Долларизация

Хотя в 1920-х годах американский доллар еще не имел тех господствующих позиций в мире, которые он занял после Второй мировой войны и удерживает поныне, он уже был самой устойчивой и желанной из валют крупных стран. США сохранили золотой стан­дарт и довоенный золотой паритет своей валюты. Американские товары хлынули в разоренную войной Европу. Впрочем, английский фунт стерлингов в те времена еще мог конкурировать с долларом и был в Германии тоже очень желанной валютой. Для счета в твердых деньгах часто использовали привычную по довоенным временам золотую марку, но, поскольку ее паритетное соотношение с долларом составляло 4,2 марки за доллар, это просто означало счет пример­но на четвертушки доллара.

Большое значение для Германии и для экономиче­ски связанных с ней стран приобрели расхождения во внешней и внутренней ценности марки, иначе гово­ря — различия в темпах роста внутренних цен, с од­ной стороны, и курса доллара и других твердых ва­лют — с другой. Как мы видели, на протяжении при­мерно четырех лет, до лета 1923г., курс доллара повышался значительно быстрее, чем уровень цен в марках. В конце этого периода уровень цен при дан­ном курсе марки был в Германии, по оценкам статис­тиков, в среднем по меньшей мере на 40% ниже, чем в странах с устойчивой валютой. Многие товары и ус­луги были в Германии в 3-4 раза дешевле. Инфляци­онная Германия была поразительно дешевой стра­ной для иностранцев и для немцев, имевших доступ к твердой валюте. Страна распродавалась по дешевке.

Это напоминает положение в СССР и России при­мерно в 1990-1992 гг. Рубль стремительно дешевел к доллару, и доллар был еще большой редкостью во внутреннем обороте. Но многие внутренние цены ос­тавались по-прежнему низкими. Это делало облада­телей даже скромных сумм в долларах богачами. Двухкомнатная квартира могла стоить 4-5 тысяч дол­ларов, новые «Жигули» — 800-1000 долларов. Помню, весной 1991 г. мне пришлось ехать в Москве на так­си с известным американским экономистом-советоло­гом Маршаллом Голдманом. Расстояние составляло 12-15 километров. Я спросил водителя, достаточно ли будет в оплату одного доллара. Он остался очень до­волен. В Нью-Йорке такая поездка обошлась бы, ве­роятно, долларов в двадцать. В меньшем масштабе по­добный эффект наблюдался осенью 1998 г., когда курс доллара скачком вырос в 2-3 раза, а рублевые цены на услуги и товары внутреннего производства не ус­пели подорожать. Владельцы долларов получили сво­его рода премию.

В начале 1920-х годов в Германию хлынул поток иностранных туристов. Англичане или французы, кото­рые до войны и подумать не могли о таких расходах, теперь занимали комнаты в лучших отелях, ездили по железным дорогам первым классом, посещали дорогие рестораны, покупали ценные сувениры. Более богатые иностранцы скупали предметы искусства и старины, го­родскую недвижимость и акции германских предприя­тий. На фоне нищеты, которая была уделом миллионов немцев, это, понятное дело, вызывало у них по меньшей мере зависть и чувство унижения. Но отсюда рожда­лись и ксенофобия, национализм, реваншизм. Это были годы становления германского нацизма, более известно­го под именем фашизма. Адольф Гитлер делал первые шаги в своей политической карьере.

Вместе с тем наплыв туристов давал работу и зара­боток многим немцам, отрасли обслуживания иност­ранцев процветали. Однако гораздо важнее было воз­действие падения курса марки на внешнюю торговлю Германии. Оно привело к удорожанию и ограничению импорта, одновременно стимулируя экспорт.

Опять-таки эти эффекты, которые когда-то, при со­циализме и Госплане, были для наших соотечествен­ников далекой экзотикой и не очень понятными фокусами, стали теперь повседневной жизнью. Достаточ­но напомнить, какой скачок рублевых цен на импорт­ные товары произошел после девальвации рубля в ав­густе 1998 г. и как многие ставшие уже привычными товары почти сразу исчезли с прилавков: их стало не­выгодно импортировать. Или вспомним, как в начале 1990-х годов обогащались люди, ныне нередко хозяе­ва жизни, на экспорте сырья вроде нефти и цветных металлов. Внутренние цены оставались «по-советски» низкими, и обмен полученных за товары долларов на рубли по высокому курсу давал прибыли в сотни про­центов. На этом обогащались и чиновники, дававшие разрешения на экспорт.

