Стойкий духом

Однажды утром, через три месяца после возвращения Ашадэви и Камлеш в Калькутту, Бапуджи оделся во все новое и как раз собирался выйти из комнаты, когда услышал, что Дададжи зовет его:

- Свами! Иди сюда.

Дададжи почти никогда не выходил из комнаты, когда наступало время его медитации. Решив, что дело срочное и важное, Бапуджи бросился к Дададжи, поклонился и встал перед ним со сложенными руками. Дададжи был серьезен.

- Сними эту одежду и никуда не уходи. Приготовь два ведра горячей воды для купания, - сказал он.

Прежде чем Бапуджи успел попросить хоть как-то объяснить этот странный приказ, Дададжи уже снова сидел у себя в комнате, погруженный в медитацию.

Полный самых разнообразных предположений, Бапуджи вернулся к себе в комнату, переоделся в старую одежду и стал греть воду. «Зачем Дададжи понадобилась сегодня горячая вода? Он пользуется только холодной. И, кроме того, обычно он совершает омовение не в это время».

Только Бапуджи собирался отнести Дададжи горячую воду, как почтальон принес ему телеграмму из Калькутты. Бапуджи открыл телеграмму и прочел. В ней содержалось известие о смерти Камлеш. Новость подкосила его. Он повалился на пол, обхватил голову руками и громко зарыдал.

Услышав рыдания Бапуджи, Дададжи подошел к нему и спросил:

- Свами, что с тобой случилось? Почему ты ревешь, точно сумасшедший?

Сквозь рыдания Бапуджи смог только проговорить: «Камлеш!» - и протянуть Дададжи телеграмму.

Даже не взглянув на телеграмму, Дададжи сказал:

- Я знаю, сын мой. Но разве из-за этого нужно так убиваться?

От этих слов Бапуджи расплакался еще сильнее. Тогда Дададжи сказал:

- Свами, я предупреждал тебя с самого начала, что если ты слишком сильно привяжешься к своей матушке и сестре, то однажды тебе придется лить слезы.

Эти слова тоже произвели на Бапуджи обратное действие, и он разразился еще более громкими рыданиями. Видя, что слезы Бапуджи не иссякают, Дададжи принялся ласково утешать его и гладить по голове. Это успокоило Бапуджи, и скоро он перестал плакать и взял себя в руки.

- Ты приготовил горячую воду? – спросил Дададжи.

- Да, - кивнул Бапуджи.

Тогда Дададжи велел ему пойти принять ванну. Бапуджи удивленно взглянул на Дададжи и спросил:

- Гуруджи, разве эта вода не нужна Вам самому?

- Мне ванна не требуется, - ответил Дададжи и ушел к себе в комнату.

Смерть Камлеш стала почти невыносимым потрясением для Бапуджи. Он не ел три дня. Когда он отказался от пищи и на четвертый день, подававшие на стол женщины забеспокоились и рассказали обо всем Дададжи. Дададжи пришел в комнату Бапуджи и принялся утешать его с глубочайшей нежностью. Он сел напротив Бапуджи и стал кормить его, увещевая и упрашивая, словно мать, кормящая ребенка. Поддавшись чарам любви Дададжи, Бапуджи покорился и начал есть. Постепенно Бапуджи справился с потрясением и снова погрузился в дела и служение Дададжи.

Однако всего через три месяца из Калькутты пришла вторая телеграмма, на этот раз с известием о смерти матушки Ашадэви. Бапуджи был сломлен. Он снова катался по полу, стеная и горько плача, и снова только утешения Дададжи смогли вернуть ему спокойствие духа.

В обоих трагических случаях Дададжи оставался спокоен. Был ли он бессердечен? Нет, дело не в этом. Его сердце было исполнено сострадания и милосердия, и все же он сохранял невозмутимость, даже в самые тяжелые времена. Он был истинным стхитапраджней[46], преисполненным любви и нежности, и все же неподвластным мирским заботам.

 

Божественное тело

Бапуджи по-прежнему ничего не знал о том, как жил Дададжи после принятия аскетизма. Однажды он решился спросить:

- Гуруджи, а в йогу Вас посвятил тоже Гуру Бхагаван? Мне так кажется, потому что как-то раз Вы говорили, что Вашего гуру зовут Бхагаван, а его дом – Кайлаш.

- Твоя догадка верна, - кивнул Дададжи. Теперь, когда у Бапуджи появился ключ, он обрушил на Дададжи целый шквал вопросов.

- Когда Вы приняли санньясу? От кого? Где? Когда и как Вы получили посвящение в йогу от Гуру Бхагавана? Пройдя посвящение, где Вы занимались йога-садханой[47]?

