Не мешает вилять ею.

 

Сном спасаемся от реальности. Во сне спасаем Жанну

Д^, Арк из горящей избы и тонущую Памелу Андерсен* из потушенной ею же избушки. Горящую и тонущую, в зависимости от стихии.

Святой лик Жанны уберегли, но вот спасать из воды спасательницу - это чистой воды конфуцианство.

И потому мокрый купальник Памелы переводит на другие сонные рельсы. Вы можете не верить в мастурбацию с первого взгляда, но онанировать нужно только на тех людей, которых любишь. Поэтому ты не запретишь мне сниться. Это моё отменное право.

И его не отменить. Даже приказом Министра Обороны.

Вот ты мне и приснилась… Настя. Первая любовь.

Сон приукрашает красоту. Ты в нём особенно прекрасна. Жопастенькая такая… Не в смысле, здоровой жопы, а кругленькая, аккуратненькая, ну есть такие збитушки. Натянутый барабанчик. Ты идёшь, полушарики перекатываются, как 2 отдельных субъекта Российской Федерации. Как политическая карта мира на сквозняке.

У обладательниц таких географических окружностей, эта самая попа живёт самостоятельной жизнью.

Я бы ввёл отдельный паспорт на такую задничку, как самостоятельную административно – территориальную единицу. Ведь попа, обладая б о льшей привлекатель-ностью, больше и проигрывает, потому как хозяйка, считает себя главенствующей в этом положении.

И нет чтобы, подобно бременским проституткам «секс и радость приносить людям», так нет: «на первом свидании

не целуюсь, а второго не будет» и т.д. и т.п.

Да не целуйся, ради Бога, это твоё дело. Не хочешь приключений на жопу, но жопу-то, зачем обижать?

Ведь в таком симбиозе – трагедия сиамских близнецов, одна хочет одно, другая другое. И если одной из сестёр, выпала участь соединять верхнюю и нижнюю часть, так называемой основной сестры, то это вовсе не означает, что у той части, в которой находятся, так называемые мозги, должна подавлять желание, истинно здравомыслящего субъекта федерации.

Имя этому только одно – ГЕНОЦИД.

Вот ты стоишь предо мной такая жопастенькая.

Я обнял тебя. Во сне мне стало стыдно, и я захотел уснуть

Я уснул во сне. И теперь, когда мне становилось стыдно, я представлял, что сплю. Со стороны это выглядело отрешённостью слабоумного. Пунц сошел, и я обнял её. Ту, что была моим вопросом. Сдавил в объятиях так, чтобы ответ не выскочил наружу. Я обнял её.

Ту, что стала моим ответом… Но вопроса уже не было.

Когда-то я мечтал, как впечатлительный юноша с большой дозой романтики, чтоб она сидела рядом со мной под звёздами, чтобы мы пили вино при багровом закате и занимались любовью в бунгало. Бунгало, увитое плющом и диким виноградом. Мы бы ели оливки, они напоминают твои глаза. И сливы. Они напоминают… кого же они мне напоминали?.....

Вспомнил - нос военкома Гортикова.

Это стало предвестником, потому что в этот комфортный, по-домашнему мягкий мир волшебных грёз врывается пронзительная команда дневального:

- Рота, подъём, тревога!!! И вот я уже такими же движениями вместо Настиной попы, обеими руками натягиваю сапоги. Хотелось ужасно спать и досмотреть сон. Почему эти тревоги всегда так не вовремя?

Вдобавок ко всему, ужасно хотелось срать.

- Что возимся, как тараканы??? - в дверях нас подгонял капитан с армейской фамилией Бляхин. Наш замполит и большой любитель бега. После того, как от него жена стала бегать налево, он ударился в бег а.

Точнее, в марш-броски. Мы всей ротой тихо ненавидели его жену за её слабость передка, он же обожествлял её, как язычник истукана.

- Бегом-бегом, мудозвоны, или вы все собираетесь дожить до дембеля? - он стоял в дверях жалкий и грозный, похожий на начинающего лысеть Ленина, периода ссылки в Шушенском.

Равняйсь!!! - и грудь четвёртого человека.

Смирно!!! - и тупо перед собой…

… Марш-бросок это жопа. Нет, марш-бросок это полная жопа. Не Настина приснившаяся, а моя, полная и неопорожнённая. Так хотелось в туалет. Ведь туалет, если разобраться, лучше, чем марш-бросок, он хоть и воняет, но зато стоит на месте.

Марш-бросок – это не чрезвычайное происшествие. Чрезвычайными бывают только послы, а марш-бросок у нас каждую среду… вспомнил, послы ещё бывают полномочными. А я полномочиями не обладаю.

