Праздник Анфестерий в Афинах.

Название Анфестерий произошло от цветов (ἄνθη), которые служили приношением богам и украшением участников празднества. Анфестерии продолжались три дня, с 11 по 13 число месяца Анфестериона, который с. 349соответствовал приблизительно концу февраля по новому стилю. Это было время, когда, благодаря теплому климату, в Афинах уже в изобилии распускались первые весенние цветы. Все три дня праздника обозначались различными наименованиями: первый назывался τὰ Πιθοιγία («Открытие питов»), второй — οἱ Χόες («Кружки»), третий — οἱ Χύτροι («Мармиты»)³⁷.

Два первые названия были связаны с теми событиями, которые дали повод к установлению праздника. В первый день снимались крышки с больших глиняных питов, в которых заключалось вино урожая предшествующая года. Хозяин отведывал тогда своего вина, чтобы узнать окончательно о его достоинствах, и разливал его для рыночной продажи из питов в мехи. Крестьянин вез его в город, чтобы найти покупателя. На другой день, называемый «Днем кружек», праздновались в веселых попойках окончание всех работ по изготовлению вина и совершение покупок. Название третьего дня происходит от одного обряда менее древнего происхождения, связанного с ролью Диониса в мистериях.

Празднование первого дня (Питойгий) начиналось с домашнего жертвоприношения, которое совершал каждый домохозяин в присутствии своей семьи и своих рабов. Это жертвоприношение должно было приноситься на алтаре Гермеса Агийского, стоявшего на каждом перекрестке, или на алтаре Зевса Геркейского, находившегося в самом доме. В этот день как рабочие, так и рабы получали отпуск, а потому им пользовались для найма сельских рабочих на целый год; вследствие этого первый день Анфестерий сделался обычным сроком начала и конца многих годовых договоров. В день Питойгий устраивалась также большая ярмарка. Тут процветала преимущественно торговля вином, но продавалось также и много глиняной посуды.

В течение трех дней, начиная с утра 11 числа, все с. 350 храмы были закрыты. Открывался только один, который был закрыт в течение целого года: это был храм Диониса-Освободителя. В нем хранилось старое деревянное изображение бога, которое, согласно преданию, было привезено Пегасом в царствование Амфиктиона³⁸. В ночь с 11-го на 12-е эту статую переносили в малое святилище внешнего Керамика, причем совершались известные таинственные обряды.

Утром второго дня пользовались для подготовления торжественной процессии. Эта церемония совершалась при наступлении вечера, около 5 часов пополудни, а следовательно, при свете факелов. Процессия выходила из малого храма Керамика и двигалась к храму Ленайону. По дороге делались остановки с пением и священными танцами. Тут принимала участие вся вакхическая свита: маскарад изображал сатиров и панов, силенов верхом на ослах, хоревтов³⁹, одетых в звериные шкуры, с венками из листьев на головах, и потрясавших бубенчиками или медными колокольчиками; женщины были переодеты Горами⁴⁰, нимфами и менадами и скакали под звуки флейты. Группа замаскированных мужчин, ехавшая на колесницах, бросала в толпу грубо-шутовские замечания. Эта маскарадная процессия и отряд афинских всадников сопровождали триумфальную колесницу, которая везла статую Диониса; тут воспроизводилось шествие, устроенное царем Амфиктионом, когда он водворял это изображение в свой храм Ленайон. Но прежде всего эта процессия изображала брачное торжество: свита сопровождала новобрачную к ее божественному супругу, и роль новобрачной играла жена архонта-базилевса, являясь как бы представительницей города. Потому-то церемония и совершалась в такой час, когда по обычаю новобрачную перевозили в дом ее мужа. Тут, как и на свадьбе, была колесница, на которой восседала с. 351 «царица» в костюме новобрачной со скипетром в одной руке и с айвой — в другой. Она была окружена четырнадцатьюгерерами, или почетной женской свитой, которая выбиралась среди самых знатных афинянок, по возможности среди эвпатридок.

Когда процессия вступала в ограду Ленайона, совершалось жертвоприношение. Гереры входили вместе с женой архонта-базилевса в святилище. Там происходил таинственный обряд символического бракосочетания бога с «царицей». Гереры вслед за тем удалялись, и новобрачная должна была провести ночь в обществе бога. Перед запертой дверью находился замаскированный человек, изображавший вакхического демона Кома. Он должен был охранять вход от непосвященных.

Тогда народ отправлялся в театр, чтобы посмотреть на заключительный эпизод этого дня — великое состязание в выпивке. Судьи назначались так же, как и на играх. О каждой круговой чаше оповещалось трубными звуками. Победитель получал венок из листьев и мех, наполненный вином. Те, которые стремились особенно отличиться, пытались осушить свою чашу вина, стоя на смазанных маслом, а потому скользких мехах.

Афиняне всех классов не считали для себя возможным уклониться от этих вакхических состязаний, но поклонники хорошего тона избегали грубого и пьяного веселья, которому предавалась толпа. Они праздновали этот день на частных пиршествах в кругу родственников и друзей. По обычаю на эти ночные пиры каждый приходил со своим собственным хусом (χοῦς) — совершенно новым глиняным кубком, купленным накануне на ярмарке. Эти кубки должны были быть у всех одной и той же величины. В их ручки продевались венки из цветов, которые носили на головах во время празднеств. Такие попойки продолжались целую ночь. (Five. Gazette archéologique, 1879 г., стр. 7 и сл.).

Следующий день назывался днем мармитов. Около храма Зевса Олимпийского в Афинах в земле была расселина, которую показывали благочестивым людям. с. 352Легенда гласила, что после потопа Девкалиона⁴¹ сюда стекала вода. Она служила входом в подземный мир, и афиняне думали, что в этот день тени умерших подымались по этой дороге на землю и блуждали вокруг живых. Надо было удовлетворить их голод, от которого, по мнению греков, они страдали в аду, и предоставить в их распоряжение пищу.

В каждом доме на алтаре Зевса Геркейского, покровителя очага, зажигали огонь; на этом огне ставился священный глиняный мармит, употреблявшийся только для этой цели. В нем варилась смесь всевозможных злаков, за исключением бобов. Это была так называемая панспермия — пища, сваренная, по преданию, Девкалионом в первом мармите, который он поставил на огонь после потопа. Когда она была готова, ее нельзя было пробовать под страхом совершить святотатство. Мармит должен был оставаться неприкосновенным и полным, и никто в течение целого дня не смел входить в то помещение, где он был поставлен на алтаре. Это делалось для того, чтобы блуждающие тени могли прийти сюда и свободно, без нескромных свидетелей, предаться еде. (F. Lenormant. La Grande Grèce, T. II, стр. 202—204).