НАТ. СТЕПЬ. НА ЗАКАТЕ

 

Всадники пересекают солончаки. Есугей раскачивается в седле, внутри его могучего тела разгорелась боль, на лбу выступил больной пот.

 

Таргутай нагоняет хана, заглядывает в лицо и улыбается – незаметно, только Темуджин увидел радостную улыбку.

 

ТАРГУТАЙ

Ты заболел, Есугей? Прикажи, мы остановимся.

 

Есугей стегает Таргутая камчой, и тот отстает.

 

ЕСУГЕЙ

Рот закрой, не тебе решать.

 

Есугей оборачивается, обращается ко всем всадникам.

 

ЕСУГЕЙ

Поехали быстрее, черепашьи яйца.

 

Есугей напрягает колени, и – конь идет рысью. Чарху остается далеко за спиной.

 

Есугей едва держится в седле. Он останавливает коня. Темуджин поддерживает отца, и тот заваливается на него, и вместе они едва не падают на землю.

 

Подъезжает Таргутай, заглядывает в лицо Есугею и поет какую-то веселую песню. Есугей пытается стегнуть его, но уже не может, сил нет, рука безвольно опускается. И тогда уже Таргутай бьет коня Есугея, конь взбрыкивает, голова Есугея безвольно падает на грудь.

 

Темуджин стегает Таргутая камчой – раз, другой, с неожиданной для ребенка силой. Вплетенные в камчовые хвосты свинцовые шарики пробивают мягкий войлок дэла, оставляют кровавый след на вздувшейся щеке. Таргутай, оборвав песню, стонет от боли, дрожит губами, но ему удается сдержать злость. Полой дэла он вытирает кровь и – придавливает бока своего коня. Тодоен и Гирхай скачут следом за Таргутаем, и скоро скрываются из виду.

 

В клубах соленой пыли остаются обнявший шею своего коня, едва держащийся в седле и что-то бормочущий Есугей, Темуджин и растерянный, плачущий Чарху.

 

Темуджин смотрит на отца, старается понять его несвязное бормотание.

 

ГОЛОС ТЕМУДЖИНА

Было трудно понять, что пытался сказать мне отец. Но я понял. Он сказал, что невесту я выбрал правильно. Жалел, что так рано оставляет меня одного. И хотел, чтобы я запомнил: самый страшный грех у монголов – предательство. Это были его последние слова.