Окрашивают они цветы
Мы вышли на поляну. Как тарелка с холодцом, вдали засверкала зеркальная гладь реки – да уж, с водоёмами в этих местах проблем нет. В воде мы увидели нимфу и замерли. Она делала неторопливые гребки перед собой. Извиваясь телом, разрезала воду. Солнце билось об её извивающееся тело и отбрасывало тень на песчаное дно. Тень была такая же тонкая, как и она, и похожа на ползущую по дну анаконду. Нимфа была абсолютно голая Мы наблюдали за ней из-за веток, боясь пошевелиться. Откуда здесь это божество? Река, сама чистая, прозрачная, и та восхищается её наготой. Водяные кувшинки внимают аромат её прикосновения. Дриада!!! Лепестки твои сёстры. Всплеск эмоций с каждым всплеском воды. Губы купальщицы касались воды, и мы купались в этих поцелуях. Не знаю, сколько мы тонули в этом молчании, но время неумолимо. До магазина «Товары повседневного спроса» мы шли молча. Я вспоминал каждое движение купальщицы. Думаю Лёшка думал о том же. Мы вышли на околицу деревни. Пейзаж природы был мёртвый. Оживляли картину серые клубы дыма из покосившейся трубы, напоминающей пизанскую башню в масштабе 1:30. Самогонный аппарат работал без передыху Без права на остывание. На пороге дежурили две старухи. Две ровесницы Гапона. Две ожившие иллюстрации сказок братьев Гримм. Две «гаи»-шницы. Две зазывающие сирены. Но мы сегодня мимо самогона. Мы за водкой… … Трепыхание мухи на липучей ленте под потолком сельмага вызывало больше жалости, чем обратный путь. В этой затуманенной замкнутости мы потеряли бдительность и, выйдя на пересечённую дорогу, сразу не увидели, как из-за поворота выехала машина полковника Спиридонова. Как несовершенна география!!! Как совершенно время – мы, отмотав 40 лет назад, рвану-ли к опушке леса затаренные провиантом опознанными партизанами. Лазутчик получился из меня неважнецкий, даром что предки служили в разведке. Дорога назад была сердцебиенней, ногохрустящей и потней. Купальщица стояла на берегу реки и плакала, как ива, сложив ручки-веточки. Она была тоненькая, как берёзка в новолуние. Стройное деревце друидов лило слёзы, оплакивая наш залёт… Урочные лета на Руси — срок, в течение которого барин мог возбудить иск о возвращении им беглых крестьян. Мы бежали с Лёхой, как некогда бежали от барина Димитрий и Авдотья Поносовы. Воспользовавшись помещичьим правом урочных лет к урочному часу нашего возвращения, нас обложили вдоль всего периметра. Деваться было некуда, мы оказались в положении банды Михалкова из «Свой среди чужих» - Если нас прижмут к реке, то всем нам будет крышка. Прижали. Как говорят в таких случаях финны: «перкееюйлеколааайме», что в переводе означает «вовремя вернувшееся съебавшимся не считается». Устроившие на нас с Лёшкой облаву гансы, так не считали, и эйфория самовольной свободы сменилась гнетущим чувством наказания. Нам связали руки и закрыли в разных секретных аппаратных учебного отделения в штабе. Руки связаны, ласты надуты: начались занудные допросы: кто, куда, зачем. Ковыряясь в носу мизинцем промямлить: «Мы больше не будем» - не прокатит, потому мы с Лёшкой на бегу договорились, что бухла не было, мол, хотели искупаться и заблудились. Допросы были нескончаемые: от задушевных разговоров до угроз дисбатом. Тупицы в портупеях пронырливо с изворотливой зигзагой манипулировали кнутами и пряниками. Спиридонов визжал, что он нас видел, выходящими из сельмага, и нет смысла отпираться. Цирульский убаюкивал: если мы покажем, где спрятали вино, дабы не допустить пьянки в роте, закроет ход дела. Но особенно прессовал особист Знаменщиков – профессионал, хуля. В переоборудованном под одиночную камеру помещении, он вёл допрос, слова летели, будто говно попало в вентилятор: - В этом убежище уёбище. Тебе осталось недолго, скоро пристанешь к пристанищу. Знаешь, Игнатов, люди гниют с головы – бляди с влагалища. А тебя товарищ сдал. «Не сдадим Москву товарищи!!!» отчеканил я лозунг и пояс-нил источник: Печатный орган Красная Звезда от 5.12. 1941г
…Капитан Знаменщиков, несмотря на флаговое сходство фамилий, в отличие от капитана Знаменского из сериала «Следствие ведут знатоки», был огромного роста и могучего телосложения. У него была большая задница, чтоб живот не перевешивал. Стягивая стяг, всем своим грозным видом он напоминал адмирала Чухнина, подавившего восстание на крейсере Очаков. А я был идейный лейтенант Шмидт, желавший споить свою матросскую команду. Как и подобает великанам, капитан вёл себя так, будто на нём держались Вооружённые силы страны. Казалось, уйди он из рядов и развалится армия. Его любимой поговоркой была «отряд не заметил потери бойца». Этим он выражал полное неприятие «потерянного бойца», незначимость и никчёмность его в рядах Советской Армии. - Нет смысла отпираться, Дудников тебя сдал, всё рассказал, как на духу. К тому же ты был организатором этого самохода.
|