Этимология имен

(Информатор Хусей Герузов)

 

1. Айтаймаз - имя человека мужского рода, редко встречающееся. Состоит из двух слов: «ай» - луна, «таймаз» - постоянный, устойчивый, неподатливый.

2. Гылау - здесь опущен начальный звук «д», образующий дыгылау» - тугоухий. Такое имя давалось женщине, чтобы она не слышала то, чего не доложено.

3. Ариужан - красивое женское имя, состоит из двух компонентов: «ариу» - красивый, приятный, задушевный; «жан» - душа.

4. Асыулу - полезный, приносящий пользу.

 

5. Антона - такое имя дается только мужчине, это видно из второго слова «тана» - теленок. «Ал» - передняя часть, а также глагол «возьми». Вариант: «ала тана» - пестрый теленок.

6. Хончку - высокое место, которое видно издалека. В отношении человека - массивный, неповоротливый.

7. Торс-Башы - название местности за Суканом, означает: «торс» - прямой, «баш» - вершина головы, прямая вершина. Там трава очень питательна.

З .Дых-Тау - монолитная вершина, «дых» - спрессованный, неразделимый, «тау» - высота, вершина.

9. Айланнган-Таш - так называется местность ниже Уштулу. Там собирались на совет нарты, аланы, уважаемые люди. «Айланнган» - крутящийся, круглый, «таш» - камень.

10. Эрке-Хан - от «эрке» - избалованный, росший без притеснения, без нужды, имя мужское.

11. Къаф-Тау - от «къаф» - вместилище, или «къап» — плотно подогнанный, со всех сторон закрытый; ворота, дверь, преддверье.

12. Тау-Солтан-Кёпюр - от «Тау-Солтан» - мужское имя, «кепюр» - мост. Каменный мост на реке Черек назван именем человека, построившего его.

13. Конгур - рыжий, цвет ржавого железа.

14. Уштулу - от «юч»- три, «тул» - вдова, три вдовы.

15. Б ал уя - медовое гнездо. Так называли мальчика, который родился вслед за тремя сестричками.

16. Хола-Хан - для краткости два слова «ол» и «ай» стали произносить слитно. Соединяясь, местоимение «ол» и существительное «ай» — месяц и луна, - породили новое слово «хола». Такое случается, когда говорящие не обращают внимания на выпадение или присоединение звуков. Такие метаморфозы претерпевают слова, когда они обозначают имена людей, названия местностей. К началу слова «ол» в данном примере присоединился лишний звук «х», а конец слова «ай» потерял звук «и» с последующим присоединением «хан». Точно также образовано имя Балия из двух слов «бал» и «уя».

 

АСАЛ

Давно, очень давно в Безенги жил некто по имени Чагыдый. Много у него было скота, а еще больше забот с ним. Так и не довелось ему жениться до ста лет.

В один из погожих ясных дней, какие бывают в середине осени у подошвы горы Коштан, оглядел он своих овец и задумался: на кого оставлю я все это добро. Случись что со мной, кому оно достанется. Да и в минуту испытаний перед лицом судьбы лучше, когда не один, а есть, какая-никакая, семья.

И, подумав так, второпях накинул он башлык, с земли взял дорожный осох и, оставив без присмотра овец, заспешил в селение.

- Аульчане, - сказал Чагыдый людям, - сто лет я живу на земле. Доставшееся мне от отца стадо до тысячи голов довел, вместе с овцами зимовал. Сколько лет провел в работах о поголовье, сколько весен встретил, сколько припасов принял, шерсти настриг и за перевал отправил. И достиг своего, стал богатым. Думал: теперь благодать наступит, исполнятся все мои желания. Так, и жил этой верой со дня на день, да и не заметил, как подкралась старость, опутала все своими руками, лишила меня силы и ловкости, расслабила все мои члены.