Особенно по средам.

Я бежал: пульсирующий венами бритый затылок ушёл в плечи, между лопаток билась сапёрная лопатка. Я бежал неприлично оттопыривая полную жопу, которая взмокла и отяжелевшие от пота трусы выскочили из позвоночника Хотя должно быть наоборот.

Я всё ещё чувствовал запах приснившейся нимфы.

На каком боку я лежал, когда ты мне приснилась?

Я бежал. Горел закат, лились сопли, и где, те счастливые острова, о которых снимает репортажи Юрий Сенкевич в своём «Клубе путешественников»? Сейчас я согласился бы не на острова, а в туалет. Если разобраться, туалет воняет хуже усталости бега, в нём хоть и задыхаешься, но зато неподвижно.

Равняйсь!!! Я повернул подбородок вправо и сквозь застилающий пот глаза, увидел грудь четвёртого человека – она была четвёртого размера. Я было попытался схватиться за два спасительных шарика, но тут прозвучала команда: Смирно!!! Я весь напрягся и позвоночник, как и положено, упёрся в трусы.

Я бежал. Меня обогнала грудь четвёртого человека.

При обгоне грудь плавно превратилась в жопу.

Затем меня обогнала грудь пятого, шестого… я отставал, а обгонявшие меня груди превращались в жопы.

Я бежал. Спать уже не хотелось, но ужасно хотелось срать

Я подозреваю, что именно поэтому мне и приснилась жопа. Я дышал грудью четвёртого человека, и всё бежал, звеня орденами и яйцами, расталкивая локтями мазутные обочины, и никак не мог оторваться от земли, как испечённый бабушкой кулик перед пасхой.

Захотелось отвлечься и думать о насущном: о вкусе шпротного масла, о легкомыслии Марии Антуанетты,

о ванне Марата и Архимеда, о формулах и формулировке, о С2Н5(ОН) и H1N1, о демократических бомбардировках мирных жителей Вьетнама.

Вспомнил, какие ещё бывают послы: посол сельди и посол доброй воли, но в глазах было по-прежнему темно, и кружились звёзды. Их было ровно 8. В глазах кружили звёзды впереди бегущего капитана Бляхина.

Он что-то кричал и размахивал руками. То ли подгонял нас, то ли ругал жену. Сейчас он был похож на прыгающего по джунглям орангутанга. Редкие рыжие волосы еле заметно покачивались на знойном ветре.

Он всё кричал и махал руками, а у меня в глазах кружились звёзды на его погонах.

А звёзды, те, что в небе были так густы своей желтизной, что выстраивались в сержантские лычки и повесТковательные закорючки. И прежде, чем звёзды скопились запредельностью своей густоты и желтизны, в небо ворвалась то ли комета, то ли ракета и всё осыпалось, растворилось, будто прилежно выстроенный замок из песка возле самого берега был безжалостно смыт накатившейся волной, безразличной к бессмысленному трудолюбию песчаного архитектора. Так и жёлтая волна, толи огненная струя в небе распугала, размагнитила скопляющиеся звезды, и они рухнули вниз, барабаня по крышам домов, сливаясь в колосьях ржи, утопая с песчинками утопающего замка.

Снова захотелось отвлечься, но в голову лезли унылые мысли: о жестяной банке из-под шпрот, об отрубленной голове Марии Антуанетты, об окровавленной ванне Марата и кровавой сабле Мюрата… остаться бы культурным после дембеля и, если уж не посещать химические симпозиумы по расщеплению изотопов, то хотя бы не пердеть в обществе дам.

А сейчас, хоть бы не обосраться.

Но вот и долгожданный финиш. С водой в правом ухе, со спущенными трусами и лопаткой под лопаткой, я пересёк финиш. И тут меня встретил оглушительный звук стартового пистолета. Меня встретил быстрый выстрел и быстроногий олень Бляхин. Такой же быстрый и такой же рогатый. Он всё ещё кричал и размахивал руками.

На его циркульной голове местами, сбившейся паутиной валялись едва заметные волосы. Так и хотелось смахнуть их веником. Но о замполите в следующей главе.

Таких кренделей не встретишь на гражданке.

Этот архичеловечище рождён для службы.

Трудоёмкой и взбалмошной службы захребетника.

P.S. Ночью меня мучил понос.

Больной желудок ногам покоя не даёт.

Бегал всю ночь. Туалетная хлорка разъедала глаза и нос. Я поймал себя на мысли, что понос и марш-бросок очень схожи: бегаешь и задыхаешься.