Студопедия — Акафист Святому праведному отроку Артемию, Веркольскому чудотворцу Клуб православной семьи: http://vk.com/club43902602 18 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Акафист Святому праведному отроку Артемию, Веркольскому чудотворцу Клуб православной семьи: http://vk.com/club43902602 18 страница






- Я знаю, - лихорадочным шепотом заговорила Ксения Георгиевна, зябко

обхватив себя за плечи. - Все это неправда. Он не мог совершить кражу. И ты,

Афанасий, тоже на такое не способен. Я обо всем догадалась. Вы хотите спасти

Мику. Я не прошу рассказывать, что именно вы задумали. Скажи только - я

правильно догадалась?

- Да.

Она и в самом деле меня больше ни о чем не спрашивала. Опустилась на

колени перед иконой и стала класть земные поклоны. Я никогда раньше не

видел, чтоб ее высочество проявляла такую набожность, даже в детстве.

Кажется, она еще и что-то шептала - вероятно, молитву, но слов было не

разобрать.

Ксения Георгиевна молилась невыносимо долго. Полагаю, никак не менее

получаса. А я стоял и ждал. Только убрал бутылку виски в саквояж. Не

оставлять же ее было в комнате великой княжны?

Лишь когда в доме все стихло и из парка, громко переговариваясь,

вернулись преследователи, ее высочество поднялась с колен. Подошла к

секретеру, зазвенела там чем-то, а потом подозвала меня.

- Держи, Афанасий. Вам понадобятся деньги. У меня нет, сам знаешь. Но

вот опаловые серьги и бриллиантовая брошь. Они мои собственные, не

фамильные. Эти вещи можно продать. Наверное, они стоят много.

Я попытался возражать, но она и слушать не стала. Чтобы не ввязываться

в долгий спор, который сейчас был бы совсем не ко времени, я взял

драгоценности, твердо пообещав себе, что верну их ее высочеству в целости и

сохранности.

Затем Ксения Георгиевна вынула из шкафа длинный шелковый кушак от

китайского халата.

- Привяжи это к шпингалету и спускайся. До земли он не достанет,

придется прыгать. Но ведь ты храбрый, ты не побоишься. Храни тебя Господь.

Она перекрестила меня и вдруг поцеловала в щеку - я даже растерялся. И,

верно от растерянности, спросил:

- Не передать ли что-нибудь господину Фандорину?

- Что я его люблю, - коротко ответила ее высочество и подтолкнула меня

к окну.

До земли я добрался без членовредительства. Парк преодолел тоже без

приключений. У ограды, за которой располагалась Большая Калужская улица,

почти пустая в этот вечерний час, остановился. Выждал, когда поблизости не

будет прохожих, и очень ловко перебрался на ту сторону - в искусстве лазания

через заборы я определенно добился немалых успехов.

Однако как действовать дальше, было неясно. Денег у меня так и не

появилось, даже извозчика не наймешь. И куда, собственно, ехать?

Я остановился в нерешительности.

По улице брел мальчишка-газетчик. Совсем еще недоросток, лет девяти.

Кричал что было мочи, хотя покупать его товар здесь вроде бы было некому:

- Свежий "Грошик"! Газета "Грошик!" Газета объявлений! Кому кавалера, а

кому неве-есту! Кому квартеру, а кому хорошее ме-есто!

Я встрепенулся, вспомнив о пари с Фандориным. Зашарил по карманам в

надежде отыскать завалявшийся медный грош или копейку. За подкладкой лежало

что-то круглое, плоское. Старинная серебряная монетка, петровский алтын.

Ну да ничего, авось в темноте не заметит.

Я подозвал газетчика, выдернул у него из сумки сложенный листок, кинул

в кружку серебро - зазвенело не хуже, чем медь. Мальчишка как ни в чем не

бывало поплелся дальше, выкрикивая свои неуклюжие вирши.

Подойдя к фонарю, я развернул серую бумагу.

