Георгий Васильевич Чичерин 2 страницазакона, его идеальная сторона. Но для того, чтобы действовать в государстве, идеальный закон должен сделаться законом положительным, то есть, изданным верховною властью, с обязательною силой для граждан. Отсюда троякое отношение положительного закона: 1) к идее государства, 2) к верховной власти, 3) к гражданам. В этом выражается отношение закона к остальным элементам государственной жизни. Идеею государства определяется идеальное, или естественное государственное право. Положительный закон составляет частное приложение закона естественного; следовательно, он должен быть сообразен с идеею государства. На этом основано развитие государственного законодательства, устраняющее формы несогласные с государственным порядком, как-то: частный характер власти, крепостное право, подчинение государства церкви. Устроение государства сообразно с его идеею составляет руководящее начало законодательной деятельности. Однако это требование не безусловное. Мы видели, что цель государства состоит в развитии его идеи в приложении к данному обществу, следовательно, не во всей ее полноте. Если естественное, или философское право представляет полное и всестороннее развитие начал и элементов государства, то положительный закон допускает это развитие настолько, насколько это дозволяют общественные условия. Естественный закон остается идеалом, но не абсолютною нормою положительного закона. К этому ограничению присоединяется то, что сознание естественного закона не всегда одинаково. Он прилагается настолько, насколько он сознается государством. Наконец, положительный закон заключает в себе элемент, которого нет в естественном, именно, элемент случайных, изменчивых и разнообразных потребностей общества, судьею которых может быть только государственная власть. Следовательно, если идея государства есть высшее начало, или цель, определяющая установление и развитие государственного закона, то приложение этой идеи, сообразно с условиями, потребностями и сознанием общества, всегда зависит от верховной воли государства. Естественный закон получает обязательную силу, только когда он становится законом положительным. Однако есть случаи, когда естественный закон сам по себе может получить обязательную силу, восполняя закон положительный. Это бывает: 1) через посредство установленных властей. Не издавая положительного закона, власть может в своих частных решениях руководствоваться естественным законом, за недостатком положительного. Это прилагается в особенности к судебным решениям. Суд может решить вопрос государственного права, не определяемый законом, исходя от идеи государства, или толковать существующий закон на основании этой идеи. Примеры представляют Соединенные Штаты при толковании союзной конституции верховным судилищем. 2) Естественный закон получает обязательную силу, когда нет ни положительного закона, ни власти его установляющей. Это случается, например, при первоначальном устройстве государства, когда власть еще не установлена, а также при пресечении династий, или при государственных переворотах. Здесь, по естественному закону, власть принадлежит народу, ибо он остается единственным представителем государства. Таково отношение государственного закона к идее государства. Последняя составляет цель, осуществление которой зависит от государственной власти. Верховная власть является единственным законным толкователем естественного закона. Иначе и быть не может, ибо обязательный закон в государстве должен быть один, а толкование естественного закона может быть разнообразно. Здесь необходим обязательный толкователь, а это и есть верховная власть. Она одна может быть судьею и тех временных и случайных потребностей общества, которые требуют видоизменения естественного закона. Поэтому никто не вправе нарушать положительный закон по имя естественного. Каждый может толковать естественный закон, как ему угодно, и считать свое толкование лучшим, но во внешних своих действиях гражданин должен свое частное толкование и усмотрение подчинить толкованию и усмотрению государственной власти. Положительный же закон получает свое бытие от государственной власти. Она-его источник; она его изменяет и отменяет по своему усмотрению. Поэтому верховная власть, как таковая, в своей полноте, выше положительного закона. Это и выражается римским изречением: princeps legibus est solutus. Никакой положительный закон не может связывать верховную власть так, чтобы она не могла его изменять. Вечные законы не мыслимы. Это не значит однако, что верховная власть всегда вправе нарушить свои собственные законы. Она может изменять их по своему усмотрению, но пока они существуют, она должна их соблюдать, ибо прочность законного порядка составляет одну из существенных потребностей государства; это-то, что дает ему высшее нравственное значение. Однако верховная власть, будучи сама источником закона, связана им нравственно, а не юридичеcки. Кто может отменить закон, тот может и отступить от него в случае нужды, и это отступление может быть иногда оправдано, ибо законный порядок составляет один из элементов государственной жизни, но не единственный. Он, как и все другие элементы, подчиняется высшему единству цели, судьею которой является верховная власть. Во имя государственной цели законный порядок может быть нарушен верховною властью. Но это всегда должно составлять исключение, ибо иначе водворяется произвол. На этих соображениях основаны те гарантии законного порядка и те правила относительно отступлений, которые установляются в положительных законодательствах. Коренное начало, что верховная власть, как источник положительного закона, стоит выше его, не относится однако же к отдельным органам власти, которые не представляют ее во всей полноте, а потому не имеют права самовольно отменять закон. Таково положение монарха, ограниченного правами народного представительства. Для установления, а равно и для отмены закона, требуется согласие представительного собрания; следовательно, монарх является носителем верховной власти не во всей ее полноте, а потому он связан основным законом не только нравственно, но и юридически, от кого бы, впрочем, этот закон ни проистекал, от собственной его воли или от соглашения с представителями народа. И тут возможно нарушение закона во имя высшей цели, но оно, также как революция, может быть оправдано лишь в крайних случаях, правом нужды, когда дело идет о спасении общества. Самовольное нарушение основного закона конституционным монархом есть революция сверху. Отсюда ясно, что если, с одной стороны, положительный закон заимствует свою силу от верховной власти, то с другой стороны, сама власть издает и отменяет закон, потому что она имеет право это делать, а право установляется законом. Только предписания законной власти обязательны для граждан. Иначе водворяется господство силы, а не юридическое начало. Таким образом, здесь оказывается логический круг: закон потому обязателен, что он издается верховною властью, а верховная власть потому издает закон, что самый закон дал ей на это право. Этот круг разрешается тем, что первоначально власть получает свое право не от положительного закона, а от естественного. Она становится законною тем, что установляется сообразно с идеею государства, во имя общественной цели, и получает общее признание. Это бывает, как при первоначальном происхождении государств, так и в случае переворотов. Но установившись, власть издает положительный закон, который определяет дальнейший порядок ее перехода и обязывает граждан. Из этого ясно отношение государственного закона к гражданам. Закон имеет для них обязательную силу, то есть, ему следует повиноваться. Закон есть обязательная норма, и повиновение является прямым логическим последствием его существования. Закон, которому можно не повиноваться, не есть юридический закон, а отвлеченное нравственное правило, конкретное приложение которого предоставляется свободной воле лиц. Повиновение подобает закону, не потому что он хорош или дурен, а просто потому, что это - закон, следовательно выражение высшего порядка, которому лица обязаны подчиняться. Это и выражается римским изречением: dura lex, sed lex. Мы видели, что верховная власть, как источник закона, может и нарушать его во имя высшей цели; но определение этой цели принадлежит верховной власти, а не отдельному лицу. Последнее, нарушая закон, делает это во имя частного своего сознания. Это сознание может быть лучше общественного, выраженного верховною властью в положительном законе, но поставление частного сознания на место закона есть извращение всего общественного порядка, основанного на подчинении лица закону; это противоречит идее государства, подчиняющей лицо целому. Поэтому, когда правду внутреннюю противополагают правде внешней, то есть, юридическому закону, то этим самым личное толкование ставится выше общественного; на место законного порядка водворяется личный произвол, а это есть уничтожение государства, которое без закона существовать не может. Как уже объяснено выше, обязанность повиновения юридическому закону прекращается только там, где прекращается самая область права, во внутреннем мире человека и в действиях, определяемых решением совести. Кроме того, невозможно отвергнуть и права нужды, когда дело идет о спасении лица или общества. Здесь нарушение закона, если не оправдывается юридически, то может быть извиняемо нравственно. Наконец, иногда само государство, вместо того чтоб отменить обветшавший или вредный закон, допускает его нарушение. Но подобные отступления всегда служат признаком низкого или ненормального состояния общественного быта. Относительно граждан, обязательная сила закона поддерживается наказанием. Поэтому, при всяком законе должно быть определено известное наказание за его нарушение; иначе он теряет принудительный характер и перестает быть положительным законом. Таково отношение закона к остальным элементам государства, к государственной цели, к верховной власти и к гражданам. Теперь перейдем к последним двум элементам.
Глава IV. Граждане
Народ, образующий государство, состоит из граждан. Гражданин. есть лице, как член государства. В этом качестве он имеет права и обязанности. Собственно гражданином лице называется, как имеющее права. Как подчиненное государству, или как имеющее обязанности, оно называется подданным. Это два термина, означающие одно и тоже понятие с двух разных точек зрения. Поэтому слово подданный употребляется преимущественно там, где преобладают обязанности, слово гражданин там, где преобладают права. Соответственно этим двум значениям понятия, принадлежность гражданина к государству называется подданством или правом гражданства. Как принадлежность к стране, она называется также индтенатом, то есть туземством. Право гражданства приобретается и теряется известными законными способами, которые могут быть различны. Об этом будет речь ниже. Здесь дело идет только о разъяснении основных понятий. Гражданин имеет права и обязанности, как лице свободное, ибо только свободному лицу присваиваются права и обязанности. Свобода есть основное начало в понятии о гражданине. Государство составляется из свободных лиц для общего блага, а не из рабов для пользы господина. Поэтому мы должны точнее определить понятие о свободе гражданской и отличить ее от других значений этого слова. Свобода означает, прежде всего, отсутствие внешнего насилия и возможность действовать по собственным побуждениям. Это - свобода естественная, которая может принадлежать животным также, как и человеку. Мы говорим, что животное находится на свободе, когда оно не терпит насилия. Но такая свобода есть факт, а не право. Источником права свобода становится только в человеке, одаренном разумною волей. Это - свобода человеческая, которая требует к себе уважения. Основание ее есть свобода воли, то есть, возможность определять свои действия по внутреннему решению, выбирать между различными побуждениями. Животные всегда повинуются влечениям и не могут им не повиноваться, ибо у них нет других побуждений. Сильнейшее влечение одолевает другие и определяет их действия по закону необходимости. Здесь свободной воли нет. В человеке же есть способность воздерживать свои влечения, противополагая им господствующий над ними разум. Если он следует влечению, то он делает это добровольно, а потому несет ответственность за свои действия. От него можно требовать, чтобы он поступал нравственно, ибо он может выбирать между естественными побуждениями и разумными началами, и этот выбор зависит от свободной его воли. Вследствие этой двойственности природы человека, его свободная воля представляется в двух видах. Высший вид, составляющий корень и основание свободной воли, есть свобода нравственная, то есть, способность определяться к действию на основании разумных понятий о добре и зле, отвергая всякие другие побуждения. В этом смысле говорят, что человек поступает свободно, когда он поступает разумно, ибо здесь он действует на основании собственной своей разумной природы, внутреннего своего существа, а не под влиянием внешних для него причин, возбуждающих в нем те или другие влечения. Эта нравственная свобода есть свобода от внешних влечений, но вместе и от внешнего насилия, ибо человек поступает нравственно только тогда, когда он определяется к действию по собственному внутреннему побуждению, а не по страху наказания. Эта высшая способность дает нравственное значение и свободе внешней, или произволу, который состоит в возможности определять свои действия по своему усмотрению, независимо от внешнего принуждения. Это тоже, что мы назвали выше естественною свободою, но здесь это естественная свобода человека, как разумного существа. Она тесно связана с свободою нравственною, которая без внешней свободы не может проявиться во внешнем мире: для того, чтобы человек мог определяться к действию по своему внутреннему побуждению, необходимо, чтобы он по собственному изволению определял свои внешние действия. Но в этом изволении он может и уклоняться от нравственной свободы, повинуясь своим влечениям. Выбор предоставлен ему одному, как свободному существу. Эта внешняя свобода составляет источник права. Человек может своим правом пользоваться и неразумно, и никто не вправе ему это возбранять, пока этим не нарушаются права других. Однако правом свобода становится только в гражданском порядке, где господствует юридический закон, ибо право есть взаимное ограничение свободы под общим законом. Внешняя свобода человека есть свобода гражданская, в отличие от естественной. Но так как свобода присуща воле человека, так как она вытекает из самого его существа, то закон ее не создает, а признает. Человек не потому свободен, что закон делает его свободным, а закон ограждает его свободу, потому что свобода свойственна ему, как человеку. Однако и здесь, как в развитии всякой идеи, осуществление лежащего в природе человека начала подвергается историческому процессу, в течении которого сознание идеи вырабатывается только постепенно. В самом идеальном своем виде свобода не является безусловным правом, которого закон не может касаться, которое он обязан безусловно уважать. Свобода есть только один из элементов общежития, но далеко не единственный. Подчиняясь гражданскому порядку, свобода лица подвергается весьма значительным стеснениям и ограничениям. 1) Свобода и права лица ограничиваются свободою и правами других; эти ограничения определяются законом, и никто не вправе протестовать против них во имя своей свободы. 2) Как член государства, гражданин составляет часть высшего организма. Он подчиняется здесь высшим началам; свобода его стесняется, когда она может приносить вред целому союзу; на него налагаются положительные обязанности во имя общего блага. Чтобы взять один пример из многих, свобода солдата значительно стесняется, и он ставится в самую тесную зависимость от офицера, потому что этого требует польза государства. Из этого ясно, что не может быть речи о так называемых прирожденных, или естественных правах человека в смысле прав гражданских. Это было учение мыслителей ХVIII-го века, которые в государстве видели договор свободных лиц, заключенный единственно для охранения свободы и права. Естественная свобода и проистекающие из нее права казались им святынею, которой государство не может касаться. Это и было признано в знаменитом Объявлении прав человека и гражданина, изданном во время Французской революции. Но это воззрение заключает в себе противоречие. Свобода не может считаться неприкосновенным правом, ибо закон всегда ее касается, ограничивая ее во имя чужой свободы и общественной пользы, и судьею этих ограничений может быть только сам закон, как высшее начало, а не подчиненное ему лице. Если мы взглянем на права человека, то увидим, что нет ни одного, которого бы закон не мог ограничить или даже уничтожить в данном случае. Первое из всех прирожденных прав, личная свобода, подлежит многочисленным ограничениям. За преступление или даже просто по подозрению человека сажают в тюрьму; преступника можно держать даже в пожизненном заключении. Из зараженного места запрещают выходить. Сумасшедшего, пьяного лишают свободы во имя общественной пользы. Другое право есть собственность; она подлежит налогам, регалиям, экспроприации. Свобода мысли и совести во внешних своих проявлениях, которые одни подчиняются действию власти, ограничивается запрещением вредных учений. Никакое государство не может терпеть проповеди восстания; не терпятся секты в роде скопцов. Наконец, государство имеет право на самую жизнь человека. Преступник подвергается смертной казни. Последователи учения XVIII-го века отвергали это право. Беккариа утверждал, что при первоначальном общественном договоре человек не мог отдать государству право на свою жизнь, ибо этим уничтожалась бы самая цель, для которой он вступал в общество. Но, не говоря об основаниях этой теории, если государство имеет право подвергать преступника пожизненному заключению, то не значит ли это, что оно вправе предать его участи худшей, нежели смерть? Притом государство не в этом одном случае располагает жизнью граждан. На войне оно требует от всех, чтоб они подвергали опасности свою жизнь для общей защиты, и это право не отрицается никем. Таким образом, нет ни одного человеческого права, которое было бы безусловно неприкосновенным. Определение прав зависит от воли государства, которое имеет в виду не только свободу лиц, но и общее благо. Нет сомнения однако, что свобода коренится в самой природе человека, а потому возможно полное ее развитие составляет одну из целей государства. Как идеал свободы, Объявление прав человека и гражданина имело существенное историческое значение. В демократическом обществе оно составляет самый могучий оплот против социализма, стремящегося поглотить лице в государстве. Но выставленный в нем идеал односторонний, ибо утверждение и развитие свободы не есть единственная цель государства; она должна быть согласована с другими, высшими началами. А потому никто не имеет права восставать против государственного закона во имя неприкосновенности своей личной свободы. Гражданская свобода разделяется на собственно гражданскую в тесном смысле и на политическую. Первая принадлежит лицу в его частной сфере, в частных отношениях с другими, то есть, как члену гражданского общества; вторая принадлежит лицу, как члену государства. Первая составляет источник частных или гражданских прав, вторая прав политических. Но гражданская свобода, с одной стороны, подчиняясь государственной власти, требует ограждения от произвола, а с другой стороны, свободная деятельность лиц имеет влияние и на государственный быт. Эти две области связаны друг с другом. А потому здесь является третий разряд прав, так называемые личные права, определяющие отношения личной свободы к государству. Сюда относятся свобода вероисповедания, свобода печати, свобода собраний и т. д. Гражданские права до нас не касаются; но личные права и политические входят в область государственного права, а потому мы здесь должны обозначить общее их юридическое существо, предоставляя определение отдельных прав дальнейшему изложению. Основание личных прав лежит в личной свободе человека; но она ограничивается государственною пользою, то есть, государственною целью. Развитие личной свободы в государстве должно быть согласовано с силою власти, с требованиями законного порядка, с возможностью действовать общими силами для общей цели. Государственная польза, или общее благо, есть высшее начало; лице, как часть целого, подчиняет свои цели общим. А так как цели государства разнообразны и изменчивы, то и ограничение личных прав может быть большие или меньше. Очевидно, ограничения требуются тем в большей степени, чем более самое право имеет политический характер и может иметь влияние на общие дела. Однако, с другой стороны, государственная цель не должна подавлять личную свободу. Мы видели, что высшая цель государства состоит и в сочетании порядка с свободою. Если первое начало, руководящее государственною деятельностью, есть общее благо, то второе есть охранение свободы. Поэтому ограждение личной свободы и проистекающих из нее прав от всякого произвола составляет существенную задачу государства. Эта задача исполняется тем, что личные права ставятся под защиту самого закона. Они стесняются только законом, а не по усмотрению власти Закон же ограждает их от нарушения. Через это, свобода согласуется с законным порядком, входя в него как один из составных его элементов. Но закон исполняется властью; приложение закона в каждом данном случае может быть произвольно, а потому личные права опять ничем не ограждены. Вследствие этого требуется, чтобы приложение закона к правам граждан совершалось такою властью, которая бы играла роль беспристрастного третьего, которая, имея в виду не только исполнение государственной цели, но и охранение прав граждан, держала бы весы между обеими сторонами и решала на строгом основании закона. Такая власть есть суд. Независимый и беспристрастный суд составляет самую надежную гарантию личных прав граждан против произвола властей. Он же, с другой стороны, подчиняет личную свободу требованиям закона. Нет сомнения однако, что в конце концов личные права находятся в полной зависимости от государственной власти, ибо она установляет закон и от нее исходит суд. Иначе и быть не может, ибо власть представляет высший порядок, которому лице должно подчиняться. Поэтому, полное ограждение личных прав возможно единственно через то, что лица сами становятся участниками власти; высшее обеспечение состоит в том, что сами граждане участвуют, как в установлении закона, так и в суде, то есть, полное юридическое обеспечение личных прав заключается в правах политических. Поэтому те народы, которые поставляют себе задачею развитие