Уже не взбегаю легко по своим тропинкам. Зимы и весны, как медведь,

по пещерам коротаю. Трудиться - трудился, а радости и покоя от этого не знал. Для кого я наживал свое добро и кто о нем позаботится? Не осудите меня, аульчане, не посчитайте выжившим из ума от старости, а помогите обзавестись семьей.

Собрались тут люди, посовещались и решили: так тому и быть. Тут же и жену Чагыдыю приискали - единственную дочь из самой бедной семьи.

Через год на радость Чагыдыю появился сын на свет - крепыш. Нарек его отец Асалом. Еще с зимы приготовил ему лесные подарки - орехи из елкиных запасов, и этим питался будущий наследник. Когда сыну исполнилось два года, отец стал брать его с собой в башлыке, куда б ни шел, и в лес, и в горы.

Так и рос мальчик под вольное пение лесных птиц, под нежное блеяние черноухих ягнят.

А в пять лет он уже заворачивал все стадо и не давал растекаться по пастбищу, загонял в загон.

И тогда радость переполнила Чагыдыя, и радость его сложилась в песню:

 

Как сойдет с луны отметина Жансарай - э-хе-хе!

Ой, с лица луны отметина сойдет ли, сойдет ли.

Ой, роща ольховая подрастет ли, подрастет ли, Жансарай.

Если старца сын в холодную бурю под ветром не выстоит,

Какая потом из него польза выйдет, Жансарай?

Ой, отметина на лице луны вечной будет.

Ой, роща ольховая прекрасной и далекой будет,

Если за сыном старец хорошо присмотрит,

Человеком тот станет, и польза от него для людей будет.

Эх-эй, старое сердце молодым станет, Жансарай.

Оживет ли старик, затянет ли снова песню, Жансарай?

Не стареет сердце человечье, Жансарай.

Защищает оно мощи от увечья, Жансарай,

Э-е-о-ой.

Много овец я пас, состарился и не заметил.

Не заметил, как от старости рехнулся,

Как мою голову покинул Жансарай.

Что за сын у меня, ты видел, Жансарай?

Ты такое чудо когда-нибудь видел, Жансарай?

 

Асал внимал отцовской песне, и смысл был понятен ему. Как пелось в песне, он жил, как жаворонок, принося ночь в жертву дню.

И когда наклонялся к воде, чтоб напиться, не забывал о небе, отраженном в воде, считал орлов в его куполе.

Любуясь белизной отцовской бороды, помнил о чистоте снега на вершине и чистоту чести человеческой.

Научился взбираться на неприступные вершины и по тем же уступам спускаться вниз, не боясь высоты. По турьим лестницам ходил за овцами.

Так ему исполнилось десять лет, и в голове прибавилось ума.

- Кто я? - спрашивает он у отца.

- Человек ты, горец ты, - отвечает Чагыдый, заключая его в объятия.

А Асал переспрашивает отца, не веря своим ушам, чтобы вновь и вновь услышать эти слова.

- Что для тебя милее всего в жизни? - спросил Чагыдый, заглядывая в прозрачные, ясные, как у молодого ястреба, глаза сына.

- Калач и курдюк ягнячий, - не задумываясь, ответил Асал, продолжая теребить пальцами отцову бороду.

- Э нет, подумал старик, - молод еще, несмышленыш, не способен глубину слова постичь. На мир смотрит, а смысла не видит. Словно и впрямь весь мир в калаче с курдюком заключен и прямо из него вышел. Да что он, мы такими же были, да такими, видно, и остались. Вот я, уже за сто перевалило, а радуюсь своему счастью, как ребенок малый, и не думаю, за какие такие заслуги оно мне привалило. А в природе все одно из другого, как жизнь из смерти, весна из зимы, как трава прорастает из прошлогоднего снега, а человек с думой о весне преодолевает холод и голод зимы. Откуда знать это моему несмышленышу, думал он, лаская взглядом своего малолетнего сына. - Сердце Чагыдыя переполнилось тревогой и нежностью, слеза прошибла и упала на грудь старика. И снова ощутил он с благодарностью ту истину, что дитя живое человеческое несравненно дороже мертвого богатства. И не мог он вынести этой благости, что снизошла на его ум и сердце, тут и замер на виду у сына, не выпуская пастушьей палки.

