Движение Ш. к классицизму началось с завершения «Дон Карлоса» и переезда в Веймар. Одновременно с созданием философских стихов («Художники») Ш. углубленно занимается историей. Её изучение помогает проследить развитие человечества от первобытного состояния к полноценной гуманной личности. Одновременно занимался философией. Большое влияние на его тв-во оказали труды Канта, в особенности его этическое учение о торжестве нравственного закона над чувственным и эгоцентрическим началом в человеке. Однако трактовка его у Ш. смягчена и проникнута гуманистическим оправданием человеческих слабостей, сочувствием к страдающей личности. «Письма об эстетическом воспитании человека» (1795) – искусству отводится важное место между царством природы и необходимости с одной стороны, и царством разума – с другой. Такая концепция отражает восприятие событий Французской революции.В 1794 начинается сближение с Гете. В нем Ш. видел воплощение понятия «гений» в противовес «философу». Дело философа – анализ, гения – синтез. Это размежевание, проясненное в длительной беседе 1794, открыло возможность взаимопонимания и выработки общих принципов, которые получили отражение в их переписке – важнейшем документе литературной теории веймарского классицизма. В работе «О наивной и сентиментальной поэзии» (1795) обобщил эти соображения. Различает 2 типа творчества по отношению к природе: «Поэт либо является природой, либо ищет её». Гете олицетворял первое, он - второе. Эстетический идеал Ш. видит в синтезе наивной и сентиментальной поэзии, к кот. надо стремиться, но кот. реально не может быть достигнут.Последнее десятилетие жизни Ш. наполнено драматургической деятельностью. 1796-1799 – трилогия «Валленштейн», в кот. сплетаются историко-политич. и нравственно-философские проблемы. Затем «Мария Стюарт» (1801), «Орлеанская дева» (1802), «Мессинская невеста» (1803) и «Вильгельма Телля» (1804).
В «Марии Стюарт» на первый план выдвигается нравственная проблематика. Мария и Елизавета Английская предстают не как носители политико-религиозных идей, а как нравственные антиподы: лживой и лицемерной Елизаветой, мудрой, но безнравственной правительнице, пекущейся о благе гос-ва, но одержимой властолюбием и завистью, противостоит страстная и грешная Мария, искренняя в своих прежних безудержных порывах, преступная и вершащая над собой строгий суд, смирившаяся перед неизбежной казнью, но не терпящая унижения своего человеческого достоинства. Путь очищения через страдания возвышает Марию над её торжествующей соперницей. В «Марии Стюарт» достигает предела строгость классицистской композиции: участь Марии предрешена с самого начала трагедии, лаконически развивающееся действие уже ничего не может изменить в её судьбе, какие бы попытки спасти её ни предпринимали её сторонники. Но перед зрителем раскрываются разные человеческие характеры, разные нравственные позиции, вырастающие из расстановки политических и религиозных акцентов.
В драме «Вильгельм Телль» Ш. обработал сюжет из старинной швейцарской хроники о стрелке Телле, герое народной легенды. Восстание швейцарцев против австрийского гнета (13 век) возвращает нас к свободолюбивой тематике ранних драм Ш. Но здесь борьба за свободу показана как общенародное дело. В «Телле» нет того разделения на «героев» и «массу», которое так ясно было обозначено в «Валленштейне». Каждый из участников «клятвы на Рютли» - одновременно и индивидуальная личность, и выразитель народного протеста. Сам Телль – первоначально спокойный, сдержанный и даже сторонящийся участия в заговоре против австрийцев, постепенно вырастает в народного борца и мстителя жестокому австрийскому наместнику. Перелом в его душе происходит под влиянием чудовищного требования наместника Гесслера – выстрелить в яблоко на голове своего сына. Этот образ Ш., подводящий итог его «классическому периоду», свободен от преувеличенной патетики и неистовых страстей его первых драм, а также и от сосредоточенности на нравственном самоанализе, характерной для трагедий позднего периода. Последняя завершенная драма Ш., возникшая в пору напряженных политических событий, охвативших всю Европу, является своеобразным синтезом его ранних тираноборческих настроении и опыта историка, глубоко проникшего в природу больших общественных движений.