И увидел - на первой же полосе, прямо посередине, вершковыми буквами:

 

Мой орел! Алмаз мой яхонтовый! Прощаю. Люблю. Жду весточки.

Твоя Линда.

Пиши на Почтамт, предъявителю казначейского билета э 137078859

 

Оно, то самое! Никаких сомнений! И ведь как ловко составлено - никому

постороннему, кто про алмаз и обмен не знает, и в голову не придет!

Но увидит ли Фандорин эту газету? Как ему сообщить? Где его теперь

искать? Вот незадача!

- Ну как? - раздался из темноты знакомый голос. - Вот что значит

н-настоящая любовь. Это страстное объявление напечатано во всех вечерних

газетах.

Я обернулся, потрясенный такой счастливой встречей.

- Ну что вы, Зюкин, так удивились? Ведь ясно было, что, если вы сумеете

выбраться из дому, то полезете через ограду. Я т-только не знал, в каком

именно месте. Пришлось ангажировать четырех газетчиков, чтобы разгуливали

вдоль забора и погромче выкрикивали про частные объявления. Вы непременно

должны были клюнуть. Все, Зюкин, пари вы проиграли. Плакали ваши

замечательные подусники с бакенбардами.

 

17 мая

 

Из зеркала на меня смотрела одутловатая, пухлогубая физиономия с

намечающимся двойным подбородком и противоестественно белыми щеками.

Лишившись усов, расчесанных бакенбардов и пышных подусников, мое лицо словно

бы вынырнуло из-за облака или из тумана и предстало передо мной голым,

очевидным и незащищенным. Я был потрясен этим зрелищем - казалось, я вижу

самого себя впервые. В каком-то романе я читал, что человек по мере прожитых

лет постепенно создает собственный автопортрет, нанося на гладкий холст

своей доставшейся от рождения парсуны узор из морщин, складок, вмятин и

выпуклостей. Как известно, морщины могут быть умными и глупыми, добрыми и

злыми, веселыми и печальными. И под воздействием этого рисунка, наносимого

самой жизнью, одни с годами становятся красивее, а другие уродливее.

Когда прошло первое потрясение и я пригляделся к автопортрету

повнимательней, то понял, что не могу с определенностью сказать, доволен ли

я этим произведением. Складкой у губ, пожалуй, да: она свидетельствовала о

жизненном опыте и безусловной твердости характера. Однако в широкой нижней

челюсти угадывалась угрюмость, а обвисшие щеки наводили на мысль о

предрасположенности к неудачам. Поразительнее всего было то, что удаление

растительности изменило мою внешность куда больше, чем давешняя рыжая

борода. Я вдруг перестал быть великокняжеским дворецким и сделался каким-то

комом глины, из которого теперь можно было слепить человека любого

происхождения и звания.

Однако Фандорин, изучавший мое новое лицо с видом ценителя живописи,

кажется, придерживался иного мнения. Отложив бритву, он пробормотал как бы

самому себе:

- Вы плохо поддаетесь маскировке. Важность осталась, чопорная складка

на лбу тоже никуда не делась, и посадка г-головы... Хм, Зюкин, вы на меня

совсем непохожи, ни чуточки - разве что рост примерно совпадает... Ну да

ничего. Линд знает, что я мастер по части перевоплощений. Столь очевидное

несходство как раз может укрепить его людей в уверенности, что вы - это я.

Кем бы вас нарядить? Пожалуй, сделаем вас чиновником, класса этак

шестого-седьмого. На меньший чин вы никак не смотритесь. П-посидите тут, я

схожу на Сретенку в магазин готового платья для военных и чиновников. Заодно

и себе что-нибудь присмотрю. У нас в России человеку легче всего спрятаться

за мундиром.