Асал с громким плачем кинулся домой к матери и поведал о том, что произошло.

- Сын мой, может, сон уставшего от труда тяжел, такой сон и сморил

его? - пряча от сына слезы, спросила мать.

- Нет, мать. Когда прошлым летом он два дня без воды и отдыха искал отбившихся от стада овец, и то не спал так крепко А нынче уснул он насовсем, веки закрыты, весь расслабился, кровь застыла.

- Тогда веди меня к нему, сын мой, чтобы поспели мы раньше людей к этому месту.

И они поспешили в путь.

Бежит мать, не разбирая дороги, так быстро, что и трава не успевает

примяться. А сама думает - что если ошибся мальчик, уж очень крепок и бодр был старик, что же могло приключиться? Сокращая свой путь по крутой тропе, через кустарники и овраги разрытые взобрались они, наконец, на поляну Асадову, где пас он овец. И что же видят? Муж ее прямо перед ними, живехонек стоит! «Глазам не верю, то ли с того света вернулся, то ли кто-то другой в его обличье принял стадо», - подумала женщина.

- Матушка, да никак отец наш ожил, поспешим к нему! – вскрикнул мальчик и, не дожидаясь, матери, побежал вперед. - Отец, ой, отец, ты ли это? - спрашивал он, в два прыжка оказавшись рядом. - А куда подевалась твоя белая борода? И волосы у тебя смоляные. Что с тобой произошло?

Рассмеялся Чагыдый радостно,а горы ответили ему эхом. Словно легкий снопик, одной рукой приподнял над собой сына и обернулся к матери, которая тем временем, прислонившись к большому камню с черными трещинами, причитала от горя и радости, не в силах остановиться.

- Что с тобой, душа моя? Или дома что приключилось без меня? - Странными ему казались и удивление сына, и плач жены. - Или в село лихо пришло, или весь свет вверх дном перевернулся, что случилось, почему вы оба плачете?

- Знал бы ты, с какой вестью пришел ко мне твой сын, - проговорила, наконец, жена, а сама все смотрела, не в силах оторвать глаз от изменившегося облика мужа - от его черной бороды, от посветлевшего и помолодевшего лица.

- Откуда мне знать про это? Но вы хорошо сделали, что обрадовали меня своим приходом, - сказал Чагыдый.

- Сын пришел с вестью, что ты умер. Не помня себя от горя, пришла я, и вот вижу чудо... Волосы на голове и. бороде стали черными, телом, статью помолодел, даже речь твоя изменилась, - повторяла жена.

- Пойди, заверни баранов наверх, только не очень быстро погоняй, обратился Чагыдый к сыну.

Он хотел поведать жене, как помолодело его чувство к ней и как волнует его присутствие женщины.

- Уж лет пять, как стал я замечать за собой - к душе и к телу моим словно крылья приросли! Шутя стал взбираться по крутым тропинкам, которые раньше еле одолевал. А при виде сына немел от радости. Нет, ты только посмотри, каким богачом сделал Тейри меня! Подарил тебя, и очаг мой стал веселым и шумным. В горах высоко я слушаю орлиный клекот, домой приду - готовая пища, семейный уют и счастье. А сегодня утром, когда я держал Асала в объятьях, сморила меня вдруг сладкая дрема. Долго ли я спал, не знаю, однако проснулся. Смотрю, а сына нет рядом, овцы далеко разбрелись. Встал, потянулся и вдруг почувствовал, как прибывающая сила побуждает меня бегом пуститься, большие камни ворочать. Сердце забилось сильнее, чем раньше, в суставах - легкость, в голове - ясность. Вот что со мной случилось, пока вас не было. Жена все смотрела с нежностью и тревогой в глаза мужа. Не столетний старик, а сорокалетний налитый силой мужчина стоял перед ней.

