ПЕРЕПРАВА

 

 

В предрассветные часы Марку приснился тот песчаный берег близ Эстрада и та ночь, когда он, поскользнувшись в гостиной, угодил прямо в открытый портал. Над ним опять висели в ночном небе немыслимые луны-близнецы, и мириады звезд усыпали небосвод, похожие на рой светящихся насекомых, и в свете этих звезд и лун была видна светлая полоска песка, уходившая вдаль в обоих направлениях и исчезавшая во тьме. Было душно и влажно. Марк стянул с себя свитер, снял сапоги и побрел в воду, наслаждаясь знакомым ласковым прикосновением волн, которые с такой затаенной страстью обвивали его колени, словно собирались утащить в море.

И отец его тоже почему-то оказался там. Да нет, это был не ронский пляж, а Джонс-Бич в Нью-Йорке, и отец только что тяжело опустился на складное пляжное кресло. Знакомый семейный зонт желтого цвета отбрасывал на песок негустую тень, и Марк отчетливо услышал щелчок открываемой банки с пивом. Но отец его сел почему-то не лицом к воде; не собирался он и купаться; он даже босые ноги не вытянул, как обычно, чтобы их касалась легкая пена прибоя, в полуденном свете казавшаяся янтарной. Отчего-то отец повернулся лицом к городу и, щурясь, смотрел вдаль. Он словно пытался увидеть, как вспыхивают отблески солнечного света на серебристых телах реактивных самолетов, взлетающих или идущих на посадку над Ямайка-бэй и похожих на огромных летучих рыб, на мгновение застывших в кадре фотографа.

К концу дня отец наверняка прикончил бы полдюжины пива, два сэндвича с окороком и вафельный рожок с мороженым — мороженое он всегда покупал во время своей единственной прогулки в сторону домиков с «удобствами для отдыхающих», расположенных вдоль дощатого настила для променада. Во время таких прогулок Марк всегда держал отца за руку, а тот угощал его историями о Карле Язстремском и его героических подвигах во время вчерашнего матча, и о том, каким маленьким казался мяч, когда его отбил Зеленый Монстр Фенвея во время дубля, решившего исход матча.

И вдруг рядом с ними появился алмор, обтекая их со всех сторон по горячему песку, словно ожившая лужица слизи. Он был совсем близко, и Марк чувствовал его запах, гнилостный, отвратительный, еще усугубленный влажной нью-йоркской жарой. Он потянул отца за руку, потянул изо всех сил, но по неизвестной причине отец на это даже внимания не обратил и демона, выжидающе распростершегося у его ног, вроде бы даже не заметил.

«Сегодня какое будем, шоколадное, ванильное или мягкое?» — спросил он, и Марк в ужасе увидел, что отец его уже по колено провалился в молочно-белое студенистое тело алмора. Но пока что ничего особенного не происходило.

«Или, может, возьмем по шарику каждого сорта? Ты как думаешь?»

Отец улыбался, и Марк чувствовал исходивший от него запах пива и успел даже заметить золотую пломбу, сиявшую у отца в резце, словно невесть как попавшее туда ювелирное украшение.

Осторожно перешагнув через алмора, растекшегося по песку, Марк выпустил отцовскую руку и внимательно посмотрел себе под ноги. Студенистая масса так и забурлила, устремляясь за ним в своей алчной тоске. У Марка екнуло сердце, и он чуть не лишился сознания и не рухнул навзничь, увидев, как в этой кипящей отвратительной луже возникают некие силуэты, нет, живые существа! Это были сероны. Сотни серонов извивались в этом месиве и то исчезали из виду, то появлялись вновь; все они явно попали в одну и ту же западню — в желеобразное «тело» алмора. Сероны что-то кричали, пытались что-то ему сказать. Ему ли? Нет. Они просто что-то гневно выкрикивали. Некоторые на что-то ему указывали, но он так и не понял на что. А потом они замерли, глядя прямо перед собой, и стали медленно таять, превращаясь в бесцветные, безжизненные, бесформенные пятна на фоне мертвенно-бледной поверхности «лужи».

А потом все эти пятна исчезли, и на их месте появилось лицо. Одно-единственное лицо. Самое обычное, с впалыми щеками, но отнюдь не истощенное; с тонкими губами, узким изящным носом и темными, близко посаженными глазами. И Марк сразу понял, что это Нерак.

Потом лик жестокого правителя Малакасии стал расплываться и исчезать с той же быстротой, с какой только что возник. Сперва покрылись странными, разбегавшимися во все стороны трещинами участки кожи у него под глазами — казалось, колдуна кто-то расшатывает изнутри, рассчитывая потом разобрать на части. Потом лопнули глаза и потекли по обтянутым сухой кожей высоким скулам. Затем высохли, стали плоскими и начали трескаться губы, и из каждой трещинки брызгала липкая кровь.

