Участие индивида в организациях в первую очередь зависит не от коллективных выгод, а от индивидуальных стимулов.

 

46. Типы коалиций.

47. Центральный игрок.

Центральный игрок – личность (партия), мнение которой является определяющим для решения какого-то вопроса, и вокруг его позиций вращаются проблемы выбора. В теории голосования – это игрок, который определяет, который определяет победителя. В теории конкуренции – это медианный избиратель. В теории коалиций – субъект, имеющий решающее значение в коалиции. Игрок, выход которого сделает коалицию проигрышной. И игрок завершающий процесс формирования коалиции.

Рассмотрим ситуацию, когда центристская партия получила незначительное число мест и сильно уступает левой или правой партии. В этом случае она может получить дивиденды от присоединения к одной из крупных партий. Рассмотрим условный пример:

Выигрывающая коалиция А + В не исключает интересы Б. Однако скорее всего возникнет коалиция либо А + Б, либо В + Б. В любом случае ключевую роль будет играть партия Б, так как партия Б является центральным игроком. Это предопределит непропорционально большое представительство Б в правительстве. Обычно малые партии в коалиции считаются более управляемыми и поэтому получают завышенное число должностей — своеобразную награду за эту «покладистость».

 

48. Индекс влияния Шепли-Шубика.

49. Индекс влияния Банзафа.

Если в некоторой группе из n игроков отсутствует диктатор (игрок, способный выиграть без помощи других игроков, в то время как ни одна коалиция не становится выигрывающей, если диктатор не вступает в нее), решение принимается с помощью создания коалиции. Коалиция, способная принять решение без голосов прочих игроков – выигрывающая. В ней есть ключевые/центральные игроки (pivotal players), если она лишится их, то она перейдет к положению проигрывающей коалиции.

Весьма показательный индекс влияния Банзафа рассчитывается по доле выигрышных коалиций (независимо от их размера!), в рамках которых некоторый игрок оказывается ключевым. Если b_i – число коалиций, где игрок i является ключевым, а – общее число «ключевых» случаев, то индекс Банзафа (β) составляет:

Предположим, что в парламенте – 100 мест. Для принятия решения требуется простое большинство. Голоса партий распределены следующим образом:

A	B	C

Выигрывающие коалиции: A+B; A+C; A+B+C.

A – ключевой игрок 3 раза; B, C – 1 раз.

Тогда индекс Банзафа для A:

Для C и B:

Из этого Джон Банзаф сделал вывод, что влияние партии в коалиции не связано напрямую с ее численностью (было опровергнуто мнение, что существует строгая пропорциональность между числом голосов партии и ее влиянием на парламентский процесс). Для достижения значительного влияния достаточно попадать в выигрышные коалиции. К индексу Банзафа (и Шепли-Шубика) обычно прибегают при анализе соотношения сил в рамках одного парламента, что позволяет сформировать такую процедуру принятия решений, в рамках которой распределение влияния участников близко к распределению голосов между ними.

 

50. Медианный законодатель и правительство.

51. Перераспределение как условие коллективного выбора.

Общественный выбор – это коллективная выработка и принятие решений относительно производства, распределения, обмена и потребления общественных благ. В центре деятельности государства оказываются проблемы распределения и перераспределения. Перераспределение происходит с двух сторон: как за счет взимаемых налогов, так и за счет материальной помощи, дотаций, субвенций. С точки зрения целей перераспределение, осуществляемое государством, может быть целенаправленным и случайным (непреднамеренным). С точки зрения этапов оно может быть первичным или вторичным. Например, продовольственная материальная помощь малообеспеченным семьям приведет к росту спроса, а следовательно, и цен на продовольствие, так что в конечном счете от этой меры выигрывают не только бедные и обездоленные потребители, но и производители продовольствия. Объектами перераспределения могут быть как экономические факторы (потребительские блага и услуги, ресурсы), так и институциональные. К последним относятся изменения правил игры.

Для достижения эффективности по Парето в аллокации общественных благ необходим процесс коллективного выбора, менее анархичный, чем рынок. Необходим осознанный выбор производимых количеств каждого общественного блага наряду с определением необходимых средств для их оплаты. Проблема распределения выгод от коллективного действия более ясно видна при аллокации общественных благ через политический процесс, чем при аллокации частных благ в процессе рыночного обмена.

Существуют различные гипотезы, касающиеся целей перераспределения:

Перераспределение как страхование. (Риск) На стадии конституционного выбора из-за неопределенности относительно будущего причисления к классу бедных/богатых в конституцию (здесь она – «страховой контракт») может быть внесено положение о перераспределении. Индивид, максимизирующий свою ожидаемую полезность в этой ситуации, поддержит перераспределительные налоги и соответствующие субсидии, которые уравнивают предельные полезности репрезентативных членов каждой группы (сходный подход у Ролза в концепции «справедливости как честности» – у него в исходной ситуации исключаются все морально произвольные преимущества и индивиды по этическим соображениям предполагают, что не знают своего будущего). Тем самым индивид страхует себя от вероятности попадания в класс бедных. Впрочем, риски попадания в этот класс неодинаковы у разных индивидов.

Перераспределение как общественное благо. (Альтруизм) Основой выступает альтруистическая мотивация передачи части дохода богатых бедным. Каждый член класса с более высоким доходом получает некоторое удовлетворение от прироста полезности принадлежащих к низшим классам. Поэтому эта группа единогласно соглашается на такую передачу доходов. В данном случае государственное перераспределение вводится для борьбы с проблемой безбилетника, чтобы была достигнута Парето-оптимальность.

Перераспределение для удовлетворения норм справедливости. (Следование норме) Иногда индивиды, что было доказано экспериментально, следуют в перераспределении нормам справедливости, которые заставляют ощущать их необходимость передачи части своих ресурсов, так как в их достижении присутствовала некоторая доля случайности. Для этого вводятся дополнительные налоги и повышаются субсидии, что может тормозить экономическую эффективность и рост.

Перераспределение для улучшения аллокативной эффективности. Существуют различия в производительности индивидов. Перераспределение в данном случае может привести к улучшению аллокативной эффективности, что позволит всем членам общества улучшить свое положение (повысится общий доход сообщества).

Однако существуют и недобровольные варианты, приносящие выгоду определенным группам. Некоторые исследователи утверждают, что в основе всей деятельности государства как раз лежат перераспределительные и эгоистические мотивы:

Перераспределение как изъятие. Перераспределение может принять вид недобровольных трансфертов от «проигравших» к «победителям» в политическом процессе. Это следствие того факта, что коллективные решения обычно принимаются не по правилу единогласия. Недобровольное переопределение обязательно ухудшает чье-то положение, может ухудшить положение даже всех.

Перераспределение в пользу групп интересов. Мотивация индивидов при голосовании зачастую связана с возможностью перераспределения в пользу их группы доходов других групп (пример – пенсионная система).

 

52. Эффективность и справедливость.

53. Справедливость по Роузу.

РОУЛЗ (Rawls) Джон (род. 1921) – американский политический философ либерально-реформистского направления. Профессор Гарвардского университета. Основные работы: «Теория справедливости» (A Theory of Justice, 1971) и «Политический либерализм» (Political Liberalism, 1993). В своих трудах Роулз предложил теорию справедливости, адекватную «социальной рыночной экономике». Он поставил перед собой две основные задачи; во-первых, разработать общие принципы справедливости, соответствующие требованиям современной морали; во-вторых, сформулировать теорию, альтернативную утилитаризму.

 

По Роулзу, главным предметом справедливости является основная структура общества, под которой он понимает всю совокупность наиболее важных социальных, политических, правовых и экономических институтов (напр., конституция, частная собственность, конкуренция, рыночная экономика, моногамный брак и др.). Функцией основной структуры общества является распределение преимуществ и тягот, вытекающих из социального сотрудничества. Принципы справедливости и призваны определить, каким образом должны распределяться такие «приоритетные блага», как основные права и свободы, власть, авторитет, жизненные возможности, благосостояние, доходы и т.д.

 

Разрабатывая метод выведения принципов справедливости, Роулз обратился к процедурному методу обеспечения права, к выработке «честной» процедуры принятия решений. По Роулзу, справедливым институтом будет такой, который избирается относительным большинством разумных и честных индивидов, свободно участвующих в обсуждении жизненных проблем в ситуации, предполагающей бескорыстность. С этой целью Роулз обращается к классической либеральной традиции «общественного договора». Его версия «общественного договора», которую он назвал «исходной позицией», предполагала конструирование гипотетической ситуации, в которой демократический выбор осуществляется параллельно с индивидуальным выбором каждого участника. Ради обеспечения беспристрастности выборщиков Роулз вводит понятие «вуали неведения», т.е. предполагаемого сокрытия от них важной и разносторонней информации об их собственном социальном положении, уровне образования, доходов, талантах и др. Не зная, богаты они или бедны в реальной жизни, люди будут стремиться на всякий случай защитить прежде всего интересы наиболее обездоленной части общества. С помощью метода «рефлексивного равновесия», отбрасывая один за другим не вполне устраивающие людей варианты, выборщики, как предполагает Роулз, в конце концов согласятся принять следующие два принципа; 1) все люди обладают равными правами на максимально большую совокупность равных основных свобод, совместимых с аналогичной системой свобод для всех; 2) социальное и экономическое неравенство должно регулироваться т.о., чтобы оно было направлено к наибольшей выгоде наименее обеспеченных, а институты и положение в обществе были бы открыты для всех при условии честного соблюдения равенства возможностей.

 

Два принципа справедливости Роулз намеренно выстроил в определенном иерархическом порядке. Первый принцип обладает абсолютным приоритетом по отношению к последующему. Тем самым принцип равной свободы оказывается более важным, нежели принцип, регулирующий экономическое и социальное неравенство: благополучие не может быть обеспечено за счет уменьшения свободы. Во втором принципе (названном Роулзом «принципом дифференциации») порядок меняется на противоположный: обеспечение равенства возможностей оказывается для него более важным, нежели регулирование перераспределения социально-приоритетных благ (права, свободы, возможности реализации своего потенциала, доходы и благосостояние, социальные основы самоуважения и др.) в пользу наиболее обездоленных.

 

Хотел ли того сам Роулз или нет, но большинство как его противников, так и сторонников восприняли его теорию справедливости как рекомендацию для усиления регулирующей роли правительства в либерально-демократическом обществе не только ради защиты свободы, но и ради обеспечения большего социального и экономического равенства. Тем самым он создал философскую платформу для сторонников перераспределения ресурсов и регулирования социальных отношений в современном обществе с рыночной экономикой. Он как бы «перебросил мост» между «либерализмом» и «левым» эгалитаризмом, хотя сам он не пытался примирить противоположные политические идеалы. Его теория отличается от других вариантов интерпретации справедливости прежде всего тем, что она содержит осмысление структуры общества, предполагающей сочетание индивидуальной свободы, понимаемой в либеральном смысле, и более справедливого распределения имеющихся материальных и духовных благ.

 

Утверждая, что кантовское основание прав индивида противостоит ориентации на цели и средства, защищаемые утилитаризмом, Роулз твердо стоит на позиции защиты индивидуальных прав. Его теория указывает на возможность включения эгалитаристского идеала в традицию «общественного договора». При всей своей противоречивости и эклектизме теория Роулза имеет важнейшее значение для понимания современных тенденций в развитии западного либерализма.

 

54. Провалы государства и необходимость создания конституционной экономики.

55. Конституционная экономика: закон как общественный капитал.

Человек создает законы, и этим он отличается от животных. Он добровольно решает ограничить свое собственное поведение; он видит разницу между рациональным планированием и простой ответной реакцией на внешние раздражители. Однако установление закона изолированным индивидом для самого себя коренным образом отличается от процесса принятия закона в обществе, то есть при взаимодействии с другими людьми. В последнем случае индивид соглашается с определенными ограничениями своего собственного поведения не потому, что его благополучие улучшится в одностороннем порядке, а в обмен на выгоды, которые он получит от ограничения своего поведения другими сторонами, заключившими договор. Иными словами, индивид заключает общественный договор не для того, чтобы ограничить самого себя, поскольку он всегда мог бы сделать это более эффективно в одностороннем порядке. Он вступает в соглашение с другими, чтобы получить выгоды от ограничения их поведения.

спользуя более специальные термины, можно сказать, что "закон", в том виде, в каком он здесь анализируется, квалифицируется как чистое коллективно потребляемое, или общественное, благо,1 и у индивидов, "загнанных в угол", нет иного выхода как приспосабливаться к нему. Никто не будет ограничивать свое собственное поведение, соблюдать закон, чтобы обеспечить выгоды другим. Я определяю здесь "законопослушание" как всеобщее уважение к закрепленным правам всех других членов сообщества, хотя это и не прямой результат. Вероятно, если некоторый индивид А решит уважать права всех остальных в группе размером N, тогда права каждого индивида из числа N-1 станут более защищенными.

точки зрения индивида, законопослушание - это издержки, которые он несет как участник общественно-правового соглашения между ним самим и другими членами общества, рассматриваемыми им как целое. Согласно критерию индивидуальной полезности, любое ограничение поведения индивида - для него "антиблаго". Но рациональные индивиды принимают подобные ограничения в обмен на "благо", которым является законопослушание других. Поведение других создает "блага", потому что индивид теперь осуществляет выбор в условиях предсказуемого порядка, безопасности и стабильности.

Издержки закона измеряются в потерях полезности, испытываемых каждым человеком, из-за ограничения диапазона его вариантов выбора. Эти потери могут косвенно отражать субъективные оценки объективно измеренных убытков из-за упущенных возможностей.

ПРАВОВАЯ СИСТЕМА КАК ОБЩЕСТВЕННЫЙ КАПИТАЛ

До настоящего момента оставалась нерассмотренной одна чрезвычайно важная характеристика закона и законопослушания. Система законов, формализованы ли они на практике или нет, представляет из себя общественный капитал, отдача от которого повышается с течением времени. "Общественное благо", обеспечиваемое законом, аналогично маяку, а не городскому фейерверку 4 июля, от которого удовольствие получают все, но только на короткое время. Эта черта капитального блага была подчеркнута в примере с Робинзоном. Главной целью принятия законов является ограничение поведения в будущем, что, в свою очередь, позволяет при планировании делать более точные предсказания. Изолированный человек выигрывает в эффективности, он получает больше благ за меньшее количество антиблаг, если устанавливает правила своего поведения заранее.

Эта характеристика закона не изменяется при переходе к модели многочисленной социальной группы, в которой законы установлены для ограничения поведения в интересах всех, а не кого-то одного. Конечно же, можно было бы проанализировать правила поведения, или законы, применяемые только в отдельные периоды. Робин Гуд и Маленький Джон могут согласиться с "законом", не подразумевая, что он будет применяться и в дальнейшем при пользовании мостом. Кажется очевидным, что характеристика закона как капитального блага косвенно присутствует в любом анализе, и, действительно, слово "закон" вряд ли можно использовать в значении непосредственно потребляемой услуги.

Характеристика закона как капитального блага очень важна и при его составлении на конституционной стадии, и при поддержании уже существующего закона. В той степени, в какой достижение соглашения о законе или об изменениях в нем сопряжено со значительными трансакционными издержками, выгоды от соглашения могут быть недостаточными для принятия формализованных правил, если ожидается, что они будут действовать только в течение короткого времени. Многие правила, которые могли считаться взаимовыгодными в долгосрочной перспективе, могут остаться не принятыми, если необходимо будет проводить переговоры и заключать соглашения снова и снова, в начале каждого периода. Это положение косвенно подтверждается широким распространением практики обращения к общим правилам для взаимодействий, о которых заранее известно, что они будут осуществляться на коротком отрезке времени, но с использованием некоторых средств упорядочения поведения. Пожалуй, робертовские Правила проведения собраний - самый известный пример. Группы пользуются этими правилами не потому, что они самые эффективные в сложившихся на данный момент обстоятельствах (без учета трансакционных издержек) а потому, что они существуют и уровень их неэффективности может быть меньше, чем издержки переговоров по особому набору правил для краткосрочных взаимодействий.

Видение перспектив людьми, принимающими решения, ограничено, и это очень важно для характеристики закона как капитального блага. Индивид, принимающий участие в формулировании или изменении основного закона, который ограничивает и его поведение, и поведение других, сделает свой собственный расчет выгод-издержек на планируемый им период. Из этого следует, что ожидаемые индивидом выгоды от установления и поддержания закона могут быть значительно ниже текущей стоимости выгод, получаемых идеализированным человеком, который рассчитывает жить вечно. Отсюда следует, что правовая система, которая могла возникнуть в результате выбора смертных людей, может быть в чем-то менее ограничивающей поведение, менее всеохватывающей, чем система, которая могла бы оцениваться как идеальная неким всеведущим субъектом, не входящим в сообщество. Расхождение будет зависеть от субъективно устанавливаемого размера дисконта в функциях полезности членов сообщества, и, если он довольно низок, отклонение может быть незначительным. Здесь можно сформулировать важную позитивную гипотезу: изменения в субъективной норме дисконта членов сообщества будут менять оптимальную, или эффективную, степень жесткости вводимых индивидами ограничений поведения, которые отражены в законе.

Однако наиболее важным следствием характеристики закона как капитального блага является необходимость поддержания его стоимости с течением времени. Как мы уже обсуждали в предыдущих главах, политическая правовая система, существующий "общественный договор" не обязательно должен основываться на явном выборе тех, чье поведение он ограничивает. Индивиды вовсе не должны осознавать, что они участвовали в принятии первоначальных "инвестиционных" решений о создании существующей конституционной структуры. В этом смысле кажется, что нет существенного различия между общественным и частным капиталом. Для индивида, наследующего капитал в форме прав на частные активы, неважно, какие жертвы потребительскими благами были принесены для первоначального его накопления. Однако получив частные капитальные блага, наследник приобретает полные права распоряжаться как самими активами, так и доходом от них. Он стремится сохранить источник дохода - частные капитальные активы. Напротив, если он получает доход от общественного капитала, у него не возникают такие стимулы, именно в силу того, что этот капитал есть общественное благо. Сохраняя общественные капитальные активы, которыми является существующая правовая система, индивид создает чистые положительные внешние эффекты для всех остальных, как живущих в настоящий момент, так и для тех, кто будет жить в последующие годы. Возможно, индивид сочтет рациональным создавать "общественное антиблаго", разрушать существующий общественный капитал, превращать общественный актив в частный "доход". Именно для этого контекста подходит термин "эрозия". Поведение индивида может размывать основную структуру, ослабляя стабильность социального взаимодействия не только для участников, но и для последующих поколений.

Мы можем и дальше продолжить применение простой теории инвестиций. Превращение капитала в доход приводит к сокращению будущего дохода. Для того, чтобы восстановить прежний размер капитала, необходимо воздержаться от потребления. Рассмотрим простой числовой пример. Пусть текущая стоимость частного капитала составляет 100 единиц; он дает ежегодный доход в 10 единиц сверх расходов на поддержание его стоимости. Предположим, что с течением времени владелец "проедает", или потребляет, 10 единиц капитала вместе с ежегодным доходом. Тогда объем его потребления за указанный период будет равен 20 единицам. Это действие сокращает капитал до 90 единиц и последующий доход до 9 единиц в период. В течение всех периодов после этого сокращения капитала, доход будет меньше прежнего. Если владелец решает восстановить свой капитал, он должен воздержаться от потребления 10 единиц - шаг, который может оказаться трудным, поскольку уровень его потребления уже и так сократился до 9 единиц.

Числовой пример полезен, но на нем нельзя полностью показать те результаты изменения поведения, которые могли бы интерпретироваться как размывающие капитальную стоимость существующего правового устройства. В приведенном примере капитал приносит доход сразу же после инвестирования, и в той же пропорции, что и капитал, инвестированный много ранее. Однако в случае с законом понятно, что выгоды, заключающиеся в росте стабильности межиндивидуальных взаимоотношений, увеличиваются с течением времени во все возрастающей пропорции. Другими словами, "норма прибыли" от закона увеличивается по мере "созревания" инвестиций. Это как, если бы в нашем числовом примере инвестиции приносили 10% прибыли ежегодно в течение, скажем, 10 лет, и по их истечению норма прибыли могла увеличиться, скажем, до 20% (при условии, что стоимость активов поддерживалась в течение всего времени).

Отношение между доходом на общественный капитал, каким является конституционно-правовая система, и временем таково, что непрерывный вечный поток дохода, если вдруг он прервался, может быть восстановлен только за период, превышающий горизонт планирования отдельного индивида. Поэтому эрозия общественного капитала - это мина замедленного действия, а не простое его "проедание". На практике общественный капитал может быть потерян навсегда, если он был однажды размыт. Восстановить его может оказаться просто невозможно, по крайней мере на основании рациональных решений индивидов.

Если диагноз общества показывает, что индивиды, организованные группы и государство создают "общественные антиблага", все сильнее нарушая традиционно почитаемые нормы поведения, а также формализованный и неформализованный законы, то тогда признание капитальных, или инвестиционных, характеристик разрушаемых "общественных благ" оказывает значительно более сильное корректирующее влияние на поведение, чем какая бы то ни была их трактовка как потребительских благ. (Возможно, на самом деле не так уж важно, что хулиганы сорвали показ фейерверка; но если они взорвут маяк, кризис принимает более серьезную форму.)

 

 

56. Рента в теории общественного выбора.

57. Экономический анализ бюрократии.

Необходимость осуществления столь обширного набора полномочий госва не только привела к увеличению правительственных расходов, которые в передовых капиталистических странах возросли примерно с 10% от ВВП в начале XX в. до 40–50% от ВВП в 1980–1990 гг. (Отчет о мировом развитии, 1997, c. 2), но и потребовала существенного увелитчения штата государственной администрации. Так, если в 1902 г. на гражданской (неиндустриальной) службе Великобритании находилось 50 тыс. человек (1 чиновник на 750 человек), то в 1910 г. — 55 тыс. человек (1 чиновник на 747 человек); в 1920 г. — 161 тыс. человек (1 чиновник на 270 человек); в 1930 г. — 111 тыс. человек (1 чиновник на 412 человек); в 1939 г. — 163 тыс. человек (1 чиновник на 291 человек); в 1950 г. — 434 тыс. человек (1 чиновник на 116 человек); в 1960 г. — 380 тыс. человек (1 чиновник на 137 человек); в 1970 г. — 493 тыс. человек (1 чиновник на 112 человек); в 1980 г. — 547 тыс. человек (1 чиновник на 103 человека) (Civil Service Statistics, 1993, p. 46). Аналогичное развитие событий имело место и в других странах, причем численный рост бюрократического аппарата сопровождался его организационно–структурным усложнением — появлялись новые министерства, департаменты, агентства, службы, отделы и т. д.

В современных социальных науках наиболее ценный и всесторонний анализ государственного аппарата предоставляет теория общественного выбора. Данная субдисциплина, находясь между экономикой и политологией, объединяя концепции экономического и политического человека, основывается на использовании методологии экономической науки для исследования политической сферы

Предопределенный указанными транзакционными издержками переход к практике заключения долгосрочных контрактов и породил специфическую систему отношений «наниматель – наемный работник» между представляющей государство политической властью и чиновниками, в которой четко регламентировались трудовые функции, порядок их исполнения, правила должностного поведения, управленческие и контрольные полномочия, оплата труда и иные вознаграждения. Историческое закрепление данной системы отношений в конечном итоге привело к формированию хорошо нам известной профессиональной бюрократической модели государственного управления.

енно подобный широкий подход, рассматривающий бюрократию в общем контексте социальных отношений, является отправной точкой для исследования проблем государственного управления школой общественного выбора, представляющей чиновников в качестве рациональных индивидов, поведение которых детерминировано особой системой институтов. Основы данной парадигмы «максимизирующего свою полезность бюрократа» были заложены в работах Г. Таллока «Политика бюрократии» и Э. Даунса «Внутри бюрократии», диагностировавших, в частности, тенденцию чиновников подменять общественные интересы, которым они призваны служить, своими собственными, а также их стремление к расширению влияния, увеличению доходов и сохранению должностей (Tullock, 1965; Downs, 1967). Но если отмеченные исследователи концентрировали свое внимание преимущественно на внутренней организации административного аппарата, то В. Нисканен создал экономическую теорию бюрократии, основываясь на анализе взаимодействия бюро с внешней социальной средой.

Исходным положением концепции В. Нисканена является утверждение о том, что если поведение бюрократов и отличается от действий должностных лиц в других организациях, то не вследствие иных персональных характеристик, а в результате специфических для бюро стимулов и ограничений. Важнейшее место в этой связи занимают как базовые свойства бюрократических организаций, — то, что их члены не приобретают никакой доли в разности между выручкой и затратами в качестве личного дохода; кроме того, некоторая доля текущих доходов бюро проистекает из источников, отличных от продажи выпуска в пересчете на единицу продукции, — так и особенности взаимодействия чиновников с политическим руководством страны.

ущность отмеченной двухсторонней монополии состоит в том, что правительство выступает в качестве единственного работодателя для чиновников, а бюрократы, в свою очередь, являются монопольными поставщиками государственных услуг. При этом данные отношения подразумевают, скорее, обмен обещанной продукции на бюджет, чем продажу продукции бюро по цене за каждую ее единицу, и характеризуются отсутствием между предпочтениями сторон единственного равновесия «бюджет — выпуск»

В этих условиях целью бюрократии становится максимизация дискреционного бюджета, то есть разности между общим бюджетом организации и минимальными затратами на ожидаемый политическими властями выпуск. Достижение данной цели идет не только посредством скрытой или отрытой конфронтации с политическим руководством, но и через сотрудничество, предполагающее совместный раздел дискреционного бюджета. Но поскольку ни бюрократы, ни политики не могут претендовать на этот бюджет как на личный доход, то данный излишек тратится иными служащими для собственных интересов различными способами: на дополнительные штаты, для собственных интересов различными способами: на дополнительные штаты, ремонт, замену мебели и оргтехники, офисные блага и т. д.

Следующим фундаментальным фактором, мешающим достижению парето-эффективного состояния в публичном секторе, является неделимость подавляющего числа государственных услуг. М. Олсон прекрасно пояснил эту проблему на примере Министерства иностранных дел. Так, в каждой стране есть подобное ведомство, цель которого состоит в поддержании независимости государства мирными средствами. Однако безопасность страны зависит не только от деятельности Министерства иностранных дел, но и от состояния международных отношений, полную ответственность за которое не может нести ни одна страна. Но даже если бы рассматриваемая страна была единственным «производителем» этого блага, Министерство иностранных дел не было бы единственным подразделением правительства или общественным институтом, причастным к этому. Кроме того, в рамках Министерства иностранных дел работают тысячи сотрудников, и как отделить работу конкретного чиновника от труда его многочисленных коллег? (Олсон, 2004, с. 38–39). Вследствие подобной неделимости государственных услуг очень трудно четко сопоставить затраты на деятельность правительства, итоги его работы и вклад отдельных подразделений (сотрудников) в полученный результат, а соответственно, и прийти к оптимальному соотношению вложенных ресурсов и выхода в форме определенного объема и качества государственных услуг.

 

Таким образом, приведенный нами экономический анализ функционирования административного аппарата государства показывает, что ключевой проблемой является не патология конкретных чиновников, а создание такой системы стимулов и ограничений, которая бы способствовала максимизации социальной эффективности бюрократии, в идеале — достижению парето-эффективного соотношения между произведенным данной организацией продуктом и расходами общества на ее содержание.

 

ТОВ