Георгий Васильевич Чичерин 3 страницапотому дает им это участие, что оно признает их свободу. Следовательно, и здесь свобода составляет основание права: но подчиняясь высшему порядку, она признается, стесняется и отменяется государством сообразно с требованиями общего блага. В этом отношении между правами собственно гражданскими и политическими есть существенная разница. Гражданское право принадлежит гражданину в его личной сфере, независимо от других. А потому нормальное требование состоит здесь единственно в ее ограничении пределами чужого права и общего блага. Участие же в правлении дает ему влияние на судьбу всех; ему вверяется известная власть. Поэтому политическое право имеет характер общественный; оно составляет не только проявление человеческой свободы, но вместе известное отправление государственного организма. Самое подчинение меньшинства большинству не есть явление свободы; оно установляется законом, который признает это большинство органом целого. Таким образом, здесь право и обязанность, свобода и власть соединены теснейшим образом. Это вытекает из самого существа государственного организма, который представляет сочетание противоположных начал. В естественном организме член есть орган целого и самостоятельного значения не имеет. В гражданском обществе, напротив, союз представляет только общий порядок, связывающий самостоятельные личности. В государстве же, как цельном союзе, член есть вместе и орган целого и свободное лице. Права его существуют не только для него самого, но и для блага целого союза, который, состоя из свободных лиц, делает их своими органами. Поэтому здесь гражданин получает права, только когда он способен сделаться органом государства, то есть, когда он носит в себе сознание высших начал и может прилагать это сознание к действительности. Гражданин не может располагать своим правом по произволу, но обязан употреблять его сообразно с целями государства. Ему предоставляется устраниться от участия в общих делах, ибо это не только обязанность, но и право; но нравственная обязанность остается. Таким образом, здесь начало политической способности составляет необходимое условие для политической свободы лица; последняя допускается только там, где есть первая. В должности это начало является преобладающим; она вверяется лицу, не как свободному гражданину, а как способному человеку. В политическом праве, напротив, свобода составляет основание права, а способность условие. Чем же определяется начало политической способности? какие его признаки? кто способен и кто неспособен? Конечно, тут не может быть речи об определении политической способности каждого отдельного лица. Это и невозможно и бесполезно. Государству нужно только, чтобы в совокупности лиц, облекаемых избирательным правом, преобладала способность, а не то, чтоб она оказывалась в каждой отдельной подаче голоса, исчезающей в массе. Поэтому законодательство ограничивается установлением общих признаков, относящихся к целым разрядам граждан. Некоторые из этих признаков вытекают из естественного состояния людей, а потому имеют постоянное значение, другие зависят от изменяющегося состояния общества. К первым принадлежат: 1. Пол. Один мужской пол, по своей природе и по естественному назначению, способен к политической жизни. Назначение женщин - не политическое, а семейное. Облечение ее политическими правами было бы, с одной стороны, введение в государство несродного ему элемента, а с другой стороны, введение в семейную жизнь противоречащего ей политического начала. Поэтому женщины всегда и везде устраняются от политических прав. Это-мировой факт. Исключение составляет наследственная монархия, где начало способности подчиняется высшим требованиям законного порядка. Но здесь дело идет о гражданах, а не о верховной власти. Однако и при наследовании престола женщины иногда совершенно исключаются, а обыкновенно следуют за мужчинами. Нельзя, впрочем, не заметить, что история представляет не один пример великих правительниц, стоявших на высоте своего призвания. 2. Возраст. Дети по природе неспособны к политической жизни. Самое определение возраста зависит от положительного закона. Политическое совершеннолетие может совпадать или не совпадать с гражданским. 3. Здравый рассудок. Это ясно само собою. К изменяющимся условиям относятся: 1. Рождение от известных родителей. Политическая способность составляет продукт известных взглядов, чувств, образования, общественного положения, которые, передаваясь потомственно, образуют предания рода или целого класса людей. Эти предания составляют могучий фактор политической жизни. На них основана всякая аристократия. 