Впрочем, Нерак, похоже, ничуть не страдал, скорее наслаждался, видя, в какой ужас повергло Марка зрелище жуткого распада его человеческого обличья. Разинув рот в безмолвном хохоте, он смотрел на Марка, обратив к нему руины собственного лица, и Марк все еще видел его перед собой, когда, поспешно отступив подальше от алмора, бросился искать отца. Тот стоял, глядя на простиравшийся к западу Джонс-Бич, и даже не замечал, какой чудовищный спектакль разыгрывается буквально в двух шагах от него. В последний раз мельком глянув на алмора, Марк бросился босиком к дощатому настилу и вскоре оказался в надежных отцовских объятиях.

Проснувшись, Марк перекатился на спину, чувствуя под собой каменистый берег подземного озера, и открыл глаза. Некая мысль, столь же далекая, как и слабые запахи Джонс-Бича, шевельнулась где-то на задворках его сознания. Алморы, сероны, призраки, Нерак... В них, безусловно, есть что-то общее, и все же это нечто иное, чем то очевидное зло, которое свойственно самой их природе. Но что их объединяет?

Марк сел и стал так и сяк крутить эту мысль, копаясь в самых потаенных глубинах своей души. Потом, стараясь не разбудить Бринн, встал и на цыпочках пошел к озеру. Камешки так и скрипели у него под ногами, и он был рад, что обулся. Однако у воды нагнулся и принялся медленно расшнуровывать ботинки, одновременно со всех сторон методично рассматривая возможные решения этой дилеммы и каждый раз открывая все новые и новые варианты. И все же того единственного ответа, который был так ему нужен, он по-прежнему не находил.

Стащив с ног ботинки и носки, Марк с шумом втянул в себя воздух и вошел в ледяную воду озера. Что, например, может сегодня вечером делать отец? Смотрит бейсбольный матч? Или читает газету и наслаждается вторым бокалом вина перед ужином? А может, он вовсе и не дома, а на Джонс-Бич — ожидает каких-нибудь известий о том, куда пропал Марк, и, как всегда, смотрит на запад, на далекие сияющие огни Манхэттена. Нет. Его отец наверняка сейчас где-нибудь в Колорадо. Он, конечно, предпринял свои собственные поиски, цепляясь за мысль, что это еще может кого-то спасти, и принципиально игнорируя любые новостные сообщения о том, что никаких успехов в деятельности поисковой группы службы спасателей из Айдахо-Спрингс не наблюдается. Пик Декейтер. Да, конечно! Отец наверняка чуть ли не каждый день мотается к этой горе! Теперь-то для подъема на Декейтер, разумеется, нужны снегоступы, но отец все равно толчется у подножия горы.

Марк нерешительно переступал с ноги на ногу. Он соскучился по ласковому прикосновению океанских волн, когда они обвивают лодыжки, а потом вдруг захлестывают ноги до колен и тянут за собой. Здесь же вода была совершенно неподвижной. Озеро простиралось перед ним, невозмутимое и равнодушное к его желанию как-то решить возникшую перед ним задачу. Алморы, сероны, призраки, Нерак. Если он хочет знать, как их победить, ему необходимо познакомиться с ними поближе. Какими слабостями они обладают? Что именно в них кажется ему столь раздражающе знакомым, узнаваемым? Ответ был где-то близко, и Марк горел желанием непременно его найти.

«Не спеши, — сердито велел он себе. — Не торопи события. Просто еще раз все обдумай, как следует. И решение придет».

Он все еще стоял по щиколотку в холодной воде, когда стали просыпаться остальные.

Бринн осторожно подошла к нему и тихо спросила:

— Что случилось?

Она говорила шепотом, хотя вокруг шумели три сотни человек, шумно готовивших себе завтрак на нескольких десятках крошечных костров — дрова для этих костров были последним вкладом «Капины Прекрасной» в элдарнскую революцию. После завтрака все готовились плыть на другой берег озера.

Марк посмотрел на Бринн, и у него екнуло сердце: она была прелестна, она выглядела так, словно специально потратила изрядное количество времени, чтобы выглядеть для него, своего любимого, особенно привлекательной. Хотя, казалось бы, сейчас это совершенно не имело значения; сейчас проснуться живым и снова увидеть свет дня — это уже более чем достаточно. И все же Марк был тронут до глубины души тем, что столь незначительные вещи по-прежнему имеют для Бринн значение. Ему страстно хотелось обрести хотя бы несколько часов свободы, день или два, и любить ее где-нибудь в безопасном и чистом месте — там, где тебе не безразлично, как одет твой партнер, чистые ли у него волосы и хорошо ли они причесаны.

