Паросенок развил немыслимую скорость: Петропавел даже удивился, когда увидел, что -- взмыленный и задыхающийся -- их все-таки догнал Гном Небесный: он молча сунул ему в руку какую-то бумажку и сразу же безнадежно отстал. "Следить за тобой прекращаю,-- было написано там,-- невозможно угнаться. Гном..."
Паросенок доставил Петропавла на площадь какого-то города, в котором, казалось, никто не жил. Петропавел огляделся и наугад отправился по одной из улиц. Чем дальше он шел по этой улице, тем отчетливее слышал гул, по-видимому, толпы. Неожиданно улица сделала поворот -- и Петропавел увидел еще одну, очень широкую, улицу: она была запружена людьми, которые никуда не двигались. Мало того, что они заполнили мостовую, они еще высовывались изо всех окон и свисали со всех балконов.
-- Что случилось? -- спросил Петропавел у кого попало, и этот кто попало возбужденно забормотал:
-- Дело в том, что кого-то водят по улицам: наверное, это напоказ, что в нашем НАСЕЛЕННОМ ПУНКТИКЕ -- редкость.
-- Слона! -- подсказал Петропавел.-- По улицам слона водили...
-- Если бы слона! -- не дослушал кто попало. -- Вы только посмотрите на него, попробуйте протолкнуться!
Петропавел попробовал и протолкнулся,-- правда, не без труда. На маленьком Пятачке свободного пространства какие-то ребята действительно водили по кругу существо, производившее очень двойственное впечатление. В общем-то, на первый взгляд, просматривалось отдаленное сходство со слоном, но, присмотревшись, вы уже не увидели бы этого сходства и сказали бы, что существо, скорее, напоминает домашнее животное, из мелких. Оно не то было, не то не было покрыто шерстью, не то имело, не то не имело хобот и казалось не то агрессивным, не то совершенно миролюбивым. В сознании Петропавла мелькнула не вполне отчетливая ассоциация с Гуллипутом, но он не смог удержать ее и стал просто смотреть, как существо это маленькими кругами водили.
-- Чего это вы его тут водите? -- спросил Петропавел.
-- А они в диковинку у нас! -- раздался подготовленный ответ.
-- Кто?
-- Да вот такие, как этот.
Между тем водимое существо выглядело уже изрядно замученным. Петропавел изо всех сил сосредоточился на нем и внезапно вычислил:
-- Да это же Слономоська, путь к которому долог и труден!..
-- Ну, слава богу! -- ответило существо и, обратившись к толпе, заявило: -- Вот вам простой логический пример того, как некто, предварительно обдумав, кто такой Слономоська, искренне принимает меня за Слономоську, поскольку считает, что я Слономоська, каковым я de facto и являюсь в его глазах.
-- Оно разговаривает! -- раздались отовсюду крики ужаса -- и в панике люди бросились врассыпную: миг -- и улица опустела.
-- Вы по какому вопросу? -- сразу поинтересовался Слономоська.
-- Спящая Уродина,-- лаконично ответил Петропавел, понимая гнев Слономоськи по поводу глупости людей. Слономоська вздрогнул:
-- А что с ней?
-- Ничего-ничего, -- счел необходимым успокоить его Петропавел. -- Просто я хочу попросить Вас проводить меня к ней... или рассказать, как пройти. Я должен поцеловать ее.
-- Спящая Уродина -- моя невеста, -- неожиданно сообщил Слономоська. -- Я поставлю ее в известность об этом после сна.
-- Поздравляю Вас,-- пролепетал Петропавел, не веря своим ушам.-- Я видите ли, и не собирался на ней жениться: только поцеловать -- и все...
-- Целовать без намерения жениться -- свинство! -- гневно выкрикнул Слономоська.
-- Да просто так нужно, поймите! По преданию... -- оправдывался Петропавел.
-- В тексте предания упомянуто Ваше имя? -- осведомился Слономоська.
-- Еще не хватало! -- не сдержался Петропавел.-- Слава богу, нет!..
-- Ну, милый мой... Зачем же Вы берете на себя такие полномочия? Вы напоминаете мне человека, который, случайно завидев судно, готовое к спуску на воду, разбивает о его нос бутылку шампанского и провозглашает: "Нарекаю это судно "Королева Элизабет", после чего судно все равно остается безымянным, потому как дать ему имя может не кто угодно, а только тот, кому предоставлены соответствующие полномочия".
-- Но я не сам решил целовать Спящую Уродину! Так решил народ. Мне-то уже, во всяком случае, это удовольствия не доставит.
Слономоська заплакал и запричитал:
-- Это свинство с Вашей стороны -- так отзываться о ней! А целовать без удовольствия -- дважды свинство. Вы свинья, голубчик! Даже, две свиньи.
-- Прекратите истерику,-- сказал Петропавел. -- Спящая Уродина и не заметит, кто ее поцеловал. Она проснется после этого. А во время поцелуя она все еще будет спать как мертвая. И видеть сны.
-- Да она и не проснется от Вашего поцелуя,-- успокоился вдруг Слономоська. -- В предании говорится: "...и поцелует Спящую Уродину как свою возлюбленную". Вам так не поцеловать.
-- Так ее никому не поцеловать,-- обобщил Петропавел.-- Трудно предположить, что в нее кто-нибудь влюбится.
-- В Вас просто абсурдности маловато для такого предположения. -- После этого заявления Слономоська, кажется, почувствовал себя отчаянным парнем и бросил Петропавлу в лицо: -- Я влюблен в Спящую Уродину.
Петропавел смутился:
-- Прошу прощения... только я что-то не соображу, почему бы Вам самому не поцеловать ту, в которую Вы влюблены. Слономоська сразу весь сник:
-- Видите ли... я бы хотел, чтобы Вы меня правильно поняли... я не могу: это как-то уж слишком само собой разумеется. А все, что слишком само собой разумеется, идет вразрез с моей природой. Природа моя ужасно противоречива.
-- И -- что же? -- Петропавел ничего не понял.
-- Ну... и... Дело в том, что у меня тяжелое наследственное заболевание -- мания двуличия. Все, что не содержит в себе противоречия, исключено для меня. Я влюблен в Спящую Уродину и хочу жениться на ней, но, поскольку именно такое положение дел не противоречит поцелую, как раз он-то для меня и невозможен.
-- Это настолько серьезно? -- спросил Петропавел.
-- Очень, -- заплакал Слономоська. -- Когда я понял, что могу сделать Спящую Уродину несчастной, если предложу ей жизнь без поцелуев, я решил покончить с собой. Но и это оказалось невозможным. Я так и не сумел решить, кого убить в себе -- Слона или Моську: ведь в соответствии с моей противоречивой природой, убив одного, я должен был сохранить жизнь другому. И я понял тогда, что весь я не умру.
-- М-да, -- сказал Петропавел. -- Печальная история. А чего Вы на меня-то взъелись, если сами не собираетесь целовать Спящую Уродину?
-- Но ведь Ваша природа не столь противоречива! Для Вас ненормально целовать не по любви? Поэтому, прежде чем целовать Спящую Уродину, Вы, как нормальный человек -- а я надеюсь, что передо мною нормальный человек! -- обязаны влюбиться в нее. В противном случае я растопчу Вас. -- Петропавел посмотрел на страшного Слономоську и понял, что тот растопчет. -- Однако влюбиться в нее Вы, конечно, не сможете. Она страшна, как смерть.
-- Не скажите, -- задумчиво возразил Петропавел. -- Смерть страшнее. -- Слономоська улыбнулся, восприняв это заявление как комплимент Спящей Уродине, а Петропавел с грустью продолжал: -- Но скорее уж Вы уговорите меня жениться на ней -- это все-таки во многом внешняя сторона дела, -- чем влюбиться в нее: тут уж сердцу не прикажешь!
Они помолчали. Ситуация казалась безвыходной.
-- Я думаю, -- очнулся вдруг Слономоська, -- что при решении вопроса нам нужно исходить из интересов Спящей Уродины. Она все-таки женщина. Кого из нас она предпочтет?
-- Конечно, Вас! -- уверенно ответил Петропавел. -- Страшных всегда к страшным тянет.
-- Правда? -- обрадовался Слономоська и рассмеялся.
Петропавел хотел было ответить, что, дескать, правда, но он не был так уж уверен в истинности последнего суждения и смолчал, а сказал следующее:
-- Это можно узнать только от нее самой. Однако она спит, и черт ее разбудит!
-- Не черт, а кто-то из нас, -- уточнил Слономоська. -- Если Вы, то я Вас растопчу.
-- Я помню, -- нарочито небрежно заметил Петропавел.
-- Итак, что же мы имеем? -- начал рассуждать Слономоська. -- Во-первых, мы имеем меня, который любит и хочет жениться, но не может поцеловать. Во-вторых, мы имеем Вас, который хочет поцеловать и в крайнем случае, если я правильно понял Ваше заявление, жениться, но не может полюбить. Состав явно неполон. Нам необходим третий, который любит и хочет поцеловать, но не может жениться.
-- А на кой он нам? -- опять не понял Петропавел.
-- Если предлагать Спящей Уродине выбор, то нехорошо предоставлять в ее распоряжение часть вместо целого. Так, если Вы угощаете меня яблоком, то в высшей степени невежливо предлагать мне уже надкушенный плод. Итак, есть ли у нас кандидатура? -- Слономоська задумался и приблизительно через 12 часов воскликнул: -- Она у нас есть! Это Бон Жуан.
Самое страшное для него -- жениться, а любить и целовать он в крайнем случае согласиться может!
-- Но она же спит!-- иерихонской трубой возопил Петропавел. -- Как же можно предлагать ей какой-то выбор -- сонной?
-- Спит, спит!.. -- проворчал Слономоська. -- Подумаешь, спит! Каждый спит! Проснется -- опять уснет, ничего с ней не сделается. Вопрос, между прочим, для нее важен -- не для нас! А не захочет проснуться -- пусть так и спит, пока не подохнет во сне!
Петропавла, конечно, удивил такой тон в адрес невесты, но он сделал вид, что все в порядке.
-- Есть более серьезная проблема, чем ее сон, -- озабоченно продолжал Слономоська. -- Положим, будить ее будет Бон Жуан: мы ведь не знаем ее -- вдруг она злая, как собака? -- а он умеет разговаривать с любыми женщинами. Но вот в чем дело: как объяснить все это Бон Жуану, если он вообще не вступает в беседы с лицами мужского пола? Может быть, нам переодеться?
-- Я переодеваться не буду! -- немедленно заявил Петропавел: ситуация и так показалась ему достаточно идиотской -- не хватало еще сложностей с полом!
-- Ну, а мне просто ни к чему, -- самокритично сказал Слономоська. -- Меня в любой одежде узнают.
Петропавел не понял, зачем тогда надо было это предлагать -- тем более во множественном числе, но не проронил ни звука.
-- Стало быть, для разговора с Бон Жуаном потребуется посредник. Им должна быть женщина.
-- Шармен! -- ехидно встрял Петропавел.
Слономоська поморщился, не услышав иронии:
-- Для Шармен нужно создавать специальные условия, -- например, посадить ее под стеклянный колпак, чтобы она не могла оттуда обнимать и целовать Бон Жуана, когда будет с ним говорить. А потом я и сам не хотел бы подвергать себя опасности, пока объясняю ей ее задачу. Так что Шармен отпадает.
-- Белое Безмозглое! -- продолжал издеваться Петропавел.
-- Ни в коем случае! -- простодушно воскликнул Слономоська. -- Во-первых, она проспит все объяснения и заснет на собственных, а во-вторых, ни у кого нет никакой уверенности в том, что оно действительно женщина! Не думаю, чтобы Бон Жуан закрыл на это глаза. Тут Слономоська принялся метаться по площади, пока наконец не вскрикнул: -- Вот она! Нашел!.. С Бон Жуаном будет говорить Тридевятая Цаца. Тем более что Тридевятая Цаца -- моя невеста.
-- Вторая? -- поразился Петропавел.
-- То есть как -- вторая? -- тоже поразился Слономоська.
-- Погодите, погодите... -- Петропавел очень заинтересовался. -- Вы же сказали, что Спящая Уродина -- Ваша невеста!
Слономоська задумался:
-- Какой Вы, право!.. Прямо как на суде! На страшном суде!.. Но действительно, нечто в этом роде я говорил. Не знаю, как такое случилось... Видите ли, я не употребляю слов в жестких значениях: во-первых, они сами не очень любят жесткие значения, а во-вторых, это слишком обязывает. И трудно потом выкручиваться. А я имею обыкновение заботиться о своих тылах: я ведь чертовски противоречив и потому всегда должен иметь возможность отступить в надежное укрытие. Хм... Спящая Уродина -- моя невеста. Тридевятая Цаца -- моя невеста. Знаете, я не думал над данным противоречием. Будем считать его несущественным.
Петропавел даже крякнул от изумления.
-- Почему Вы крякаете? -- поинтересовался Слономоська.
-- Да потому что это противоречие не может быть несущественным! Ради чего же тогда огород городить и добиваться от Спящей Уродины признаний с помощью Тридевятой Цацы, если сама Тридевятая Цаца -- Ваша невеста? Тут все непонятно!
Слономоська молчал и думал.
-- Никак не возьму в толк, о чем Вы, -- признался он наконец. -- Ясно ведь, что мои высказывания о невесте на данный момент представляют собой суждения философские, а не эмпирические... Но даже если бы это были эмпирические суждения. Вам-то какая разница?
-- Ну, я исхожу из того... -- Петропавел задумался, из чего он исходит: обозначить это оказалось трудно, и он обозначил общо: -- Я исхожу из того, что называют порядком вещей. Есть порядок вещей! -- воодушевился он. -- В соответствии с ним, даже если у человека, это бывает на Востоке, несколько жен, то невест -- одновременно! -- не может быть несколько.