Германия экспортировала не сырье, а промышлен­ные товары, отчасти также продовольствие. Исполь­зуя дешевизну сырья, материалов и особенно рабочей силы в стране, германские промышленники и экспор­теры могли продавать товары по более низким ценам в долларах, чем конкуренты, и все же извлекать повы­шенные прибыли за счет низкого курса марки. В эти годы мир по-настоящему узнал феномен мировой тор­говли, которому было суждено большое будущее, — ва­лютный демпинг, т.е. продажу товаров на внешних рынках по искусственно низким ценам, возможным в силу падения курса национальной валюты.

Получая доллары или другую твердую валюту, гер­манские экспортеры сплошь и рядом не спешили пе­реводить выручку домой, а оставляли ее в иностранных банках, вкладывали в акции и другие ценности. Это было особенно выгодно потому, что в 1920-1922 гг. во многих странах происходил спад и цены акций и не­движимости были низкими. Происходило то, что и нам, к сожалению, очень хорошо известно: обнищав­шая страна, сама остро нуждающаяся в инвестициях, вывозит капитал. Вывозит не от богатства, а от бед­ности.

Но вместе с индустрией туризма экспорт поддержи­вал сносный уровень производства и занятости в Гер­мании. Безработица там была меньше, чем в Англии и некоторых других странах. Всплеск безработицы произошел во второй половине 1923г., когда, как от­мечалось выше, доллар стал относительно «дешеветь», и продолжался в период стабилизации. Но это уже была цена, которую Германии пришлось платить за выход из инфляции.

Внедрение доллара в сферу денежного обращения и его использование как средства сохранения ценно­сти приняло в 1922-1923 гг. большие масштабы. На последнем витке инфляционной спирали реальная по­купательная сила обращающихся и припрятанных долларов (и фунтов стерлингов) была в несколько раз больше, чем покупательная сила обесценившихся ма­рок. По грубым оценкам, сумма находившейся в Гер­мании иностранной твердой валюты достигала в этот период 1,5-2,0 миллиардов золотых марок [15, р. 17]. С чем это сравнить? Скажем, когда в конце 1923 г. про­изошла стабилизация, для эмиссии новых полноцен­ных (так называемых рентных марок) был установ­лен лимит в 2,4 миллиарда марок.

В 1923 г. значительная часть цен устанавливалась в долларах или в золотых марках («четвертушках дол­лара»). Калькуляция и бухгалтерия фирм во многих случаях велась в твердой валюте. Как пишет совре­менный немецкий исследователь, субъекты хозяйства, прежде всего крупные фирмы, были готовы вообще от­казаться от учета и расчетов в марках и полностью дол-ларизироваться, но «государство не хотело и не могло по соображениям престижа допустить приемлемое для хозяйства использование иностранных платежных средств во внутреннем обороте. Для него был также необходим эмиссионный налог, тесно связанный с ин­фляцией. По мере того как большая часть хозяйства переходила (в том числе нелегально) на иностранную валюту для учета и для расчетов, инфляционный налог приносил все меньше дохода государству, в то же время он делался все более обременительным для тех, кто подлежал эмиссионному обложению, — рабочих, по­лучавших заработную плату в бумажных марках, или крестьян, которые выполняли обязательные поставки зерна с оплатой в бумажных марках» [47, 8. 310].

Последнее замечание привлекает внимание. Дело в том, что до начала 1923 г. сохранялась карточная про­дажа хлеба населению по искусственно низким це­нам. Для этого приходилось в принудительном поряд­ке покупать зерно у крестьян по ценам, которые заве­домо не могли поспеть за обесценением марки.

В 1923 г. правительство попыталось администра­тивными мерами приостановить свободное хождение иностранных денег и конверсию марок в эти деньги. Покупка валюты была возможна только при получе­нии разрешения властей. Однако реальное значение этих мер, которые проводились без особого усердия, было невелико. Как полагают специалисты, главным следствием этих попыток было то, что лихорадочный спрос на реальные ценности отчасти устремился на фондовый рынок, поскольку акции крупных компаний росли в цене. Это вызвало довольно абсурдный в тех конкретных условиях и кратковременный «бумчик» (ЪоотШ, как говорится по-английски) на рынке гер­манских акций.