Всепоглощающая печаль охватила его душу, когда он понял, что у них с Бринн такой возможности, вероятно, никогда не будет. Он снова посмотрел на нее: волосы она сегодня зачесала набок и перехватила кожаным ремешком; верхняя рубаха была аккуратно подпоясана ремнем, красиво подчеркивавшим ее тонкую талию. Вся грязная, пропахшая илом и смертью, Бринн казалась ему самой прекрасной женщиной на свете, и он даже головой покачал, словно не веря собственным глазам.

— Что? — снова спросила она, но улыбнулась весьма соблазнительно.

— Ничего, — ответил он и вдруг понял, что ноги у него окоченели настолько, что вряд ли он сумеет выйти на берег.

Магический огонь вновь ожил под потолком пещеры, словно означая начало нового дня, а Стивен, спустившись к воде, спросил у Марка:

— Купаться собрался?

— Да просто захотелось немного по воде побродить.

— Холодная?

— Жуть! — И Марк, крепко схватившись за протянутую Стивеном руку, неуклюже выбрался на берег, с трудом двигая окоченевшими ногами. — Мне просто нужно было подумать.

Он прыгал на каждой ноге по очереди, пытаясь разогнать кровь, но пальцев по-прежнему почти не чувствовал.

— О чем? — заинтересовалась Бринн.

— Да я и сам толком не знаю, — честно признался Марк. — Вам знакомо такое чувство, когда что-то бьется в голове, но ты никак не можешь эту мысль ухватить? Хотя, казалось бы, достаточно только за угол заглянуть, и все сразу станет ясно.

— Конечно, — без колебаний ответил Стивен. — Со мной такое часто бывает. Я называю это параметрической статистикой.

— Нет, я серьезно. Ты только представь себе этого Нерака и всех его ублюдков, которых он посылал, чтобы погубить нас! — Стивен и Бринн вдруг притихли и посерьезнели, а Марк продолжал: — Все эти призраки, алморы, сероны — что у них общего? — Его друзья переглянулись, но ничего ему не ответили, и он еще немного развил свою мысль: — Их всех можно поместить в некий континуум, протирающийся между реальностью и ирреальностью. А еще точнее — в некое компактное множество, конечными точками которого являются понятия «целостность» и «неполноценность».

— Ну, и какая разница между этими понятиями? — Стивен был явно заинтересован, но все еще не понимал, к чему клонит Марк.

— Алмор высасывает из своих жертв жизненную силу и благодаря этому существует. Сероны насильственно лишены души...

— Ну, этого никто в точности не знает, — прервала его Бринн. — Я, например, не берусь определить, что именно хотел сказать Гилмор, произнося слово «душа» в применении к серонам.

— Это так, — согласился Марк. — И все же можно, наверное, согласиться с тем, что у них было насильственно отнято нечто, связанное с их личностью, с самой их сущностью?

— Можно. С этим мы согласны.

Марк с наслаждением натянул на замерзшие ноги носки и снова заговорил:

— А призраки? Это ведь всего лишь чьи-то души, взятые в плен. Если, конечно, можно называть эти непонятные сущности душами тех, кто за минувшую тысячу двоелуний пал жертвой Нерака. Он завладевал телом этих несчастных, уничтожал их физическую оболочку, а душу, или сущность, оставлял себе. И держал эти души в плену, управляя ими, посылая их против своих противников и заставляя убивать.

— Ну, я, в общем, понимаю, что ты хочешь сказать, но мне пока совершенно не ясно, куда ты клонишь. — Вид у Стивена был на редкость сосредоточенный; он явно старался настроиться на ту же волну, что и Марк.

— Да я и сам этого пока не понимаю, — уныло откликнулся Марк. — Дело в том, что если у Нерака и есть какая-то слабость, то, по-моему, определить, в чем она заключается, можно только так.

— Благодаря некоему континууму, конечные точки которого — целостность и неполноценность? — Бринн даже выговорила все это с трудом.

— Нерак и алмор — существа, безусловно, целостные. Они исполнены злобы и тех жизненных сил, которые отняли у множества своих жертв. Сероны тоже исполнены злобы, но лишены своей сущности, а точнее — души.

— Однако они живые, — вставил Стивен.

— Верно, — кивнул Марк. — И этим отличаются от призраков.

— Погодите минутку, — сказала Бринн. — Мне, например, Габриель О'Рейли всегда казался живым. Он, правда, чисто внешне не похож ни на одно известное мне живое существо, и все же мертвым он мне, безусловно, не кажется.

— Отличное замечание, — кивнул Марк. — С другой стороны, призраки — кажутся они нам живыми или нет, — безусловно, не совсем целостны. И пожалуй, не совсем реальны. Во всяком случае, они куда менее материальны, чем другие существа.