Вчера вечером, в той же газете "Грош", где поместил свое развязное

объявление доктор Линд, Эраст Петрович нашел извещение о сдаче квартиры:

 

Сдается на коронацию квартира из семи комнат с обстановкой, посудой и

телефоном. У Чистых прудов. 500 рублей. Возможно пользование прислугой за

отдельную плату. Архангельский пер., дом стат. сов-цы Сухоруковой. Спросить

в швейцарской.

 

Количество комнат показалось мне чрезмерным, а цена - с учетом того,

что коронационные торжества уже почти закончились - невообразимой, но

Фандорин меня не послушал. "Зато близко от почтамта, " - сказал он. И еще до

исхода вечера мы обосновались в хорошей барской квартире, расположенной на

первом этаже нового каменного дома. Швейцар был так рад получить плату

вперед, что даже паспортов не спросил.

Выпив чаю в пышно, но довольно безвкусно обставленной столовой, мы

обсудили план дальнейших действий. Впрочем, наша беседа скорее являла собой

монолог Фандорина, я же в основном слушал. Подозреваю, что для Эраста

Петровича так называемое обсуждение было просто размышлением вслух, а

обращения ко мне за мнением или советом следовало считать не более чем

фигурами речи.

Правда, начал разговор именно я. Демарш Линда и обретение крыши над

головой подействовали на меня самым ободряющим образом, так что от прежнего

уныния не осталось и следа.

- Дело кажется мне не таким уж сложным, - объявил я. - Мы отправим

письмо с изложением условий обмена и займем наблюдательный пост близ окошка,

где выдают корреспонденцию для востребования. Когда появится предъявитель

казначейского билета, мы незаметно за ним проследим, и он выведет нас к

новому убежищу Линда. Вы сами говорили, что у доктора осталось всего два

помощника, так что справимся и сами, без полиции.

На мой взгляд, план был весьма дельный, однако Фандорин взглянул на

меня так, будто я сморозил какую-то глупость.

- Вы недооцениваете Линда. Фокус с предъявителем имеет совсем иной

смысл. Доктор, конечно, ожидает, что я стану выслеживать его г-гонца. Линду

наверняка уже известно, что я веду собственную игру и что власть мне больше

не помогает, а наоборот, за мной охотится. То, о чем знает вся городская

полиция, секретом уже не является. Стало быть, Линд думает, что я действую в

одиночку. Я буду сидеть на почтамте, высматривая докторова связного, а тем

временем кто-то другой высмотрит меня. Ловец сам попадет в ловушку.

- Как же быть? - растерянно спросил я.

- Идти в ловушку. Д-другого способа нет. Ведь у меня есть козырь, о

котором Линд не догадывается. Этот козырь - вы.

Я приосанился, потому что, не скрою, слышать такое из уст

самодовольного Фандорина было приятно.

- Линд не знает, что у меня есть п-помощник. Я загримирую вас таким

хитрым образом, что вы будете похожи - нет, не на Фандорина, а на

загримированного Фандорина. Мы с вами почти одного роста, и это самое

г-глав-ное. Вы существенно корпулентней, но это можно скрыть за счет

просторной одежды. Всякий, кто слишком долго будет торчать подле

пресловутого окошка, вызовет подозрение, что он-то и есть замаскированный я.

- Однако при этом нетрудно будет опознать и человека Линда - ведь он

тоже станет, как вы выразились, "торчать" где-то неподалеку.

- Вовсе необязательно. Люди Линда могут с-сменяться. Мы знаем, что у

доктора осталось по меньшей мере два помощника. Они меня интересуют почти

так же, как сам Линд. Кто они? Как выглядят? Что нам про них известно?

Я пожал плечами:

- Ничего.

- К сожалению, это действительно так. Спрыгнув в

подземный склеп усыпальницы, я не успел ничего разглядеть. Как вы,

должно быть, помните, на меня сразу накинулся тот увесистый господин,

к-которому я был вынужден раздавить шейную артерию. Пока я с ним возился,

Линд успел ретироваться, так и сохранив полнейшее инкогнито. Что же все-таки

хотела сообщить нам про него Эмилия? "Это..." Что "это"? Он недовольно

поморщился.

- Да что гадать. Про п-помощников же можно сказать только одно. Кто-то

из них русский, или во всяком случае много лет прожил в России и в

совершенстве владеет языком.

- С чего вы взяли?

Эраст Петрович взглянул на меня с сожалением.

- Текст объявления, Зюкин. По-вашему, иностранец написал бы про "алмаз

яхонтовый"?

Он встал, прошелся по комнате. Достал из кармана нефритовые четки,

пощелкал зелеными шариками. Пе знаю, откуда эти четки взялись - вероятно, из

саквояжа. Оттуда же несомненно появилась и белая рубашка с отложным

воротником, и легкий кремовый пиджак. А бутылка виски, подарок мистера

Фрейби, перекочевала из саквояжа на буфет.

- Завтра, а в-верней уже сегодня, у нас с Линдом состоится решительное

сражение. Мы оба это понимаем - и я, и он. Ничья исключается. Такова уж

особенность нашего т-товарообмена: каждый твердо намерен забрать все, ничем

при этом не поступившись. Что такое в нашем случае означала бы "ничья"? Мы с

вами спасаем заложников и лишаемся "Орлова". - Фандорин кивнул на саквояж,

куда накануне он спрятал камень. - Линд остается жив, я тоже. Это не

устраивает ни его, ни меня. Нет, Зюкин, ничьей не будет.

- А вдруг мадемуазель и Михаил Георгиевич уже мертвы? - произнес я

вслух то, чего страшился больше всего.

- Нет, они живы, - уверенно заявил Фандорин. - Линд отлично знает, что

я не д-дурак - камня не отдам, пока не удостоверюсь в том, что заложники

живы. - Он еще разок щелкнул четками и спрятал их в карман. - Стало быть,

действуем так. Вы в к-качестве мнимого Фандорина следите за окошком. Люди

Линда следят за вами. Истинный Фандорин следит за ними. Все очень просто, не

правда ли?

Его самоуверенность вселила в меня надежду, но в то же время и

взбесила. Именно в эту минуту мучительное сомнение, терзавшее меня со

вчерашнего вечера, разрешилось: я не стану передавать ему слова Ксении

Георгиевны. Господин Фандорин и без того слишком высокого мнения о своей

персоне.

Он сел к столу и, немного подумав, набросал несколько строк

по-французски. Я смотрел ему через плечо.

Для меня, в отличие от Вас, люди значат больше, чем камни. Вы получите

свой алмаз. Сегодня в четыре часа пополуночи привозите мальчика и женщину на

пустырь, что у поворота с Петербургского шоссе к Петровскому дворцу. Там и

совершим обмен. Я буду один. Сколько людей будет с Вами, мне безразлично.

Фандорин.

- Почему именно там и почему в такое странное время? - спросил я.

- Линду п-понравится: глухой предрассветный час, пустынное место. В

сущности это не имеет никакого значения. Дело решится раньше... Ложитесь

спать, Зюкин. Завтра у нас будет интересный день. А я схожу брошу письмо в

почтовый ящик на Почтамте. Корреспонденция, поступившая утром, выдается с

трех часов дня. Тогда вы и заступите на свой пост. Но сначала мы

п-преобразим вас до неузнаваемости.

От этих слов я поежился. И, как выяснилось, не напрасно.

 

 

X x x

 

 

Московский почтамт показался мне нехорош, с петербургским и не сравнить

- темноватый, тесный, безо всяких удобств для посетителей. Городу с

миллионным населением, на мой взгляд, следовало бы обзавестись главной

почтовой конторой непрезентабельней. Однако для моих целей

убожество этого казенного заведения оказалось очень даже кстати. Из-за

скученности и неважного Освещения мое бесцельное блуждание по залу меньше

бросалось в глаза. Фандорин вырядил меня коллежским советником Министерства

земледелия и государственных имуществ, так что смотрелся я важно. К чему бы

такому солидному человеку, с чисто выбритыми брылями, подпертыми крахмальным

воротничком, столько часов кряду фланировать меж обшарпанных стоек?

Несколько раз я как бы ненароком вставал у щербатого зеркала, чтобы

незаметнее наблюдать за приходящими. Чего греха таить - хотелось и себя

получше разглядеть.

По-моему, обличье особы шестого класса было мне очень даже к лицу. Я

словно родился при бархатных, украшенных золотым позументом петлицах и

Владимире на шее (орден был все оттуда же, из саквояжа). Никто из

посетителей не пялился на меня с удивлением или недоверием - чиновник как

чиновник. Разве что служитель, сидевший в окошке корреспонденции до

востребования, со временем стал бросать в мою сторону внимательные взгляды.

И то - ведь я маршировал мимо него с трех часов пополудни. А присутственные

часы на почтамте в коронационные дни по случаю обилия почтовых отправлений

были продлены аж до девяти, так что вышагивать мне пришлось долгонько.

Но служащий-то ладно, оно и Бог бы с ним. Хуже было то, что время шло

впустую. Никто из подходивших к окошку не предъявлял казначейских билетов.

Никто не вертелся поблизости подозрительно долго. Не заметил я и того, о чем

предупреждал Фандорин: чтобы кто-то выходил из зала, а затем появлялся в нем

вторично.

К исходу дня мною понемногу стало овладевать отчаяние. Неужто Линд

раскусил наш замысел и все сорвалось?

А без пяти минут девять, когда на почтамте уже готовились к закрытию, в

двери быстрой, деловитой походкой вошел седоусый, осанистый моряк в

темно-синей тужурке и фуражке без кокарды - по виду, отставной боцман или

кондуктор. Не глядя по сторонам, сразу направился к окну с надписью Poste

restante и пророкотал сиплым, пропитым голосом:

- Мне тут письмецо полагается. На предъявителя купюры за нумером... -

Он, порывшись, достал из кармана бумажку, дальнозорко отодвинул ее подальше

и прочел. - Один три семь нуль семь восемь восемь пять девять. Есть чего?

Я бесшумно приблизился, тщетно пытаясь унять дрожь в коленях.

Почтовый пялился на моряка во все глаза.

- Не было таких писем, - произнес он наконец после изрядной паузы. -

Ничего такого нынче не поступало.

Как не поступало? - мысленно ахнул я. А куда же оно делось? Неужто я

зря здесь битых шесть часов проторчал!

Заворчал и боцман:

- Ишь, гоняют старого человека почем зря. Тьфу!

Сердито зашевелил густыми бровями, провел рукавом по пышным усам и

зашагал к выходу.

Ясно было только одно - нужно следовать за ним. На почтамте более

оставаться незачем, да и присутствие закончено.

Я выскользнул на улицу и двинулся за стариком, держа внушительную

дистанцию. Впрочем, моряк ни разу не оглянулся. Он держал руки в карманах,

шел вроде бы не торопясь, вразвалочку, но при этом удивительно ходко - я

едва за ним поспевал.

Увлеченный слежкой, я не сразу вспомнил, что по плану мне отведена

совсем иная роль - подсадной утки. Нужно было проверить, не идет ли кто за

мной. Руководствуясь полученной инструкцией, я вынул из жилетного кармашка

часы, в которые Фандорин специально для этой цели вставил маленькое круглое

зеркальце, и сделал вид, что разглядываю циферблат.

Вот оно! Сзади, шагах в двадцати, шел подозрительный субъект: высокий,

ссутуленный, с поднятым воротником, в широком картузе. Он явно не сводил с

меня глаз. На всякий случай, я чуть повернул часы, чтобы осмотреть другую

сторону улицы, и обнаружил еще одного, не менее подозрительного - такого же

громилу и тоже проявлявшего недвусмысленный интерес к моей персоне. Неужто

клюнуло?

Сразу двое! А может быть, и сам доктор Линд неподалеку?

Видит ли все это Фандорин? Я-то роль наживки исправно исполнил, теперь

дело за ним.

Боцман повернул в переулок. Я - за ним. Те двое - за мной. Сомнений уже

не оставалось: они, голубчики, докторовы помощники!

Вдруг моряк свернул в узкую подворотню. Я замедлил шаг, охваченный

понятным смятением. Если те двое пойдут за мной, а Фандорин отстал или

вообще куда-то отлучился, очень вероятно, что живым мне из этой темной щели

не выбраться. Да и старик-то, похоже, не так прост, как показался вначале.

Неужто самому лезть в ловушку?

Не сдержавшись, я оглянулся в открытую. В переулке кроме двух бандитов

не было ни души. Один сделал вид, что рассматривает вывеску бакалейной

лавки, второй со скучающим видом отвернулся. И никакого Эраста Петровича!

Делать было нечего - двинулся в подворотню. Она оказалась длинной:

двор, потом еще арка, и еще, и еще. На улице уже начало смеркаться, а здесь

и подавно царила темень, но все же силуэт боцмана я бы разглядел. Только вся

штука была в том, что старик исчез, будто под землю провалился!

Не мог он так скоро преодолеть всю эту анфиладу. Разве что припустил

бегом, но в этом случае я услышал бы гулкий звук шагов. Или повернул в

первый двор?

Я замер на месте.

Вдруг откуда-то сбоку, из темноты, раздался голос Фандорина:

- Да не торчите вы тут, Зюкин. Идите не спеша и держитесь на свету,

чтобы они вас видели.

Окончательно перестав что-либо понимать, я послушно зашагал вперед.

Откуда взялся Фандорин? И куда делся боцман? Неужто Эраст Петрович уже успел

его оглушить и спрятать?

Сзади загрохотали шаги, отдаваясь под низким сводом. Вот они

участились, стали приближаться. Кажется, преследователи решили меня догнать?

Тут я услышал сухой щелчок, от которого разом вздыбились волоски на

шее. Этаких щелчков я наслышался предостаточно, когда заряжал револьверы и

взводил курки для Павла Георгиевича - его высочество любит пострелять в

тире.

Я обернулся, ожидая грохота и вспышки, но выстрела не последовало.

На фоне освещенного прямоугольника я увидел два силуэта, а потом и

третий. Этот самый третий отделился от стены, с неописуемой быстротой

выбросил вперед длинную ногу, и один из моих преследователей согнулся

пополам. Другой проворно развернулся, и я явственно разглядел ствол

пистолета, но стремительная тень махнула рукой - снизу вверх, под косым

углом - и язык огня метнулся по вертикали, к каменному своду, а сам

стрелявший отлетел к стене, сполз по ней наземь и остался сидеть без

движения.

- Зюкин, сюда!

Я подбежал, бормоча: "Очисти ны от всякия скверны и спаси души наша".

Сам не знаю, что это на меня нашло - верно, от потрясения.

Эраст Петрович склонился над сидящим, чиркнул спичкой.

Тут обнаружилось, что никакой это не Эраст Петрович, а знакомый мне

седоусый боцман, и я часто-часто заморгал.

- П-проклятье, - сказал боцман. - Не рассчитал удара. Все из-за этой

чертовой темноты. Проломлена носовая перегородка, и кость вошла в мозг.

Наповал. Ну-ка, а что с тем?

Он приблизился к первому из бандитов, силившемуся подняться с земли.

- Отлично, этот как огурчик. П-посветитека, Афанасий Степанович.

Я зажег спичку. Слабый огонек высветил бессмысленные глаза, хватающие

воздух губы.

Боцман, который все-таки был никем иным как Фандориным, присел на

корточки, звонко похлопал оглушенного по щекам.

- Где Линд?

Никакого ответа. Только тяжелое дыхание.

- Ou est Lind? Wo ist Lind? Where is bind? - с перерывами повторил

Эраст Петрович на разных языках.

Взгляд лежащего уже был не бессмысленным, а острым и злым. Губы

сомкнулись, задергались, вытянулись трубочкой, и в лицо Фандорину полетел

плевок.

- Du, Scheissdreck! Kuss mich auf... (Ты, дерьмо! Поцелуй меня в...!

(нем.))

Хриплый выкрик оборвался, когда Фандорин коротко пырнул смельчака

прямой ладонью в горло. Злой блеск в глазах погас, голова глухо стукнулась

затылком о землю.

- Вы его убили! - вскричал я в ужасе. - Зачем?

- Он все равно ничего не скажет, а у нас очень м-мало времени.

Эраст Петрович вытер со щеки плевок, стянул с убитого куртку. Бросил

ему на грудь что-то белое, маленькое - я толком не разглядел.

- Скорей, Зюкин! Снимите свой мундир, бросьте. Наденьте это.

Он оторвал свои седые усы и брови, швырнул на землю боцманскую тужурку

и оказался под ней в полусюртуке с узкими погончиками, на фуражку прицепил

кокарду, и я вдруг понял, что фуражка вовсе не морская, а полицейская.

- Вам не хватает шашки, - заметил я. - Полицейский офицер не может быть

без шашки.

- Будет вам и шашка. Чуть п-позже. - Фандорин схватил меня за руку и

потащил за собой. - Быстрей, Зюкин, быстрей!

Жалко было бросать добротный мундир на землю, и я повесил его на ручку

ворот - кому-нибудь пригодится.

Эраст Петрович оглянулся на бегу:

- Орден!

Я снял с шеи Владимира, сунул в карман.

- Куда мы спешим? - крикнул я, бросившись вдогонку.

Ответа не последовало.

Мы выбежали из переулка обратно на Мясницкую, однако перед самым

почтамтом повернули в какие-то ворота. За ними оказался узкий каменный двор,

в который выходило несколько служебных дверей.

Утащив меня в угол, за большие мусорные ящики, доверху набитые

коричневой оберточной бумагой и обрывками шпагата, Фандорин вынул часы.

- Девять минут д-десятого. Быстро управились. Он наверняка еще не

выходил.

- Кто он? - спросил я, тяжело дыша. - Линд?

Фандорин сунул руку прямо в мусорный бак, достал оттуда узкий и длинный

сверток. Внутри оказались портупея и полицейская шашка.

- Наш знакомый из Poste restante. Это он, разве вы не поняли?

- Он - доктор Линд? - поразился я.

- Нет, это человек Линда. Все оказалось очень просто, проще, чем я

п-предполагал. И загадка с письмами разъясняется. Теперь понятно, почему

письма попадали в Эрмитаж без штемпеля. Почтовый служитель, работающий на

Линда - назовем этого человека для краткости Почтальоном - просто

подкладывал их в мешок с корреспонденцией для Калужской части. И наше с вами

сегодняшнее письмо тоже сразу попало к нему в руки. Он з-заметил, как вы

курсируете подле окошка и дал знать Линду, а тот подослал своих людей,

которые терпеливо д-дожидались вас на улице. Вернее, дожидались они

Фандорина, поскольку думали, что это я.

- Но...Но как вы обо всем этом догадались? Он самодовольно улыбнулся.

