Когда я люблю

То я дольше живу

А всё потому

Что ночами не сплю

Узнаю стиль, стало понятно, что народ переместился на Дудникова. Таким же нелепым эпиграфом передо мной вырос Альберт Шатравка и бросил передо мной лист с Лёхиным шедевром: «Как такую херь можно слать?»

 

Влюблённый козёл, позвякивая колокольчиком и потряхивая яйцами, вернулся к своей хозяйке. Поводок ещё крепок – упираться нелегко.

А бить копытом в землю, значит создавать сосуд для пойла, ёмкость для превращения таких же добрых молодцев, каким я был, в таких же козлов, каким я стал.

Я – копытце, ты – чайник. Я обзову тебя чайником, а ты не должна обидеться, потому что я – Ржавчина: прикипел к тебе - не отдерёшь (как здорово: из чайника сделал положительный персонаж).

Засим сказочно раскланиваюсь, челом бью на ваш книксен и, без намёка на грубую лесть, снисхожу до просьбы припасть к вашей божественной сандалии, даже не смея осквернить её поцелуем недостойным. Более не смею отнимать у вас судьбоносное время, надеясь, что через несколько Лун, моя просьба о примирении разольётся золотистыми чернилами на ваших венценосных страницах. Навеки ваш раб – почитатель – пописатель Аль-Берт ибн аль-Шатрав-Хан.

Хохмикс достойный «Аншлагов» и «Кривых зеркал», но сейчас это был «Смех с доставкой на дом».

Творчество простуженной мести посыпанной пересоленными стихами. У меня не было слов.

И тут ко мне посыпались письма… следующий раздел до

«Года службы» можете не читать: он целиком состоит из писем, написанных Дудниковым Лёшкой для дедов и моих исправлений.

 

#

И тут ко мне посыпались письма. Следующий был Валера Бумбараш. Его письмо было относительно сносным. Относительно сносным для Лёхи:

Мыльные пузыри, накачанные твоим воздухом, стали бомбами, разрываясь о землю. Тишина облегающей ватой заполнила мысли – не продохнёшь. Душа, за чёрной занавеской, воспоминания образа в ящик – и в музей моей души. Душу в душ. Ледяная вода, колючками напомнила, что я ещё жив.

Я твоими глазками выплакал разлуку. Вернись!!!!!!!!

 

Я виноват перед тобою

Во всех своих не сделанных грехах

А всё, что зовётся несчастной любовью

Написано в этих небрежных стихах

Любовь помогает убить наше время

Но время потом убивает любовь

Такое у жизни жестокое бремя

Рождение, смерть, и рождение вновь

От времени крепнет лишь дружба сильнее

От времени гибнет большая любовь

Мне с каждой секундой на сердце больнее

И разум сжигает горячая кровь

А может быть хватит об этом, довольно

Раз так получилось всё в нашей судьбе

И как бы в душе моей не было больно

Я искренне счастья желаю тебе

 

- Что ты на это скажешь.

Я не стал оценивать неоценимое:

- Мне нужна ручка и время.

Я больше не хотел дрочить судьбу и принялся за дело:

 

«Если эдельвейсы распускаются,

то кому это нужно???»

Сравнение тебя с розой – банально. Да и не такая ты шипастая, какой хочешь показаться. Показаться, прежде всего, для себя самой.

ТИТУЛ КОРОЛЕВЫ ЦВЕТОВ СЛИШКОМ МАЛ ДЛЯ ТЕБЯ.

Ты – моя королева. Королева меня, моего мира.

Мира огромного, хотя порой и сумасбродного.

Всей Вселенной.

Я петровским взмахом топора прорубил Windows в Европу и, в самой её середине суворовским маршем на альпийских склонах встретил тебя – мой Эдельвейс.

Ты, то сжималась, дрожа от холода, то раскрывалась под лучами ласкового солнышка.

Ты уже тогда была одинока, на этой нечёсаной скале, которая почти не замечала того, что у неё есть ТЫ.

Эта гора не горбатая, просто у её подножия распускаются множество других цветов. Там, где нет обыденного снега вершин, и они купаются в озёрах тепла.

Нужно быть непробиваемой скалой, чтобы не замечать твоей, именно твоей теплоты.

Я хочу подняться к тебе, защитить твой хрупкий стебелёк, накрыть телом от стужи и ветра. А когда выглянет Солнце – вместе любоваться её красотой…и одному – твоей.

Два солнышка, что может быть лучше?..

…Ты глубоко вросла корнями в скалу так, что я не могу сорвать тебя и спустить на землю. Да и ты не сможешь жить в тепличных условиях.

Я – альпинист! Я – гость! Я в СВЯЗКЕ!!!