Ключевые компетенции – новая парадигма результата современного образования 3 страница

Изменчивость и разнообразие оснований сословного де­ления русского общества. Эта особенность, заметная в разви­тии разных сторон общественной жизни России, сказалась все­го резче в истории русских сословий. Сословное деление в России отличается необычайной подвижностью и изменчиво­стью. Общество несколько раз делилось и переделялось, нео­днократно меняло свою юридическую физиономию и свой состав. Следя за этими изменениями, историю русских сословий можно разделить на четыре периода, из которых в каждом было свое основание сословного деления, непохожее на то, на котором строилось сословное деление предшествующего или последую­щего периода. Первая формация русского общества, какая нам известна, обнаруживается в памятниках права XI и XII вв. По этим памятникам мы видим, что общество делилось на две резко разграниченные и неравные части, и первоначальным основа­нием для деления служило завоевание или вооруженное давле­ние. На этом основании строилось и держалось общество с IX до конца XII в. Рассматривая состав общества в удельные века (XIII, XIV и XV), встречаем другое основание, которым служил хозяйственный договор свободного лица с удельным князем. В период, когда созидалось Московское государство (в XVI и XVII вв.), основанием сословного деления служило различие го­сударственного тягла, разверстанного между классами общества по их хозяйственным положениям. Наконец, в XVIII в. сослов­ное деление перешло на новое основание, которым служило различие прав, распределенных между сословиями по их полити­ческому значению.

Периоды истории русских сословий. Таковы четыре периода в истории наших сословий и таковы основания, на которых в каж­дом из них строилось сословное деление. В первом периоде этим основанием было завоевание или вооруженное деление, во вто­ром — хозяйственный договор с князем, в третьем — разли­чие государственных повинностей, [13] в четвертом — разли­чие государственных и гражданских прав.

 

Лекция V

Хронологические пределы первого периода в истории русских сосло­вий. — Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в этот период. — Военно-промышленное проис­хождение Киевского княжества. — Этнографический и экономиче­ский состав общества, объединенного киевскими князьями в IX и Х веках. — Следы сословного деления общества в Х и ХI веках.

Хронологические пределы первого периода в истории рус­ских сословий. Я обозначил границами первого периода в исто­рии русских сословий конец IX и конец XII веков. Политическое расчленение общества в этот период держалось на завоевании. Но я высказываю это положение с оговоркой. Завоевание легло в основу сословного деления общества, но в продолжение периода это первоначальное основание так осложнилось новыми влияни­ями, что к концу XII века стало трудно распознать его в глубине общественного строя русской земли. Чтобы видеть, как положено, было это основание и какие влияния изменили потом строив­шиеся на нем сословные отношения, необходимо бросить беглый взгляд на происхождение той политической формы, под которой впервые соединились разнородные части русской земли в одно политическое целое. Этой формой было Киевское княжество, воз­никшее в конце IX века.

Я так представляю себе происхождение этой формы. В VII и VIII вв. от R X. западная половина восточной русской равнины заселена была восточными славянами. Хозяйственный быт насе­ления в этой полосе направлялся большим речным потоком — Днепром. По этой речной дороге шло давнее и живое торговое движение, вызванное и поддержанное еще до Р. X. многочислен­ными греческими колониями по северному берегу Черного моря. В это торговое движение втянулись и славянские поселенцы в Днепровье. Одно внешнее обстоятельство помогло их торговым успехам. В VIII веке Днепровье с южнорусскими степями завое­вано было хазарами. Хазарское иго оказало благотворное действие на промышленные успехи днепровских славян. Хазары, утвердив­шиеся в степях между Волгой и Днепром, скоро перешли к мирным промыслам и открыли своим днепровским данникам свобод­ный проход по многочисленным степным и речным дорогам. Та­ким образом, завязались тесные торговые связи Днепровья с чер­номорскими и каспийскими рынками. Это торговое движение вызвало среди славянских поселенцев Днепровья усиленную раз­работку богатств русского леса, преимущественно добычу пуш­ного зверя. Торговые успехи развили русское мореходство, и рус­ские моряки уже в первой половине X века господствовали на Черном море. Арабский географ Масуди, писавший в это время, говорит о Руси, что она плавала по Черному морю, и никто кроме нее по нему не плавал. Следствием этих торговых успехов было появление древнейших торговых городов на Руси по главным реч­ным путям западной полосы. Около каждого из таких городов — Новгорода, Полоцка, Смоленска, Чернигова, Киева — из про­мышленных поселений образовался торговый округ, для которого город служил центральным складочным местом.

Это все факты, пережитые восточным славянством до IX века. С начала этого столетия Днепровье испытало ряд новых перево­ротов, источником которых был упадок хазарского владычества в Днепровье. Причиной этого упадка было появление в южнорус­ских степях новой орды, печенегов, которые еще в первой полови­не IX века прорвались из-за Волги сквозь хазарские жилища к Днепру. Печенеги стали грозить великой опасностью русской тор­говле. Хазары не могли более защищать русских купцов на восто­ке. Торговые города Руси сами должны были взять на себя охрану своих торговых путей и торговых оборотов. К тому времени отно­сятся укрепления торговых городов и их военно-политическое устройство, с каким они являются впоследствии в X и XI веках. Новая опасность пробудила в городах потребность в вооружен­ной силе. Эта сила постепенно стянута была в городах и состави­лась из различных элементов — как туземных, так и пришлых. Пришлым элементом вошли в состав этой силы заморские варя­ги, преимущественно скандинавы.

Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в первый период. Появление этого вооружен­ного класса в торговых городах сопровождалось тем, что послед­ние подчиняли себе свои торговые округа. Это подчинение окрестного населения, для которого город служил торговым средоточи­ем, достигалось неодинаковым способом. В иных местах безза­щитные окрестные обыватели добровольно подчинялись большо­му городу, как укрепленному убежищу в минуту опасности. В других сами города, пользуясь своей вооруженной силой, на­сильно подчиняли окрестное население, для которого прежде слу­жили торговыми центрами.

Военно-промышленное происхождение Киевского княже­ства. Так около половины IX века на Руси обозначается ряд торгово-политических союзов, городовых областей, т.е. промыш­ленных округов, политически подчиненных главным торговым го­родам. Из всех этих городов с их округами особенное значение для всей полосы равнины, втянутой в торговый оборот, имел го­род Киев. Он возник со своим торговым округом на самом рубе­же степи. Таким образом, он служил главными воротами русской торговли, направлявшейся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Торговый оборот на Руси прерывался и останавливался, как скоро степные кочевники захватывали Киев в свои руки. От­сюда вышел общий экономический интерес, который привязы­вал все торговые города Руси к Киеву. Этот общий интерес со­стоял в том, чтобы Киев был всегда открыт для русского торгового движения, чтобы мимо него шел свободный путь по степным ре­кам к каспийским и черноморским рынкам, — [14] следовательно, чтобы в нем находилась сила, способная защищать этот по­граничный пункт от внешних врагов. Этот общий интерес и вызвал усиленное сосредоточие в Киеве вооруженного люда, дотоле рас­сеянного по русским городам. [15] Oколо киевского князя, вождя торговооборонительной вооруженной дружины, сосредоточива­лось более всего боевых сил, скоплявшихся в стране. С помо­щью этих сил киевский князь и подчинил себе остальные города и племена восточных славян. Действие общего интереса, создан­ного экономическим движением, ясно открывается в ходе подчи­нения русской земли киевскими князьями, совершившегося в IX и X веках.

Племена неодинаково легко принимали на себя киевское иго: одни подчинялись добровольно, другие надобно было завоевывать упорной борьбой. Рассматривая причины этой разницы, находим,

что племена или города, охотно признавшие над собой киевскую власть, —кривичи, северяне, поляне, — жили вдоль главной реч­ной торговой дороги, шедшей по Днепру с его северным водным продолжением — бассейном Ильменя. Напротив, племена, упор­но боровшиеся с Киевом, жили вдали от этой речной дороги. Зна­чит, киевскую власть охотно признавали нуждавшиеся в ней пле­мена, которые наиболее участвовали в торговом обороте. Напротив, населения, жившие вдали от этого речного пути и не разделявшие этого общего материального интереса, — племена древлян, радимичей и вятичей, — не чувствовали охоты призна­вать власть киевского князя и упорно с ней боролись. Таким об­разом, Киевское княжество имело двойное — военно-промыш­ленное — происхождение. Оно возникло при содействии общего интереса, созданного торговым оборотом, но этот интерес разде­лялся далеко не всеми частями русской земли. Эти не разделяв­шие его части нужно было подчинять силой оружия, завоевывать.

Этнографический и экономический состав общества, объ­единенного киевскими князьями в IX и X веках. Общество, объ­единенное властью киевских князей, довольно механически со­ставлено было из очень пестрых этнографических и экономических элементов. Единственный общий интерес, действовавший дале­ко не в одинаковой мере во всех этих элементах, был материаль­ный, состоявший в охране торговых путей и оборотов. Единствен­ной силой, поддерживавшей союз даже там, где слабо чувствовался этот общий интерес, был вооруженный класс, который образо­вался под рукой князя киевского из разнородного бродячего воен­но-торгового люда, скопившегося в торговых городах Руси. Этот люд был частью туземный, частью пришлый, варяжский. В свою очередь туземное население, городское и сельское, распадалось на несколько племен славянского и финского происхождения. Но с конца X века, когда почти все племена западной полосы стали уже данниками киевского князя, племенной антагонизм заметно стихает. Варяжские толпы, не переставая приливать на Русь из-за моря, мирно уживались с туземцами. Славянские племена, ра­зорванные между городовыми областями, по-видимому, начина­ли забывать свое племенное происхождение. Племенные различия и интересы уступали место провинциальным, областным.

Столь же неопределенны и экономические очертания обще­ства. Торговый капитал продолжал господствовать исключитель­но, не встречая до XI века соперника со стороны землевладения. «Руссы» — так называет арабский писатель первой половины X века Ибн-Даст верхние слои русско-славянского общества. Эти руссы, по его словам, не имели недвижимого имущества — ни деревень, ни пашен. Единственный их промысел состоял в тор­говле мехами. Военный класс, с киевским князем во главе, руко­водил торговым движением страны и принимал в нем живейшее участие, ежегодно посылая лодки с товарами в Царьград и на дру­гие черноморские и каспийские рынки. Зато и торговые города сохраняли военное устройство, какое усвоили они с начала IX века. Они образовали тысячи или городовые полки и участвовали в княжеских походах под командой выборных из городового купече­ства военно-городских старшин — тысяцких и сотских.

Следы сословного деления общества в X и XI веках. Но среди этого беспорядочного этнографического и экономического броже­ния в X и XI веках все заметнее начинает выступать наружу поли­тическое разделение общества. Завоевательные походы из Киева на непокорные туземные племена и оборонительная борьба со степ­ными врагами все более размножала вооруженный класс, предво­димый киевским князем, а служба по управлению завоеванными племенами все более обособляла его от управляемого общества, как властителя от данников. Класс этот все резче выделялся из во­оруженного купечества торговых городов, с которым он смешивал­ся до тех пор. Еще при князе Владимире Святом старцы градские, выборные военные управители торговых городов, заседали в Думе киевского князя рядом с его дружинниками-боярами. При Яросла­ве они уже не появляются в боярском совете, даже исчезают и из городской администрации: их выборные военно-административные должности замещались княжими боярами по княжему назначению. Так витязь, морской наездник, все более отчуждался от гостя, вооруженного купца, с которым он прежде шел об руку.

Политическое отчуждение начинало отражаться и на хозяй­ственном быту этих обоих родственных по происхождению клас­сов. При завоевании непокорных племен целые массы пленников становились рабами и делились между завоевателями. Ибн-Даст

в немногих словах живо описывает это явление. Руссы, говорит он, производят набеги на славян (т.е. на славян восточных); подъезжая к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен и продают. [16] Это наблюдение, очевидно, схвачено с завоеватель­ных походов первых киевских князей на славянские племена Днепровья — древлян, северян, радимичей и др. Слова Ибн-Даста подтверждает и наша Начальная летопись в рассказе о захвате Искоростеня Ольгой в 906 году. Ольга велела одних пленных го­рожан перебить, других «работе предасть, мужам своим», т.е. раз­дала в рабство своей дружине, а остальных оставила на месте пла­тить дань.

Таким образом, хозяйство военно-правительственного класса все более становилось рабовладельческим. Наполнив холопами свои городские дворы и сбывая излишек на заморских рынках, служилые люди с конца X или начала XI века нашли новое хозяй­ственное приложение холопскому труду: они начали селить своих холопов на приобретаемых земельных участках, эксплуатируя по­следние холопьими руками. Так возникло русское частное земле­владение, первые неясные следы которого в памятниках являют­ся в самом начале XI века. Землевладение еще резче обособило служилый класс от высшего городского купечества. Все это питало в военно-правительственном классе чувство политического превос­ходства над остальным обществом. Этим чувством и ассимилиро­вались разноплеменные элементы, из которых складывался этот военно-правительственный класс.

По мере усиления внешней борьбы, которую должны были вести киевские князья, в состав этого класса вытягивались бое­вые силы из разных племен, им подвластных. Владимир, после принятия христианства, начавши окружать Киев цепью укреплен­ных городков со стороны степи, вербовал в их гарнизоны лучших людей из новгородцев, кривичей, чуди, вятичей и других. Спло­ченный этим чувством политического превосходства, военно-правительственный класс усвоил себе сословное название Руси. Русь в X веке — термин не этнографический и не географиче­ский, а социальный, обозначавший господствующее сословие. До сих пор не объяснено этимологическое происхождение этого сло­ва. Под таким именем знают господствующий класс на Руси ви­зантийские и арабские писатели X века; этим именем называет его и наша древняя «Повесть Временных Лет», составляющая введение в Начальную летопись. Рассказав о том, как Олег утвер­дился в Киеве в 882 г., «Повесть» так характеризует состав его дружины: «беша у него Варязи и Словени и прочи, прозвашася Русью». Итак, Русью стали зваться по преданию Повести воору­женные разноплеменные соратники Олега, вместе с ним заняв­шие Киев.

Таковы признаки политического расчленения русского обще­ства в X и XI веках. Вы видите, что этим расчленением двигало завоевание. Но, служа рычагом общественного деления, завое­вание не было его первоначальным источником. Завоевательная роль военно-правительственного класса была подготовлена его экономическим значением, раньше создавшимся. Прежде чем стать с оружием в руках над покоренным населением страны, этот класс стянул в своих руках нити его хозяйственного оборота. Из этого сложного экономического и политического процесса и вышло довольно резкое сословное деление, какое открывается в памят­никах XII века, преимущественно в Русской Правде, окончатель­ную редакцию которой я отношу к этому столетию. Согласно с двойным происхождением Киевского княжества, военно-промыш­ленным, [17] и это сословное деление имело двойное основание.

 

Лекция VI

Сословия по Русской Правде: княжие мужи, люди, холопы. — Источ­ники холопства. — Политическое основание сословного деления Рус­ской Правды. — След более раннего деления, имевшего иное основа­ние. Значение огнищан. — Экономические подразделения основных политических классов: бояре, закупы, смерды и боярские тиуны. — Связь экономических различий с юридическим неравенством как ос­нование этих подразделений. — Три момента в ходе сословного об­разования русского общества в первый период.

Сословия по Русской Правде. В Русской Правде очень яв­ственно обозначены три класса, на которые распадалось русское общество ее времени: это княжие мужи, люди и холопы. Эти классы отличались неодинаковой оценкой их значения перед за­коном, выражавшейся в неодинаковой заботливости, с какою за­кон охранял личную безопасность людей этих классов. [18] Так, убийство княжего мужа наказывалось двойной уголовной пеней (вирой); убийство людина — простой, а за убийство холопа не назначалось вовсе уголовной пени, но взыскивался только граж­данский штраф (продажа) с вознаграждением господина за вред, причиненный чужому имуществу. Закон различно ценил эти клас­сы по свойству отношений, в каких они стояли к князю, т.е. к вер­ховной власти.

Княжие мужи несли личную службу князю, люди платили ему дань, наконец, холопы не несли никаких государственных по­винностей, служа частным лицам и не имея прямого отношения к князю. Впрочем, кроме этой оценки жизни, Правда, не обозначает никаких других сословных прав — ни гражданских, ни полити­ческих, которыми различались два свободных класса — княжих мужей и людей. От этого, при ясном разграничении основных со­словий, остаются, неясны юридические особенности некоторых мелких классов, обозначающихся в их составе. Так, не все сво­бодные слуги князя считались княжими мужами: к последним причислялись только высшие военно-правительственные санов­ники, а рядовые ратные люди князя и низшие дворцовые слуги, конюхи, повара, сельские приказчики по тарифу жизни уравни­вались с простыми людьми, сходясь с княжими мужами только в личной службе князю. Они объединялись с этими мужами общим сословным названием дружины, но отличались особыми звания­ми молодшей дружины, отроков или детских.

Люди. Напротив, люди — податное простонародье — отли­чались от низшей дружины своим отношением к князю: как пла­тельщики податей, они относились к князю не одинокими лица­ми, подобно служилым людям, а целыми мирами, городскими или сельскими обществами, связанными круговой порукой в уплате податей и мирской ответственностью за полицейский порядок (ди­кая вира Русской Правды).

Холопы. Холопство является в Русской Правде суровым ин­ститутом с резко очерченными границами. Холоп, ударивший сво­бодного человека, еще при Ярославе мог быть за то убит безнака­занно потерпевшим. Правда не различает видов холопства: она знает одно холопство — обельное (облое — круглое), т.е. пол­ное, вечное, потомственное и наследственное. Как зависимость холопа переходила от него на его потомство, так и право на холопа передавалось господином своим наследникам. Рабовладение успело выработать довольно разнообразные источники холопства.

Источники холопства. Их было два ряда: холопами делались или по закону, или по договору. Принудительное холопство по за­кону создавалось четырьмя случаями: 1) пленом, 2) преступле­ниями, за которые закон навсегда лишал преступника свободы — например, разбоем, поджогом, конокрадством, 3) несостоятель­ностью купца-должника по его вине, если кредиторы не соглаша­лись ждать уплаты долга, и 4) происхождением от холопа. Добро­вольное холопство по договору создавалось тремя способами: 1) продажей в холопство, 2) женитьбой на холопке без уговора с ее господином, ограждающего свободу жениха, и 3) вступлением в частную дворовую службу приказчиком или ключником без та­кого же уговора слуги с хозяином. Холопство в Русской Правде является с такими резкими чертами неволи, которые лишали хо­лопа значения лица в юридическом смысле слова, приближая его

к вещи, к домашнему скоту. Но так как закон определял положение холопов, их отношение к господам, источники и границы холопства, то, очевидно, он рассматривал это состояние как особый класс в составе русского общества, отличавшийся от других классов тем, что он не имел прямого отношения к государственной власти, а свя­зан был с нею через посредство господ, которым служили холопы.

Политическое основание сословного деления Русской Прав­ды. Так гражданское общество по Русской Правде делилось на людей свободных, лично служивших князю, на свободных, пла­тивших ему дань миром, и на несвободных, служивших частным лицам. Отношение первых к князю было личное, вторых — кол­лективное, третьих — посредственное.

След более раннего деления, имевшего иное основание. В Русской Правде уцелел неясный след, указывающий приблизи­тельно на время, когда устанавливалось такое общественное де­ление. Узнаем, что оно было не особенно давнего происхождения. В одном списке Правды сохранился ряд статей, в которых изло­жены постановления, принятые на съезде старших сыновей Яро­слава. Эти статьи составлены, вероятно, в конце XI или в начале XII века и в измененном виде вошли в окончательную редакцию Правды, составленную в конце XII века, перемешавшись в ней со статьями разновременного происхождения. Отсюда узнаем, что еще во второй половине XI века, при сыновьях Ярослава, не был окончательно определен состав привилегированного класса княжих мужей. Русская Правда причисляет к лицам, убийство коих опла­чивалось двойной уголовной пеней, и тиуна конюшего, т.е. глав­ного приказчика княжеских табунов. Одна из статей, излагающих постановления съезда, гласит, что двойную пеню за убийство ко­нюха старого у стада установил впервые старший сын Яросла­ва Изяслав судебным приговором по делу о своем конюхе, убитом жителями Дорогобужа. «Конюх старый у стада» — это, очевидно, тиун или староста конюший, о котором говорит как о привилегиро­ванном княжем муже окончательная редакция Русской Правды.

Статьи, излагающие постановления съезда, сберегли намек и на общественное деление, предшествовавшее тому, которое обо­значено в окончательной редакции Русской Правды. Эти статьи еще не знают класса княжих мужей: там, где окончательная ре­дакция упоминает об этом классе, они говорят об огнищанах. Только в одной статье, заимствованной из постановлений съезда, окончательная редакция повторила этот термин, не заменив его званием княжа мужа1. Очевидно, во второй половине XII века, когда составлялась окончательная редакция Правды, слово ог­нищанин было обветшалым термином, повторявшимся по при­вычке, но уже вытеснявшимся из ходячего юридического языка. Объяснение этого термина затруднялось неизвестностью древ­него значения термина огнище. Один памятник объясняет это значение. В XI веке на Руси было списано с болгарской рукописи несколько слов Григория Богослова, переведенных для болгар. Но в русском списке встречаются вставки и переделки, произведен­ные, очевидно, русской рукой. В одном из этих слов термином «ог­нище» переведено греческое άυδράπoδα (единств, ч. άυδράπoδoυ) — рабы, челядь. Значит, огнищанин — рабовладелец.

Значение огнищан. Если Русская Правда дает огнищанину привилегированное положение, какое в ее время занимали кня­жие мужи, то в этом надобно видеть ее воспоминание о том вре­мени, когда такое положение создавалось условием экономиче­ским, а не политическим, не службой князю, а рабовладением. Точнее говоря, когда рабовладение служило самой характерной особенностью господствующего класса. Таким временем были IX и X века, когда киевский князь со своею дружиной завоевывал не­покорные племена Руси, обращая пленных в рабство; когда, по приведенному выше замечанию Ибн-Даста, арабского писателя первой половины X века, Русь делала набеги на славян, подъез­жая к ним на кораблях, забирала их в плен и продавала. Тогда огнищанами преимущественно были те же княжие мужи, обла­датели военной добычи; но их ставила во главе общества еще не служба князю, а обладание этой добычей, — т.е. не право, а сила. Тогда привилегированным считался не правитель, а завоеватель. Так в древнейшем туземном памятнике права вскрывается перво­начальное основание общественного деления, и этим основанием является завоевание. Из того же сопоставления окончательной

1 Русская Правда, изд. Калачева, 1,32; II 72.

редакции Правды со статьями съезда Ярославичей оказывается, что XI век был временем, когда русское общество, делившееся первоначально на завоевателей и побежденных, превратилось в союз управителей и управляемых.

Экономические подразделения основных политических классов. Нои этот преобразившийся общественный состав недол­го сохранял свою первоначальную простоту. В Русской Правде, особенно в ее поздних статьях, сохранились следы дальнейшего общественного деления. В составе основных сословий стали обо­значаться новые классы, и признаки, их обособлявшие, не похо­жи на те, которыми различались основные сословия. Так, среди княжих мужей появляются бояре.

Бояре. Русская Правда едва знает это состояние и обозначает его такими бледными чертами, по которым с трудом можно рас­познать его юридический и экономический облик. Она говорит о боярских холопах, о боярском сельском или земледельческом при­казчике и наемном работнике1. Очевидно, Русская Правда придает боярину значение крупного привилегированного рабовладельца и землевладельца; такое значение сохранял этот термин и в русском гражданском праве позднейших веков. Далее, в сословии людей выделяются два особых класса — закупов и смердов. Появление тех и других, по-видимому, было связано с выделением класса бояр. По некоторым указаниям можно думать, что первоначальным ра­бочим населением боярских вотчин была челядь, руками которой землевладельцы эксплуатировали свои земли. Но чем более раз­вивалось боярское землевладение, тем больше привлекали бояре на свои земли хлебопашцев из свободного населения. Эти хлебо­пашцы получали от землевладельцев ссуду на обзаведение и зе­мельные участки в пользование, которые обрабатывали барским скотом и барскими орудиями, за что работали на землевладельца.

Закупы. Смерды. Такие работники-арендаторы и носят в Рус­ской Правде название ролейных (пахотных) закупов или наймитов. [19] Состояние закупов помогает объяснить значение класса

1 Русская Правда, изд. Калачева, II, 42 и 11.

