Первоначально Белинский в полемическом задоре использовал словосочетание, рожденное в стане литературных и идейных противников. Ф. Булгарин, редактор газеты “Северная пчела” и журнала “Сын Отечества”, язвительно адресовал его авторам, объединившимся для издания альманахов “Физиология Петербурга” и “Петербургский сборник”. Критик считал, в противовес Булгарину, что и так называемая натура, “низкие картины” должны сделаться содержанием литературы.
Белинский узаконивает название критического направления, созданного Гоголем: натуральная школа. К ней относились А. И. Герцен, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков, В. И. Даль (псевдоним Казак Луганский), В. А. Соллогуб, Д. В. Григорович, И. И. Панаев, Е. П. Гребенка и др.
Организационно представители “натуральной школы” объединены не были. Их связывали творческие установки, совместная работа в журналах, альманахах, личные контакты. Н. А. Некрасов, по праву считавшийся лидером, стал редактором не только двух альманахов о быте и нравах Петербурга, но и вместе с И. И. Панаевым владельцем и редактором журнала “Современник”.
Участников литературного движения объединял творческий энтузиазм, пафос “социальности”, заинтересованный анализ влияния общественных нравов на человека, глубокий интерес к судьбам представителей низших и средних сословий. Взгляды и творчество писателей “натуральной школы” встретили критику официальной журналистики (прежде всего журнала “Северная пчела”). Эстетические и художественные новации нашли воплощение в двух сборниках под названием “Физиология Петербурга”, вышедших под редакцией Некрасова, а также в массовой литературной продукции, охотно публиковавшейся журналами и альманахами и имевшей успех у читателей.
В жанровом отношении “физиологии” чаще всего представляли очерки, небольшие по объему произведения описательно-аналитического содержания, где действительность изображалась в разнообразных, чаще всего вне развернутого сюжета ситуациях через множество социальных, профессиональных, этнографических, возрастных типов. Очерк был тем оперативным жанром, который позволял быстро и точно фиксировать положение дел в обществе, с большой степенью достоверности, даже – фотографичности (как тогда говорили – “дагерротипности”), представлять новые для литературы лица. Иногда это происходило в ущерб художественности, но в воздухе той поры, в эстетической атмосфере витали идеи соединения искусства с наукою, и, казалось, что можно пожертвовать мерой красоты ради правды “действительности”.
Одна из причин такого моделирования мира заключалась в том, что в 30-40-е годы в европейской науке ощущался интерес к практическому (позитивному) направлению, переживало подъем естествознание: органическая химия, палеонтология, сравнительная анатомия. Особенные успехи выпали на долю физиологии (не случайно в одном из номеров некрасовского “Современника” за 1847 г. была напечатана статья “Важность и успехи физиологии”). Русские, как и западноевропейские, писатели стремились перенести в литературу приемы физиологической науки, изучить жизнь как своеобразный организм, стать “физиологами общества”. Писатель – “физиолог” понимался истинным естествоиспытателем, который исследует в современном ему обществе, преимущественно в средних и низших сферах, различные виды и подвиды, почти с научной точностью фиксирует регулярно наблюдаемые нравы, жизненные условия, среду обитания. Поэтому композиционно физиологические очерки обычно строились как соединение собирательного портрета и бытовой зарисовки. Собственно, эта форма реализма и предполагала фиксацию несколько обобщенных, мало индивидуализированных социальных типов в тщательно прописанной, столь же типичной, зачастую пошлой и грубой повседневности. “Сущность типа состоит в том, чтоб, изображая, например, хоть водовоза, изображать не какого-нибудь одного водовоза, а всех в одном”, – писал В. Г. Белинский в рецензии на книгу “Наши, списанные с натуры русскими” (1841). Она заключала в себе очерки с характерными названиями: “Водовоз”, “Барышня”, “Армейский офицер”, “Гробовой мастер”, “Няня”, “Знахарь”, “Уральский казак”.
