ЛИЧНОСТЬ. И.-е. leik- “изгибать”, “гнуть”, “изгиб”, “изогнутая линия”.
И.-е. leik - “изгибать”, “гнуть”, “изгиб”, “изогнутая линия”. Древнерусское и старославянское лице – “лицо”, “щека”, “личность”, “образ”, “вид”. Верхнелужицкое и нижнелужицкое lico – «щека», «лицо». Сопряжена с понятием «лицо», которое в смысловой раскладке представлено такими значениями как: «отдельно взятый человек как член общества», а кроме того – «передняя, показная сторона предмета»; личити – «быть похожим»; «щека» - «образ», «вид». Стало быть, личность несет в себе не суть, а поверхность, не оригинал, но копию, не истину, а некую подмену. В этом смысле к данному пониманию близок юнговский подход, трактующий Личность как «Персону», Маску, внешнее облачение, с чем человек себя идентифицирует, но чем на самом деле не является. Значит, личность – это не Я в истинном смысле, а представление о себе, иллюзорное, ложное Я, фантом. В соотнесении понятий «личность» – «щека» легко вспоминается известное и загадочное выражение: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 56:39). «Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку». (Лк. 6:29). Обратимся к основным положениям юнговского учения об архетипах, одним из которых является также – «персона», «маска» и означает облик, принимаемый человеком во внешнем мире. Под обликом понимается не только внешняя атрибутика, но и социальная роль. Ее функция направлена на определенную регуляцию и унификацию общественных отношений. Однако, излишняя фиксация на персоне, и как это нередко бывает, даже идентификация с ней, несет в себе риск патологии. Опасность заключается в том, что слияние с архетипом неизбежно ведет к тому, что личность подпадает под его влияние. Отождествление с персоной в значительной степени сужает границы восприятия мира, лежащего за пределами социальной роли (профессии, семейного статуса) и в конечном итоге приводит к потере адекватной ориентации в жизненном пространстве. Таким образом мы видим, что слияние с персоной, идентификация с личностью, личиной – «щекой» – представляет собой опасность для человека. Вместе с тем, нам придется разобраться в тонких диалектических соотношениях. Совершенно некорректно утверждать, что персона сама по себе негативна. Напротив, она – благо, ибо придает носителю ее черты своеобразия, делает его отличным от другого, удерживает от тотального растворения в коллективном бессознательном. Но с другой стороны следует помнить, что приправа никогда не заменит основного блюда. Поразмыслим над простым вопросом: Кто для кого? – вещь для человека, или человек для вещи? Если последнее, то кто перестает существовать и становится что, и автоматически подпадает под закон тления вещей. Организм, ставший вещью, попадает в новую иерархическую систему неодушевленных предметов, иными словами, становится мертвым (См. Смерть) – при жизни. Но зачатки души при этом не исчезают. Душа же здесь уподобляется младенцу среди помойки. Ей мучительно и больно. Боль же проецируется на один из трех уровней бытия, или на все разом – тело, психику, судьбу. И в первом случае мы говорим о заболеваниях соматических, ведущих к тяжелым формам распада, во втором наблюдаем всевозможные депрессии, доходящие порой до суицида, в третьем – потрясения и катастрофы, связанные или с потерями или с мучениями близких. Почему так происходит, видно из описанной механики, обеспечивающей регуляцию жизнедеятельности особи, которая в настоящем случае становится врагом душе своей, а, выражаясь психоаналитическим языком, вступает в конфликт с собственным бессознательным. Внутри личности возникает военное положение, и вся энергия, данная ей от рождения, направляется на борьбу… с собой. Таким образом получается, что удар по «щеке» следует со стороны бессознательного, притесняемого и подавляемого, но постольку поскольку емуне присущи ни ненависть, ни агрессия, как и любые другие эмоции вообще, то такой удар следует рассматривать не как акцию нападения, но как адекватную реакцию обратной связи, зеркальный ответ на некое действие. И смысл такой реакции – вывести организм из замороженного, отождествленного, сцепленного состояния, пробудить от спячки даже путем порою «шокового» встряхивания, кризиса. Срабатывает фундаментальный инстинкт самосохранения. Какие же способы «ударов по щеке» распознаются в плане очевидных, явных событий? Частично мы рассмотрели три уровня, на которых проецируется бессознательное, теперь же, обобщая сказанное, проясним и некоторые детали. Проявления персоны можно разделить на функциональные группы, в которых отражаются формы отношений особи с миром и собою. 