Анализ фантастического в новеллистике Ирвинга

2.1. Основные приемы фантастического в новеллах Ирвинга
Фантастику Ирвинга, в целом укладывающуюся в такие основные фантастические системы, как религиозная, мифологическая и гротескно-смеховая, можно разбить на такие виды:
- полубыли: "Аннет Деларбр"
- розыгрыши (мнимая, гротескная фантастика): "Жених-призрак", "легенда о Сонной Лощине", "Вестмистерское аббатство"
- фантастические и фантастико-религиозные притчи: "Рип Ван Винкль", "Дьявол и Том Уокер"
- полумистические истории о кладоискателях: "Врата дьявола", "Пират Кидд", "Вольферт Веббер, или Золотые сны", "Происшествие с черным рыбаком"
- сказки: "Альгамбра"
- мистика: "Дом с привидениями"
- загадка: "Полный джентльмен".
Основными приемами фантастического в новеллистике Ирвинга являются: ироническое опрокидывание (розыгрыш), американизация фантастических тем и ностальгия по прошлому.
Новелла "Жених-призрак" на первый взгляд представляет очень характерное для времени Ирвинга "таинственное" повествование с героем, являющимся на пир после своей смерти и даже увозящим невесту. Рассказов о вмешательстве в людскую жизнь потусторонних сил писалось тогда-причем без тени иронии-великое множество. Упомянутая Ирвингом баллада немецкого поэта Бюргера о Леноре, похищенной всадником-призраком, и вправду "обошла весь свет"; поведанное в ней предание воспринималось как пример высшей любви, для которой и смерть не преграда, и эта история пересказывалась на все лады бесчисленными подражателями.
У Ирвинга новелла начинается тоже с традиционной "страшной" сказки: тут и рыцарь, самим своим появлением в замке создающий атмосферу чего-то загадочного и жуткого, и "глухой, мертвенный голос" с "замогильным оттенком", и ужасающее признание "Я-мертвец", и обморок тетушки при виде жениха-призрака за окном в полночь. Но как неожиданно, легко и жизнерадостно завершается это мистическое приключение! Для многих романтиков оно стало бы поводом лишний раз сказать, что судьбу человека вершат силы, над которыми он не властен. А у Ирвинга все решает именно способность героя и в самых неблагоприятных обстоятельствах добиться своей цели, проявив изобретательность и упорство и руководствуясь не страхом перед тенями, а здравым смыслом. В результате типичнейший романтический сюжет преображается в новеллу, полную комизма, озорства и ощущения полноты жизни.
Такое переосмысление "мрачных", мистических тем очень свойственно Ирвингу. В новелле "Легенда о Сонной Лощине" смышленый сельский парень изгнал из деревни своего соперника в любви, суеверного учителя, разыграв ночью на глухой дороге целый спектакль с привидениями. В другом рассказе "Вольферт Веббер, или Золотые сны" обыватель-голландец, мечтающий разбогатеть и пронюхавший про зарытый пиратами клад, трепещет перед потусторонними силами, мучится жаждой золота и ужасается каре свыше, пока все эти терзания не завершаются вполне благополучным финалом: городская управа приобретает огород героя под строительные участки, и причитающиеся ему деньги с лихвой вознаграждают его за все неудачные экспедиции к тайникам флибустьеров.
Даже в "Легенде о трех прекрасных принцессах" и в "Розе Альгамбры", где Ирвинг как будто старается просто пересказать, ничего не меняя, древние предания, чувствуется это никогда не оставлявшее писателя стремление как-то сблизить сказку и реальность, вымысел и жизненное правдоподобие. Потому-то так деловито и предусмотрительно готовят побег принцесс их кавалеры-испанцы, так своевременно выбирает момент для сватовства бездельник паж: для приближенного королевы брак с бедной девушкой дело непростое, тут надо все точно рассчитать...
Из контекста общей оптимистической новеллистики Ирвинга, убежденного в единственной правильности пути, по которому шла страна, в каком-то смысле выпадает "философская притча" "Рип Ван Винкль", где Ирвинг в завуалированной форме выразил сомнение в том, что это действительно так. "Происшествие, рассказанное в этой новелле, - как справедливо считает А. Зверев, - можно, конечно, при всей его невероятности воспринять просто как курьезный случай, но есть в этой истории человека, хлебнувшего однажды очень крепкого рома и проспавшего в горах целых двадцать лет, по-своему глубокое философское содержание" [15. C. 13]. Вернувшись в родную деревню, Рип поражается масштабам происшедших перемен, и это ощущение стремительного темпа жизни-совершенно неожиданный для литературы того времени, чисто американский мотив. Но самое-то главное в том, что все переменилось вовсе не к лучшему, что пролетевшие как сон два десятилетия не сблизили, а еще больше разъединили людей, не примирили таких не довольствующихся обыденным чудаков, как Рип, с жизнью, а лишь заставили гораздо острее ощутить свое одиночество в этом равнодушном, холодном мире.
Возникает подозрение, что долгое отсутствие Рипа было вызвано не только шуткой повстречавшейся ему компании. Может быть, Рип и сам хотел исчезнуть из этого мира, отгородиться от него мечтой, сном - бежать из него, как потом уходил от цивилизации все дальше на Запад куперовский Кожаный Чулок, как у Мелвилла спасался от нее на китобойном судне герой "Моби Дика", как ищут от нее какой-то защиты многие герои американских писателей и сегодня.
Мотив дремы, грез, запустения, сна как символ невозвратного, но милого прошлого, обычно ассоциируемого у Ирвинга со старым голландским бытом, проходит через многие новеллы писателя: "Рип Ван Винкль" (характерно, что Rip в переводе с английского означает "разрыв", в данном контексте это воспринимается символически как разрыв времени), "Легенда о Сонной Лощине" (Hollow имеет три варианта перевода: 1) лощина, 2) пустота, 3) впадина), "Аннер Деларбр" (где героиня впадает в летаргический сон, в котором продолжает переживать жизнь с мнимо погибшим возлюбленным), "Дом с привидениями", "Кладоискатели" (особенно в новелле "Вольферт Веббер, или Золотые сны"). Этот мотив составляет еще один источник фантастического в творчестве Ирвинга, реализуясь то ли в виде возврата в прошлое ("Дом с привидениями"), то ли в виде "застывания", консервации в прошлом ("Аннет Деларбр", "Легенда о Сонной Лощине"), то ли в виде фантастического соединения примет пришлого и настоящего ("Вольферт Веббер, или Золотые сны").
По сути, действие всех "американских" новелл отнесено в прошлое. Ирвинга и его рассказчика Никербокера влекли к себе предания и легенды, в коих он находил запечатленными нравы, обычаи, верования, предрассудки, вкусы, интересы, образ жизни и образ мыслей минувших времен. С точки зрения фабулы новеллы не отличаются оригинальностью. Это ставшие в романтическую эпоху тривиальными истории необычайных приключений. Однако достоинство и ценность его новелл не в событиях, а в исторической картине жизни и нрава поселенцев.
Символично, что фабулы "Рип Ван Винкля" и "Легенды о Сонной Лощине" - романтических новел из американской жизни - строятся на преданиях, заимствованных Ирвингом из германского фольклора и романтической поэзии. Р. Миллер объясняет это следующим образом:

Новелла "Легенда о Сонной Лощине" обладает особым очарованием и несет особый символический смысл. Как известно, Ирвинг построил свое жилище возле Сонной Лощины, в котором предавался литературным трудам, там же он был и похоронен. Слово "легенда" является ключевым в новелле, многократно повторяемым Ирвингом по ходу развития действия, и само его очарование и смысл уже невольно относит читателя в прошлое и одновременно в область грез, выдумки.
Сонная Лощина - сколок старого мира, кусочек прошлого, сохранивший преданность традициям. Время будто замерло тут. По дну, окруженному цепью высоких гор, скользит ручеек, "баюкающий и навевающий дрему" [19. C. 50]. Саму лощину Ирвинг называет "одним из самых безмятежных и мирных уголков на всем свете" [19. C. 50]. Это старый голландский, застывший во времени поселок, хотя во времена Ирвинга реальная Сонная Лощина уже сбросила с себя былое оцепенение и превратилась в деловой город недалеко от Нью-Йорка.

Данная атмосфера и служит фоном для развертывания внешне непритязательного события - разыгранной над учителем мистификации. Примечательно, что в Сонной Лощине, погруженной в дрему, быстротой перемещения обладает лишь потусторонняя сила. Всадник без головы является в ней воплощением самого движения, отсутствующего в лощине. Столкновение покоя и вихря, привычного и нового, известного и неизведанного обретает в новелле четкое семантическое выражение: Сонная Лощина выступает антиномией идеи Всадника. Отсутствие головы в этом случае лишь усиливает степень неизведанности движения. Так в мир грез Ирвинг - через мнимую потусторонность - вводит напоминание о другом мире. Ощущение мнимости окрашивает всю Сонную Лощину, путем грез опрокидывающуюся в область небытия, потусторонности. Изгнание Икабода в этом плане можно трактовать как возвращение его к жизни и движению, недаром Икабод в мире ином быстро делает карьеру, став мировым судьей.
Следует упомянуть и еще об одном персонаже, от имени которого ведется повествование - Никербокере. Подобная мистификация позволяет автору остраниться от описываемых им событий, внося в повествование элемент иронии. Подобное остранние присуще и иным новеллам писателя: в "Доме с привидениями" автором повествования объявляется старожил Джоссе Вандермоер, в "Кладоискателях" - различные персонажи, в "Загадочном корабле" - гер Антони.
Однако мистификация сообщает описанию и некий налет условности. Как справедливо отмечает Ю. Ковалев, "В картинах прошлого, нарисованных "пером Никербокера", содержался еще один смысл, менее очевидный, но не менее важный. Ирвинговская оценка действительности осуществлялась путем сопоставления с неким условным идеалом - ретроспективной утопией, идеализированным миром ранних голландских поселений, который "не открыли еще и не успели заселить неугомонные обитатели Новой Англии". Мир Никербокера призван был противостоять циничным формулам буржуазной морали 19 в. и жестоким издержкам капиталистического прогресса. Но идеал, как сказано, был условен, и сам писатель отчетливо это понимал. Рисуя умилительные картины "идеального" прошлого, он в то же время иронизировал над ними и над собой, ибо сознавал, что пороки современности родились не сегодня, а уходят корнями в эту самую идеализированную жизнь. Отсюда и особая полуироническая тональность при описании "идеального" прошлого. Романтическая двойственность ирвинговского историзма в том и состоит, что прошлое предстает в его новеллах и как условный мир, противостоящий современности, и как реальность, неразрывно связанная с настоящим, как один из источником достижений и пороков буржуазной Америки 19 в." [22. C. 556].
Ирвинговская ирония определяет тональность многих новелл. Переосмысление "мрачных", "мистических" тем в ней происходит прежде всего именно на ироническом уровне, хотя, как будет показано ниже, это переосмысление содержит в себе также и иной, символико-романтический план.