- Ну, а теперь я тебе скажу главное, раз ты пришла. То, что все недосуг было сказать. Человеку, который не успел излить душу, и в могиле покоя не будет. Так и я, долгую или короткую жизнь еще уготовил мне Тейри, не знаю, так что послушай, дай душу облегчить.

Приподнявшись с камня, он повел глазами в ту сторону, где Асал по краю скалы медленно заворачивал овец. Снова опустился на камень Чагыдый, и вроде нечаянно коснулась рука жены его плеча. Тут сердце мужа, словно получило нежданное облегчение, взыграло. Пришло к нему беспокойство, которого и в молодости не знал.

«Э-эх, сердце, ты и знать не желаешь, что такое стареть. Да стану я жертвой твоею, Тейри, возвращающий силу и молодость», - подумал он и в задумчивости перевел взгляд куда-то поверх бровей жены.

Белая шея жены словно изнутри светилась в лучах заходившего светила. Гладкой, как мех соболя, сладкой, как мед пчелы, драгоценной, как золото, показалась ему эта шея.

В самое сердце почитаемого всеми мужа проникла красота тридцатилетней жены. Да и ему теперь было только сорок. Жена, от которой не укрылось это превращение, потупила взгляд и разглядывала шнурки чабуров мужа.

- Выслушай, дорогая, время такое, от дел и работы некогда расслабиться, душу поверить близкой женской душе. Может быть, еще все к лучшему изменится, человек надеждой жив. С малых лет я пасу овец, нет скалы и камня, где следы моих чабуров не остались, по ночам пещеры кровом моим были. Удел скотовода - трудный удел. Правда этой пословицы - вся моя жизнь. Мой отец начал свое дело с одной овцы, а я довел до тысячи. Я хорошим сыном своего отца решил быть. В селение приду, любил посидеть на ныгыше, послушать старых и малых. Но как вспомню, что богатство мое в горах по склонам рассеяно без присмотра, спешу снова в обратный путь. Да и привыкаешь к живности, одну овечью душу погубить жалко бывает. Сколько б ни было их в стаде, каждую из тысячи по имени помнишь, по глазам узнаешь, с каждой побеседовать охота. Так сладка становится эта работа! Вот так со своей пастьбой прожил я безмятежно и неразлучно до ста лет. Да, вот незадача, достатка этим я, может, и добился, но покоя и удовлетворения душевного не смог получить. Ни один близкий человек не захотел меня на верный путь наставить. Самому пришлось с собой посоветоваться, и вот задумал я жениться, благодарение Тейри. Чем я так угодил ему, что вижу тебя рядом? С тобой и цену жизни, и ее смысл узнал, а без тебя и тысяча жизней не нужна взамен. И еще я думаю, Тейри, конечно, знал заранее, как жизнь моя обернется и как наградит он меня за мое терпение, им же дарованное. А сам при этом приговаривал, наверное: «Не робей, Чагыдый, и судьбой, и самой жизнью твоей я управляю. Чему быть, тому быть в жизни, никто у тебя судьбой положенного блага отнять не в силах, наступит и твой день». Разное повидал я, Суулайхан, на своем веку. Видел нечестивца, который в девяти селеньях по жене держал, с девяти столов девятью разными яствами угощался. Видел богача, который, лишившись тысячного табуна, с одним конем остался... И убийцам, которые после ночного разбоя утром со стариками байки слушали, в лицо смотрел. И человека из проруби ночью вытаскивал, жизнь спасая. А главного смысла так и не постиг, пока не встретил тебя. Ты как свет путеводный, как посох в дороге, жажда моя неутолима. С тобой нахожусь, а сам думаю, как бы тебя не потерять снова. Вот эта любовь и есть смысл жизни, и я, как старая ива, пустившая молодые побеги, и тот юноша, что идет к нам - твое порождение. Это ты, твоя животворящая сила, твоя мудрость и свет. Глазами огонь разводишь, дыханием казан кипятишь, сердце человека к себе словно пряжей привязываешь...

