Ключевые компетенции – новая парадигма результата современного образования 7 страница

2) Возникшая из столь повелительных условий зависимость подданных от московского государя не могла быть, и прекращае­ма с прежней легкостью старым удельным способом — уходом, выселением. В XVI веке, после того как Ярославль, Ростов, Нов­город, Тверь, Псков, Рязань и княжества Черниговской линии во­шли в состав Московского государства, рядом с ним на всем про­странстве русской равнины не оказалось другой территории, которая принадлежала бы владельцу самостоятельному и род­ственному по крови и по вере московскому государю. Теперь из Московского государства стало некуда уйти, не совершая неза­конного побега. Выселение, которое признавалось удельными князьями как право всех свободных обывателей русских княжеств, теперь получило характер политического преступления и нацио­нально-религиозной измены. Так власть, которой свободные лица подчинялись прежде условно и временно, стала для них, безусловно, обязательной.

Отличие власти московского государя от двух ей предшество­вавших русских типов верховной власти. Получивши такой ха­рактер, московский государь явился в истории нашего государ­ственного права новым типом верховной власти, отличным от типов, господствовавших в обоих предыдущих периодах. В XI и XII веках верховная власть на Руси принадлежала целому кня­жескому роду, который сообща владел всей русской территорией и правил жившим на ней разноплеменным населением. В XIII и XIV веках этот владетельный род распался на множество родствен­ных и независимых друг от друга владельцев, которые были на­следственными собственниками своих удельных территорий, но не считались политическими правителями удельных обществ. Составные единицы этих обществ — свободные лица — были не подданными его, а лишь контрагентами, вольными служилыми на­емниками или вольными съемщиками земли в его уделе. Москов­ский государь совмещал в себе некоторые признаки обоих этих ти­пов: он был и наследственным владельцем всей государственной территории, и политическим правителем жившего на ней населе­ния. Но к этим двум признакам, территориальному и политическо­му, в содержание власти московского государя присоединился еще третий — национальный. Власть княжеского рода XI и XII веков

не имела такого национального значения: она вытекала не из чув­ства народного единства, а из факта завоевания. Идея русской народности, едва начавшая зарождаться в умах, еще не была прове­дена в государственное право, в политический порядок. Такого значения не имели и удельные князья XIV века, потому что каж­дый из них владел лишь частью русской территории, и самая мысль о политическом единстве народа погибла среди удельного раздробления русской земли. Напротив, в лице московского го­сударя эта национальная идея является не только основанием его действительной политической власти, но и оправданием его политических притязаний. Ставши блюстителем общих интере­сов великорусского племени, главной части русского народа, он стремился сделаться и творцом политического единства всего это­го народа и поставил себе задачу распространить свою власть на все его ветви и на все области, когда-либо бывшие в обладании русского народа. Эти притязания и были заявлены в принятом московским великим князем титуле «царя и великого князя всея Руси». Таким образом, власть московского государя отличалась от власти княжеского рода XII века тем, что была единоличной, а не коллективной; от власти удельного князя — тем, что была не только территориальной, но и политической; наконец, от той и другой — тем, что была национальной.

Перемены в характере отношений государя к обществу. Та­кие перемены в значении верховной власти решительно измени­ли характер ее отношения и ко всему обществу, и к отдельным его классам. Я перечислю эти перемены, которые представляют ряд следствий, тесно между собою связанных и вытекающих из одно­го источника — из национального значения верховной власти.

I) Возникновение идеи политического подданства. Это но­вое значение верховной власти превратило вольных контрагентов удельного князя в политических подданных московского государя. Так воскресла мысль о политическом подданстве, слабо и на корот­кое время блеснувшая в нашем праве XI и XII веков и скоро погас­шая среди разрыва княжеского рода на враждебные линии и среди одновременного распадения русской земли на обособленные об­ласти. Но эта мысль о политическом подданстве теперь вышла из другого источника — не из того, из которого она вышла в первом периоде. Тогда ее источником было завоевание и подданными счи­тались покоренные. Теперь эта мысль вышла из чувства националь­ного единства и сознания внешних опасностей, угрожавших народ­ной свободе. Теперь подданным стал считаться русский, т.е. частный человек одного племени и веры с московским государем.

2) Исчезновение личного гражданского подданства. В свя­зи с этой переменой стояла и другая. Личное подданство холо­па удельного князя превратилось в подданство государ­ственное. [45] В этом состояла одна из самых характерных особенностей московского государственного права: у московско­го государя не было частных, лично крепостных холопов, какие были у удельного князя, как и у князей XII века. В XV и XVI веках такие холопы слились со свободными подданными московского государя. Но здесь следует объяснить одно явление, которое мо­жет помешать установлению правильного взгляда на строение об­щества в Московском государстве и которое часто этому мешает. Новое политическое значение звания «государевыххолопов». Лично крепостные холопы государя, сливаясь с его свободными подданными, сообщили последним свое юридическое звание: сво­бодные лица, преимущественно служилые люди, в удельное вре­мя отличавшиеся от холопов званием слуг вольных, обращаясь к московскому государю XVI и XVII веков, называли себя «его го­сударевыми холопами». Не следует придавать этому того обо­стренного, шокирующего смысла, какой подсказывается нашим современным, несколько щекотливым политическим чувством. Не следует думать, что все свободные лица в Московском государ­стве стали такими же личными крепостными московского госуда­ря, какими были холопы удельных князей или какими и в XVI веке оставались холопы частных рабовладельцев. Такие холопы могли быть у князей XI и XII веков потому, что ни один из них не был носителем политической верховной власти. Верховная власть была сосредоточена в целом роде, а отдельные члены его были лишь местными представителями этой власти [46]. Поэтому они мог­ли вступать в частные крепостные отношения с отдельными ли­цами. Такие холопы могли быть и у удельного князя, который счи­тался не властителем удельного общества по закону, а только одной из сторон по договору. Московский государь XVI века не мог иметь таких холопов: последние были орудиями частного лич­ного интереса, а московский государь, начав сознавать себя на­циональным властителем, был связан со своими подданными не личными интересами, а целями народного блага. Рассматривае­мое явление относится более к политической терминологии, чем к государственному праву. Но не следует пренебрегать и терми­нологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений. Мысль о го­сударственном подданстве, возникшая из политического объеди­нения великорусской народности, была новой идеей, незнакомой русскому обществу прежних веков, разбитому на множество не­зависимых политических союзов. В удельное время подданного знали только в юридическом образе холопа, укреплявшегося за своим господином средствами гражданского права. Когда возник­ла идея государственного подданства, новому политическому от­ношению присвоен был привычный термин гражданского права. Итак, звание государевых холопов, которым стали величаться в Московском государстве прежние бояре и слуги вольные, зна­чило, что и они из временных вольных наемников государя пре­вратились в его вечно обязанных подданных, и более ничего не значило это звание. Когда в умах рождаются новые представле­ния, люди, силясь их выразить, роются в старом заученном лек­сиконе и хватаются за первое подходящее по смыслу слово, им подвертывающееся. Повторю: когда в Московском государстве возникла зависимость во имя общего народного блага, а не част­ного интереса, тогдашний язык стал обозначать новые политичес­кие отношения старыми терминами гражданского права. Но пер­вые не следует отождествлять с последними. Этот вывод, извлеченный из истории одного сословного термина, надобно твердо запомнить, [47] чтобы не ошибиться в понимании явлений, по которым мы будем следить за строением нашего общества в XV и XVI веках. Значит, и превращение лично крепостных госу­даря в государевых подданных было тесно связано как последствие с национальным значением государевой власти.