— Иначе говоря, нужно по-иному взглянуть на то, что значит быть живым, чтобы победить Нерака?

— Не знаю. — В голосе Марка опять зазвучало отчаяние: он чувствовал, что его гипотеза ничуть не становится яснее даже ему самому; она была столь же невнятной, как и несколько часов назад, когда он только проснулся. — Возможно, рассматривать нужно не вопрос о том, что значит быть живым, а о том, что значит обладать душой, или жизненной силой, или живой сущностью.

— Неужели понимание этого может стать оружием против Нерака? — Бринн задумчиво провела пальцем по лезвию своего ножа.

— Для нас — да. Для нас может стать оружием все, что годится для борьбы со вселенским злом, — попытался объяснить Стивен.

— Не со вселенским злом, а, скорее всего, лишь с Нераком, — возразил Марк. — Хотя, конечно, все зависит от восприятия.

— Восприятия? — Стивен задумался. — Значит, возможно, и то великое зло, что управляет действиями Нерака, становится всесильным только в том случае, если его как таковое воспринимает весь народ Элдарна?

— Или, возможно, оно становится всесильным только в том случае, если само воспринимает Нерака как существо неограниченных сил и возможностей — точнее, воспринимало девятьсот восемьдесят двоелуний назад, когда подчинило его себе. — Марк говорил очень быстро, не следя за понятностью своих слов, чтобы не дать ускользнуть той мысли, которую так упорно пытался настигнуть.

Бринн ногой столкнула в озеро несколько камешков и сказала:

— Если у Нерака и есть некая слабость, то, наверное, и у того, кто им управляет, такая же слабость отыщется.

— Вот-вот. А потому тот, кто им управляет, и уверен: на свете нет никого лучше Нерака, — откликнулся Марк, зашнуровывая ботинки.

— Но в чем именно она заключается, эта слабость? — простонал Стивен. — Уж точно не в чем-то таком, что распроклятый Нерак приобрел с тех пор, как продал свою душу дьяволу!

Похоже, они опять двинулись по кругу в своих рассуждениях.

— А вот тут как раз все дело в восприятии. — Марк поскреб колючий, давно не бритый подбородок. — Что, если эта слабость имеется у Нерака с давних пор, однако сам он ее слабостью никогда не считал? Или не признавался самому себе, что у него есть подобная слабость, потому что был уверен, что в Элдарне нет никого сильнее, чем он?

— А его властелин тоже в это верил? — недоверчиво спросила Бринн.

— Почему бы и нет? Ведь согласно восприятию Нерака, это непреложная истина — вне зависимости от того, насколько она действительно непреложна. Представим такую картину: зло проникло сюда посредством волшебного стола в своей, так сказать, пуристической форме и завладело телом Нерака, полностью пожрав его душу, душу самого могущественного волшебника в Элдарне. Так что все, что сам Нерак считал непреложной истиной, оказало безусловное воздействие на появление и распространение зла в Элдарне. Помнишь, что говорил Гилмор? Что зло проникает в наш мир крохотными порциями и распространяется всего лишь благодаря тому, что очень многие люди позволяют себе дурные мысли или совершают дурные поступки. Но все мы отлично понимаем, что зло есть не что иное, как результат восприятия. То, что для одного является злом, в восприятии другого — самое настоящее добро. Так что Нерак, возможно, каким бы слабым он ни был, мог оказать решающее воздействие на развитие этого конкретного представителя или служителя зла.

— Хорошо, но я снова вынужден спросить: в чем, по-твоему, заключается эта слабость? — сказал Стивен. — Ведь повелитель Нерака должен был бы уже выявить ее за столь долгий срок и постараться как-то от нее избавиться или вообще оставить Нерака в покое и подыскать себе какого-нибудь другого колдуна.

— Вот на этом-то я и начинаю спотыкаться, — признался Марк. — Я все время возвращаюсь к теме жертв Нерака и всяких созданных им неполноценных тварей. Как, например, и Лахпу, и О'Рейли удалось от него удрать? Как насчет тех общих знаменателей, о которых мы уже говорили? Чему может научить нас это двойное освобождение от власти Нерака? Что эти два случая могут поведать нам о том, прежнем Нераке, Нераке той поры, когда его собственную душу еще не поработило вселенское зло?

— Возможно, их души потребовались этому... слуге зла для того, чтобы продолжать господствовать в Элдарне, поддерживая на прежнем уровне свое нынешнее могущество и свой статус? — предположила Бринн. — Возможно, у этого слуги зла тоже есть свой господин, куда более страшный и куда более могущественный, только он пока нам неведом? А значит, власть того, кто распоряжается душой Нерака, отнюдь не беспредельна.

Бринн говорила неуверенно; она с трудом постигала смысл этого философского разговора, думая: уж лучше бы меня заставили это озеро досуха выпить!

— Что ж, спорить с этим я бы не стал. Терпеть не могу опровергать что-то такое, чего сам не знаю и не понимаю. Хотя, впрочем, никто из нас этого пока не знает и не понимает, — сказал Стивен.

— Возможно, у нас это еще впереди, — мрачно заметил Марк. — Но и это не самое главное. Этого отнюдь не достаточно. — Отчаяние, владевшее Марком, явно становилось заразительным. — Предположим, что нынешний повелитель Нерака был введен в заблуждение, а сам Нерак отнюдь не столь могуществен, как пытался себя уверить, когда во дворце Сандклиф его душой и телом завладел некий слуга зла. И теперь этот его хозяин, владея теми же знаниями, какими владеет и сам Нерак, все понимает так же, как и его подопечный, а стало быть, считает...

— Что Нерак — самый могущественный и опасный человек в Элдарне, — подсказала Бринн.

— Верно, — кивнул Марк. — Только тут он ошибается. А значит, не являются ли его возможности ограниченными теми пределами, в каких способен действовать сам Нерак? Тем, что он способен контролировать? Теми результатами, которых он может добиться с помощью магии, которой успел овладеть?

— Пожалуй. И этим можно, наверное, объяснить, почему все слуги Нерака, которых он призвал себе на помощь или создал сам, имеют определенное сходство: их происхождение связано с одним и тем же источником, — поддержал его Стивен. — Я бы сказал, что это и есть свидетельство ограниченности его возможностей. Страшное, смертоносное, но тем не менее все-таки свидетельство, и вполне очевидное.

— Да, — кивнул Марк. — А поскольку тот слуга зла, который управляет Нераком, воспринимает исповедуемые им истины как непреложные, он неизменно заблуждается. И эта ошибка со временем будет дорого ему стоить.

— Почему? — Бринн опять запуталась. — Ведь сам этот слуга зла, похоже, не имеет никаких слабых мест, а потому и неуязвим, а значит, ему все равно, даже если все мы и все армии Элдарна, вместе взятые, пойдем на него войной.

— Да нет, слабости у этого служителя зла, конечно же, есть, — возразил Стивен. — Если бы у него не было никаких слабых сторон, он бы и не стал беспокоиться о том, чтобы прятать ключ Лессека в банковском сейфе и навсегда запечатывать один из дальних порталов.

— И этот слуга зла прекрасно знает, что ему не дано умения управлять волшебным столом, — задумчиво сказала Бринн, накручивая на палец прядь волос. — Гилмор говорил, что этому слуге необходимо сперва создать для себя некое безопасное пространство, а уж потом пытаться овладеть магией стола. На это у него уже ушло девятьсот восемьдесят двоелуний, и, как надеялся Гилмор, уйдет еще немало времени. Так что, возможно, он и ключ спрятал для того, чтобы пока до него никто другой не добрался.

— И возможно, чтобы никто другой не добрался до него самого. — Марку очень хотелось, чтобы их рассуждения оказались верными, но пока что не находил ни одного достойного подтверждения этому и нахмурился. Немного помолчав, он снова заговорил: — Итак, сами видите, решение где-то рядом, но его никак не ухватить. Оно буквально крутится у меня в голове, и я, например, убежден: существует какая-то магическая петля или дырка в пространстве, сквозь которую с помощью посоха можно достать Нерака и надавать ему по заднице.

Бринн обеими руками обняла Марка за талию, притянула к себе, легонько чмокнула в нос и сказала тихонько:

— Ладно, Марк, ты постарайся все-таки это решение найти. Я знаю, тебе это вполне по силам. Нам бы такие знания очень пригодились, когда мы доберемся до Ориндейла.

Проблема поисков возможной слабости Нерака продолжала мучить Марка, пока он собирал вещи, готовясь к отплытию, но ни малейшей подсказки он не находил. Он понимал, что решить эту проблему необходимо как можно скорее. Почему-то он совершенно точно знал: если подождать еще пару дней или еще одно двоелуние, это для всех обернется страшной бедой.

Марк и Бринн завтракали вместе с несколькими фалканскими повстанцами; сыр, темпина и вяленая говядина превратили для них эту скромную трапезу в настоящий пир. А долгожданный аромат текана заставил Марка вскочить, сбегать к лодке и выудить из заплечного мешка свою походную кружку; текан — это, конечно, не кофе, но все же лучший из здешних напитков, и он с грустной улыбкой выслушал рассказ Бринн о том, как они потеряли в подземном коридоре все свои запасы продовольствия и текана, когда эти замечательные сушеные листья, окрасив воду, коричневой лентой вились за плотом по реке.

