Н. ГРИЦЮКУ
Мне – не-стрелю и акыну — Многим в пику, в назиданье, Подарили Вы картину Без числа и без названья.
Что на ней? Христос ли, бес ли? Или мысли из-под спуду? Но она достойна песни. Я надеюсь, песни будут.
22 августа 1968
‹К ПЯТИЛЕТИЮ ТЕАТРА НА ТАГАНКЕ› ‹1›
В этот день мне так не повезло — Я лежу в больнице, как назло, В этот день все отдыхают, Пятилетие справляют И спиртного никогда В рот не брать торжественно решают.
В этот день не свалится никто, Правда, Улановский выпьет сто, Позабыв былые раны, Сам Дупак нальет стаканы И расскажет, как всегда, С юмором про творческие планы.
В этот день – будь счастлив, кто успел! Ну а я бы в этот день вам спел, В этот день, забыв про тренья, Нас поздравит Управленье, Но «Живого» – никогда, Враз и навсегда без обсужденья.
‹2›
Идут «Десять дней…» пять лет подряд, Есть надежда, пойд‹у›т и шестой. Пригнали на «Мать» целый взвод солдат, Вот только где «Живой»?
Но голос слышится: «Так-так-так, — Не ясно только чей, — Просмотрит каждый ваш спектакль Комиссия врачей, ткачей и стукачей».
‹3›
«Антимиры» пять лет подряд Идут, когда все люди спят, Но не летят в тартарары Короткие «Антимиры» [И в сентябри, и в декабри!]
Прекрасно средь ночной поры Играются «Антимиры», — И коль артисты упадут — На смену дети им придут, Армейский корпус приведут.
Спектакль – час двадцать, только вот Вдруг появился Мокинпотт… Эй, Мокинпотт, куда ты прешь? Но пасаран, едрена вошь, Едрена вошь, едрена вошь!
‹4›
Вот пятый сезон позади, — Бис, браво, бис, браво, бис, браво! Прекрасно, и вдруг – впереди Канава, канава, канава.
‹Прекрасно, и вдруг – впереди Канава, канава, канава.›
Пять лет промокают зады, На сцене то брызнет, то хлынет, Но выйдет сухим из воды Наш зам сам возьмет и починит, Сам зам Улановский туды Залезет, возьмет и починит.
Бывает, что дым – без огня… Всё фразы, всё фразы и фразы: Уже пятый год – раз в три дня Приказы, приказы, приказы. ‹Уже пятый год – раз в три дня Приказы, приказы, приказы.›
‹5›
Громкое «фе» Выражаю я поэту, — Ведь банкету все нету. Я сегодня возьму и пойду в кафе.
Послушайте, если банкеты бывают — Значит, это кому-нибудь нужно, Значит, это необходимо, Чтобы каждый вечер Хоть у кого-нибудь Был хоть один банкет.
‹6›
Нынче в МУРе всё в порядке — Вор сидит, дежурный ходит… Только что это, ребятки, На Таганке происходит?
На Таганке всё в порядке — Без единой там накладки: Пятилео Пятилей Коллективно отмечают, Но дежурный докладает: «В зале вовсе не народ, А как раз наоборот!»
Что вы, дети, что вы, дети, [Видно, были вы в буфете!..] Что вы, дети, ладно, спите! Протрезвитесь – повторите!
‹7›
Сажусь – боюсь, На гвоздь наткнусь. Ложусь – боюсь, Что заножусь,
Как долго я буду потом С занозой кровавой биться, И позой корявой тревожить Зоркий главрежев глаз?!
Рамзес! Скорей Поторопись На юбилей, Да отоспись!
Гляди, там выпьют целый штоф Без нас, без русских мужиков! Чего же ждем, Скорей идем!
Хоть юбилей, хоть нам и пять, Пойти, бутыль с собою взять? И хря – втихаря, И-их, на троих, Э-эх, это грех! У-уф, у-уф, А завтра «Тартюф», А мы не заняты!
‹1969›
‹К ПЯТИЛЕТИЮ ТЕАТРА НА ТАГАНКЕ›
Даёшь пять лет! Ну да! Короткий срок! Попробуйте допрыгните до МХАТа! Он просидел все семьдесят – он смог, Но нам и пять – торжественная дата.
Спасибо! Дали испытать ее, Хлебнули Горького, глаголят нам, что правы. Пусть Зине Славиной теперь за «Мать» ее Вручают орден материнской славы.