Солнце уже зашло. Багровые камни влажны от росы и брызг, молодую траву волнует ветерок. Это ветер с низины поднимается.

-Ну, а теперь вернемся в дом, хочется до заката еще раз посмотреть на селенье, - сказал он, обхватывая обеими руками жену и сына и прижимая их к себе с двух сторон.

Так и стал спускаться, говоря упирающейся жене:

-Не лишай этой радости, Суулайхан. Дай мне ощутить вас сразу вместе рядом. Мне под силу эта ноша, не зря же Тейри вдруг одарил меня силой.

Отдаваясь этому ощущению полноты счастья, он быстро добрался с ними до подножья горы.

-Вот теперь можете и отдохнуть, и размяться. Я привел вас сюда самым коротким путем. Теперь и до дома недалеко, вон за тем холмом наше село, - и он указал в сторону Безенги. Звуки селенья были уже слышны - блеянье ягнят, мычание коров, собачий лай.

Утром Чагыдый появился на ныгыше. Старики-ровесники, не признав его, стали расспрашивать, очень удивились, а потом решили, что так в жизни, наверное, бывает.

- Уж если возлюбит тебя Тейри, то нет границ его щедротам. А уж Чагыдый наш как никто этого достоин - скотины не обидел, не то, что человека. Кто несправедливость терпел от другого, тот к Чагыдыю шел за защитой. И вот награда - перед нами он стоит, как сорокалетний. И куда подевался столетний старец? - выразил ему почтение ныгышбаши.

Прошло еще пять лет. Многими делами еще успел Чагыдый свою добрую славу упрочить.

В один из дней Чагыдый с охотниками в горы вышел. В горах их настиг сильный ветер, тут и гром загремел, повергая в трепет всю округу. Мужчины укрылись под большим валуном.

Раньше других смекнув, что Элия разгневался неспроста и не усмирит свой нрав, не получив в дар жертвы, Чагыдый взошел на камень, под которым стоял с охотниками.

- Ударь меня, - сказал он. - Я свое пожил. Милостью Тейри, у меня есть сын - чтоб за добром присмотреть, есть жена - чтоб оплакать, есть джамагъат - чтоб добрую память обо мне сохранить. Ударь меня, Элия! - крикнул он божеству, стоя на вершине.

Трижды загромыхало в ответ. Все вокруг озарилось ярким небесным светом. Стрела Элии настигла Чагыдыя, стоявшего на светящемся валуне.

С горестным плачем бросился к нему Асал.

- Ну вот, я и умираю. Пришел день разлуки с тобой и с матерью. А плакать не надо. Похорони меня достойно, сам могилу приготовь. Да вот тоска, с матерью твоей не увижусь, - говорил, он, стараясь приподнять голову с камня.

- Погоди, отец, не умирай, погоди немного, дождись матери, я быстро!

В мгновение ока, забыв про усталость, Асал достиг дома и принес почти что на руках свою мать к умирающему. Оставил их наедине.

- Что ж, Суулайхан, покидаю я этот свет. Не обессудь, если что не так было. Значит, не смог, но имя твое высоко держал. Я благодарен Тейри за тебя, будь и ты довольна благом, которым он нас одарил. Об одном тебя прошу - сын наш человеком станет, только присмотри за ним. Он не должен тебя огорчать, не этому я учил его. Свою долю мужества он испытает, дело свое познает, пустой ссоры избежит, в дружбе не покривит душой, ближнего ради своей выгоды не предаст. Иди, Асал, дай тебя обнять. Вот теперь уж сил не стало, ухожу.- И он испустил дух на руках у сына.

Дождь перестал, солнце выглянуло. Люди, опомнившись от того, что произошло на их глазах, удивленные его благородством и мужеством, больше не сдерживали слезы.

- Не плачьте, аланы. Отец не любил этого. Ведь мужество в день печали проверятся, - сказал Асал.