-- А с чего Вы взяли, что у меня их несколько?
-- По крайней мере, две!
-- Откуда же две? -- заторговался Слономоська. -- Одна у меня невеста, только по-разному называется: Спящая Уродина и Тридевятая Цаца... Поясню это на примере.-- Слономоська неизвестно откуда взял мел и вычертил на асфальте схему, которая, как выяснилось впоследствии, не имела отношения к его дальнейшим рассуждениям. -- Вообразите, что на пальце у меня украшение.
-- Не могу, -- честно сказал Петропавел: у Слономоськи не было пальцев.
-- Неважно, -- поспешил заметить Слономоська. -- Так вот, на пальце у меня украшение с большим камнем. Вы подходите ко мне и спрашиваете: "Что это у Вас -- кольцо или перстень?" -- "Не знаю точно", -- отвечаю я. Теперь скажите, сколько, по-Вашему, украшений на моем пальце?
-- Одно, -- ответил Петропавел нехотя.
-- Действительно, одно, -- подтвердил Слономоська. -- Только оно может называться и так, и эдак. Стало быть, и невеста у меня одна.
-- Извините! -- не хотел сдаваться Петропавел. -- Кольцо и перстень -- это обозначения для одного и того же предмета, это синонимы, а Спящая Уродина и Тридевятая Цаца -- не синонимы: они относятся к разным лицам!
-- По-моему, Вы следите только за поверхностным уровнем моих высказываний, а надо ведь считаться не только с тем, что выражает слово своей оболочкой, но и с тем, что оно в принципе может выражать! Пусть упомянутые имена относятся к разным лицам, зато к одному понятию -- невеста, -- резюмировал Слономоська. Однако, по мнению Петропавла, резюмировать было еще рано:
-- Вы же не с понятием дело иметь будете, а с живыми существами!
-- Именно с понятием -- при чем тут живые существа? Хороши живые существа -- одна вообще не дана в чувственном опыте и находится за тридевять земель, а другая на сегодняшний день спит как мертвая, то есть все равно, что отсутствует в мире! -- Слономоська сокрушенно вздохнул и вычертил еще одну бесполезную схему. -- Ладно. Приведу другой пример. Предположим, я говорю, что дарю Вам на Ваш день рождения гусыню. Но я только произношу эти слова, а гусыни не даю. Сделал я Вам в таком случае подарок или нет?
-- Конечно, нет! -- воскликнул Петропавел.
-- А по-моему, сделал! -- обиделся Слономоська. -- Пусть я не подарил Вам гусыни, но что-то все-таки подарил -- понятие подарил, фиктивную философскую сущность подарил... Тоже немало! -- Он сделал паузу и гневно добавил: -- Человек Вы расчетливый и меркантильный!
Пропустив этот вывод мимо ушей, Петропавел сосредоточился на заинтересовавшей его подробности -- и тут его осенило:
-- Значит, речь идет о фиктивных философских сущностях! Но из этого следует, что у Вас вообще невесты как таковой нет.
-- Неплохо, -- поощрил Слономоська. -- Однако то, что у меня есть невеста, следует из более ранних моих высказываний. Их было два. Произнесу эти высказывания от третьего лица: Тридевятая Цаца -- невеста Слономоськи; Спящая Уродина -- невеста Слономоськи. Стало быть, в качестве предпосылки годится утверждение: у Слономоськи есть невеста.
-- Да пусть у Слономоськи будет хоть пять невест! -- вспылил Петропавел, которому все это уже надоело.
-- Пусть! -- покорно согласился собеседник. -- Нам с Вами дела нет до Слономоськи.
-- То есть как? -- оторопел Петропавел. -- До самого себя Вам, что ли, нет дела?
-- Почему до самого себя? Ведь это Вы квалифицировали меня как Слономоську! А я не Слономоська, точнее, Слономоська -- не я. Если бы я был Слономоськой, я не стал бы разговаривать с Вами после того, как убедился в том, что Вы -- свинья. Даже две свиньи.
-- Сами Вы две свиньи! -- дошел до ручки Петропавел.
-- Не надо быть таким обидчивым, -- вежливо сделал замечание Слономоська. -- Вам это не идет. Поговорим лучше о деле, которому мы служим... Через час сюда прибудет Паросенок -- мы сгоняем за Тридевятой Цацей -- хорошо бы ей быть где-нибудь поближе: вдали она уж очень велика! -- и Бон Жуаном, доставим их сюда, и я покажу путь к Спящей Уродине. Он долог и труден, а знаю его один я, но тайну эту унесу с собой в Вашу могилу.
Услышав про могилу, Петропавел только покачал головой.