Вполне в духе 40-х годов прочитывается сравнение русского критика В. Майкова, когда он говорит о необходимости рассматривать законы жизни общества как органического тела. Писатель сороковых призван был анатомировать “общественное тело” и продемонстрировать художественный и одновременно аналитический “разрез” в разных культурно-исторических и географических проекциях.
Горизонтальную проекцию северной столицы блестяще выполнили авторы знаменитого двухтомного сборника “Физиология Петербурга” (1844–1845). Во вступлении к первому тому В. Г. Белинский прогнозировал появление “беллетристических произведений, которые бы в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов, описаний знакомили с различными частями беспредельной и разнообразной России”.
Личным опытом такого географического, исторического и социально-бытового описания становится его очерк “Петербург и Москва”. В очерках “Омнибус” Кульчицкого-Говорилина, “Петербургская сторона” Гребенки, “Петербургские углы” Некрасова разворачивается топография “дна” Петербурга: помойные ямы, грязные подвалы, каморки, смрадные дворы и их забитые, раздавленные нищетой, несчастьями, опустившиеся обыватели. И все же характер северной столицы исследуется в “Физиологии Петербурга” прежде всего через галерею представителей некоторых профессий. Нищий шарманщик из очерка Д. В. Григоровича, тщетно старающийся своим ремеслом прокормить целое семейство. Дворник – вчерашний крестьянин, ставший не только блюстителем чистоты, но и порядка, незаметно превратившийся в столь необходимого для жизни разных сословий посредника (В. И. Даль. “Петербургский дворник”). Другие заметные персонажи – продажный фельетонист (И. И. Панаев. “Петербургский фельетонист”), чиновник из одноименного стихотворного очерка Некрасова. Характеры персонажей не прописаны, в них сплавлены в художественном единстве социальные болезни, сиюминутные человеческие интересы и исторически сложившиеся общественные роли.
Вертикальный “разрез” одного столичного дома удался писателю Я. П. Буткову. Книга “Петербургские вершины” (1845–1846), не являясь образцом художественности, отвечала основным требованиям “физиологии”. В предисловии повествователь как бы перемещается с этажа на этаж: подвалы – “низовье”; “срединная”; “подоблачные вершины” – чердаки. Он знакомится с теми, кто комфортабельно обитает в средних этажах; с “низовыми” – “промышленными” людьми, которые, “будто болотные растения, крепко держатся своей почвы”; с “самобытной толпой”, “особыми людьми” чердаков: это бедные студенты, так похожие на еще не явившегося Раскольникова, нищие интеллигенты. Характерна по своему стилю – как отголосок своеобразной моды на естествознание – одна из рецензий на “Петербургские вершины”: “Все 4-е, 5-е и 6-е этажи столичного города С. – Петербурга попали под неумолимый нож Буткова.
Он взял, отрезал их от низов, перенес домой, разрезал по суставчикам и выдал в свет частичку своих анатомических препаратов”. Тонкий критик В. Майков дал объективную оценку этой книги, указав не столько на поэтические, сколько на “научно-документальные” свойства ее художественности, что само по себе еще раз характеризует физиологические жанры вообще. “Достоинство повести – чисто дагерротипическое, и описание мытарств, сквозь которые пробивал себе дорогу Терентий Якимович, занимательно, как глава из отличной статистики”.
Под несомненным влиянием художественных исканий “натуральной школы” на излете первой половины столетия были созданы крупные произведения отечественной литературы.
В своем последнем годовом обзоре русской литературы за 1847 год В. Г. Белинский отметил определенную динамику жанрового развития русской литературы: “Роман и повесть стали теперь во главе всех других родов поэзии”.
Роман “Бедные люди”, принесший известность молодому Ф. М. Достоевскому, был напечатан в “Петербургском сборнике”, изданном Н. Некрасовым в 1846 г. В русле традиции “физиологического очерка” он воссоздает реалистическую картину жизни “забитых” обитателей “петербургских углов”, галерею социальных типов – от уличного побирушки до “его превосходительства”.
Высшим достижением натуральной школы по праву считаются два романа 40-х годов: “Обыкновенная история” И. А. Гончарова и “Кто виноват ” А. И. Герцена.