2.2. Поэтика фантастического в новеллах Ирвинга
американскими мотивами и темами и, собственно, выстроена на их сюжетике. Героями его новелл выступают самые разнообразные обитатели старых голландских поселений и первые поселенцы Америки - пираты (буканеры), доктор, учитель, фермер, простые рыбаки, охотники, домохозяйки, авантюристы, контрабандисты и т.д. Необычное, случившееся в их жизни, чаще всего оказывалось игрой - или воображения, или чьей-то шутки-розыгрыша, или случайного стечения обстоятельств, так что как бы имело под собой рациональное объяснение.
Композиционными мотивами ирвинговских новелл являются: чей-то рассказ, с различными оговорками передаваемый автором; прием двойной, а то и тройной (и т.д.) вставки историй друг в друга ("Дом с привидениями", "Кладоискатели"), дополняющих и поясняющих основной сюжет; собственные воспоминания местных легенд.
Голландский дух, которым пропитаны новеллы Ирвинга, пристрастие автора к голландскому быту первых поселений Америки отразились не только на художественных образах, отборе легенд и бытописании, но и на художественных средствах (поэтике) его новелл. Проследив топонимику и ономастику новелл Ирвинга, мы увидим, что все названия и имена имеют под собой голландские корни (грунт).
Вот, к примеру, как поясняет сам писатель происхождение некоторых названий:

* Хелл-Гейт - Чертова дыра (от голландского Helle gat): "Именно тогда, будучи вне себя от ярости и досады, он и его спутники прозвали эту стремнину "Хелле-Гат" и торжественно отдали ее во владение дьяволу. Это название было переосмыслено впоследствии англичанами и превратилось в "Хелл-Гейт" (Hell gate), а на устах незваных пришельцев-иностранцев, не понимавших ни по-голландски, ни по-английски -... - даже в совершенно бессмысленное "Хорл-Гейт" ("Врата дьявола") [19. C. 174].
* Долина Блоомендель - Долина цветов (голл.).
* Таппан-Зее - название разлива на р. Гудзон, означает по-голл. "Таппанское озеро".
* Тарри-Таун - нечто вроде "Мешкай-город". Искажение голландского Tawen Dorp, то есть "Пшеничная гавань" ("Легенда о Сонной Лощине").
* Оли коек - род пирога (голл.).
* Домини - священник (голландское название).
* Стивер - голландская, мелкая, медная монета.

Голландский дух сказывается как в именах персонажей и названиях мест, так и в обычаях жителей - практически добродушных и одновременно наивно суеверных, а в особенности в описании праздника в доме Балта ван Тасселя в "Легенде о Сонной Лощине". Само описание дома Балта ван Тасселя - целый панегирик домовитости, уюту, изобилию, деревенскому трудолюбию и непробиваемой патриархальности.
Обитатели Сонной Лощины - потомки первых голландских поселенцев. М. Боброва верно отмечает, что "их головы набиты чертовщиной, вывезенной из Европы и разросшейся за счет индейских сказок и преданий. Это фон для развития сюжета, последние события как бы вырастают из этого фона" [8. C. 97].
Окаймлением таинственных или жутких событий обычно выступает буря, шторм, гроза. Во время грозы появляется и в бурю же уходит таинственный и жуткий незнакомец из новеллы "Вольферт Веббер, или Золотые сны". Во время ненастья инициируется власть "хозяина Дундерберга" в новелле "Загадочный корабль", преследующего корабли. Однако с прекращением грозы все события бесследно исчезают, как исчез в глубине реки таинственный незнакомец с сундуком.
В этом разрыве событий проявляется не только ирвинговский прагматизм, контрастирующий с романтичностью, но и особая ирвинговская ирония, переиначивающая старые сказки на новый лад, в котором место им остается только лишь тогда, когда вместе с природой разыгрывается воображение.
Особо ценным в новеллах Ирвинга является то, что в их основу писателем были положены местные легенды своего края: