Я НЕ УСПЕЛ

(Тоска по романтике)

 

Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе,

И силюсь разорваться на куски,

Придав своей тоске значенье скорби,

Но сохранив загадочность тоски…

 

 

Свет Новый не единожды открыт,

А Старый весь разбили на квадраты,

К ногам упали тайны пирамид,

К чертям пошли гусары и пираты.

 

Пришла пора всезнающих невежд,

Все выстроено в стройные шеренги,

За новые идеи платят деньги —

И больше нет на «эврику» надежд.

 

Все мои скалы ветры гладко выбрили —

Я опоздал ломать себя на них;

Всё золото мое в Клондайке выбрали,

Мой черный флаг в безветрии поник.

 

Под илом сгнили сказочные струги,

И могикан последних замели,

Мои контрабандистские фелюги

Худые ребра сушат на мели.

 

Висят кинжалы добрые в углу

Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.

Смоленый плот – последнюю надежду —

Волна в щепы разбила об скалу.

 

Вон из рядов мои партнеры выбыли

У них сбылись гаданья и мечты:

Все крупные очки они повыбили —

И за собою подожгли мосты.

 

Азартных игр теперь наперечет.

Авантюристы всех мастей и рангов

По прериям пасут домашний скот —

Там кони пародируют мустангов.

 

И состоялись все мои дуэли,

Где б я почел участие за честь.

Там вызвать и явиться – всё успели,

Всё предпочли, что можно предпочесть.

 

Спокойно обошлись без нашей помощи

Все те, кто дело сделали мое, —

И по щекам отхлестанные сволочи

Бессовестно ушли в небытиё.

 

Я не успел произнести: «К барьеру!» —

А я за залп в Дантеса все отдам.

Что мне осталось – разве красть химеру

С туманного собора Нотр-Дам?!

 

В других веках, годах и месяцах

Все женщины мои отжить успели, —

Позанимали все мои постели,

Где б я хотел любить – и так, и в снах.

 

Захвачены все мои одра смертные —

Будь это снег, трава иль простыня,

Заплаканные сестры милосердия

В госпиталях обмыли не меня.

 

Мои друзья ушли сквозь решето —

Им всем досталась Лета или Прана, —

Естественною смертию – никто,

Все – противоестественно и рано.

 

Иные жизнь закончили свою —

Не осознав вины, не скинув платья, —

И, выкрикнув хвалу, а не проклятья,

Беззлобно чашу выпили сию.

 

Другие – знали, ведали и прочее, —

Но все они на взлете, в нужный год —

Отплавали, отпели, отпророчили…

Я не успел – я прозевал свой взлет.

 

1973

 

* * *

 

Все ‹с› себя снимаю – слишком душно, —

За погодой следую послушно, —

Но

все долой – нельзя ж!

Значит, за погодой не угнаться:

Дальше невозможно раздеваться, —

Да,

это же не пляж!

 

Что-то с нашей модой стало ныне:

Потеснили макси снова мини —

Вновь,

вновь переворот!

Право, мне за модой не угнаться —

Дальше невозможно ‹одеваться›,

Но —

и наоборот!

 

Скучно каждый вечер слушать речи:

У меня за вечер по две встречи, —

Тот

и другой – не прост.

Трудно часто переодеваться —

Значит, мне приходится стараться, —

Вот,

вот ведь в чем вопрос!

 

‹1973›

 

НАБАТ

 

Вот в набат забили:

Или в праздник, или —

Надвигается, как встарь,

чума!

Заглушая лиру,

Звон идет по миру, —

Может быть, сошел звонарь

с ума!

 

Следом за тем погребальным набатом

Страх овладеет сестрою и братом,

Съежимся мы

под ногами чумы,

Пусть уступая гробам и солдатам.

 

Нет, звонарь не болен:

Слышно с колоколен,

Как печатает шаги

судьба.

Догорают угли

Там, где были джунгли;

Тупо топчут сапоги

хлеба.

 

Выход один беднякам и богатым:

Смерть —

это самый бесстрастный анатом.

Все мы равны

перед ликом войны,

Только привычней чуть-чуть азиатам.

 

Не в леса одета

Бедная планета,

Нет – огнем согрета мать-

Земля!

А когда остынет —

Станет мир пустыней,

Вновь придется начинать

с нуля.

 

Всех нас зовут зазывалы из пекла —

Выпить на празднике пыли и пепла,

Потанцевать с одноглазым циклопом,

Понаблюдать за всемирным потопом.

 

Не во сне все это,

Это близко где-то —

Запах тленья, черный дым

и гарь.

 

Звон все глуше: видно,

Сверху лучше видно —

Стал от ужаса седым

звонарь.

 

Бей же, звонарь, разбуди полусонных,

Предупреди беззаботных влюбленных,

Что хорошо будет в мире сожженном

Лишь мертвецам и еще нерожденным!

 

‹1973›