Дададжи понял, что Бапуджи не отстанет с расспросами, пока не узнает все во всех подробностях, поэтому коротко рассказал любимому ученику следующее:

- Уйдя из дому, я получил санньяс-дикшу (посвящение) от Свами Пракашананджи. После этого целый год я бродил по всей Индии, посещая все главные места паломничеств. Однажды в Харидваре[48] я сидел на возвышении неподалеку от храма Господа Шивы на берегу священного Ганга. Внезапно из ниоткуда появился Гуру Бхагаван. Я тут же узнал его и поклонился ему в ноги. Он сказал, что теперь я готов, и он пришел посвятить меня в йогу. Он провел меня в храм. Там никого не было, даже священнослужителя. Мы прошли во внутренние помещения храма рядом с шивалингамом[49]. Он посвятил меня в йогу и велел найти безлюдное место и в одиночестве заниматься там садханой (духовной дисциплиной). В то же мгновение Гуру Бхагаван исчез, прямо у меня на глазах.

После этого я поселился в лачуге в лесу рядом с Ришикешем, занимаясь садханой, как он и завещал. Раз в день я получал бхикшу (бесплатную пищу) из местной аннакшетры (благотворительной кухни). Так я занимался садханой полные семнадцать лет. Потом, двадцать месяцев назад, я пришел в Бомбей. Но перед уходом в Бомбей это тело перешло к новой душе.

 

Бапуджи тут же перебил его:

- Душа сменилась? Что это значит?

- Сейчас ты не сможешь понять ответа на этот вопрос. Я объясню когда-нибудь потом.

Дададжи сказал, что занимался садханой неподалеку от Ришикеша семнадцать лет. На это Бапуджи спросил:

- Гурудэв, чтобы добиться совершенства в йоге, нужно так много времени?

- Даже больше, - ответил Дададжи. – После семнадцати лет садханы человек только освобождается от физических уз.

- Что это значит? – спросил Бапуджи. – Намеренный выход из тела?

- Нет. Освободиться от физических уз - значит преодолеть влияние голода, жажды, сна, усталости, жары и холода. Если человек этого добился, значит, он очистился телом.

- Теперь я понимаю, почему Вы никогда не спите, а только сидите, погруженный в медитацию! И почему даже в самый лютый мороз Вы носите только каупину (набедренную повязку). Но ведь Вы едите, хотя и совсем немного. Почему?

- Ни голод, ни жажда не мучат меня. Я принимаю немного пищи, чтобы соблюсти обычай, и выпиваю немного воды, чтобы ополоснуть рот.

- Гурудэв, когда йог избавляется от этих уз, он зовется освобожденным?

- Нет. Преодоление физических уз помогает лишь очистить тело. Когда йог обретает совершенное тело, тогда он становится освобожденным, сиддхой. Сиддхой становится только тот, кто одержал победу над болезнью, старением и смертью. О йоге, преодолевшем эти три последних человеческих ограничения, говорят, что он обладает божественным телом. В Шветашватара-Упанишаде оно описано так:

«На тасья рого, на джара, на мритьюху,

Праптасья йогагнимайя шарирам» (глава 2, стих 12).

«Ни болезнь, ни старость, ни смерть не коснется

Обретшего тело, наполненное огнем йоги».

 

Тогда Бапуджи спросил:

- Ваше тело – божественное?

- Нет, не божественное. Ты видишь, что этому телу шестьдесят лет. Хотя благодаря очищению через практику йога-садханы оно и выглядит лишь на сорок, все же на нем заметны следы старения.

- Вам шестьдесят?

- Нет, лишь год и три четверти.

- Как такое может быть? Вашему телу шестьдесят лет, а Вам всего год и три четверти?

- Сын мой, мой возраст в этом теле – всего год и три четверти. Но ты постигнешь это лишь в будущем, не теперь. Помнишь тот день, когда ты так горько плакал, потому что не получил мою фотографию? Я показал тебе это тело в окружении слабого сияния, и ты увидел его своим внутренним взором. Я тогда сказал тебе, что тело, которое ты видишь внутренним взором, как и то, которое ты видишь своими физическими глазами, не есть мой истинный образ.

Тогда Бапуджи спросил:

- Значит, божественное тело выглядит, как тело ребенка, которому год и три четверти? Ваш истинный образ – божественное тело?

- Божественное тело напоминает девятнадцатилетнего юношу, и так выглядит мой образ, - ответил Дададжи.

- Если Ваш истинный образ – образ девятнадцатилетнего, значит, это мой возраст! Когда мне выпадет счастье увидеть Ваш истинный образ? – спросил Бапуджи. – Скоро ли Вы благословите меня его лицезрением?

- В будущем я непременно покажу тебе свой истинный образ. Но будь терпелив. Все должно происходить в надлежащее время и не раньше. Только так пристало.

- О Гуруджи! Я нетерпелив по природе своей, и когда Вы оставляете все объяснения на будущее, мое нетерпение только растет!

-Не страшно, что ты любишь мой образ. Мне нравится твоя привязанность ко мне. Но ты обретешь больше счастья, если откажешься от любви и привязанности к моему образу и станешь уделять больше внимания тому, чему я учу тебя. Если ты будешь жить по тем принципам, которым я тебя учу, ты станешь воплощением блаженства!

Услышав это, Бапуджи притих.