Сложнейшие общественные, нравственные и философские смыслы вложил А. И. Герцен в романное действие, “исполненное, по словам Белинского, драматического движения”, ума, доведенного “до поэзии”. Это роман не только о крепостном праве, о русской провинции, это роман о времени и среде, губящей все лучшее в человеке, о возможности внутреннего сопротивления ей, о смысле жизни. В проблемное поле вводит читателя резкий и лаконичный вопрос, вынесенный в название произведения: “Кто виноват ” Где коренится причина того, что лучшие задатки дворянина Негрова были заглушены пошлостью и бездельем, столь распространенными среди крепостников Лежит ли на нем персональная вина за судьбу внебрачной дочери Любоньки, росшей в его же доме в унизительном двусмысленном положении Кто несет ответственность за наивность тонкого, мечтающего о гармонии учителя Круциферского Он по существу только и может, что произносить искренние патетические монологи да упиваться семейной идиллией, которая оказывается столь непрочной: роковым, приведшим к гибели становится для его жены чувство к Владимиру Бельтову. Дворянин-интеллектуал Бельтов приезжает в провинциальный город в поисках достойного жизненного поприща, но не только не находит его, но и оказывается в горниле трагической жизненной коллизии. С кого же спросить за бессильные, обреченные на заведомый провал попытки исключительно талантливой личности найти применение своим силам в удушающей атмосфере помещичьего быта, казенной канцелярии, отечественного захолустья в тех жизненных сферах, что чаще всего “предлагала” тогдашняя Россия своим образованным сынам
Один из ответов очевиден: крепостничество, “поздняя” николаевская пора в России, застой, едва ли не приведший в середине 50-х годов к национальной катастрофе. Социально-исторический конфликт сплетен с конфликтом этическим. В. Г. Белинский очень тонко указал на связь социально-критического и нравственного смысла произведения в характеристике авторской позиции: “Болезнь при виде непризнанного человеческого достоинства”. И все же критический пафос определяет, но не исчерпывает содержание и смысл романа. К центральным проблемам, поднятым в нем, следует отнести проблему национального характера, национального самосознания. Смысл романа обогащается также благодаря герценовской художественной “антропологии” в ее коренных аспектах: привычка и покой, губящие все живое (чета Негровых); инфантильность или мучительный скепсис, одинаково мешающие молодости реализовать себя (Круциферский и Бельтов); бессильная мудрость (доктор Крупов); разрушительные эмоциональные и духовные порывы (Любонька) и т. д. В целом внимание к “природе” человека и типическим обстоятельствам, губящим ее, ломающим характер и судьбу, делает Герцена писателем “натуральной школы”.
Становление лирики Н. А. Некрасова шло в русле общения с прозаическими опытами писателей “натуральной школы”. Первый его сборник “Мечты и звуки” (1840) носил романтически-подражательный характер. Несколько лет работы в прозаических жанрах привели Некрасова к принципиально новому способу отбора и воспроизведения действительности. Повседневная жизнь социальных низов находит воплощение в форме стихотворной новеллы, “рассказа в стихах” (“В дороге”, 1845; “Огородник”,1846; “Еду ли ночью”, 1847; “Вино”, 1848). Очерковая тональность описаний, фактографичность, обстоятельная “бытопись” и сочувствие народу отличают многие поэтические опыты Некрасова конца 40-х годов.
Цикл рассказов И. С. Тургенева “Записки охотника”, большинство из которых было написано в 40-е годы, несет на себе печать физиологизма: характерно отсутствие выраженного сюжета, художественное “заземление” на массовых человеческих типах, описаниях “обычных” обстоятельств. Вместе с тем “Записки охотника” уже перерастают эту жанровую форму.
Повести Д. В. Григоровича “Деревня” и “Антон-Горемыка”, произведения А. Ф. Писемского, В. А. Соллогуба углубляли многозначность реалистической картины мира, основные художественные координаты которой отвечали требованиям натуральной школы.