Лента. Тот берег в лунном свете тоже был похож на ленту... Снова вспомнив свой сон, Марк словно совершил очередной мысленный виток, понимая, что угодит в ловушку и не сможет сделать ни шагу дальше, если сразу не отыщет выхода из нее.

«Это нужно сделать немедленно; если промедлить, может быть слишком поздно».

«А может, в этом и заключается твое предназначение, Марк?» — вдруг подумал он, отчетливо ощущая свое неожиданное сродство с народом Элдарна и понимая теперь, почему Стивен так хочет остаться в этом чужом и прекрасном мире, пока этот мир вновь не станет свободным.

И вновь с неожиданной резкостью перед его глазами возникла картина: коленопреклоненный Стивен на берегу озера возле убитого Резака.

«Снова какой-то берег!»

Он все время мысленно возвращался к одному и тому же: берег, пляж... и мысли его метались, не находя выхода. Он вновь и вновь вспоминал тот свой сон: пляж в Эстраде, две луны в небесах, незнакомые звезды, затаенный страх, а потом — отец, и тоже на пляже. Да, в самую первую ночь в Роне ему действительно снился отец на пляже Джонс-Бич, хотя теперь казалось, что это было когда-то давным-давно. И Марк снова и снова обдумывал оба этих сна, надеясь, что они дадут ему какие-то новые подсказки.

Нет, ничего. И он мысленно углубился в еще более далекое прошлое.

В тот день шел снег. Его ученики, конечно, надеялись прогулять денек, но снегопад оказался не таким уж сильным; короткая метель налетела и вскоре стихла, покрыв все вокруг пушистым белым ковром. В «Пабе Оуэна» все смотрели по телевизору бейсбольный матч, и Хауард с жаром рассказывал Мирне и ее многочисленным друзьям о Зале Славы, и все были такие веселые, смеялись, много пили, а потом вдруг пришел Стивен со своим кейсом, и Марк тут же догадался, что он все-таки отпер этот сейф. Особого восторга это у него, правда, не вызвало, но и ему не меньше Стивена хотелось узнать, что же там было спрятано.

Они выпили еще пару кружек пива вместе со всеми, и Стивен пообещал Хауарду, что завтра задержится в банке и все сам запрет. Затем, прежде чем уйти, они позвонили и заказали себе пиццу, и он, Марк, сунул в карман те самые спички книжечкой, которые они потом, несколько недель спустя, обнаружили в заплечном мешке Гилмора. Покинув развеселую компанию, они со Стивеном пешком дошли до Майнерз-стрит, забрали заказанную пиццу и свернули к себе, на Десятую улицу. И когда они уже подходили к дому, он еще принялся обвинять Стивена в совершении уголовного преступления...

Марк даже подскочил от неожиданности, когда Бринн обняла его за плечи и спросила:

— Хочешь еще? — Она держала в руках котелок с теканом.

— А?.. — Он не сразу понял, о чем она его спрашивает, настолько был погружен в собственные мысли. — Да-да, конечно. А что, уже пора?

— Да. — И она взглядом указала ему на повстанцев, которые уже затаптывали костры и укладывали свои пожитки и оружие в уцелевшие после сражения лодки.

Тиммон, Холл и Бранд время от времени отдавали какие-то краткие приказы, и голоса их эхом разносились по пещере — казалось, словно несколько сержантов на плацу разом муштруют целую армию солдат.

— Стивен и Гарек целый авен, наверное, просидели вон там, с Гитой. Все о чем-то совещались, — сказала Бринн, и Марк увидел, что они по-прежнему сидят у небольшого костра, а волшебный огонь сверкающим шаром висит прямо над ними. Даже на таком расстоянии Марку было видно, что на лице у Гиты написано явное облегчение.

— Что ж, Гита выглядит вполне довольной, — сказал он Бринн. — Интересно, что они там решили?

И словно услышав его слова, Стивен встал, поискал его глазами и, взяв свой посох, вместе с Гареком направился прямо к нему, на ходу прихлебывая из кружки текан.

— Что происходит? — спросил Марк.

— У них наверху есть постоянный лагерь — в пещерах, где они хранят основной запас оружия и денег. Гита уверяет, что никто и никогда туда не забирался и оккупантам неизвестно даже, что подобное убежище вообще существует.

— Будем надеяться, что это действительно так, — сказал Гарек. — Страшно даже подумать, что мы выберемся наверх и обнаружим, что в их тайном убежище полно серонов.

— А есть здесь какой-нибудь другой выход? — поинтересовалась Бринн.

— Они считают, что должен быть, но пока что его никто обнаружить не сумел, — ответил Стивен.

— Тогда почему они так уверены, что этот выход существует? — спросил Марк.

— Потому что вода все же куда-то утекает, — сказала Бринн.