Дело опять повисло в воздухе, и до поры Бапуджи не стал больше настаивать на том, чтобы Дададжи показал ему свой истинный образ, но продолжил расспросы в другом направлении:

- Гуруджи, я не понимаю одного: Вы сказали, что после семнадцати лет йога-садханы в Ришикеше Вы достигли телесного очищения. Затем Вы пришли в Бомбей. Вскоре после этого я впервые встретил Вас. Значит ли это, что за тот последний год Вы завершили йога-садхану и обрели божественное тело? Если это так, зачем Вы сохраняете тело, достигшее лишь частичного очищения? Почему Вы не сбросите его и не примете свой истинный образ? Тогда бы я смог немедленно увидеть его.

- Сын мой, я буду оставаться в этом теле, пока оно необходимо мне для выполнения определенных задач. Сиддха-йог может принять не только один или два образа, но даже пять, десять, двадцать пять или тысячу. Я оставлю этот ложный образ, когда он послужит своей цели.

- Разве Вы не можете совершить необходимую работу в божественном образе?

- Да, божественное тело способно без труда выполнить любую работу. Но лучше использовать образ, соответствующий работе. Обычная работа требует обычного образа, необычайная работа требует необычайного образа. Я пришел сюда, чтобы выполнять работу обычного свойства, поэтому я в этом обычном, хотя и очистившемся теле.

- Гуруджи, Вы сказали, что сиддхи может принять множество образов, если того пожелает. Как он это делает?

- Существуют разные способы. Он может создать новое тело, просто пожелав. Или же он может вселиться в тело другого человека и овладеть им. Если другой человек мертв, сиддха может оживить тело, вселившись в него. А если человек жив, сиддха может подчинить себе его душу и осуществить свою цель через него. Эти два способа вселиться в тело другого человека называются пара-кайя правеша, или переселение. Еще один способ – это воплощение. Если сиддха-йог желает провести на земле целую жизнь, трудясь на благо других душ, он рождается в доме какого-нибудь святого и так получает новое тело.

- Гуруджи, создать тело или родиться в новом теле представляется мне допустимым. Но мысль о том, чтобы вселиться в тело другого, не кажется мне правильной. Возможно, войти в тело другого живого человека – допустимо, но мертвое тело кажется мне совершенно непригодным, оно же воняет! Зачем сиддхе вселяться в смердящий труп? По-моему, это неприемлемо.

- Ты верно понял. Мертвое тело считается нечестивым. Но сиддха не вселяется в нечистый труп. Он вселяется только в тело человека, достигшего телесного очищения. Такое очистившееся тело не начинает разлагаться сразу же после смерти. Едва душа покидает тело, сиддха вселяется в него. Так как тело было мертво всего лишь мгновение, оно по-прежнему остается чистым. Поэтому даже этот способ переселения допустим.

- Если это тело – не Ваш истинный образ, то как Вы обрели его: путем переселения, сотворения или воплощения?

- Путем переселения в очистившееся тело, которое умерло.

- Кто был этот умерший йог?

- Я, я сам.

- Я не понимаю. Вы говорите, Вы – мертвый йог, умерший в очистившемся теле, и Вы же сиддха-йог, вселившийся в это тело! Как такое возможно?

- Свами, ты не сможешь понять эту тайну умом. Такие тайны можно постичь, только получив особый опыт. В будущем, когда ты наберешься необходимого опыта, подлинная тайна откроется тебе.

- Гуруджи, почему Вы откладываете все разгадки на будущее?

- Потому что пока ты не готов понять.

- Когда я буду готов?

- Ученик не готов до тех пор, пока он не верит в своего гуру с той же силой, что и в Бога.

- Я считаю Вас Богом!

- Ты и правда относишься ко мне с большой любовью и высочайшим почтением, но чувства, которые ты ко мне испытываешь, подобны чувствам сына к отцу. Тебе понадобятся годы и годы опыта, чтобы постичь божественную любовь и веру.

- Мне придется ждать много лет, прежде чем я смогу увидеть Ваш истинный образ?

- Да.

- Если так должно быть, я проживу все эти годы в ашраме, ожидая, когда мне можно будет увидеть и узнать Ваш истинный образ. Будь что будет, но я никогда не покину Вас!

- Тебе придется покинуть этот ашрам, как и меня. Здесь ты не сможешь увидеть и узнать мой истинный образ.

- Где же я узнаю его?

- В моем поле.

- А где Ваше поле?

- Мое поле – Шивакшетра, Сиддхакшетра[50].

- Где оно находится?

- Ты узнаешь в будущем.

- Гуруджи! Невыносимо ждать, пока получишь все объяснения в будущем. Быть может, я не готов узреть Ваш истинный образ, но неужели я не готов даже узнать место, где я его узрю?

-Что же, хорошо, я отвечу на твой вопрос одной строфой. Когда ты поймешь ее, можешь считать, что ты готов. Шлока (строфа) звучит так:

«Ахам йогатмавишрута нана рупадхара хара

Чатушпутра сиддхакшетра аштавиншаватара» [51].

Поразмышляй над смыслом этой санскритской шлоки (стиха). Когда ты поймешь ее в совершенстве, ты поймешь мой истинный образ. И ты поймешь, в каком месте ты увидишь его.

Бапуджи тут же записал эту строфу в свой дневник, чтобы не забыть.