2. Занятия. Известные занятия естественно развивают связанные с ними способности. Вследствие этого, древние считали неспособными к политической жизни людей занятых механическими ремеслами. На этом зиждется и различие сословных прав, там где оно существует. В новое время промышленные занятия, сделавшись всеобщими, уже не исключают из политических прав. Нет сомнения однако, что жизнь, посвященная чисто физическому труду, уменьшает способность к политической жизни, которая требует высшего умственного развития. 3. Независимое общественное положение, обеспечивающее возможность свободно подавать свой голос и мужественно стоять за свои права. В силу этого начала, политического права лишаются иногда лица, состоящие в домашнем услужении. Чиновники исключаются из представительных собраний. 4. Образование. Оно одно может дать надлежащее понимание государственных дел; а так как самый выбор представителей определяется теми мнениями, которые они защищают, то и для правильного пользования избирательным правом необходимо образование. 5. Имущество. Оно заключает в себе все предыдущие условия, кроме рождения. Достаток дает возможность образования, а вместе независимость положения и материальное обеспечение, избавляющее от физического труда и оставляющее достаточный досуг для умственного развития и ближайшего ознакомления с государственными вопросами. Зажиточные классы суть образованные классы. Вместе с тем, ставя человека в разнообразные отношения, материальный достаток развивает в нем более широкие взгляды на общественный быт; он внушает и привязанность к порядку, составляющему необходимое условие материального благосостояния. У кого ничего нет, тому нечем и дорожить. 6. Оседлая жизнь, которая также рождает привязанность к прочному общественному порядку. Для участия в местных выборах, известный срок оседлости обеспечивает возможность ближе ознакомиться с местными делами. Все эти условия принимаются более или менее во внимание, в зависимости, с одной стороны, от государственного устройства, с другой стороны от состояния общества. Здесь излагаются только общие начала. Отношением свободы к способности определяется равенство или неравенство политических прав. Равенство, совокупно с свободою, составляет одно из определяющих начал современного государственного быта. Но это именно то начало, которое подвергается наибольшим извращениям. Поэтому понятие о равенстве требует точного выяснения. Равенство есть закон правды, существо которой состоит в беспристрастном отношении к лицам. Воздавая каждому свое, она держит одинакие весы для всех. Но как правда, так и вытекающее из нее равенство, имеют два вида. Правда, прежде всего, исходит от того начала, что все люди, в качестве разумно-свободных существ, между собою равны; человеческое достоинство во всех одинаково. А так как право истекает из свободы, то и права всех должны быть равны. Всякое увеличение прав одного в ущерб другим есть неправда. Этот вид правды есть правда уравнивающая, которой основное начало есть равенство арифметическое, а точка отправления свобода, или человеческое достоинство лиц. Но при одинаком человеческом достоинстве люди могут иметь совершенно различное общественное достоинство. Их способности, их заслуги могут быть различны. Воздавать всем одинаково при неравном достоинстве есть неправда. Отсюда второй вид правды, которая воздает каждому по достоинству, это-правда распределяющая, которой основное начало есть равенство пропорциональное, а точка отправления-различное значение человека для общества. Здесь предполагаются уже не только свободные лица с их правами, а высшее общественное начало, которое распределяет власть и честь между членами общества, сообразно с значением каждого. Нередко первого рода равенство называется собственно равенством, а второе неравенством, но это не более как смешение понятий. В обоих случаях это-равенство юридическое, то есть, равенство прав, или равенство перед законом, что одно составляет требование правды. Совсем другими началами управляются фактические отношения людей. Их естественные силы, их имущество, их положение, их частные отношения, все это определяется свойствами лиц, окружающими их условиями, наконец личною деятельностью. А так как все это разнообразно до бесконечности, то здесь необходимо господствует неравенство. Общее юридическое начало, правда, определяет одни формальные права, истекающие из свободы; жизненные же отношения предоставляются свободному движению естественных сил. Здесь водворение равенства было бы не осуществлением правды, а самым страшным деспотизмом, уничтожением свободы личной и общественной, следовательно самого корня, откуда истекает право. Если смешение равенства арифметического с равенством пропорциональным представляет путаницу понятий, то смешение равенства юридического с равенством фактическим есть уже полное извращение основного начала. Это-уничтожение, как естественного закона, установляющего бесконечное разнообразие положений, так и юридического закона, воздающего каждому свое. Этим разрушаются самые основы человеческого общежития во имя фантастической идеи, имеющей почву только в смутных умах, руководимых низкими страстями*(2). Очевидно, что равенство арифметическое составляет основное начало гражданского общества, а равенство пропорциональное-основное начало государственного строя. Поэтому, в области гражданской, равенство прав есть идеальная норма, к которой должно стремиться общество. Однако и здесь не устраняется пропорциональность. Она установляется всякий раз, как образуется союз, в котором члены имеют различное значение. Таков союз семейный, где муж и жена, родители и дети, получают права сообразно с своим назначением в целом. Таковы же частные союзы, в которые члены вступают с неравными долями участия, а потому и с неравными правами. В компании на акциях акционеры имеют различное право голоса, сообразно с количеством акций, которыми они владеют. Еще большие уклонения от юридического равенства представляют человеческие общества в своем историческом развитии. Предоставленное себе, без высшего уравнивающего начала правды, охраняемого государством, гражданское общество естественно стремится подчинить юридические нормы фактическим отношениям. Сильный покоряет слабого. Большее могущество, больший интерес рождает и большие права. Отсюда распространяющееся на все гражданские отношения юридическое неравенство. Так было в средние века. Здесь, в силу фактических отношений, образовались сословия с различными правами, одни более или менее крепостные, другие, напротив, с значительными преимуществами, не только политическими, но и гражданскими. Фактическое неравенство само собою превращалось в юридическое. Государство, возникая из среди такой организации, стремится ее уничтожит. Действуя во имя высшего начала правды, оно не позволяет сильному притеснять слабого и возводит последнего на степень свободного лица. Однако это уравнение происходит не вдруг. Это медленный процесс, в котором государство идет постепенно, приноравливаясь к жизненным потребностям. Нередко оно даже само пользуется этим устройством, приспособляя его к своим целям. Фактически образовавшимся сословиям оно дает значение политическое, указывая каждому свое место и назначение в государственном организме. Так было, например, в России. Через это еще более усиливается неравенство. Но так как гражданское неравенство не только не соответствует истинным требованиям государства, а напротив, состоит в противоречии с высшим его назначением, с установлением правды в общественных отношениях, то государство, развиваясь, рано или поздно приходит к идеальной норме. Оно отделяет область собственно гражданскую от области политической, установляя в первой начало равенства арифметического и предоставляя второй начало равенства пропорционального. В настоящее время во всех западноевропейских обществах, начало гражданского равенства признается безусловно. Все граждане одинаково пользуются покровительством закона, несмотря на различие положения, имущества и вероисповедания. Всем одинаково присвоивается полная личная свобода, а вместе и право селиться, где угодно, и входить во всякие гражданские отношения наравне с другими. Это высокое начало, представляющее полное осуществление вечной правды в гражданском быте, составляет прочное достояние человечества. Сознание этого начала и водворение его в жизни останется неотъемлемою славою западноевропейских народов. Нельзя того же сказать о равенстве прав политических. Оно представляет одностороннее развитие политических начал, не соответствующее истинной идее государства. Здесь принимается в расчет одна свобода, а начало способности устраняется или ограничивается одними естественными условиями. Между тем, высшее развитие государства несомненно требует преобладания высшей способности. Невозможно признать одинакую политическую способность в массе, преданной физическому труду, и в классах, обладающих высшим образованием. Это есть отрицание политического значения просвещения. Такое одностороннее преобладание массы нельзя считать идеалом государственного устройства, хотя оно имеет свое существенное значение в историческом процессе, который приближается к идеалу только путем одностороннего развития элементов. В политической области, идеальное отношение свободы к равенству состоит в том, что условия способности должны одинаково относиться ко всем. Здесь свобода составляет основание права, а способность-условие; но это условие должно быть равно для всех. Поэтому идеально правомерны только те условия, которые могут быть приобретаемы всеми, каковы имущество и образование. Напротив, условие рождения или наследственного занятия ограничивает способность известною категорией лиц, исключая остальные. Таково устройство замкнутой аристократии. Но и в открытой аристократии условия не одинаковы для всех. Одни приобретают их просто рождением, а другие только в исключительных случаях. Отсюда борьба либерализма со всякими наследственными правами. При этом, однако, следует заметить, что начала свободы и равенства не служат исключительным мерилом политических прав. Свобода составляет один из элементов государственной жизни, но не единственный. Она подчиняется высшим государственным требованиям, и если наследственное сословие действительно имеет доказанную историею высшую способность, то общее благо, равно как и справедливость требуют, чтобы рядом с установлением общего права, ему предоставлено было особое место в государственном организме. Это требование соответствует интересам самой свободы, для которой высшая способность наследственного сословия служит гарантиею законного порядка. Поэтому мы видим в Англии аристократию, которая уживается с самою широкою свободою. Такое устройство становится даже тем более необходимым, чем менее начало способности признается в общем политическом праве. При всеобщем праве голоса, наследственная аристократия, опирающаяся на предания, остается единственным убежищем высших требований государственного порядка. Можно спросить: кто же судья политической способности граждан? Очевидно, установленная государственная власть, которая одна является законным органом государственного сознания и государственной воли. От нее зависит приложение идеи к изменяющимся условиям и потребностям общества. Кроме прав, граждане имеют и обязанности. Эти обязанности двоякого рода. С одной стороны, как подданный, гражданин подчиняется верховной воле государства, с другой стороны, как член союза, он участвует в общей жизни и деятельности. Из первого отношения рождается обязанность повиновения закону и власти, из второго обязанность содействия общим целям - государственное тягло. Что повиновение закону составляет непременную обязанность гражданина, без которой государство немыслимо, об этом было уже говорено. Так как личные воли друг другу противоречат,. то общественный порядок возможен единственно при подчинении их общему закону. В государстве это подчинение вытекает из понятия о государстве, как о едином союзе, в котором части подчиняются воле целого. А так как закон распространяется на всех, то и повиновение должно быть для всех одинаково. Тут не может быть большего или меньшего повиновения. Если гражданин обязан повиноваться закону, то тем более он обязан повиноваться государственной власти, которая составляет источник самого закона. Однако, с другой стороны, как мы уже видели выше, самая власть определяется законом, а потому здесь повиновение находит себе границу. Повиновение власти есть повиновение законное, сдержанное в пределах закона, то есть, повиновение власти законной и действующей законным путем. Это относится и к верховной власти в ее совокупности: гражданин обязан повиноваться ей, только когда она законна, Незаконной власти никто повиноваться не обязан. Однако и здесь повиновение иногда требуется во имя государственной цели, когда законная власть исчезла; ибо иначе порядок не может удержаться, и государство должно распасться. На этом основано повиновение временным правительствам, которые возникают из нужды, помимо закона. Но тут повиновение более фактическое, нежели юридическое, а потому и отказ в повиновении не может считаться преступлением, хотя во имя государственной пользы всякое сопротивление несомненно должно быть подавлено. Законной же власти подданные в сфере юридических отношений обязаны повиноваться безусловно, ибо, будучи источником положительного закона, она сама законных границ не имеет. Выше мы видели, какие ей полагаются нравственные границы. Что касается до отдельных органов верховной власти и до властей подчиненных, то они вправе действовать лишь в пределах, постановленных положительным законом. Только верховная власть в своей совокупности стоит выше закона, ибо она его источник; все же частные власти безусловно подчинены закону. Поэтому и подданные обязаны повиноваться в этих пределах. Таково должно быть общее правило; только этим закон ставится выше произвола. Однако тут встречаются затруднения. 1) Понимание и толкование закона может быть разное: власть может думать, что она действует законно, а гражданин может быть противного мнения. Если подданный будет отказывать в повиновении по собственному толкованию и усмотрению, то общественный порядок может быть нарушен. Поэтому здесь возникает вопрос: может ли подданный отказать в повиновении и ожидать, чтобы его принудили судом, или он обязан повиноваться и принести затем жалобу? Об этом различные законодательства постановляют различные определения, смотря по тому, какому началу они дают перевес, праву или обязанности. Мы это увидим, когда будем говорить о политических правах и обязанностях граждан. Здесь идет речь только об общих началах. 2) Как объяснено выше, государственная цель может требовать иногда деятельности помимо закона; если граждане не обязаны повиноваться, то цель не будет достигнута. Это относится в особенности к обстоятельствам чрезвычайным, когда грозит опасность государству. Это затруднение разрешается тем, что для чрезвычайных обстоятельств сам закон должен облечь правительственные власти чрезвычайными полномочиями, выходящими из обыкновенных законных пределов. Тогда граждане обязаны повиноваться. Что касается до обязанности содействовать государственным целям, то она вытекает из самого определения гражданина, как члена политического союза. Союз заимствует свои силы и средства от граждан; поэтому он имеет право требовать от каждого соответственной доли участия в общих приношениях. Это требование определяется целями государства, судьею которых может быть только верховная власть, Поэтому подданные обязаны нести все государственные повинности по требованию верховной власти. Это и есть государственное тягло. Эта обязанность в государственном порядке очевидна. Но в средние века она не признавалась. В феодальном мире установлены были обычаем и частными соглашениями некоторые подати, имевшие частный характер, как повинности за полученную во владение землю. Сверх этого, каждый платил на общие нужды по доброй воле. Отсюда необходимость согласия каждого отдельного сословия на уплачиваемые им подати. Это негосударственное начало, охраняя свободу граждан, повело к установлению представительного правления. С развитием государства, право согласия на подати по договору с королем превратилось в участие народа в верховной власти. Сословные привилегии заменились политическим правом. Последнее представляет государственную форму согласия граждан на взимание податей. В сущности, оно перестает уже быть согласием граждан; оно становится постановлением верховной власти, обязательным для граждан. Этим способом охранение права согласуется с безусловною обязанностью исполнять требования государства. Так как обязанность содействовать государственным целям вытекает из принадлежности лица к союзу, то она должна распространяться на всех. Всякое изъятие, всякая льгота, не оправданные государственною пользою, являются несправедливостью. Таково, например, изъятие дворянства от податей, когда оно не несет других служб. Однако эти льготы нередко сохраняются, как историческое начало, ограждающее лице от произвола. В тех странах, где не водворился представительный порядок, привилегии служат убежищем права. Ими заменяются отсутствующие политические права. В этом состоит их существенное историческое значение. Но и при всеобщей повинности начало равенства в государстве видоизменяется началом способности. Очевидно, что исполнения повинности можно требовать только от того, кто способен ее исполнить. Поэтому неспособность служит правомерною причиной изъятия Неспособность может быть 1) физическая: на этом основаны изъятия от военной службы; 2) умственная или нравственная, например недостаток образования: на этом основаны изъятия от службы присяжных. Кроме того, правомерным началом для изъятия служит исправление других обязанностей, несовместных с первыми. Так например, находящиеся на государственной службе избавляются от обязанности быть присяжными; у нас, учителя освобождаются от воинской повинности. Могут быть и облегчения в виду известного назначения, требующего особенного труда и приготовления. Таковы, например, льготы, которые даются высшему образованию. Затем самая способность может быть различна. Это различие бывает двоякого рода. 1) Оно может быть качественное: один по рождению и занятиям способен к одного рода повинностям, другой к другому. На этом основано различие сословий, из которого истекают наследственные обязанности. Однако и здесь, также как в области прав, наследственность противоречит началам свободы и равенства, которые требуют, чтобы условия способности были установлены одинакие для всех, так чтобы одни не были отягощены в ущерб другим. Только в случае нужды могут быть налагаемы особые повинности на людей с специальным призванием; например, при эпидемии требуются медики. 2) Способность может быть различна количественно, и здесь возникает вопрос: должны ли повинности быть одинаковы для всех способных лиц, или они должны соразмеряться с способностью, то есть, они должны быть больше для тех, которые обладают большею способностью, меньше для тех, которые обладают меньшею? Так как гражданин является в государстве не самостоятельным лицом, обязанным подчиняться высшему порядку наравне с другими, а членом органического союза, участником и деятелем в общей жизни, то и здесь должно господствовать начало правды распределяющей, то есть, граждане обязаны содействовать государственным целям по мере способности. Это начало вполне прилагается к имущественным повинностям: граждане платят подати и несут повинности соразмерно с имуществом. В этом состоит начало пропорциональности податей, которое является чистым выражением правды распределяющей. Но относительно личных повинностей установить такую соразмерность нет возможности: 1) потому что на личные способности нет точного мерила, вследствие чего здесь невозможно юридическое определение; 2) потому что цели государства, требующие высших способностей, удовлетворяются не принудительно, а свободно, ибо ревностное исполнение высших обязанностей возможно только тогда, когда они исполняются добровольно. Поэтому здесь установляются только общие условия способности, более или менее высокие, смотря по потребности. Неспособные вовсе исключаются из обязанности, а способные одинаково ей подвергаются. Но если в области личных обязанностей невозможно установление юридической соразмерности, то остается всецело нравственное требование. Гражданин нравственно обязан служить государству по мере своих сил и способностей. Высшие способности рождают и высшие обязанности. Мы видели, что государство не есть чисто юридический союз; в него входит и нравственное начало. А потому обязанности политические, также как и семейные, имеют значение не только юридическое, но и нравственное. Эта нравственная сторона не может быть вынуждена; она остается вне пределов закона. Но она так важна, что без нее государство существовать не может. Государство, в котором граждане потеряли чувство нравственной обязанности к своему отечеству, обречено на погибель. Каково же отношение политических обязанностей к политическим правам? Казалось бы, идеальное требование правды состоит в том, чтобы права соответствовали обязанностям. По римскому изречению: ubi emolumentum, ibi onus, кто имеет права, тот должен нести и обязанности, и наоборот, на кого возложены обязанности, тому должны быть присвоены и права. Отсюда следовало бы, что чем больше прав, тем больше и обязанностей. Однако в государственной жизни это вовсе не общее правило. Условие политических прав и политических обязанностей заключается в способности, а способность относительно прав и обязанностей может быть весьма различная. Даже при отправлении различных обязанностей способность может быть разная: от солдата требуется физическая крепость, от плательщика податей имущество, от присяжных некоторое умственное развитие. Поэтому можно требовать только прав, соответствующих известной обязанности, а не вообще соответствия политических прав и обязанностей. Наибольшее юридическое значение имеет связь между уплатою податей и правом обсуждать расходы. Отсюда высказываемое иногда правило, что представительство должно соответствовать обложению. Однако и здесь настоящего соответствия нет и не может быть. С одной стороны, не все классы, платящие подати, бывают способны обсуждать государственные расходы; с другой стороны, даже там, где признается способность, политическое право не соразмеряется с количеством платимых податей, что требовалось бы для полного соответствия. Демократическое начало, устраняющее всякое условие способности, последовательно приходит к чисто арифметическому равенству, выставляя правилом: один человек, один голос, правило, не приложимое даже к компании на акциях, не только что
|