- Я сидел в чайной напротив почтамта. Ждал, пока вы выйдете за

человеком, который заберет п-письмо. Время шло, а вы все не выходили. Такая

медлительность со стороны Линда показалась мне странной. Ведь он

заинтересован во встрече не меньше, чем я. Из входивших в почтамт никто там

долго не задерживался и никого подозрительного я не заметил. Интересное

началось с появления двух известных вам господ, которые прибыли без четверти

четыре. Причем пришли они вместе, а затем разделились. Один сел в моей

чайной, через два стола, попросив по-немецки место подле окна. Г-глаз не

сводил с дверей почтамта, по сторонам не смотрел вовсе. Второй на минутку

заглянул в здание и присоединился к первому. Получалось, что вы обнаружены,

однако интереса к содержанию письма люди Линда почему-то не проявляют. Я

думал об этом довольно долго и в конце у меня возникла г-гипотеза. Перед

самым закрытием я отправился ее проверить. Вы видели, как Почтальон на меня

уставился, когда я назвался предъявителем казначейского билета? Это явилось

для него полнейшей неожиданностью, поскольку никакого предъявителя быть не

могло - уж он-то это знал доподлинно. Почтальон не совладал с мимикой и тем

самым себя выдал. Надо полагать, что он-то и есть русский помощник доктора,

составивший игривое объявление в газету. Именно Почтальон и выведет нас к

Линду.

- А что, если, встревоженный явлением загадочного боцмана, он уже

побежал предупредить доктора?

Фандорин посмотрел на меня, как на неразумного младенца.

- Скажите, Зюкин, вам когда-нибудь доводилось получать письма до

в-востребования? Нет? Оно и видно.

Почта хранит письмо или посылку в течение трех дней бесплатно, а затем

начинает начислять пеню.

Я подумал-подумал, но не обнаружил в этом обстоятельстве никакой связи

с высказанным мною опасением.

- Ну и что?

- А то, - терпеливо вздохнул Эраст Петрович, - что там, где принимают

плату, существует финансовая отчетность. Наш с вами п-приятель не может

уйти, пока не отчитается и не сдаст кассу - это выглядело бы чересчур

подозрительно. Вон та дверь - служебный выход. Минут через пять, самое

позднее, через десять, Почтальон выйдет оттуда и очень быстро отправится

прямиком к Линду. А мы пристроимся за ним. Очень надеюсь, что больше у

д-доктора помощников не осталось. Очень уж они мне надоели.

- Зачем вы убили того немца? - вспомнил я. - Только за то, что он в вас

плюнул? Ведь он был оглушен, беспомощен!

Фандорин удивился:

- Я вижу, Зюкин, вы меня считаете монстром почище Линда. С какой стати

я стал бы его убивать? Не г-говоря уж о том, что это ценный свидетель. Я

всего лишь усыпил его, и надолго, часа на четыре. Полагаю, этого времени

хватит, чтобы обоих г-голубчиков нашла полиция. Разве не интересная находка:

труп и рядом человек без сознания с револьвером в кармане. А я еще и оставил

свою визитную карточку с припиской "Это человек Линда".

Я вспомнил белую бумажку, которую Фандорин бросил бандиту на грудь.







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 305. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Выработка навыка зеркального письма (динамический стереотип) Цель работы: Проследить особенности образования любого навыка (динамического стереотипа) на примере выработки навыка зеркального письма...

Словарная работа в детском саду Словарная работа в детском саду — это планомерное расширение активного словаря детей за счет незнакомых или трудных слов, которое идет одновременно с ознакомлением с окружающей действительностью, воспитанием правильного отношения к окружающему...

Правила наложения мягкой бинтовой повязки 1. Во время наложения повязки больному (раненому) следует придать удобное положение: он должен удобно сидеть или лежать...

Условия приобретения статуса индивидуального предпринимателя. В соответствии с п. 1 ст. 23 ГК РФ гражданин вправе заниматься предпринимательской деятельностью без образования юридического лица с момента государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя. Каковы же условия такой регистрации и...

Седалищно-прямокишечная ямка Седалищно-прямокишечная (анальная) ямка, fossa ischiorectalis (ischioanalis) – это парное углубление в области промежности, находящееся по бокам от конечного отдела прямой кишки и седалищных бугров, заполненное жировой клетчаткой, сосудами, нервами и...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия