Ключевые компетенции – новая парадигма результата современного образования 4 страница

Таким образом, новое экономическое деление общества, обо­значившееся в пределах прежнего юридического, в свою очередь стало превращаться также в юридическое. Но это новое деление не вполне совпадало с прежним, было дробнее его. Оно разбива­ло общество не на три сословия, как прежнее, а на шесть состоя­ний: это были бояре, свободные тяглые горожане, смерды — сво­бодные государственные крестьяне, закупы — полусвободные владельческие крестьяне, боярские тиуны — привилегированные холопы и, наконец, рядовые холопы. Самое основание этого ново­го деления был не то, на каком держалось прежнее. Три прежних класса различались политическими признаками — неодинаковым отношением лиц к князю и неодинаковым отношением княжеско­го закона к лицам. Неодинаковое отношение лиц к князю выра­жалось в различии государственных повинностей, падавших на людей служилых, тяглых и холопов. Неодинаковое отношение за­кона к лицам выражалось в различной пене, какую давал закон лицам разных классов по свойству их отношений к князю, неоди­наково наказывая за их убийство. Но мы видели, что с этой оцен­кой Правда не соединяла никаких других прав, которыми разли­чались бы свободные классы княжих мужей и людей. Новые, более дробные классы различались двумя другими признаками — эко­номическим и юридическим: различием имущественных состоя­ний и соединенным с ним неравенством гражданских прав. Таким образом, различие прав вырабатывалось не из отношений обще­ства к верховной власти, а из экономических отношений лиц меж­ду собою, из имущественного неравенства людей. Очевидно, это была новая, более сложная формация общества, выработавшая­ся путем дальнейшего дробления из того общественного склада, какой установился в XI веке. Отношение этой новой формации к прежнему складу можно обозначить так: русское общество, в XI веке делившееся по государственным обязанностям на три класса, в XII веке стало делиться еще по гражданским правам на шесть классов.

Три момента в ходе сословного образования русского общества в первый период. Итак, в продолжение первого периода преемственно обозначились три формации русского общества, из которых каждая следующая была осложнением предыдущей. Первоначально общество распалось на два класса — на завоевате­лей и побежденных. Потом общество разделилось на три части — на военно-правительственный класс, свободное простонародье и крепостную челядь. Наконец, эти три класса подразделились на привилегированных землевладельцев, свободных горожан, государ­ственных крестьян, владельческих крестьян и на холопов — приви­легированных и рядовых. Первая формация строилась вооруженной силой, завоеванием; вторая — законодательной властью, которая была создана этой силой; третья — работой капитала, т.е. народ­но-хозяйственным оборотом, который установлен был завоеванием, и общественные последствия которого должна была признать законодательная власть. Таким образом, завоевание послужило исходным пунктом сословного процесса, совершавшегося в пер­вый период, и направляло его во всех моментах, последовательно им пройденных.

Но несколько позднее этого процесса, вышедшего из завоева­ния, начался другой, источником которого служил другой факт и который внес глубокие перемены в общественный склад, создав­шийся под влиянием завоевания. Этим фактом было распростра­нение христианства на Руси с конца X века.

 

Лекция VII

Положение церкви в русском обществе в первые века христианства на Руси. — Состав церковного общества. — Сходство церковного общества с государственным по составу. — Отличие церковного общества от государственного по устройству. — Отношение цер­ковного деления общества к политическому. — Воздействие церкви на состав государственного общества. — Перемены, внесенные цер­ковью в русское рабовладельческое право: 1) обычай благотвори­тельного освобождения по завещанию, 2) случаи обязательного да­рового отпуска на волю, 3) принудительный выкуп на волю. — Следствия перемен в рабовладельческом праве для личного и имуще­ственного положения холопов. — Выводы из сказанного.

Положение церкви в русском обществе в первые века хрис­тианства на Руси. Рядом с тем делением, какое вносилось в обще­ство государством XI и XII веков, и церковь делила его по-своему. Христианская церковь явилась на Русь вполне организованным учреждением, с выработанными источниками права. Эти источни­ки были двоякие: церковные каноны и византийские император­ские законы с перебранными в них остатками римского права. Пер­вые были для церкви обязательным руководством, вторые имели только авторитет привычной традиции и юридической выработки. Применение тех и других к жизни русского общества создавало много затруднений. По отношению к русскому праву те и другие источники представляли более новизны, чем противоречий, уста­навливая такие отношения, которых не знала русская жизнь или не считала доступными юридической нормировке. Русь, например, не понимала, как может быть поводом к судебному иску брань, не при­чиняющая ни личного, ни имущественного вреда. Поэтому церкви приходилось более созидать, чем реформировать, более бороться с юридическим непониманием, чем с юридическими предрассудка­ми. Это и определило ее образ действий. Она не столько противо­действовала встреченному на Руси порядку, сколько приноравли­валась к нему; терпеливее относилась к положительным порокам, чем к отрицательным недостаткам; ее более огорчало равнодушие к новому, чем упорство в старине.

Состав церковного общества. Точно так же церковь действо­вала и в устроении общества. С принятием христианства посто­янно возникали отношения, не укладывавшиеся в рамки установ­ленного порядка. Из общественного строя выпадали лица, с которыми закон не знал что делать. Сирота, увечный, больной, вольноотпущенный набожного новокрещенного господина не зна­ли к какому пристать классу, и во имя христианского сострадания вопияли о помощи. Все такие брошенные общественные элемен­ты и вошли в состав нового класса русского общества, получив­шего название церковных или богадельных людей. Этих бога­дельных или церковных людей государство охотно предоставило исключительной заботливости церкви. Это общество было очень пестро по своему составу. Его части обыкновенно перечислялись в церковных уставах, которыми христианские князья Руси, начи­ная с первого из них — Владимира Святого, определили положе­ние церкви в своем государстве, указывали судебно-полицейские и благотворительные дела, поручаемые церковной власти, и вы­деляли ей из своих имений и доходов материальные средства, не­обходимые для ведения этих дел. По признакам, какими обуслов­ливалась принадлежность лиц к церковному обществу, в составе последнего можно различить такие разряды.

1)Лица черного и белого духовенства с семьями последне­го. Назначение этих лиц — руководить христианами на пути ду­шевного спасения совершением таинств, пастырским словом и живым назидательным примером. То и другое духовенство состав­лялось из лиц разных классов гражданского общества, начиная с князей и кончая холопами.

2) Миряне, служившие материальным нуждам церкви.

В древних церковных уставах из таких слуг обычно упоминаются

просвирни и свещегас (церковный служитель при богослужении).

К этому разряду можно причислить и прикладней — холопов, по­

жертвованных церкви. Она обыкновенно возвращала таким холо­

пам личную свободу и назначала на службу при церковных учреж­

дениях, которым они были пожертвованы.

3) Миряне, занятия которых подлежали ближайшему на­

блюдению духовенства по их тесной связи с ведомством церк­

ви. Таковы были повивальные бабки и врачи — «бабы вдовицы»

и «лечцы», как тогда говорили. Те и другие помогали духовенству

следить, все ли новорождающиеся принимают крещение, а уми­рающие напутствуются по церковным правилам. В первую пору христианской жизни Руси, когда многие, наружно принявши но­вую веру, уклонялись от предписываемых ею обязанностей, такое наблюдение было очень важной заботой церкви. Кроме того, вра­чи были обязаны служить в больницах, которые заводила и со­держала церковь.

4)Миряне, вследствие болезни или увечья лишавшиеся способности работать и нуждавшиеся в благотворительной поддержке, — слепые, хромые, вообще калеки.

5)Миряне, из набожных побуждений добровольно становив­шиеся или чужой волей поставленные в такое положение, которое делало для них необходимой юридическую защиту или матери­альную помощь. Таковы были паломники — путешественники-богомольцы, странники, питавшиеся подаянием и для того ста­новившиеся при храмах во время богослужения; прощеники или пущеники — холопы, отпущенные на волю при жизни господина благотворительным образом, без выкупа. Затем, задушные люди — рабы, получавшие свободу по завещанию на помин души.

Наконец, 6) миряне, по собственной вине или несчастной случайности принужденные выступить из своего состоя­ния и лишиться соединенных с ним прав или средств к жиз­ни. Таковы были сыновья духовных лиц, по безграмотности ли­шавшиеся возможности вступить в духовную службу; купцы, становившиеся несостоятельными должниками и с потерей капи­тала принужденные прекратить торговлю; холопы, выкупавшие­ся на волю и остававшиеся без общественного положения и опре­деленного рода жизни. Наконец, князья, преждевременно осиротевшие и остававшиеся без княжества, выпадавшие из вла­дельческой очереди, по которой потомки Ярослава занимали кня­жеские столы в русской земле. Безграмотные сыновья духовен­ства, обанкротившиеся купцы, выкупившиеся на волю холопы и преждевременно осиротевшие князья — эти четыре разряда лиц носили в древнерусском праве XII века название изгоев. К ним можно причислить и лиц монашествующего духовенства, которые слагали с себя иночество и возвращались в мир. Этот разряд лиц в одном из списков устава Владимира Святого обозначается сло­вами: «кто порты чернеческие свержет».

Таков состав церковного общества по княжеским уставам XI и XII веков. Я намеренно подробно перечислил его составные эле­менты, чтобы нагляднее обозначить его пестроту. Наружная юри­дическая особенность, которой оно отделялось от гражданского общества, состояла в подсудности. По всем делам, по которым светские люди ведались в княжеском суде, люди церковные су­дились духовными судьями — митрополитом и епископами, либо их уполномоченными. С течением времени церковное общество стало еще сложнее. Особенно расширился разряд церковных слуг. Когда церковные учреждения стали приобретать недвижимые имущества, крестьяне, селившиеся на церковных землях, также получили характер церковных людей и подлежали полной либо ограниченной юрисдикции церковных землевладельцев по уголов­ным и гражданским делам. Для управления церковными земля­ми и благотворительными учреждениями, порученными церкви, для ведения дел сложной церковной юрисдикции, с течением вре­мени образовался многочисленный штат светских слуг церкви — таких же служилых людей, какие были орудиями княжеского, го­сударственного суда и управления, и с одинаковыми званиями бояр, стольников, дворян и т.д. Митрополичьи бояре и слуги впо­следствии даже участвовали в вооруженной защите страны вмес­те с княжескими ратными людьми, ходили в походы под командой особого митрополичьего воеводы.

Сходство церковного общества с государственным по соста­ву. Все это делало церковное общество по составу очень похожим на государственное. За исключением самого духовенства церков­ное общество состояло из таких же точно элементов, какие входили в состав государственного. У церкви были свои бояре и вольные слуги, свои крестьяне и даже горожане, потому что она владела не только селами и деревнями, но и целыми городами. Еще в начале XIII века епископ владимирский Симон в послании к киево-печерскому монаху Поликарпу писал о кафедральных церквах своей епар­хии, церкви владимирской и церкви суздальской, сколько имеют они городов и сел, и всем этим владеет «моя худость». В уставе князя Всеволода даже предполагается возможность церковных бо­гадельных князей. Таким образом, церковное общество не входило в общий строй государственного как однородное, цельное сословие, не становилось в один ряд с другими его классами, а выделя­лось из него как особое, параллельное ему общество. Духовенство, руководимое всероссийским митрополитом, стояло во главе этого общества как правящий класс, как власть, у которой были свои орга­ны управления и свои подвластные. Итак, церковное общество XI и XII веков нельзя назвать сословием.

Отличие церковного общества от государственного по устройству. Но, при сходстве в составе, церковное общество рез­ко отличалось от государственного по своему устройству. Основа­ния того и другого были совершенно различны. Положение лица в государственном обществе определялось его правами и обязан­ностями или его экономическим состоянием. Положение лиц в цер­ковном обществе определялось их нравственно-религиозным на­значением или степенью нужды в чужой помощи. Наибольшей властью в нем облекались лица, отказывавшиеся от всех благ мира — монахи-иерархи. Наиболее привилегированными, т.е. наименее обязанными, считались в нем люди наиболее беспомощ­ные — убогие и бесприютные. Если государственное общество было похоже на тогдашний большой русский дом с хозяином, при­казчиками и рабочими слугами, то общество церковное было уст­роено по образцу богадельни, в которой, по евангельскому слову, хотящий быть больше всех должен стать слугою всех. Таким обра­зом, церковь осложнила общественное деление, внесла в него но­вые мотивы, поставила общежитию неведомые задачи и, согласно с ними, заставила людей установиться в новые ряды и шеренги.

Отношение церковного деления общества к политическому.

Легко заметить, что церковь делила общество совсем не в том на­правлении, как государство: последнее резало его горизонталь­но, на политические и экономические слои, лежавшие один на другом; церковь, напротив, делила общество вертикально, сверху вниз, отрезая куски от разных общественных классов и для своих целей, расставляя их совершенно не в том порядке, в каком рас­ставлял их государственный закон.

Воздействие церкви на состав государственного общества.

Но, поставив рядом с государственным обществом свое особое общество, состоявшее из тех же элементов, но устроенное на иных основаниях, церковь оказала сильное воздействие и на состав са­мого государственного общества. Переработку последнего она вела снизу — с класса, лежавшего в самой глубине его и, следо­вательно, наиболее обремененного — с холопства. 121Юна произ­вела в русском рабовладельческом праве такой решительный пе­релом, которого одного было достаточно, чтобы дать церкви место в ряду главных сил, созидавших наше общество. Этот перелом обо­значился тремя переменами.

Перемены, внесенные церковью в русское рабовладельче­ское право.

1. Обычай благотворительного освобождения по за­вещанию. Во-первых, церковь ввела в русское общество обы­чай благотворительного освобождения рабов по завещанию. Этот обычай был принесен из византийского общества, где его источ­ником было внушаемое христианам сознание нравственной не­справедливости рабства. Это сознание успело давно проникнуть в византийское законодательство. Закон императора Константи­на Багрянородного, относящийся к половине X века, постановил посвящать Богу треть имущества, оставшегося без прямых наслед­ников. В состав этой трети отчислялись все рабы, оставшиеся пос­ле умершего, которые при этом получали свободу. Мотивируя этот закон, император признал наследственность рабства учреждени­ем богопротивным и бессовестным. Допустить, говорил закон, что и самая смерть господина не разбивает тяготеющих на рабе оков, значило бы оскорбить святость Божию, мудрость государя, самую совесть человека. [22] Действуя во имя этих понятий, духовенство путем исповеди и участия в составлении завещаний, укрепило среди рабовладельцев обычай отпускать по смерти свою челядь или часть ее, чтобы создать из отпущенных вечных богомольцев за освободителя.

2. Случаи обязательного дарового отпуска на волю. Вторая перемена состояла в установлении случаев обязатель­ного дарового отпуска холопов на волю. Церковь успела устано­вить в XI и XII веках три таких случая. 1) Раба, прижившая детей от собственного господина, по смерти его обязательно освобож­далась вместе с прижитыми детьми. 2) Свободный человек, со - вершивший насилие над чужой рабой, тем самым делал ее сво­бодной. 3) Холоп или раба, которым причинено увечье по вине'их господина, становились свободными.

Два первые случая обязательного дарового освобождения не были заимствованы прямо из греко-римского права. Они были плодом самостоятельного опыта русского духовенства в приме­нении греко-римского и церковного права к туземным нравам. В греко-римском праве очень точно была определена зависимость юридического положения детей от юридического состояния их родителей. Это определение основывалось на возможности или невозможности законного брака между лицами разных состояний, на которые делилось римское общество. Здесь действовало пра­вило: если родители были люди разных состояний, между кото­рыми закон допускал брак, то дети наследовали состояние отца; в противном случае — состояние матери. Так, закон не допускал правильного брака свободного лица с несвободным; поэтому дети свободного и рабы рождались рабами, дети свободной и холопа — свободными.

[23]Эти определения имели целью оградить интересы, связан­ные с правами римского гражданства, от слишком обильного при­лива чуждых элементов в состав гражданства. Византийское за­конодательство усвоило себе эти римские постановления и, переработав их, вносило в византийские кодексы, например в Эклогу, кодекс VIII века, и в Прохирон, кодекс IX века. Христи­анская церковь была равнодушна к языческим институтам, кото­рые ограждались этими определениями. Но она старалась усво­ить и охотно принимала лишь те из них, под защиту которых можно было поставить более дорогие ей интересы. Так, не отвергая пря­мо неравных браков, т.е. брачных союзов лиц различных состоя­ний, между которыми римское право не допускало законных бра­ков, церковь, в интересах чистоты семейных нравов, провела в упомянутые кодексы постановление, в силу которого конфиско­валась по закону раба, ставшая наложницей женатого господина: местный правитель обязан был продать такую соперницу домохо­зяйки в пользу казны за границу области.

Далее под влиянием духовенства получил более широкое дей­ствие в греко-римском праве особый способ отпуска рабов на волю, носивший название молчаливого освобождения — σωπηρά έλενθερία, tacita libertas. Такое освобождение имело ме­сто в том, например, случае, когда господин вступал в связь, как с женой, с выкупленной им пленницей. Пленница получала сво­боду в силу презумпции, т.е. юридического предположения, что господин, вступая с ней в связь, тем самым прощал ей стоимость выкупа и, следовательно, возвращал ей свободу. В древнерус­ском обществе долго и по принятии христианства господствова­ли чрезвычайно неопрятные отношения к холопкам. [24] Духовенство не имело прямых средств бороться с этим обычаем. Оно подступило к нему осторожно, со стороны. Щадя местные при­вычки и не покидая принесенных из Византии понятий о значе­нии общественных состояний в брачных отношениях, церковь не принуждала неженатого господина закреплять свою связь с ра­бой женитьбой на ней и не разрывала насильственно связи с ней женатого господина. Она оставляла рабу-наложницу при том и другом до его смерти. Но, применяя к таким связям римскую презумпцию молчаливого освобождения, она требовала, чтобы раба, прижившая детей со своим господином, по смерти его по­лучала свободу, право на которую она приобрела самой связью с ним. Это право переходило от матери и на прижитых ею де­тей.

Последовательно развивая ту же презумпцию, русское духо­венство прилагало ее и к случаям насилия, совершенного сво­бодным человеком над чужой рабой: такая раба получала свобо­ду независимо от того, сопровождалось ли насилие известным положением или нет, т.е. учинивший насилие должен был выку­пить ее у господина. Так сложилась в нашем праве норма, выра­женная в известной статье Русской Правды, которая гласит, что дети рабы, прижитые от господина, не участвуют в разделе остав­шегося после него наследства наравне с законными наследника­ми, но получают свободу вместе с матерью. Впрочем, Русская Правда недосказала всего: духовенство добилось большего. В Ви­зантийском законодательстве было точно определено, какую часть отцовского имущества и в каких случаях получали его незакон­ные дети. Применяя эти византийские постановления, и русское духовенство провело в законодательство «урочную прелюбодей­ную часть», которая обязательно выдавалась детям рабы из иму­щества прижившего их господина матери. Эта урочная прелю- бодейная часть является как обязательное постановление в цер­ковном новгородском уставе Всеволода Мстиславича 1130-х го­дов.

Я изложил историческое происхождение двух случаев обяза­тельного дарового отпуска холопов на волю, чтобы показать, как русское духовенство применяло греко-римское и церковное право к местным общественным условиям.

3. Принудительный выкуп холопов на волю. Третья пе­ремена, внесенная церковью в русское рабовладельческое пра­во, состояла в установлении принудительного выкупа холопа. [25] Греко-римское право в иных случаях обязывало господина от­чуждать своего холопа, получая за него вознаграждение или вы­куп. Таких случаев было два: жестокое обращение с холопом и выкуп пленника. В первом случае господина принуждали продать холопа в другие руки, во втором — сам холоп мог выкупиться без согласия господина. Как известно, по греко-римскому праву сво­бодный человек, попавший в плен к неприятелю, считался рабом и в своем отечестве. Тогда все права, которыми он пользовался дома, приостанавливались до его возвращения. Если соотече­ственник выкупал такого пленника, последний ставился в личную временную зависимость от него, которую мог прекратить по сво­ей воле, уплативши ему условленную сумму. Если он не был в состоянии уплатить ее, он оставался у выкупившего как бы наем­ным работником, и тогда судебным порядком определялось, по скольку зачитывать пленнику в счет выкупной суммы каждый год его работы.

К русскому рабовладению X—XII веков удобно применялось это греко-римское постановление о выкупе пленных. Огромное количество русских рабов получалось из туземного населения. Князья и их дружины, завоевывая непокорные племена или враж­дуя между собою, массами обращали туземцев в рабство, прода­вая их туземным же купцам. Применяя к этим пленным туземцам греко-римское постановление, церковь и дала широкое действие обязательному выкупу самими холопами своей свободы. Свобод­ный человек, продавшийся в рабство, мог возвратить себе свобо­ду, уплатив хозяину сумму, за которую тот купил его. Действие этого права мы открываем в памятниках XII и XIII веков. Легко видеть, как изменилось юридическое значение продажи свободного лица в рабство: эта продажа обратилась в долговое обяза­тельство, создававшее временно-обязанное состояние, которое хо­лоп мог прекратить уплатой долга. [26] Из этой перемены с течени­ем времени и развились сложные сделки о срочной или бессрочной зависимости, обеспеченной личным закладом и образовавшей в удельные века особое полусвободное состояние закладней.

С появлением мысли об условной зависимости из холопства изъяты были некоторые виды неволи. Русская Правда, указывая основные источники холопства, обозначает три вида личной зави­симости, которые она не признает холопством: это, во-первых, отдача детей родителями в работу, во-вторых, вступление свобод­ного человека в личное услужение за один прокорм, в-третьих, вступление в такое услужение за прокорм с придатком, т.е. с платой, выдаваемой вперед в виде ссуды. Эти виды зависимости Русская Правда характеризует одной общей чертой: дослужив до условленного срока, такие слуги могли отходить от хозяев, ничего не платя им. Но они могли уйти и до срока, только уплатив ссуду или вознаградив хозяина за прокорм по условию. Прежнее рус­ское рабовладельческое право не признавало таких видов услов­ной зависимости.

Следствия перемен в рабовладельческом праве для лично­го и имущественного положения холопов. Вот главные переме­ны, внесенные церковью в русское рабовладельческое право. Она существенно изменила юридический характер русского холопства. Прежде это холопство отличалось цельностью, однообразием и безусловностью. К нему была вполне приложима встречаемая в Прохироне характеристика греко-римского рабства: «рабство не­делимо». Состояние рабов не допускает никаких различений. Про раба нельзя сказать, что он раб больше или меньше. Теперь в рус­ское холопство внесены были различия и условность: рядом с пол­ным холопством появляется зависимость ограниченная. Эти пе­ремены и сделали возможным появление описанных выше двух переходных состояний закупов и привилегированных холопов, т.е. боярских тиунов, из которых первые не делались холопами, не­смотря на свою личную зависимость от хозяев, а вторые пользо­вались некоторыми правами свободных людей, несмотря на свое холопство.

 

Всем этим было положено начало разложению древнерусско­го холопства. Вместе с этим разложением росло и юридическое значение личности холопа. Дети Ярослава запретили дозволен­ное прежде законом убийство холопа за удар, нанесенный им сво­бодному человеку. В Смоленском Договоре с немцами 1229 г. на­значена даже денежная пеня за удар, нанесенный холопу свободным человеком. Вместе с юридическим значением лично­сти холопа укреплялось и его имущественное положение. Перво­начально холоп не мог иметь ничего своего. Все, что он приобре­тал, принадлежало его господину. Но с течением времени имущество холопа (отарица Русской Правды, римское peculium) стало считаться его собственностью, хотя и ограниченной, непол­ной. В упомянутом Смоленском Договоре есть статья, из которой видно, что долг холопа, княжеского или боярского, свободному человеку обязан платить тот, к кому переходило по наследству имущество должника. Значит, имущество, по крайней мере, не­которых привилегированных холопов переходило по наследству одинаковым порядком с имуществом свободных людей.

Выводы из сказанного. Таково было действие церкви на со­став общества. Оно было двоякое: 1) церковь усложнила обще­ственное деление, поставив рядом с государственным обществом другое, церковное; 2) она начала подкапывать самое основание государственного общества, изменяя положение холопства. Она изменяла его в двух отношениях: во-первых, она стесняла преде­лы холопства, выделяя из него некоторые виды зависимости; во-вторых, она размыкала холопство, открывая выход из него в сво­бодные состояния.

 

Лекция VIII

Удельный период истории русских сословий

Основные источники для изучения этого периода. — Новая сослов­ная терминология удельного времени. — Видимое сходство сослов­ного деления удельных обществ с прежним. — Перемена в характере верховной власти. — Исчезновение мысли о политическом поддан­стве. — Гражданский договор и личное подданство как основание политического порядка в удельных княжествах. — Отношение к князьям бояр и слуг вольных.

Основные источники для изучения этого периода. [27] Обращаемся к изучению второго, так называемого удельного, периода ис­тории русских сословий. Выше обозначены хронологическими гра­ницами этого периода начало XIII и первая половина XV веков. Удельный период — это не только особое хронологическое, но и осо­бое географическое пространство. Общественные отношения, уста­новившиеся в удельные века, выросли не из той исторической по­чвы, которая была родиной изученных нами общественных отношений предшествующего периода. Старые коренные области Киевской Руси в продолжение удельного времени сперва сохраня­ли общественный склад, установившийся в XI и XII веках, а потом стали изменять его под действием чуждых влияний. Эти влияния были приносимы в общество юго-западной Руси с конца XIII века ее подчинением Литве, а с конца XIV века — династическим со­единением Литвы с Польшей. Общественные отношения, создан­ные туземными условиями и бывшие плодом самородного разви­тия, действовали не в старой Днепровской, а в новой Верхневолжской Руси, которая еще в начале XII века была полуфинской северо-вос­точной окраиной русской земли и стала новой Русью благодаря усиленному притоку колонизации из старых днепровских областей. Кто слушал изложение общего курса отечественной истории, тот при­помнит, как и когда совершилось это обрусение финского Поволжья.

Основными источниками для изучения русских сословий в удель­ные века служат духовные и договорные грамоты удельных князей, преимущественно московских. Это очень обильные источники. Мы имеем шестнадцать духовных грамот, начиная с грамоты великого князя Ивана Калиты, составленной около 1328 г., и кончая двумя духовными великого князя Василия Темного, писанными около 1462 года. Кроме этих духовных грамот сохранился ряд договорных, числом пятьдесят одна, начиная с договора сыновей Калиты 1341 го­да и кончая договором Василия Темного с боровским князем Васи­лием Ярославичем около 1456 г. К этим духовным и договорным гра­мотам можно присоединить еще и ряд таких же грамот времени великого князя Ивана III, потому что и они изображают еще вполне удельные отношения.

Эти источники обильны не только по количеству актов, но и по качеству исторических данных. В последнем отношении духовные и договорные грамоты не уступают Русской Правде и церковным уста­вам князей XI и XII веков. Только они изображают общественные отношения несколько с иной стороны. Русская Правда и церковные уставы — цельные уложения, не лишенные некоторой системы. Они дают нам общеобязательные положения, постоянные юридические нормы, но не показывают ни их казуального применения, ни практи­ческих последствий. Напротив, в духовных и договорных грамотах мы находим или хозяйственные распоряжения завещателей, или времен­ные соглашения, которыми устанавливались изменчивые отноше­ния князей и которые часто сами вызывались случайными обстоя­тельствами или минутными расчетами договаривавшихся сторон. Эти акты указывают казуальное приложение общих норм, практическое действие существовавшего общественного порядка, но не формули­руют самих норм, не вскрывают оснований этого порядка. То и дру­гое надобно выводить путем заключений от практических случаев к общим правилам, от последствий к основаниям. Потому духовные и договорные грамоты задают более сложную и трудную работу тому, кто по ним изучает общество. Зато они глубже вводят изучающего в состав общества, дают ему яснее видеть и нагляднее представить действовавшие в нем отношения. По ним мы наблюдаем не сухой остов общества, не социальную схему времени, а живую общественную организацию, цельную картину сословных отношений.