и охранение личного права, дают гражданам участие в государственной власти. В этом состоит существо прав политических. Они могут простираться, как на местные дела, так и на общегосударственные. Спрашивается: те ли самые начала определяют политические права, какие определяют права личные? Здесь существует мнение, что политическое право есть не столько право, сколько обязанность или должность, исполняемая для общественной пользы. Политическое право дает участие в правлении; но на это человек по природе не имеет права, ибо власть и государство проистекают не от личной воли, а установляются для общей пользы во имя высших начал. Требования общего блага определяют и участие граждан в правлении. Оно дается лицам способным сознавать потребности порядка и государства и действовать сообразно с этим сознанием. Следовательно способность, а не свобода, составляет основание политического права. Это мнение, которое поддерживается даже значительными либеральными публицистами, содержит в себе долю истины; однако с ним нельзя вполне согласиться. Политическое право заключает в себе оба начала, но с преобладанием того или другого. Оно состоит или в занятии известных должностей, или в праве избрания лиц на известные должности. В первом очевидно преобладает начало обязанности, или должности. Члены законодательных собраний, присяжные заседатели исполняют известные должности. Но избирательное право, которое выражает политическое право в его чистоте, имеет совершенно иной характер. Юридические признаки, отличающие его от должности, суть следующие: 1) политическое право приобретается каждым лицом, исполняющим общие законом постановленные условия; должность, как функция власти, вручается особенным актом - назначением, выбором, жребием. 2) Правом, вообще, можно пользоваться или не пользоваться, это зависит от воли лица; должность же лице непременно обязано исполнять. Между тем, выборное право обыкновенно следует первому правилу: лицу предоставляется и не участвовать в выборе; обязанность остается нравственная. Это правило распространяется даже на выборные законодательные должности: депутаты не принуждаются участвовать в заседаниях или подавать голос по тем или другим вопросам. 3) С должностью соединяются вознаграждение или почетные преимущества; с правом ничего подобного не соединяется. В древних государствах за участие в народном собрании платилось иногда вознаграждение; но в то время народные собрания были настоящим законодателем: они решали дела. 4) Право теряется прекращением условий, установленных для его существования, или же в виде наказания; должность теряется, как в наказание, так и по добровольному отказу, истечением срока, сменою по воле назначившего. Наконец, 5) должность учреждается, как функция власти, в виду общественной пользы право существует для охранения интересов облеченного им лица. Из последнего очевидно, каким образом политическое право проистекает из свободы лица. Человек, как отдельное лице, не может требовать себе влияния на судьбу других; но личные его права, как члена гражданского общества, вытекают из принадлежащей ему свободы, а потому должны быть обеспечены. Между тем, если он обязан только повиноваться власти, не имея на нее никакого положительного влияния, то это требование теряет всякое юридическое значение. Юридически обеспечить личные права, вытекающие из гражданской свободы, может только право политическое. Последнее, таким образом, коренится в личной свободе человека. Но этого мало. Хотя государственная жизнь не есть произведение личной природы человека, но она вытекает из его общественной природы. Человек, по природе, есть существо государственное, и в государстве он остается свободным лицом, а потому имеет не только обязанности, но и права. Свобода человека, вступающего в союз с другими, состоит в праве участия в общих решениях. Это явно во всяком товариществе. Пока человек действует один, он может только требовать, чтобы другие не препятствовали проявлению его. личной воли; но как скоро он соединяется с другими для совокупного действия, так он уже не в праве ставить свою личною волю общим законом для всех: он может только требовать, чтобы его голос был услышан и при общем решении имел вес, соответствующий его участию в деле. Этим свободный союз отличается от несвободного: в первом члены участвуют в общем решении, во втором они подчиняются воле, от них независимой. В свободных государствах граждане принимают участие в правлении, не как должностные лица, а как свободные члены союза, не по обязанности, а по праву. Государство
|