3) Превращение договорных сословных обязательств в го­сударственные обязанности. Изменился источник отношений разных классов общества к государю. В материальном, хозяй­ственном смысле эти отношения остались прежними, но они вы­текали теперь не из частного договора, а из общего закона. Слу­жилые люди по преимуществу служили государю мечом или правительственным советом и получали от него доходные долж­ности, кормление. Но они теперь обязаны были служить, хотя бы и не получали кормления, и если продолжали получать его, то только как средство, помогавшее им исправно служить. Прежде государь кормил их за то, что они служили; теперь он кормил их для того, чтобы они были в состоянии служить. Точно так же тяг­лый человек платил удельному князю тягло, если и пока пользо­вался в его уделе городским промысловым местом или пахотным участком; теперь он обязан был пользоваться таким «местом или участком потому, что без того не мог платить тягло.

Значит, виды условий и выгод, которыми обменивались го­сударь и свободные обыватели государства, не изменились, но изменился характер обмена, связь между условиями и выгода­ми. Прежде эта связь была юридическая, устанавливалась обо­юдным добровольным соглашением, т.е. актом гражданского права; теперь она стала политической, принудительной, уста­навливалась односторонним требованием власти. Поэтому и договорные выгоды свободных лиц, бывшие прежде юридиче­ским условием или юридическим последствием их договорных услуг князю, теперь стали лишь экономическими средствами для исправного несения государственных повинностей. Эти переме­ны в юридической связи условий и выгод, т.е. в источнике отно­шений государя к обществу, можно выразить такими словами: договорные обязательства со стороны свободных лиц пре­вратились в государственные обязанности, а договорные выгоды со стороны князя — в казенное пособие для исправ­ного исполнения этих обязанностей.

Общее основание сословной разверстки государственных обязанностей. Такое превращение в истории русского государ­ственного права было коренным фактом, которым надолго опре­делилось политическое положение русского общества. Этот факт сообщил всему строю Московского государства своеобразный ха­рактер. [49] В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязан­ностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязан­ностей в других. Политический порядок в Московском государ­стве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение обязанностей к этим вы­годам в Московском государстве было обратное тому, какое су­ществовало в других государствах между политическими обязан­ностями и правами: там первые вытекали из последних как их следствия; здесь, напротив, выгоды были политическими послед­ствиями государственных обязанностей.

Это различие отношения выражалось в том, что там сослов­ные обязанности слагались с лица, отказавшегося от сословных прав; здесь, напротив, не позволено было слагать с себя обязан­ности даже подусловием отказа от выгод, и часто обязанность оста­валась на лице, не пользовавшемся соответствующими выгода­ми. Так, обязательная ратная служба в Московском государстве соединена была с поместным владением, но иному служилому человеку не давали поместья, если он и без того имел средство служить, владел достаточной вотчиной. Такой своеобразный склад государственного порядка объясняется господствующим интере­сом, его создавшим. Этим интересом было ограждение внешней безопасности народа, во имя которой политически раздробленные прежде части его соединились под одною властью. Великороссия объединилась под властью московского государя не вследствие завоевания, а под давлением внешних опасностей, грозивших су­ществованию великорусского народа.

Московские государи расширяли свою территорию и воору­женной борьбой; но то была борьба с местными правителями, а не с местными обществами. Поразив правителей княжеств или аристократию вольных городов, московские государи не встреча­ли отпора со стороны местных обществ, которые большей частью добровольно и раньше своих правителей тянулись к Москве.

 

Выводы. Итак, политическое объединение Великороссии вы­звано было необходимостью борьбы за национальное существование. Эта необходимость мешала установиться самому понятию о сословном праве. В первом периоде нашей истории, когда госу­дарственный порядок развился из завоевания, такое понятие уста­новилось легко. Победители старались присвоить себе возможно больше прав, возложив на побежденных возможно больше обя­занностей. В Московском государстве, все силы которого направ­лены были на внешнюю борьбу, усилия законодательства долж­ны были сосредоточиться на том, какое участие принимать в этой борьбе разным классам общества, а не на том, какими правами будет пользоваться каждый класс. Предметом законодательной разработки и стала разверстка тяжестей национальной борьбы, которые налагала эта борьба, а не сословных прав, которые не

вели к цели.

