Над свеклою во ржи
Я пошла работать на украинское телевидение. Редактором, корреспондентом. Помню один репортаж из Винницкой области. Он назывался «Увага! На порози жнива» («Внимание! На пороге жатва»). Мне выдали двух операторов и послали по колхозам: нужно было сделать острый, критический репортаж. Но я никогда не была в колхозе и не знала, чем пшеница отличается от ржи. К счастью, один из операторов прихватил своего шестилетнего сына. Мы разработали такой сюжет. Мальчик подходил к колхознику, показывал на колоски и наивно спрашивал: — Дядь, а это что? — Ну, рожь… — отвечал дядя. Тут на авансцену выходила я: — Не могли бы вы рассказать, — и делала широкий жест в сторону поля, — о ваших видах на урожай ржи? А среди этой ржи тихо ржали операторы.
В каждом колхозе нас пытались задобрить, чтоб не дай Бог мы не «наковыряли» чего-нибудь отрицательного. Ко мне приставили чиновника из райкома. Он таскал в мой номер ящики клубники и букеты роз, сорванных с райкомовской клумбы. Операторов поили так, что они не то чтобы снять что-то вразумительное — камеру даже поднимали с трудом… В начале нашего путешествия в каждом колхозе мы только пили и закусывали. Но я же помнила — острое! Критическое! Сменила тактику. Приезжала в район и покупала местную газету. Выискивала заметки о насущных проблемах района. Потом приходила к местному начальнику: — А вот у вас тут что-то с сахарной свеклой не то… — Та вы шо! — отвечал начальник. — Это було у прошлом годе. Усе у нас вже гарно. Дуже гарно. Наконец мы попали в один колхоз, где нас почему-то никто не встретил. Мы сами поселились в гостинице. Сами на свои кровные купили себе еды… На следующий день находим кого-то в сельсовете: — Вот мы тут должны снять репортаж о готовности вашего колхоза к урожаю. Где председатель? — В Болгарии отдыхает. Тогда это прозвучало примерно так же, как сейчас: «Во Флориде играет в гольф».
А на следующее утро перед нашей гостиницей выстроилась шеренга комбайнов. Комбайнеры-красавцы держали в руках снопы густой пшеницы, ржи, овса и Бог знает чего. «Кубанские казаки», одним словом. Выставка достижений народного хозяйства. Мы полюбовались на комбайнеров и пошли смотреть колхоз. Увидели межу, которая отделяла поля этого образцового колхоза от другого — необразцового. За межой открывалась иная картина: чахлые колоски, грязные колхозники, сломанные комбайны… А все потому, что в «нашем» колхозе председатель был депутатом Верховного Совета. Ему давали что угодно — деньги, технику, лучших агрономов. И путевки в Болгарию. Я решила рассказать о такой несправедливости на телевидении. Они же просили «поострей-покритичней». — А вот этого не надо, — ответили мне. Больше никакой «критичности» у меня в запасе «нэ було». Что-то мы наклеили из обрезков «пьяных» кадров. На летучке сказали, что худшего репортажа на украинском телевидении еще не было, точнее, «ще нэ було».
Мое кредо — недо…
Я решила поступать в аспирантуру ВГИКа. Написала работу «К проблеме слова на экране». На грани кино и матлингвистики. Так называлась тема моей почти написанной кандидатской диссертации. Работа понравилась. Меня вызвали на экзамены во ВГИК. На экзамене по кинодраматургии я с треском провалилась. И только очаровательная преподавательница кинодраматургии Кира Парамонова смотрела на меня добрыми, сочувствующими глазами. В моей жизни было несколько судьбоносных провалов. Не будь их, думаю, я никогда бы не вырулила на себя, а, как человек ответственный, всю жизнь так и прозанималась бы: не любя, но с серьезными намерениями. Я НЕ поступила в Институт легкой промышленности и не стала технологом по производству тканей. Я НЕ осталась работать слесарем-сборщиком на заводе. Я НЕ поступила в аспирантуру ВГИКа и не стала теоретиком кино. Я НЕ защитила свою первую полнометражную картину и не осталась работать на студии Довженко (об этом чуть позже). В моей жизни это самое отрицательное НЕ играет часто положительную роль. Я скорее беспокоюсь, когда все идет гладенько…
Когда мне Хорошо, я жду беды… Я точно знаю, ждать ее недолго. И я изнемогаю в ожиданьи… И каждый мускул ждет ее прихода… И мне неХорошо — я жду беды…
|
