, поглаживая мою руку. Я поцеловала его:

— Я буду жить.

— И жить, и жить, и жить, — он постучал пальцем по моему плечу, и в этот момент я поняла сразу две вещи. Первая — что все в доме, вероятно, услышали нас и вторая — у меня шла кровь. Даже одна из этих вещей заставила бы меня стать пунцовой как рак, и мне захотелось бы умереть.

— О Боже...

— Что? Что такое? — Дасти был начеку.

— Я должна пойти и позаботиться кое о чем, — сказала я, пытаясь подняться, чтобы он не видел результаты того, что мы только что сделали, но он остановил меня и посмотрел вниз.

— Ох, Рыжик. Всё нормально. Почему бы тебе просто не пойти и не умыться, пока я позабочусь об этом?

— Не только это, Дасти. Эта комната не звуконепроницаема, — я указала вверх, и он посмотрел на потолок.

— Я целиком и полностью забыл, что мы — не единственные люди на этой планете. Что ж, было приятно узнать тебя. Вероятно, Рене уже идет сюда, чтобы убить меня, разрезать мое тело на маленькие кусочки и разбросать, чтобы никто не нашел. — Я перелезла через Дасти и схватила первое, что попалось под руку, чтобы прикрыться. Это оказалась его рубашка.

— О, это плохо, плохо, плохо, — Я пошла открывать дверь, но Дасти остановил меня, приобняв рукой за талию:

— Джосселин, единственная плохая вещь состоит в том, что я не могу вернуть тебя обратно в постель прямо сейчас, потому что я хочу этого. Я бы очень хотел, чтобы мы каким-то образом могли оставаться в постели вместе всегда, и никогда не покидать эту комнату. Я хочу, чтобы мы могли сделать эти маленькие моменты — прямо здесь, прямо сейчас — вечностью. — Я повернулась в его объятиях:

— Ну, мы можем заставить этот момент длиться немного дольше. Пойдем в душ со мной? — Его руки исчезли под рубашкой:

— Мне очень хотелось бы. Почти также сильно, как я тебя люблю, — он прижал меня к двери.

— Поверить не могу, что никто еще не пришел сюда, чтобы убить тебя, следуя старым добрым традициям.

— О, я уверен, еще придут. Так что если это мои последние минуты, я бы хотел провести их вместе с тобой, — он зарычал, схватил меня на руки. Я визжала, пока он нес меня до душа.

 

* * *

 

— Итак, ты только что лишил девственности мою сестру, — сказала Рене, расхаживая перед нами. Мы с Дасти сидели на диване и держались за руки.

— Рене! — Сказала я, но она жестом приказала мне молчать.

После прекрасного душа с Дасти мы вернулись ко мне. Когда мы выходили из комнаты, в доме было тихо, но я слышала, как люди переговариваются на втором этаже.

— Может, они дали нам возможность побыть наедине? — Шокировано спросила я.

— Или, может быть, они лежат в засаде, — ответил Дасти позади меня, позволив мне идти первой. — Он прокрался вверх по лестнице, я шла прямо за ним, и мы нашли всех в комнате Дары, за исключением Мейса и Хантера, играющих с Наполеоном. В этот момент Рене посмотрела наверх, увидела меня и Дасти, схватила нас за руки и стащила нас вниз. К счастью Дасти, он не убежал, и это было большим плюсом. Было приятно иметь кого-то, кто более-менее держался, когда Рене уже встала на тропу войны, хотя я переживала за него больше, чем за себя.

— Так, — сказала она, разворачиваясь на каблуках, — Так. — Я ждала, что она скажет что-нибудь еще.

— Вы предохранялись? — Конечно, это был её первый вопрос.

— Да, — ответила я, опередив Дасти, — Таблетки и презервативы. — Рене сузила глаза и уставилась на Дасти:

— Это правда, — ответил он, и его рука чуть сильнее сжала мою. Уверена, Дасти Шарп был напуган моей сестрой. Напуган до смерти.

— Как долго вы планировали это? — Я открыла было рот, но Рене перевела взгляд на меня:

— Я хочу услышать это от него, — Я закрыла рот и посмотрела на Дасти.

— Честно? Я хотел быть с твоей сестрой с того самого момента, как впервые увидел её. Примерно тогда же я понял, что люблю её. — Рене кивнула и снова продолжила ходить.

— Ты влюбился в меня с первого взгляда? — Я слышала, что такое случается, но всегда считала это простым желанием, а не любовью. Он взял наши соединенные руки, поднес ко рту и поцеловал их:

— Конечно. Я говорил тебе, это произошло, как только мы встретились. У меня заняло много времени понять это, но я говорил уже: невозможно было не влюбиться в тебя, — он был настолько уверен в себе, говорил так, как будто ему ничего не стоило сказать это. Рене начала ходить снова:

— И как я должна поверить в это? Я имею в виду, это звучит как хорошая обманка для глупой девочки, чтобы залезть ей под юбку.

— Если бы все, чего я хотел, это просто залезть ей под юбку, я бы давно сдался. Твоя сестра... — я ждала, — упрямая, — сказал он с усмешкой и смахнул некоторые пряди с моего плеча, — Я думаю, это идёт в комплекте с волосами. Или заложено генетически. — Он повернулся и улыбнулся Рене, она на секунду запнулась. Ха. Она прочистила горло и попыталась взять себя в руки, чтобы продолжить атаку.

— Как бы то ни было, я до сих пор не очень рада этому, — я начала говорить что-то о том, что уже взрослая и могу сама принимать решения, и Дасти тоже, что мы многое прошли, чтобы найти друг друга, и я не позволю ей разлучить нас, но она продолжила ходить и проигнорировала меня.

— Я доверила тебе приглядывать за ней. Просто смотреть, не прикасаться. И я до сих пор не уверена, доверяю ли я тебе, и я хочу знать, что между вами произошло, но... — Мы с Дасти ждали, затаив дыхание, — но я не могу запретить вам видеть друг друга. Это дом Хантера, ты — друг Хантера и в любом случае будешь здесь. Я также знаю, что если я попробую держать вас отдельно, то вы окажетесь вместе быстрее, чем произнесете «несчастные влюбленные». — Я обрадовалась, но это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— НО, — сказала она, словно чувствуя мое предпраздничное состояние. Рене встала перед Дасти и наклонилась, чтобы их лица оказались на одном уровне, — Будут правила, и каждый в этом доме должен будет выполнять их. Вы будете оставаться одни в разумное время. Ты не будешь брать её в те места, где мне не понравится и она не захочет быть.