— Верно, — подтвердил Гарек. — Они знают, что у этого рукава реки должен быть выход — где-то на том берегу озера, — но найти его никак не могут.

— Интересно, почему, — пробормотала задумчиво Бринн.

— Возможно, потому что он находится под озером, — предположил Стивен. — Ведь тот туннель, по которому мы сюда попали, тоже почти уже скрывался под водой — пари готов держать, что, когда южнее этих мест идут дожди или в Блэкстоунских горах начинается таяние снега, его полностью заливает водой.

— Но им вовсе не потому не удалось этот выход отыскать, — сказал Гарек, и все поняли, что их терзают самые дурные предчувствия.

И действительно: Гарек с дьявольской усмешкой обвел рукой берег озера, усыпанный костями.

— Ну да... — озадаченно протянул Марк. — Кости. Неужели ты думаешь, что чудовища, совершившие это, живут в озере?

— По словам Гиты, никто в точности этого не знает, — сказал Стивен. — Они считают, что большей части этих костей уже много лет. Что они появились здесь задолго до начала правления короля Ремонда и даже — задолго до возникновения Сената Лариона.

— Но, похоже, некоторым из этих скелетов не так уж много времени, — сказала Бринн, чувствуя, как по спине у нее бегут мурашки.

— Так и есть, — кивнул Гарек. — Да и Гита говорила, что раньше не раз посылала сюда разведчиков, но ни один из них назад так и не вернулся.

— Но ведь она же сказала, что видела и других обитателей пещеры! — воскликнула Бринн.

— Я думаю, она просто хвасталась.

— Да уж, это она, похоже, умеет!

— И все-таки хотелось бы знать, почему все ее войско вчера оказалось здесь? — тихо сказал Марк, словно размышляя вслух.

— Они просто нас услышали, а потом увидели тот огонь, который зажег Стивен. — Гарек отвечал так, словно это было совершенно очевидно. — Несколько человек из отряда Бранда спустились сюда за водой и решили, что малакасийцы обнаружили пещеру и берут ее в кольцо.

— Значит, они готовились к своей последней схватке не на жизнь, а на смерть? — задумчиво сказал Стивен. — Наверное, они были страшно удивлены, обнаружив здесь нашу маленькую разношерстную компанию, которая решила устроить пикничок на берегу озера.

— Вот только солнца тут, пожалуй, маловато, — Марк поднял глаза к потолку пещеры, — и бары слишком рано закрываются. В общем, я не уверен, что мне когда-нибудь захочется сюда вернуться. Может, в следующий раз лучше махнем на Карибы?

Бринн толкнула его локтем в бок и потребовала:

— Прекрати сейчас же! Лучше объясните, каковы теперь планы повстанцев? И не хотят ли они попробовать прорваться в город сквозь кольцо малакасийцев?

— Вчера вечером, по крайней мере, они определенно к этому готовились, — сказал Марк. — Хотя это, разумеется, было бы сущим самоубийством.

— Нет, — возразил Гарек, — они все-таки прислушались к голосу разума. Они выведут нас на поверхность, а сами направятся на север.

— Почему на север?

Марк на мгновение задумался и предположил:

— По всей видимости, чтобы потом встретиться с нами. Стивен кивнул и сказал:

— А если допустить, что нам удастся заполучить ключ Лессека раньше Нерака, то отряд Гиты может очень даже пригодиться нам, когда придется пересекать границу с Горском и как-то добираться до дворца Сандклиф.

— Гита, правда, в настоящее время не имеет никаких вестей от северной и восточной групп фалканского сопротивления, но считает, что сейчас они как раз направляются к Ориндейлу, — сказал Гарек. — Она намерена разбить свое войско на отдельные группы и послать вперед разведчиков, которые потом эти группы встретят и проводят к месту общей встречи — где-нибудь в южных отрогах Ремондианских гор.

— Ну и как же в таком случае поступить нам? — с интересом спросил Марк.

Стивен усмехнулся.

— Мы доберемся до Ориндейла, затем, осторожно обходя патрули, проникнем в город, нападем на корабль Малагона и захватим дальний портал. Затем вернем в Элдарн ключ Лессека, а сами удерем через Равенское море, по пути отыскав Ханну и Канту. После этого мы убедим Канту помочь нам и снова вернемся в Фалкан. Там мы встретимся с Гитой, Тиммоном, Холлом, Брандом и прочими повстанцами в одном местечке, которое называется Теснина Трэвера. Ну и, в общем, через два, максимум три двоелуния все будет кончено.

— Правда? И всего-то? — с притворной радостью воскликнула Бринн.

Марк ошалело посмотрел на Стивена:

— Но ведь на это уйдет не меньше чем полгода, Стив!..

— Ну да. Но и совершить нам предстоит немало. Так что, по-моему, полгода — как раз минимальный срок.