И пусть проходит каждый наш спектакль Под гром оваций ли, под тихий вздох ли, Но вы должны играть «Мать» вашу так, Чтоб все отцы от зависти подохли.
Лет через сто, когда снесут театр И всё кругом, не тронут только «Каму», Потомки вспомнят нас, вскричат «Виват!» За нашего отца и нашу «маму».
‹1969›
‹К 50-ЛЕТИЮ В. ПЛУЧЕКА›
В Москву я вылетаю из Одессы На лучшем из воздушных кораблей. Спешу не на пожар я и не на премьеру пьесы — На всеми долгожданный юбилей.
Мне надо – где сегодня юбиляр И первый друг «Последнего парада». В Париже – Жан Габен и Жан Виллар, Там Ив Монтан, но мне туда не надо.
Я долго за билетами скандалил, Аэрофлот поставив «на попа». «Да кто он?» – говорят, я им шепнул – и сразу дали: «Он постановщик “Бани” и “Клопа”».
Мне надо – где «Женитьба Фигаро», В которой много режиссерских штучек. Я мог бы в «Моссовет» пройти двором, Но мне не надо – мне туда, где Плучек.
Сегодня сдача пьесы на Таганке, Но, видно, он волшебник или маг, — Сегодня две премьеры, значит, в ВТО две пьянки, И всё же здесь такой переаншлаг.
Сегодня в цирке масса медведей, И с цирком конкурирует эстрада. Еще по телевизору хоккей — Там стон стоит, но мне туда не надо.
Я прилетел – меня не принимают. Я даже струсил, думаю: беда! Но… знаете, бывает, и премьеры отменяют, А юбилеи, к счастью, никогда.
Я Ваш поклонник с некоторых пор, И низкий Вам поклон за Вашу лиру, За Ваш неувядаемый юмор, За Вашу долголетнюю сатиру.
‹1969›
‹В. СМЕХОВУ›
Служили два товарища В однем и тем полке, И третьего товарища Варили в котелке.
Пусть солнце киногения Не так уж чтоб взошло, — Твое изображение Есть в книге, всем назло.
Но вот в умах брожение И рвение за гения — Есть в книжице изъян. Всегда уверен в Вене я: Его изображения — Да, наводнят «Экран»!
‹1970›
‹Н. ШАЦКОЙ›
Конец спектакля. Можно напиваться! И повод есть, и веская причина. Конечно, тридцать, так сказать, – не двадцать, Но и не сорок. Поздравляю, Нина!
Твой муж, пожалуй, не обидит мухи, Твой сын… еще не знаю, может, сможет. Но я надеюсь, младший Золотухин И славу, да и счастие умножит.
И да хранит Господь все ваши думки! Вагон здоровья! Красоты хватает. Хотелось потянуть тебя за ухо… Вот всё. Тебя Высоцкий поздравляет.
‹1970›
‹В. ФРИДУ и Ю. ДУНСКОМУ›
У вас всё вместе – и долги, и мненье, Раздельно разве только саквояж. Так вот сегодня чей же день рожденья? Не знаю точно – вероятно, ваш.
Однажды, глядя в щель из-за кулис, Один актер другому на премьере Внушал: «Валерий – тот, который лыс, А Юлий – тот, который не Валерий».
Они, актеры, вот и не смекнули, Зато любой редактор подтвердит, Что Дунский – это то же, что и Фрид. Ну а Валерий – то же, что и Юлий.
Долой дебаты об антагонизме! — Едины ваши чувства и умы, Вы крепко прижились в социализме, Ведь вместо «я» вы говорите «мы».
Две пятилетки северных широт, Где не вводились в практику зачеты, — Не день за три, не пятилетка в год, А десять лет физической работы.
Опроверженьем Ветхого Завета Един в двух лицах ваш совместный бог. И ваш дуэт понятен, как лубок, И хорошо от этого дуэта.
И если жизнь и вправду только школа, То прожили вы лишь второй семестр, Пусть дольше ваш дуэт звучит как соло Под наш негромкий дружеский оркестр!
Вот только каждый выбрать норовит Под видом хобби разные карьеры: «О тэмпора», – в актеры вышел Фрид! А Дунский вышел в коллекционеры!
