ЕТСЯбежно с этим меняется и весь социальный порядок.

К)50пытно было рассмотреть этот вопрос, проанализировав одиняпугимдействие репрессированных базовых инстинктов.31 Исследованияпоказывают, что громадную роль в человеческойториииграет голод и пищеварительный инстинкт1*. Периоды револю-ис £ восстанийв Афинах и Спарте, в Риме конца Республики, в Визан- ^ской империи, истории Англии (1257—1258 годы, начало XIV века, ТеоеД восстанием1381 года, кануна и в первый период английской буржу­азной революции середины XVII века, конца XVIII — начала XIX века, непосредственно перед чартистским движением и, наконец, в 1919—1921годах) былипериодами не просто обнищания, но и крайнего голода я подавленияпищеварительного рефлекса. То же можно сказать и о време­ни, предшествующем французской Жакерии 1358 года, революций конца XIV и начала XV века, годах, предшествующих французским революциям (1788—1789, 1830—1831, 1847—1848 и, наконец, 1919—1921 годы).

Известна также и причинная связь между массовыми движениями на Руси (я имею в виду восстания и революции 1024, 1070, 1230—1231, 1279, 1291, 1600—1603, 1648—1650 годов, восстание Пугачева, народные дви­жения XIX века, наконец, революции 1905—1906, 1917 годов) и голодом и обнищанием, что также иллюстрирует подавление пищеварительного инстинкта накануне революций². В любом случае для провоцирования революционной ситуации подавление голода не должно доходить до крайней степени чрезвычайного истощения людей, ибо в противном случае массы попросту физически будут неспособными на революцион­ную активность. С другой стороны, экономический прогресс, сопровож­даемый неравным распределением продуктов, делает население достато­чно мощным и в высочайшей степени опасным в плане потенциального крушения социальных препятствий и препон на пути к революции.

То, что верно относительно связи между подавлением пищевари­тельных инстинктов и революционными взрывами в прошлом, можно с соответствующими модификациями отнести и на счет всех остальных?,®ых рефлексов человека. Причинные отношения между их "репрес­сией ' и ростом революционных всплесков не подлежат сомнению. Об­ратимся лишь к некоторым примерам.

ко ^^{0Давление имп}У^льса собственности, результируемого из экономичес- и дифференциации, всегда приводит к революционным взрывам. Это ^ложение подтверждается многочисленными фактами. Почему пролетари- наиб *^{)авно как} работники физического, так и умственного труда — суть _Чес ®^Лее революционный класс общества? Да потому, что его собственни- анне ^{И Инстинкт} подавляется больше, чем у любого другого класса: он почти Рабо^{М Не владеет}>^{если и} вообще владеет чем-либо; дома, в которых живут его ц^{4116, п}Р^инаД ^лежат не им; орудия труда не являются его собственностью; ^^^ящее, не говоря о будущем, социально не гарантировано; короче,

Межд_у {?" ^Сорокин не проводит принципиальной терминологической разницы в со °^{Нятиями} "инстинкт", "рефлекс", "импульс", употребляя их синонимич- ² Пп ^{ТВСТСТВИИ с} принятой бихевиористической схемой "стимул — реакция". ^фа^т₀р''^{ИМечател}ьные детали на этот счет можно найти в моей книге "Голод как

Он беден как церковная крыса. Зато со всех сторон он окружен непом нымн богатствами. На фоне этого контраста его собственнический ^ стинкт подвергается значительным раздражениям, подобно инстинк** материнства у женщин, не имеющих детей. А отсюда его революционное^^ его непрестанное ворчанье на "кровати из гвоздей", на которую взгром Ь' дила его история. Его идеалы социализма, диктатуры, экспроприаци" богачей, экономического равенства, коммунизации есть прямое проявленв* этой репрессии. Но как только собственнический инстинкт удовлетворен6 идеалы социализма и коммунизма растворяются, а сами пролетарии становятся ярыми поборниками священного права собственности.

Из кого чаще всего составляются революционные армии? Из па- уперизированных слоев, людей, которым "нечего терять, но которые могут приобрести все", — словом, из людей с репрессированным реф. лексом собственности. "Голодные и рабы" — к ним в первую очередь апеллирует революция, и среди них она находит самых жарких адептов Так было в греческой и римской античности, в Древнем Египте и Пер­сии, в средневековых и современных революциях. Их революционные легионы всегда составлялись из бедняков. Последние были главным инструментом достижения революционных целей. Не достаточно ли этого для подтверждения выдвинутого выше тезиса о связи между собственническим инстинктом и революционностью?

Не подтверждается ли эта закономерность всем ходом истории европейских стран последних лет? Не сотрясался ли общественный строй от голода, нищеты и безработицы? Не связан ли успех коммунистичес­кой идеологии с социальными потрясениями и стачками? Не ощущаем ли мы эффект этой связи в современной Германии, самой нереволюцион­ной из всех стран мира, которая пару лет назад стояла на краю револю­ционной бездны? Этих рассуждений достаточно, чтобы отчетливо об­рисовать социальное действие этой связки явлений.

Обратимся теперь к подавлению инстинкта самосохранения, кото­рый служит целям выживания индивида, а также к подавлению инстин­кта коллективного самосохранения, который служит целям выживания социальной группы: семьи, нации, племени, государства, церкви, то есть любого кумулятивного образования, соорганизованного вокруг общно­сти интересов. "Зерна" обоих инстинктов наследуемы и достаточно могущественны. Их подавление, особенно если это происходит одновре­менно, очень часто приводит к революциям. Вкачестве яркого примера подобного подавления можно обратиться к опыту неудачных войн.

Война есть инструмент смерти. Она сурово подавляет инстинкт самосохранения, ибо принуждает человека поступать против его волииперебарывает его неискоренимо протестующий стимул к жизни. В то же время она подавляет и инстинкт коллективного самосохранения, принуждая людей к уничтожению иоскорблению друг друга, подвергая опасностям и лишениям целостные социальные группы.

Следует ли удивляться после этого, что ужасающие войны зачастую приводят к социальным взрывам? Репрессированный импульс самосох­ранения приводит к дисфункции условных инстинктов, нарушает послу­шание, дисциплину, порядок и прочие цивилизованные формы поведения и обращает людей в беснующиеся орды сумасшедших. Именно это произошло с русской армией в 1917 году, а позже с немецкими солдатами в 1918 году. Люди, ставшие рабами своего инстинкта самосохранения, бросают все и с яростью набрасываются на правительство, переворачива­ют существующий социальный порядок, воздвигают знамя революции-

Это объясняет, почему многие революции происходят сразу после ил во время неудачных войн. Вспомним, что революции нашего времен

Екая, венгерская, немецкая, турецкая, греческая, болгарская — были ^ шснь1 при этих обстоятельствах. Применимо это и к русской револю- года. Турецкая революция смела режим Абдул-хамида после цИ11, чНойвойны. А Парижская коммуна 1870—1871 годов — разве не не^льтат поражения в войне с немцами? Французская Жакерия 1358 года Революционные движения конца XIV века произошли в результате и Vе в Столетнейвойне и пленения короля Иоанна II после битвы при **С^тУ в 1356 году. В равной мере это относится и к английскому восстанию ПУа ^0да Уота Тайлера: волнения начались после поражения английской мии при Ла-Рошеле, собственно восстание разгорелось после неудачныхиныхдействий против Ковенантеров. Вспомним и о революционных В°ижениях в Германии и Италии конца XVIII — начала XIX века, ^пыхнувших после серии поражений этих стран от наполеоновской армии.