 

смердов, очень неясно обозначенного в Правде. Этому термину Правда, по-видимому, придает двоякое значение: свободного про­столюдина вообще и свободного крестьянина в частности. Правда указывает на ближайшее отношение смерда к князю: князь наследо­вал имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. Позднее в новгородской и псковской областях XIII и XIV веков смердом назы­вался вольный хлебопашец, пользовавшийся казенной землей, т.е. государственный крестьянин. По-видимому, такое же значение имел этот термин и во времена Русской Правды: так назывался вольный хлебопашец, живший на княжеской земле. Когда княжеская власть укрепилась, в состояние смердов попали все свободные сельские обыватели, жившие на землях, не принадлежавших частным владель­цам, потому что все такие земли были признаны княжескими, госу­дарственными. Этим и отличались смерды от закупов.

Боярские тиуны. Наконец, в составе холопства Русская Правда различает разряд высших холопов, отличавшихся от про­стых чернорабочих невольников тем, что им господа поручали дол­жности по управлению своими имениями. Этот класс носит в Правде название боярских тиунов (приказчиков).

Связь экономических различий с юридическим неравен­ством как основание этих подразделений. Перечисленные клас­сы по происхождению своему не были новыми сословиями, от­личными от тех, на какие делилось общество по свойству отношений лиц к князю. Это были различные экономические по­ложения, в которые становились лица тех же сословий. Бояре были те же княжие мужи или члены дружины, только приобретавшие земельную собственность. Смерды были свободные «люди», от­личавшиеся от других лиц этого сословия, свободных тяглых го­рожан, тем, что они занимались хлебопашеством, обрабатывая участки государственной земли своим инвентарем. Закупы были те же смерды, только работавшие на землях частных владельцев и не имевшие своего инвентаря или земледельческого капитала, которыми ссужали их землевладельцы. Боярские тиуны отличались от рядовых холопов тем, что управляли привилегированными боярскими хозяйствами и за то пользовались некоторыми имущественными льготами, каких не имели чернорабочие холопы.

Но эти хозяйственные состояния в Русской Правде были уже разделены юридическим неравенством — различием прав. Бояре пользовались преимуществом, в силу которого могли завещать свое движимое и недвижимое имущество дочерям, если не оставляли после себя сыновей. Напротив, имущество смерда, умиравшего бессыновным, его участок, двор и движимость, переходило к князю; только незамужние дочери, остававшиеся после смерда, получали часть его движимости. Это ставило смерда ниже других «людей» — свободных тяглых горожан, которые по Русской Правде, наравне со служилыми людьми, могли завещать свое имущество детям, а при их отсутствии родственникам, как хотели. Еще ниже смердов стояли закупы. Смерды, несмотря на ограничение права завеща­ния, оставались лично свободными людьми. Ссуда делала закупов должниками владельцев и ставила их в личную зависимость от по­следних, сообщая им характер полусвободных людей. Такой харак­тер этого состояния обнаруживался в том, что, во-первых, хозяин пользовался правом подвергать своего закупа телесному наказа­нию за вину; во-вторых, закуп мог быть свидетелем на суде только в незначительных тяжбах и при отсутствии свидетелей из свобод­ных лиц; в-третьих, закуп не отвечал сам за некоторые свои пре­ступления, например, за кражу: пеню за него в таком случае пла­тил хозяин, который за то превращал его в полного своего холопа. [19] Из этих ограничений свободы закупа видно, что, несмотря на долговое обязательство и обусловленную им обязательную ра­боту закупа на господина, первый не считался холопом последне­го" [20]. Закуп по Русской Правде мог всегда прекратить свою зави­симость от господина, заплатив ему долг, и закон ставил известные пределы судебной власти господина, как и его праву на труд заку­па. Но те же ограничения свободы последнего указывают на уси­лия владельцев сравнять закупов со своими сельскими холопами. Наконец, боярские тиуны, оставаясь холопами, пользовались не­которыми правами свободных лиц и тем приближались к состоя­нию закупов: суд принимал их свидетельские показания «по нуж­де», когда не было свободных свидетелей; за убийство тиуна, как и свободного простолюдина, закон назначал сорокагривенную уголовную пеню, а не двенадцатигривенный штраф, как за убийство простого холопа. Итак, закон придавал неодинаковое юридическое значение лицам, различавшимся хозяйственным положением.