Я вас люблю – не лгу я ни на йоту. Ваш искренне, – таким и остаюсь — Высоцкий, вечный кандидат в Союз, С надеждой на совместную работу.
За орфографию не отвечаю — В латыни не силен, Но – поздравляю, поздравляю! А за ошибку – миль пардон!
‹1970›
‹ К 50-ЛЕТИЮ ТЕАТРА ИМ. Е. ВАХТАНГОВА›
Шагают актеры в ряд, Дышат свободно; Каждый второй – лауреат Или народный.
Нас тоже манила слава, Мы в школе учились тогда, Но, как нам сказал Захава, Лишь лучших берут сюда!
Для лучших – и мясо из супа, Для лучших – ролей мешок, Из лучших составлена труппа, — Значит, всё хорошо!
Попав в этот сладостный плен, Бегут из него всё реже. Уходят из этих стен Только в главрежи.
И вот начальство на бланке Печатью скрепило побег: Отныне пусть на Таганке Добрый живет человек!
Мы кое-что взять успели И кое-кого увели. И вы не осиротели, А мы – так приобрели.
И… шагают театры в ряд, Вместе, хоть разных рангов, В этом во всем виноват Только Вахтангов.
Другая у нас обитель, Стезя, или там стерня, Но спросят вас – говорите, Как Ксидиас: «Он из меня».
Делитесь с нами наследством, — Мы хлам не заносим в храм! Транжирьте, живя не по средствам, Идет расточительность вам!
С Таганки пришли на Арбат, — Дождь не помеха. Празднует старший брат Ровно полвека.
‹1971›
‹ З. СЛАВИНОЙ›
Ты роли выпекала, как из теста: Жена и мать, невеста и вдова… И реки напечатанного текста В отчаянные вылились слова!
Ах, Славина! Заслуженная Зина! Кто этот искуситель, этот змей, Храбрец, хитрец, таинственный мужчина? Каких земель? Каких таких кровей?
Жена и мать, вдова, невеста – роли!.. Всё дам‹ы› – пик, червей, бубей и треф. Играй их в жизни все равно по школе: Правдиво, точно – так, как учит шеф.
‹1972›
‹К ВОСЬМИЛЕТИЮ ТЕАТРА НА ТАГАНКЕ›
Кузькин Федя сам не свой, Дважды непропущенный, Мне приснился чуть живой, Как в вино опущенный.
Сбрил усы, сошел на нет — Есть с чего расстроиться!.. Но… восемь бед – один ответ, А бог – он любит троицу.
Эх, раз, еще раз! «Волги» с «Чайками» у нас! Дорогих гостей мы встретим Еще много-много раз!
Удивлю сегодня вас Вот какою штукою: Прогрессивный Петер Вайс Оказался сукою.
Этот Петер – мимо сада, А в саду растут дубы… Пусть его «Марата-Сада» Ставят Белые Столбы.
Не идет «Мокинпот» — Гинзбург впроголодь живет, Но кто знает – может, Петер По другому запоет?
От столицы до границ Мучают вопросами: Как остались мы без «Лиц», Как остались с носом мы?!
Через восемь лет прошли Мы, поднаторевшие, Наши «Лица» сберегли, Малость постаревшие…
Ну а мы – ‹не› горим, Мы еще поговорим! Впрочем, жаль, что наши «Лица» Не увидит город Рим!
Печь с заслонкой – но гляди — С не совсем прикрытою: И маячат впереди «Мастер с Маргаритою».
Сквозь пургу маячит свет, — Мы дойдем к родимому, Ведь всего-то восемь лет Нашему Любимому!
Выпьем за здоровьице — Можно нам теперича! — Юрия Петровича И Алексан Сергеича!
‹1972›
‹Б. ХМЕЛЬНИЦКОМУ›
Сколько вырвано жал, Сколько порвано жил! Свет московский язвил, но терпел. Год по году бежал, Жаль, ‹что› тесть не дожил — Он бы спел, обязательно спел:
«Внученьки, внученьки, Машенькина масть! Во хороши рученьки Дай вам Бог попасть!»
‹1975›
‹ЗАПИСЬ В КНИГЕ ПОЧЕТНЫХ ГОСТЕЙ СЕВЕРОДОНЕЦКА›
Не чопорно и не по-светски — По-человечески меня Встречали в Северодонецке Семнадцать раз в четыре дня.
‹1978, 25 января›
|