Из сказанного видно, что все три перемены в характере от­ношений государя к обществу вытекли из национального зна­чения, какое получила верховная власть в Московском госу­дарстве. Под влиянием этих перемен изменилось отношение экономического деления общества к политическому. В удельное время экономическое положение свободных лиц в уделе опреде­лялось родом обязательств, в которые они входили со своим кня­зем. Служилый человек обыкновенно становился землевладель­цем потому, что право приобретения земельной собственности было непременным условием его договора с князем, и потому что землевладение при тогдашнем состоянии народного хозяй­ства было единственным удобным средством материального обеспечения служилого человека. Подобно тому и черный че­ловек становился либо городским промышленником, либо хле­бопашцем, потому что непременным условием его договора с князем было пользование либо городским промысловым мес­том, либо пахотным участком. Теперь отношение экономического деления к политическому совершенно изменилось, стало обрат­ным: так как государственные повинности стали обязательны сами по себе, а хозяйственные состояния служили только сред­ством для их исполнения, то теперь экономическим положени­ем класса должен был определяться род государственных по­винностей, на него падавших. Московская политика теперь должна была согласовать сословную раскладку государствен­ных обязанностей с теми экономическими состояниями, в которых она застала выходившие из удельного порядка обществен­ные классы.

Этой переменой в отношении экономического деления к по­литическому указано было и общее основание разверстки повин­ностей между подданными. В устройстве общественных классов эта перемена связала неразрывно экономическое положение каж­дого из них с родом государственного его служения. Отсюда сло­жилось правило, которое и легло в основание общественного де­ления в Московском государстве разверстать государственные обязанности между классами общества по хозяйственному состо­янию каждого из них.

На этом основании московская политика и строила государ­ственное положение всех классов общества. [49] Из этого основа­ния она выработала и специальные приемы разверстки, которы­ми руководилась при раскладке государственных повинностей между отдельными классами.

 

Лекция XIII

Практические приемы разверстки государственных повинностей между отдельными классами общества. — Приемы разверстки меж­ду служилыми людьми по чинам. — Состав и характер московского боярства в удельное время. — Три генеалогических слоя в составе московского боярства XVI века.

Практические приемы разверстки государственных повин­ностей между классами общества. [50]Напомню содержание пред­шествующего чтения. Я пытался вывести и формулировать поли­тические основания общественного деления в Московском государстве. Эти основания положены были коренной переменой, происшедшей в характере верховной власти под влиянием поли­тического объединения Великороссии. Эта'власть из договорной и территориальной превратилась в обязательную и нацио­нальную. Национальное значение ее было источником важных перемен, происшедших в ее отношениях к великорусскому насе­лению. Так как эти отношения держались на общих народных ин­тересах, то все население государства из контрагентов преврати­лось в подданных государя. Так как основным интересом, служившим основанием отношений государя к подданным, было ограждение внешней безопасности государства, то тяжесть внеш­ней обороны разделена была на специальные обязательные по­винности, которыми и заменились прежние договорные обязатель­ства населения перед князем. Таким образом, государственная повинность стала основанием общественного деления, существен­ным признаком сословия или класса. Из этих политических осно­ваний общественного деления вышло само собой главное прави­ло разверстки государственных обязанностей между классами. В удельное время договорными обязательствами разных частей населения определялись их экономические состояния. Когда до­говорные обязательства превратились в государственные обязан­ности, их разверстка между классами приспособилась к разли­чию экономического положения каждого из них. Так, общим правилом разверстки обязанностей было принято распределение • их между классами по экономическим состояниям последних.

Руководствуясь формулированным в конце прошлого чтения правилом сословной разверстки государственных повинностей, московская политика и создала в XVI и XVII веках новое обще­ственное устройство, которое постепенно установилось на место удельного среди внешней борьбы. Это устройство — целая по­литическая система, которой нельзя отказать ни в стройности и последовательности, ни в практической пригодности. Пригодность системы доказали ее результаты: она помогла государству в про­должение двух веков с лишком, с половины XV и до второй чет­верти XVIII века, выдержать трехстороннюю борьбу — на запа­де, юге и юго-востоке, с которой по тяжести ни в какое сравнение не могут идти внешние затруднения, испытанные в те века госу­дарствами Западной Европы. Что касается стройности и после­довательности системы, это, надеюсь, обнаружится из самого ее изложения. Нам необходимо внимательно рассмотреть эту сис­тему: тогда не будет никакого труда объяснить происхождение и значение того сословного устройства, которое установилось в на­шем государстве XVIII века.

Строя общество на указанных политических основаниях, мос­ковская политика крепко держалась за общественный порядок, унаследованный ею от удельного времени. В удельное время, как мы видели, общество распадалось на две главные части, разли­чавшиеся между собою отношением к князю и хозяйственным по­ложением. Служилые люди несли личную службу князю, адми­нистративную и ратную, и в их же руках сосредоточивалась частная земельная собственность. Люди тяглые пользовались чужой землей, княжеской или частной, и за то несли мирские пла­тежи и работы. Московская политика начала перестройку удель­ного общества тем, что этот порядок, создавшийся посредством соглашения частных интересов, закрепила во имя интересов го­сударственных, сообщив им обязательность. Так, например, если в удельное время личными земельными собственниками обыкно­венно были служилые люди, то теперь было установлено, что лич­ные земельные собственники непременно должны становиться служилыми людьми. В удельные века кто служил, тот обыкно­венно становился личным земельным собственником; теперь — кто был личным земельным собственником, тот обязан был слу­жить. Но у московского правительства не было особого правительственного персонала, который бы заведовал делами службы служилых и тяглых людей. В удельное время орудиями админи­страции были те же служилые люди, и только неважные местные дела земских тяглых обществ, городских и сельских, предостав­лены были выборным земским властям — старостам и сотским. Московское правительство XVI века увеличило число дьяков и подьячих, которые в удельное время вели несложное канцелярское делопроизводство. Однако при этом оно не только не отказалось от удельного правительственного порядка, но еще усложнило и раз­вило его в том же направлении, расширив круг деятельности низ­ших местных органов администрации — земских учреждений, которые оставались едва заметными в удельное время. Теперь московское правительство попыталось этим земским учреждени­ям передать все местное управление.

Таким образом, все государственное управление в Московском государстве распалось на две сферы: в одной сосредоточены были дела, касавшиеся внешней обороны страны и устройства ее бое­вых сил, в другой — дела внутренней безопасности и государ­ственного хозяйства, т.е. устройство тех экономических источни­ков, из которых должны были получать питание боевые силы. В Первой сфере, военно-административной, правительственными рудиями остались те же служилые люди, положение и организа-ия которых состоялись в этой сфере. Дела полицейские и фи-ансовые, которые составляли вторую сферу, возложены были на йестные земские общества, безопасность которых ограждалась >тим порядком учреждений и которые доставляли материальные средства для содержания боевых сил страны. В первой сфере пра­вительственные органы действовали по непосредственному по->учению или приказу государя, и потому она называлась при­казной; во второй органами управления служили ответственные ыборные власти земских обществ, которые только действовали под руководством и контролем центральных приказных учрежде­ний, и потому эту сферу управления можно назвать земской.