— А что это ты говорил о нападении на корабль Малагона? Когда это мы успели стать пиратами? — Марк уже пожалел, что не участвовал утром в их длительной беседе с Гитой. — И с какой стати вы считаете, что дальний портал находится именно на корабле?

— А с такой стати, что ключа Лессека у нас нет, — сказал Гарек, — тогда как Нерак считает, что он при нас и просто ни один из его жутких посланников не сумел этот ключ у нас отнять и доставить ему. И слава всем богам Северных лесов, что Саллакс, по всей видимости, так и не рассказал убийце Гилмора, что вы оба, недооценив значение этого ключа, не потрудились даже прихватить его с собой, отправляясь в неведомую далекую страну. И к счастью — благодаря магии и везению, — никто из слуг Нерака не прожил достаточно долго, чтобы успеть оповестить его, что ключа у нас нет — во всяком случае пока. Мы, правда, так и не знаем, что случилось с Версеном, но поскольку Нерак по-прежнему пытается раздобыть ключ, который якобы находится у нас, то, по-моему, и Версен ему ничего не сказал — ни по собственной воле, ни под пыткой.

— А почему Нерак сам не воспользовался дальним порталом? Почему он сам не отправился на поиски ключа? — спросила Бринн.

— Потому что тогда ему пришлось бы покинуть тело Малагона. — Стивен даже содрогнулся, сказав это. — И подыскать себе другое тело.

— И, главное, потому что он считает, будто ключ у нас, — в который уже раз повторил Гарек. — Теперь, когда Гилмор мертв, Нерак уверен: спешить уже ни к чему, и с удовольствием подождет нас в Ориндейле. Но дальний портал он, я думаю, на всякий случай будет иметь при себе. Ведь если он, поймав нас и пожрав наши души, поймет, что ключ находится у Стивена на письменном столе...

Гарек умолк, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— А почему бы ему не подождать нас в Малакасии? — спросила Бринн.

И Стивен, внутренне холодея, ответил:

— Потому что он должен быть готов немедленно пустить в ход волшебный стол.

Бринн тоже явно стало не по себе, а Марк во все глаза смотрел на Стивена, нервно переступая с ноги на ногу.

— Он ведь явился сюда, чтобы найти и убить нас, — продолжал Стивен, — а потом, если возникнет необходимость, вернуть ключ в Элдарн. Однако же теперь, когда Гилмор мертв, основная причина его появления в Ориндейле заключается, по всей видимости, в том, что он наконец-то без опаски может вернуться в Сандклиф и продолжить изучение свойств волшебного стола. В том числе и для того, чтобы освободить своего властелина из заточения в пространственной складке.

И чем более внятно Стивен все это разъяснял, тем меньше надежды на успех оставалось у его маленького отряда.

Бринн первой высказала вслух то, что было на уме и у Марка, и у Гарека:

— Значит, он действительно готов воспользоваться волшебным столом.

— Наверное, — вздохнул Гарек. — Он либо прямо сейчас готов применить магию стола, либо хочет сперва спокойно произвести подготовительные работы, имея столик в полном своем распоряжении. Ведь, имей он ключ, у него было бы куда больше возможностей все спокойно обмозговать и даже поставить кое-какие опыты.

— Значит, он настолько боялся Гилмора, что специально охотился на него, мечтая его убить... А вот Канту он, похоже, так не боится, — вслух размышлял Марк. — Интересно, почему?

— Не знаю, — пожал плечами Стивен. — Возможно, Гилмор гораздо лучше представлял себе, как можно убить самого Нерака и как уничтожить то зло, которое завладело его душой.

У Марка был такой вид, словно ему только что влепили здоровенную пощечину.

«Душа Нерака, его сущность...»

Нерак боялся Гилмора, потому что Гилмор мог убить его, тем самым уничтожив и того слугу зла, который был повелителем Нерака; вот то единственное, что действительно Нерака страшило! У Гилмора такая возможность была, а у Канту, видимо, нет. Но в чем она заключалась? В знаниях? В магии? Зачем столько лет назад Нерак посеял такое страшное семя в памяти Саллакса? Значит, он и тогда уже боялся Гилмора? Может, он и раньше его боялся, но не подозревал об этой своей слабости? Но Гилмор-то о ней знал наверняка! С другой стороны, почему в таком случае Гилмор так долго выжидал и не нападал на Нерака? И почему Нераку было так важно, чтобы Гилмор умер до того, как он, Нерак, отправится в Сандклиф?

Марк стукнул себя по голове, словно желая хорошенько встряхнуть содержащиеся в ней мысли: он даже зарычал от отчаяния, пытаясь понять, не проявится ли какая-то слабость Нерака, когда он прибудет во дворец Сандклиф. В