Значит уж второй

 

Египетский год начинался 19 июля с восходом Сириуса, когда начинался разлив Нила. Год делился на три времени года: разлив, посев, жатва.

Наш армейский год делится на 2 приказа: весенний и осенний. Забегая вперёд, скажу, что фазанский приказ, который сейчас встречает наш призыв, по значимости стоит на первом месте после приказа об увольнении.

А пока прошёл год службы. Он был раскрашен в разноцветные тона: акриловые будни безысходности вознаграждались перламутровым триумфом вседозволен-ности. Девять ведёрок хронического уныния, отваренной на киновари рассвета поданы к чарующей чарке торжества

Прошёл год службы. Срок от подчинительского рвения до зевоты внешней отстранённости.

Прошёл год, осталось столько же. Это, как НОЛЬ на оси координат: от минус 365 к движению вправо по оси «Х». Сейчас мы на пересечении: НОЛЬ, как вершина прошлой жизни и в подарок альпеншток да патент на усталость.

После года службы появились привелегии моды: гражданские трусы в горошек и носки вместо портянок.

Год назад и через год: прошлое Было, и будущее Будет безоружным. А пока прошёл год, и у нас появилось распрямление захребетной осанки. Мы приобрели походку глупого фазана с вальяжностью крепостного.

Как говорил Аркадий Счастливцев герой комедии Островского «Лес» – «скворцом свищу, сорокой прыгаю».

В нашем Лесу «долблю дятлом, попугаем поддакиваю, фазаном тупею».

Между тем в нас появилась звёздная заносчивость, надменность и сонливое высокомерие.

Прекратился фазанский беспредел, ведь мы сами стали фазанами, но пополнения с учебок ещё не было.

Это был нелёгкий период. Мы приобрели в своём поведе-нии некое маркизеанство и фанфаронство, но, отслужив год, всё ещё оставались самыми молодыми в части.

Нам приходилось также убирать за собой в столовой, пусть и без фанатизма, но мыть параши.

И если раньше я был убеждён, что, влияя своим авторитетом, став фазаном, прекращу глумление над свистками, то теперь, скрипя зубами, ждал пополнения. Подобно футбольному игроку с лёгкостью переходящего из одного клуба в другой – переодел футболку и вперёд, на свои вчерашние ворота. Необратимый процесс превращения Буратино обратно в полено.

Мы стали высокомерно величественны: заходим одновременно в 2 кабинки, чтобы высраться. А как же иначе, полновесные яйца Фаберже детонируют на тысячи спермоналивных опоссумов и обосрумов. Мы даже спим на двух кроватях, чтобы выспаться, а в вышеупомянутом толчке восседаем с величием, как на престоле, широко расставив ноги, дав волю обвиснуть яйцам.

Ведь, что объединяет половые органы и армию? --- Срок службы и количество яиц одинаково.

Мы опустили ремни на яйца. Кожаные ремни на не менее кожаные яйца. Расстегнули крючок на воротничок, пуговицы до пупа: вызывающий дресс-код для офицеров. «Гансы»* в свою очередь первым делом по приезду в часть начинают нас прессовать за форму одежды.

А нам, как горох о кремлёвскую стену. Стоим намертво, как кирпичи из той же кремлёвской стены.

С этих пор мы беспрепятственно могли посещать два доселе недоступных заведения: медсанбат и чепок. Медсанбат запрещён свисткам во избежании закоса от службы, а чепок, чтоб служба мёдом не казалась.

О медсанбате позже, а пока армейский чепок.

Армейский чепок: «Печенье и кокарды»,

название неорганичное, как учебник по химии за 7 класс. Название, как и набор продаваемого товара: хлорка и газировка, суфле и галифе, звёзды на погоны и пакетики супа со звёздочками, печенье и печень.

Для солдат свежее печенье, для офицеров свиная печень. А ещё, здесь мы могли вспомнить вкус конфет.

И, вообще, теперь нам разрешено нажираться от пуза. Вспомнился экстравагантный прапорщик Дроков. Будучи, дежурным по столовой, он читал лекцию о еде ефрейтору Кравцову, когда поймал его обгладывающего масёл:

Слоны не умирают от старости. У них стачиваются зубы, и они умирают от голода. Тараканы ещё более живучие: когда им отрывают голову, они живут три недели, потом умирают от голода.

А ты, Кравцов, 18 лет прожил без головы, а жрёшь, как свинья.

 

 

Мозг таракана – мой мир.

Ф. Ницше

 

В первую голову мы спали без задних ног.

Нас накрыл заспанный мир и невыспавшиеся дни.

Я был сонный среди спящих - первую неделю спал по 22 часа в сутки, для бодрствования отводя лишь приём пищи

До года я не замечал клопов в постели, это на гражданке наш безудержный секс вызывал неподдельный ужас у постельных клопов, а здесь параличный вырубон давал волю тараканьим бегам по нашему уставшему телу.

Клопы в постели княжны Таракановой.

Тараканы в голове князя Клопова.

И вот я обнаружил в своей кровати таракана - он служил вместе с нами. Интересно, сколько он оттрубил на этом матрасе? Интересно, а сколько живут клопы?

Приду домой, первым делом узнаю.

Долго я за ним охотился, но он, падла, шустрый.

Два месяца он меня доставал. И вот, наконец, я поймал клопа. Люди!!! Но всем фиолетово.

Один вспоминает таблицу Менделеева, другой цвета светофора. Третий какого цвета цветы? Разве им есть дело? А смогли бы они поймать клопа? Конечно, нет.

Разве может быть таким ловкачом тот, кто забыл таблицу Менделеева и цвета светофора?

Я возгордился своим заурядным поступком. В нём кроилось антогоническое противодействие на казармен-ном сафари. В этом тривиальном действии вместилось всё: и экзистенциализм духовной ситуации времени и армейская смекалка с божественной справедливостью.

Я углубился в научные исследования и оперативные расследования – сколько же крови попил этот клоп.

Поди, больше, чем майор Цирульский из нашей роты или жена Цирульского из самого майора: добровольное донорство и насильственный вампиризм…

И всё же, сколько живут клопы? Я сокрушался – не хватало знаний. Первым делом, как приду на дембель, всё узнаю о жизни клопов.