Так обозначались и практические приемы разверстки государ­ственных обязанностей между отдельными классами общества. Эти приемы выработаны были посредством применения общего основания разверстки к тем экономическим состояниям, какие установились в удельные века. Таких состояний было два: одни свободные люди владели землей на праве собственности, экс­плуатируя ее руками вольных съемщиков или крепостных рабо­чих, холопов; другие пользовались чужой землей, казенной или частной, эксплуатируя ее непосредственно собственным трудом. Сообразно с тем приемы разверстки государственных обязанно­стей, выработанные путем такого применения, можно выразить в следующих трех правилах:

1)кто владеет своей землей, тот должен нести госу­дарственную ратную службу;

2)кто непосредственно пользуется чужой землей, част­ной или казенной, тот несет государственное податное тягло;

3)управление, как службой, так и тяглом, ведется по­средством самих служилых и тяглых людей с тою разницей, что первые получают свои правительственные полномо­чия по назначению государя, вторые — по мирскому выбору; поэтому деятельность первых соединена с властью, деятельность вторых — только с ответственностью.

Запомнив эти три правила, мы без труда разберемся в том сложном общественном складе, какой установился в Московском государстве в XVI и XVII веках. [51] Напротив, непризнание этих правил повергает наблюдателя в полное недоумение при виде это­го беспорядочного склада.

Приемы разверстки между служилыми людьми по чинам.

Теперь рассмотрим, как развёрстывались государственные обя­занности в каждом отдельном классе по чинам. Прежде всего, применяя указанные приемы разверстки государственных обязан­ностей к устройству служилых людей по отечеству, московская политика разделила этот многочисленный класс на длинный рад иерархических слоев. На этот класс, как мы знаем, падали две повинности — ратная и приказная. Но каждая из них была раз­дроблена на мельчайшие доли или специальные функции, соот­ветственно которым и вся служилая масса раскололась на несколь­ко чинов. Это дробление облегчалось составом многочисленного служилого люда, собравшегося под рукой московского государя. Независимо от разверстки государственных повинностей и даже раньше ее этот класс слагался из очень пестрых элементов, различавшихся происхождением и экономическим положением. Двор московского великого князя, в удельное время делившийся на бояр, слуг вольных и дворовых, со второй половины XV в. вобрал в себя дворы других великих и удельных князей, делившиеся на те же самые разряды. Но бояре и слуги других княжеств не слились с боярами и слугами московскими, стали ниже их в порядке по­литического значения своих княжеств, образуя рад новых ступе­ней служилой московской иерархии. Наконец, выше всех этих разрядов, и туземных и пришлых, стали бывшие владетельные князья с их потомками, превратившиеся из самостоятельных го­сударей в слуг московского государя. А в самом низу густым пластом легли новые служилые люди, навербованные для усиления внешней обороны страны из неслужилых классов — из семей духовенства, из горожан, из степных казаков, даже из крестьян и попов. С происхождением в то время было связано и хозяйствен­ное положение столь непохожих друг на друга классов. Новобран­цы из неслужилых состояний были люди безземельные. Потомки удельных бояр и слуг, вольных в большинстве были крупные или мелкие землевладельцы. Наконец, большинство потомков владе­тельных князей не только владело крупной земельной собственно­стью, но и сохраняло в своих вотчинах значительную долю прави­тельственных полномочий, какими пользовались их владетельные предки в удельные времена. Происхождением и экономическим положением обусловливалась служебная годность служилого лица.

При тогдашнем положении народного и государственного хо­зяйства землевладение было необходимым условием исправного отбывания ратной службы, как она была тогда устроена. Для за­нятия высших должностей по службе приказной нужны были на­вык и авторитет, которые приобретались практикой власти и осо­бенно «породой», отечеством, происхождением из родовитой фамилии, членов которой общество привыкло видеть облеченны­ми властью и которым потому привыкло повиноваться. С этими средствами и условиями московская политика и должна была со­гласовать устройство служилого класса. Легко видеть, как она должна была действовать в этом устройстве. Сделав ратную службу пожизненной и потомственной обязанностью всех служилых людей, надобно было разверстать ее по размерам служилого землевладения и с этой целью, прежде всего, наделить худородных безземельных служилых людей казенной землей в размерах, ко­торые обеспечивали бы исправное исполнение обязанностей ря­довой ратной службы. Далее, на людей средней породы и состоя­тельности сверх ратной повинности надобно было возложить исполнительные дела приказной службы, людям знатнейших фа­милий и вместе крупным землевладельцам дать руководящее зна­чение в военном и гражданском управлении, и посредством таких разнообразных сочетаний породы, землевладельческой состоя­тельности и службы разместить весь пестрый служилый люд по степеням чиновной лестницы.