1. Группа биологического обеспечения содержит в себе такие аспекты как: Деньги. Вещи. Секс. Еда. 2. Группа социального поддерживания: Семья. Работа. Имидж. Межличностные отношения (дружба, партнерство, отношения начальник – подчиненный, мужчина – женщина). 3. Группа духовного самопроявления: Способности. Нравственность. Интеллект. Мудрость. Перечисленное выше и есть «щека» человека, или «одежда» его. Кстати, в сновидениях одежда символизирует собой персону. Это то, во что мы облачаемся, но в действительности, чем не являемся. И присутствие в жизни человека данных аспектов в достаточной мере обеспечивает состояние, которое называется благополучием и, стало быть, является благом. Прямое же назначение блага заключается в том, чтобы о нем не думать. Оно представляет собой некую поддержку, дающую возможность направлять энергию на развитие в себе духовных качеств. Однако, если этого не происходит, и особь застревает на том или ином персонном аспекте, то неизбежно возникает вначале торможение ее развития, а затем – регрессия, неизбежно приводящая к психическому распаду. Так как всякое действие порождает противо-действие, то наиболее распространенным вариантом в случае идентификации с тем или иным элементом персоны будет его частичное или полное аннулирование с целью только одной – стиранием имеющийся идентификации. Обратимся к нашему списку Эго и определим, какие дуальные оппозиции возможны в случае превышения некоего допускаемого «коэффициента привязанности» к тому или иному аспекту. 1-й уровень
2- уровень
3-й уровень
Как видим, в действительности, логика происходящего проста – она призвана всего-лишь навсего восстановить равновесие. Но если мы его не нарушаем, то и никаких «санкций» соответственно не последует. Что же делать, если удар по «щеке» уже произошел? Рекомендация вполне ясна – подставить другую. А что же означает – «подставить другую щеку»? Прежде всего осознание произошедшего как фактора отрезвляющего, исцеляющего и, безусловно, спасающего, потому что – пробуждающего от спячки, вырывающего из отупляющего сна регрессии. И это также означает, что если ТЫ ПОДСТАВИШЬ ДРУГУЮ ЩЕКУ, ТО… УДАРА НЕ БУДЕТ! Семантическое поле: Личность – Вид – Образ – Щека – Мораль - Персона – Маска – Эго – Идея – Идол. ЛОЖЬ Древнерусское – «ложный», «лживый», «коварный», «неприязненный». И.-е. loka – «изгиб», «кривизна». Древнерусское Лука – «хитрость», «обман». Отсюда и – «Лукавый». Русский диалект Ложить – кастрировать. Древнесеверный lok – «конец». В получаемом смысловом ряду намечается переход значений: Ложь лишает силы (кастрирует разум) и приводит к концу. Однако, мы можем проследить еще одну смысловую линию, которая, впрочем, параллельна имеющейся. Изгиб: Общеславянский корень gyb-, gub – «гибнуть», «губить», «гибель». Гибнуть – подвергаться уничтожению, разрушению, прекращать существование, исчезать. И, следовательно, ложь есть гибель, и ложное – губительное. Семантическое поле: Ложь – Изгиб – Кривизна – Кастрация – Зло – Гибель – Смерть.
ЛУКАВЫЙ. См. Ложь ЛЮБОВЬ И.-е. корень leubh- «прославление». Латинское liber «свобода» через корень lib выросло из ряда корневых основ: lieb < loub < leubh. Располагая указанными значениями, мы уже достаточно уверенно можем ориентироваться в семантических контурах, проявляющихся из данного понятия. «Прославление» отсылает нас к «Жертвоприношению». «Свобода» рассматривается в статье с аналогичным названием. Таким образом, явление того, что мы называем любовью, относится к области Священного. В этом положении заключается ее отличие от влечения, влюбленности, эротической страсти. Стало быть, можно сказать, что любовь как таковая есть религиозное переживание, получающее свое развитие в отношении к отдельному объекту, будь то человечество, человек, профессия или какие-либо иные ценности мира. В мистической Традиции через лингвистические параллели проступают разнообразные, но всегда неизменно связанные со сприритуальным значениям, соответствия. Свет – Любовь. Индоарийское lupa – «блеск». Волосы – как связь миров. Исландское lufa – «густые волосы», шведское luv «волосы». Мировая Ось, олицетворяемая символом Горы. И.-е. lep «камень, гора». Примечательны в этом плане фоносемантические параллели: русское Лоб – греческое lopfos «холм» (Верх). Сакральный эрос, олицетворяющий соединение с Божеством. И.-е. lopho «легкость, пауза, остановка, покой». Связь (прямое соответствие с religo «связывать, соединять»). Английское love «любовь» и английское loop «узел» (Язык). Звук – как один из элементов Первотворения. Древневерхненемецкое gi-lubida «звук». Древнеиндийское kama «любовь», тохарское A kam «звук». (Слово). Бить. Сравним русское Любить – Лупить – Вы-лупиться (родиться). Жизнь. Достаточно показательным является латинское amor «любовь» – двухосновное слово, композиционно объединяющее значения: А- частица отрицания, mor – «смерть». И.-е. корень mor - “смерть”, “мрак”. Буквально получается “не смерть”. Если следовать строгим соответствиям, то в конце-концов получится, что жизнь есть бессмертие. Размышлять о любви на плане разговорном рискованно по двум причинам – существует опасность либо впасть в метафизическую патетику, либо направить разговор на цитирование биологических сентенций. Тем не менее животрепещущая насущность данной темы невольно побуждает нас обратиться к ее исследованию. Во избежание указанного риска воспользуемся логикой и наблюдением. Никто из нас не способен понять другого исчерпывающим образом - никогда и ни при каких обстоятельствах. Во-первых, достаточно взять сон, дабы осознать, что эта целая треть жизни скрыта от нас самих, и мы не знаем, где и как проводим ее, не говоря уже о другом. Во-вторых, мы, запертые границами собственного тела, уже никак не можем одновременно пребывать в теле ином. А значит, нам неизвестны его проявления. Поэтому можно считать, что и вторая треть для нас представляет неведомое и закрытое. Ну и наконец, подсознание - самые потаенные мысли человека. Иногда нам удается угадывать их, но отнюдь не постоянно, и это очевидно. Прибавим сюда последнюю треть. И что получается? И получается то, что даже самые близкие люди, прожившие бок о бок не один десяток лет, супруги, отметившие совместное бытие в самых разнообразных годовщинах, включая и серебряные и золотые, на самом деле так же далеки друг от друга, как новорожденные в разных концах света? И когда эти близкие утверждают, что знают друг друга идеально, они ошибаются, продолжая пребывать в глухой изоляции, стенами которой являются их собственные иллюзии. Поэтому в массе своей человек любит не другого человека, а себя в нем, свою идею, свой образ, свое представление об этом человеке, свою концепцию. И идет на жертву ради этого фантома. Посмотрим на то, как развивается супружеская жизнь многих и многих. Начинается она с возвышенных чувств, где он изливается в откровениях типа "прекрасная", "возлюбленная", "единственная", а лирические излияния последней этаким шепотливым эхом вторят - "умный", "мужественный", "несравненный"... Проходит время, пыл остывает. Проходит еще время, и лексикон несколько меняется. Словарный запас идущих рука об руку по жизни пополняется "стервами", "суками", "козлами", "ублюдками" и даже более изощренными эпитетами. Почему это происходит? Нет смысла говорить о взаимных разочарованиях, о том, что дескать эти люди в состоянии влюбленности идеализировали друг друга, а когда первый поток возвышенных страстей схлынул, они лучше узнали друг друга и поняли многое из того, чего раньше не понимали. Причина в другом. Дело в том, что, прожив десять, двадцать, пятьдесят лет вместе, они знают друг о друге и друг друга ничуть не больше, чем в первую минуту знакомства. Только в начале сближения они размещают друг в друге одни иллюзии, сблизившияь - противоположные. Тоска и раздражение приходят на смену эйфории и окрыленности. Когда человек возвышает другого, он возвышает свое представление, свою проекцию, свою концепцию. Но Закон эт этого не меняется. Закон объективен и продолжает работать. Закон неизбежного и неумолимого одиночества человека. И Закон оказывается сильнее иллюзий, мнений, надежд и ожиданий. И все эти помосты и пьедесталы превращаются в погребальный хлам. Человек не способен любить другого, не любя себя при этом. Но и себя он не способен любить. От того-то мир и переполнен враждой и агрессией. Мы тянемся к людям, так как бежим от себя, и одновременно отталкиваем их, интуитивно понимая, смутно чувствуя, что цель недостижима. И недостижима не потому что она мираж, но потому, что мы не знаем дорог, ведущих к ней. И мы не сможем любить людей, если не освободимся от своих претензий, притязаний, иллюзий. Но любить нам просто необходимо – ради собственного выживания. И если мы перестанем любить, наше существование наполняется проблемами, нас просто-напроосто начинают преследовать неприятности. А что такое жизнь человека? Это его дом, его дело, это он сам. И если он отказывается от любви, то рушится все: дом становится чужим, собственные дети отворачиваются от родителей, работа перестает приносить доход и радость, а тело начинает болеть. Любовь снимает обреченность. Однако, дело в том, что основная ошибка, главное заблуждение человека в поведении с себе подобными - это личностный подход. Личностный подход - кратчайшая дорожка к конфликтам. Ведь что такое личность? Личность - это представление другого. Но мир не является таким, каким он представляется нам. Каждый из нас - часть мира. И следовательно, каждый из нас явно не тот, каким он видится остальным. Представим две ситуации, в которых проявляется два вида любви. В первом случае у нас есть красивый, породистый, редкий пес, замечательный умница, доставляющий радость и наслаждение. И мы его любим - за то, что он такой красивый, такой редкий, такой породистый и такой замечательный. И если быть точнее, то мы испытываем некие чувства. Чувства, разумеется, приятные. Но какие же? Гордость - посмотрите-ка, что у меня за псина, я могу себе позволить такую собачку. Радость - какой ты у меня, песик, хороший, как ты преданно меня приветствуешь, ну знаю-знаю как ты меня любишь, это тешит мое самолюбие. Тщеславие - какая у меня грозная боевая единица, один вид которой повергает в уважительный трепет прохожих, а мне служит и подчиняется. Удовольствие - а как он хорош собой, какой ум в глазах светится, да и мочкой как мило тычется, когда чуствует, что я печален или устал... ну и так далее. Посмотрим, что у нас получается - гордость, радость, самолюбие, тщеславие, удовольствие. А где же любовь? Ведь что получается: "Я люблю свою жену за то, что она красивая, добрая, сексапильная, умная...", "Ялюблю своего мужа за то, что он умный, сильный, богатый, щедрый..." Назовем условно ту сумму эмоций по отношению к породистому псу Любовью Номер Один, или положительным личностным отношением. Тогда, естественно, отрицательным личностным отношением у нас будет ненависть. Вторая ситуация, тоже на собачью тему. Идем по улице и вдруг замечаем безродную, безпородную шавку. И у нас появляется совершенно бездумный, стихийный импульс - накормить ее, и мы бросаем ей какую-то еду. И мы ее любим. Не за то, что она красивая, породистая или ласково помахивает нам хвостиком. А просто за то, что она есть. Нам от нее ничего ненадо. Не она нам дает. Мы ей даем. И не думаем об этом. Она просто часть Бытия. Это и есть любовь. И в нашем примере назовем ее Любовь Номер Два. А если взять, к примеру, семейную жизнь, то идеальным сочетанием получится следующее - одна часть Любви Номер Один и две части Любви Номер Два. Независимо от того, о ком идет речь - ребенке, муже, жене или родителях. Что же касается семьи, то золотой середины здесь быть не может. В семье любовь либо есть, либо ее нет. Если любовь есть, то есть и семья, а если любви нет, то есть лишь совместное проживание двух или более тел под одной крышей. Нельзя быть наполовину беременным. Семантическое поле: Любовь – Жертвоприношение – Свобода – Свет – Волос – Мировая Ось – Верх – Связь – Религия – Слово – Быт ь – Бог – Жизнь – Бессмертие.
МАТЬ И.-е. ma-ma – детский лепет новорожденного. И.-е. ma – «мать». Греческое ma – «мать». Латинское mamma – «мама», также – «сосок», «женская грудь». Древнерусское матъка – «мать», а также – «основа», «начало». С другой стороны матка – женский половой орган, значение которого передавалось также словами «утроба», «чрево». Латинское matrix – «матка», «утроба», «праматерь», «источник»; отсюда и матрица – «основание», «начало». Обращает на себя внимание и «матерый» – с и.-е. основой mater, что и в слове “мать”. Родственное образование: латинское materies: materia – «материя», «вещество», «природное свойство», «материал», «пища». К тому же корню относится и «материк», в одном из старших значений – «основная земля». Продолжая аналитическое исследование, мы обнаруживаем, что интересующее нас понятие обладает амбивалентностью, внутренней полярностью: композиция слова «мать» составлена из двух частей: Ma + Ter. Ma – помимо первоначального детского лепета в и.-е. языке несет еще значение «благоприятный». Стало быть, в бессознательном младенца, как индивидуальном, так и коллективном, мать предстает носительницей блага, дающей жизнь. Она насыщает пищей, обеспечивает безопасность и тепло, ее объятие оживляет воспоминание о райском времени, проведенном некогда в утробе. Ter – «тереть, сверлить, травить». Сказанное, обращает наше внимание на известный архетип Великой Матери, которая включает в себя одновременно и доминанту древнего (еще со времен матриархата), коллективного опыта, и актуального сосуществования с реальной материнской фигурой. Издревле образ Матери раскалывался на положительные и негативные аспекты, был заряжен позитивно-негативной полярностью. К первым относятся такие свойства как – любовь, пища, тепло, защита, жертвенность, величие, доброта, нежность. Проявление вторых – смерть, ужас, поглощение, колдовство, сексуальная ненасытность, агрессия, жестокость, тьма. В глубинах мозга происходит запечатление – «то, что дает жизнь, способно ее и забрать». Поэтому образ Матери (Материнское имаго) может быть выражен в дуальных соотношениях: Личная – Архетипическая. Причем личное отношение бессознательно оживляет, актуализирует архетипические переживания. Безусловно, ребенку и не приходит в голову воспринимать свою мать как богиню плодородия или губительную колдунью, но в его отношении присутствует нечто такое, что может побудить его воспринимать ее так, как если бы она была такой. Земное – Духовное. Земное: изобилие, сексуальность, плодовитость (Деметра). Духовное: чистота, непорочность, эфирно-бесплотная божественность (Дева Мария). Доброе – Дурное. Доброе (Ma -): забота, симпатия, мудрость, духовный подъем, милосердие. Дурное (Ter -): тьма, бездна, смерть, тайна, ужас, пожирание. Семантическое поле: Мать – Матка - Утроба – Нутро – Чрево – Живот – Жизнь – Источник – Начало – Материя – Земля – Плодовитость – Пища – Смерть – Мрак – Тьма – Бездна – Ужас – Пожирание. МЕСТО И.-е. корень mei- «подкреплять», «поддерживать». Данный корень выражал значение «столб», «шест», все то, что связано с вертикалью. Литовское mietas – «кол». Древнеисландское meidr – «дерево», «шест». Латинское meta – «столб на ристалище (призовой», «конус». Древнеиндийское methi-h: medhi-h – «столб». Древнеиндийское medhah – «жертвоприношение» и medha – «мудрость» (Мысль, Середина). Теперь со всей очевидностью обнаруживается скрытый смысл повседневного понятия. Приоткрывается загадочное восклицание Хайдеггера «Человек – это место в мире». Конкретизация всенародной метафоры о поисках «своего места в жизни» как обретения своего призвания придает обыденному обороту космологический оттенок. Оказывается, душа человеческая постоянно пребывает в состоянии онтологической жажды Бытия, она тоскует по священному измерению, как по родному дому, покинув который когда-то отправилась в долгие странствия на поиски его же. С тех пор, где бы человек не находился, он остается скитальцем и странником, занятым поиском своего «места под солнцем». Но Место – внутри него самого. Истинное место не пространство, а состояние. Если о нем и уместно говорить в понятиях географических, то скорее касательно внутренней топологии незримых ландшафтов и пейзажей, соразмерностей и протяженностей наших внутренних миров. Семантическое поле: Место – Вертикаль – Верх – Мировая Ось – Середина. МНЕНИЕ И.-е. корень men- (mn-: mene-: mna-: mne-) – «ум». Латышское minet «гадать». Греческое mainomai «беснуюсь», menos «ярость» (с корнем man из и.-е. mn -) отражаются в хорошо знакомом понятии mania – «мания». Здесь становится ясным смысл фразеологического оборота «отстаивать свое мнение, убеждение с пеной у рта». У всякого спорящего наблюдается временное затмение разума, уступающего приоритет аффекту. Древнеирландское do-mainior – «верю» в смысле «полагаю», «думаю». Древнепрусское mentimai – «мы лжем». Напрашивается сравнение с русским «мнимый» в смысле «ложный» (Ложь). Ряд соответствий возникает в естественном порядке: ложный – иллюзорный – призрачный. Призрак – он же идол. Где идол, там Идеология инаоборот. С другой стороны мнение в определенном смысле есть идея. Идея опять же сосуществует с идеологией. Привязанность к своему мнению и возведение его в степень правоты представляет собой убеждение. «Убеждение» происходит от общеславянского beda. Древнерусское «беда» означает «нужда», «принуждение», «беда». Старославянское «беда» – «страдание», «бедствие», «принуждение». В общем-то и очевидный опыт наблюдений показывает, что убежденность в собственной правоте (собственно говоря, форма одержимости) оборачивается неизменно бедой для того, кто с этой убежденностью сросся. Семантическое поле: Мнение – Ложь – Беснование – Убеждение – Беда – Идея – Идеология – Идол. МРАК. И.-е. корень mer -, mor -. См. Смерть.
|