Приемы, которые московская политика прилагала к устрой­ству этого люда, разверстывая ратную и административную по­винность по чинам, можно для памяти обозначить такой короткой формулой: приказная служба — по отечеству, ратная — по земле, земельный надел — по службе, чины — по отечеству и по службе. [52] Из разверстки приказной службы по отечеству постепенно развились высшие думные чины, с которых по приня­тому в перечне чинов порядку мы и начнем изучение процесса чиновного деления в Московском государстве.

Состав и характер московского боярства в удельное время.

Еще в удельное время при московском дворе собралось боярство, которое и численностью, и политическим характером заметно от­личалось от боярства, служившего при других княжеских дворах северной Руси. При господстве боярского права служить князю по временному личному уговору, часто меняя место службы, боярство нигде, ни при одном дворе не могло составить плотного обществен­ного класса. В каждом княжестве это был не общественный класс, плотный и солидарный по своему положению и интересам, а ско­рее изменчивый круг одиноких лиц, случайно встретившихся друг с другом при одном княжеском дворе. Но в Москве обстоятельства рано начали сбивать таких одиноких служилых лиц в плотный об­щественный класс. Служба при московском дворе уже в XIV веке доставляла служилому человеку выгоды, каких он не мог найти ни при каком другом дворе. Это было причиной усиленного прилива служилых людей в Москву и сравнительно меньшей наклонности московских бояр переезжать к другим князьям. Благодаря этому усиленному приливу, к половине XV века в Москве собралось бо­ярство, элементы которого представляли собою почти всю тогдаш­нюю Русскую землю. Родоначальники московских боярских фами­лий сошлись в Москву чуть не изо всех углов Русской земли, даже из таких, где в те века еще очень мало пахло Русью. Достаточно простого перечня главных фамилий, чтобы видеть этот сборный состав московского боярства. Около половины XV века при дворе московского государя видная деятельность принадлежала членам фамилий: Волынских, пришедших с Волыни, Квашниных из Киева, Плещеевых и Фоминых из Чернигова, Фоминских и Всеволожских из Смоленска, Апферьевых и Безниных из Твери, Овцыных из Му­рома, князей Патрикеевых-Гедиминовичей из Литвы, Сабуровых и Годуновых из Орды, Ховриных-Головиных из Крыма, Кошкиных, Захарьиных и Колычевых из Пруссии. Кроме того, среди этих фа­милий стояли с видным значением, но неизвестного происхожде­ния, боярские роды Морозовых, Поплевиных, Бутурлиных, Челядни-ных и многие другие. Несмотря на различие происхождения, в этом боярстве заметна большая устойчивость положений и отношений. [53] Выгоды московской службы увеличивались с политически­ми успехами Москвы. Вот почему московское боярство в продол­жение полутора веков усердно работало в полном согласии и об руку с московскими государями. Благодаря этим выгодам и вид­ной деятельности, какая открылась московскому боярству с уси­лением Московского княжества, здешние бояре привыкали к дружному действию в одном направлении, воспитывая в себе твер­дые политические привычки и крепкое политическое предание. Все это сообщало московскому боярству больше сословной спло­ченности и выправки сравнительно с его братией других княжеств. Бояре московские переставали быть случайными товарищами по службе и равнодушными наемниками своего князя. В начале XV столетия на Руси ни при одном княжеском дворе не было бо­ярства более дисциплинированного и более преданного своему